Сражение продолжалось всего пару часов, но положение казалось уже безнадежным.
Потеряв несколько человек при попытке штурма, испанцы изменили тактику. Они выдвинули вперед мушкетеров и начали планомерный обстрел баррикады. Защитники укрывались за камнями, однако сами уже не могли обстреливать конкистадоров, которые мало-помалу приближались.
Через некоторое время испанцы настолько сблизились с баррикадой, что смогли за ней укрываться. Фактически, по одну сторону сваленных в кучу камней находились инки, а по другую — конкистадоры. Обе стороны готовились к тому, чтобы откинуть противника в противоположную сторону.
Команды к атаке прозвучали одновременно. Воины с обеих сторон распрямились и произвели залпы: одни — из мушкетов, другие — из пейнтбольных маркеров. Обеим сторонам были нанесены серьезные потери, однако наибольшие потери понесли защитники Теночтитлана.
Граф Орловский понял, что необходимо отступить, иначе испанцы пройдут по их трупам.
— Отступаем! — крикнул он.
Инки, пригибаясь и отстреливаясь на ходу, побежали. Среди камней осталось с десяток скрюченных тел. С той стороны баррикады раздались торжествующие крики на испанском. Вскоре испанцы взобрались на баррикады, затем стали спускать со стороны города. Путь в Теночтитлан был открыт.
В этот момент по мрукси передали:
«Вниманию моих поклонников. Я, солнечный бог Виракоча, прошу главнокомандующего инкскими войсками графа Орловского срочно прибыть в храм. За заслуги в деле защиты родины от иноземных посягателей я, солнечный бог Виракоча, намерен забрать графа Орловского с собой на солнце.»
Взгляды инков обратились на своего главнокомандующего, которому была оказана столь высокая честь.
— Занимайте дома, оборудуйте в них позиции! — поспешил крикнуть Орловский, указывая на ближайшие к мосту здания.
Солдаты кинулись исполнять указание.
К этому времени Портальто, Араульто и Атасиу, выстроившие баррикады на других мостах, находились уже подле графа. Они присоединились к Орловскому, когда стало понятно: испанцы предпримут штурм по одному направлению.
— Почему ты не идешь в храм солнечного божества, граф? — спросил графа Портальто. — Виракоча ожидает тебя.
— Подождет, — отрезал Орловский.
Они вбежали в ближайший дом, служивший бутиком модной одежды, и заняли боевые позиции. Вернее, позиции заняли храмовые служители, у которых имелись пейнтбольные маркеры, остальные воины прикрывали тылы.
— Шариков остается мало, — пожаловался один их храмовых служителей.
— Где вы их берете? — спросил Орловский.
— В храме.
— Почему не взяли больше запасов?
— Мы забрали все, что имелось.
Орловский выругался про себя. Пополнение боезапаса следовало обсудить с Андреем, который наверняка смог бы помочь, но теперь было поздно.
Между тем испанцы преодолели баррикаду и приближались.
— Граф, вам пора в храм, — напомнил Атасиу. — Вы не можете ослушаться Виракочу.
— Граф Орловский отбывает в храм солнечного божества, — во всеуслышанье объявил Араульто. — Виракочи забирает его с собой на солнце.
Инки издали один дружный одобрительный вопль.
Граф Орловский, опустив голову, произнес:
— В мое отсутствие передаю всю полноту командования Атасиу.
— Спасибо, граф, — поблагодарил благородный туземец.
Орловский выбежал из бутика и направился в противоположную сторону — туда, где над храмом изгибалась солнечная дуга, в наступающих сумерках все более и более заметная.
В конце улицы граф обернулся. Испанцы добрались до домов, где засели инки. Видимо, боезапасы кончились у обеих сторон, поэтому сражались врукопашную. На Портальто набросились не менее четырех человек. Могучий туземец с рычанием отбивался от наседавших. Араульто изящно фехтовал на копьях с закованных в латы конкистадором. Атасиу предпочитал действовать обсидиановым мечом.
Увидев своих товарищей в опасности, Орловский почувствовал мощный выброс адреналина. Он выхватил из-за пояса звездчатую булаву, и ноги сами понесли его в гущу сражения.
Я выскользнул из солнечной дуги и запер за собой золотую решетку. Затем проскользнул по продолжавшему пустовать храму к выходу.
С противоположной стороны озера разворачивалось сражение. Испанцы, не имевшие численного превосходства, предпочитали не распылять силы, а штурмовать один из четырех мостов. И, кажется, преуспели.
С высокой храмовой лестницы я наблюдал перестрелку. Место сражения заволокло клубами дыма, вследствие чего видимость ухудшилась. Испанцы организовали наступление с почти непрерывной мушкетной стрельбой. Непрерывность достигалась за счет того, что, выстрелив, конкистадоры передавали мушкеты назад по цепочке, для перезарядки, сами же в это время получали уже перезаряженное оружие. Таким способом испанцы смогли продвинуться вплотную к баррикаде.
Стрельба на недолгое время затихла, потом, как по команде, загрохотало вновь. Стороны произвели встречные залпы, в результате чего множество людей, раскинув руки, попадали наземь. Испанцы оказались удачливей — инки отступили. Мне показалось, что среди отступавших я заметил графа Орловского, но мне хотелось думать, что это другой человек.
Орловскому настала пора прийти в храм солнечного божества. Солнце начинало садиться. В принципе, мы не были привязаны к закату по времени и вполне могли подождать, но существовали другие риски. Например, риск того, что храмовые служители, занятые сейчас защитой Теночтитлана, возвратятся в храм. Кроме того, в храм могли наведаться испанцы. Большая часть их войска располагалась на противоположном холме, за озером. Однако, обойти озеро было делом нескольких часов: появись такое желание, конкистадоры появятся в храме еще до утра. Такой грандиозный храмовый комплекс сам по себе привлекал внимание. А тут еще висящая над храмом солнечная дуга — надо полагать, такого великолепия конкистадоры в своей Испании не видели.
«Ты способен оставить Григория здесь?» — спросил меня внутренний голос.
«Он знал, на что шел, — ответил я со всей возможной твердостью. — И знал, когда необходимо возвратиться. Я сообщил ему время и место встречи.»
«Он твой друг.»
«Вселенная может погибнуть», — сообщил я сакраментальное.
«Запрещенный прием», — пробормотал внутренний голос.
Пока мы беседовали, сражение развернулось уже на улицах Теночтитлана. Испанцы ворвались в город и очевидно теснили наших: графу Орловскому пора было появляться. Но он не появлялся.
Из-за близлежащего холма, по эту сторону озера, появились вооруженные люди. Их металлические доспехи блестели в лучах заходящего солнца. Я понял, что конкистадоры все-таки обошли озеро, но не по берегу, а по ближним холмам, чтобы до последнего момента оставаться незамеченными. В моем распоряжении оставалось минут пятнадцать. Стало очевидным, что дожидаться Орловского бесполезно: он не успеет. Если вообще намеревается прийти: воинские баталии, сопровождавшиеся значительным выбросом в кровь адреналина, могли оказаться милей спасения. Единственное, чего я не понимал, с какой стати Орловский принял завоевание испанцами Южной Америки ближе к сердцу, чем нашествие Наполеона на Россию. Возвращался бы в Петербург и воевал с Наполеоном, сколько душе заблагорассудится.
Думать о причинах, побудивших графа Орловского остаться в империи инков, стало совсем некогда. Я взбежал по лестнице в храм и быстрым шагом направился в кабинет Верховного жреца.
Двери в храме Виракочи не запирались. Я толкнул дверь ногой и оказался в знакомом кабинете, где не так давно подвергался допросам. Урумбо не обманул: в стене я обнаружил два рычага, побольше и поменьше. С некоторым усилиям я потянул за первый рычаг: где-то в глубине стен послышался бульк. Подождав с минуту, пока горючая жидкость не разольется по желобам (я надеялся, что все случится так, как пообещал Верховный жрец), я отжал второй рычаг.
Бегом я направился к выходу, желая посмотреть, что случится.
Даже не добегая я понял, что затея увенчалась успехом — но, лишь выбежав на лестницу, понял, насколько.
Желоб, ранее незаметный, окружал всю возвышенность, на которой находился храмовый комплекс. Теперь на месте этого желоба плясали языки пламени. В воздух поднималась копоть, поэтому происходившее за огненной стеной не было видно. По моим предположениям, испанцы должны были достигнуть возвышенности, на которой находился храм. Но перейти через огненную преграду было невозможно. Впрочем, испанцам этого и не требовалось: им, в отличие от путешественников во времени, спешить было некуда. А вот нам стоило поторопиться.
Я последний раз бросил взгляд на окружающий пейзаж. Передо мной расстилалось озеро с находящимся на нем Теночтитланом. Я стоял на верхней ступени лестницы, ведущей в храм солнечного божества Виракочи. Над головой сияла солнечная дуга — нечто совершенно невообразимое и нерукотворное. Вокруг холма чадила огненная полоса — явно дело рук человеческих.
В одно мгновение насладившись этой картиной, я поспешил в молельню. Пора было заделывать протечку во времени и убираться восвояси. Я никогда не был свидетелем вооруженного захвата священных храмов, но подозревал, что обнаруженным в них людям захват доставляет мало радости.
— Андрей!
Я остановился, как вкопанный.
— Ты???
— Я.
— Что ты здесь делаешь, Улайя?
— Жду тебя.
— Черт возьми, почему ты не ушла в джунгли, Улайя? Теперь уже поздно уходить. Когда горючая жидкость закончится, в храм войдут конкистадоры. Слушай меня, Улайя. Спрячься куда-нибудь, подальше. Следующей ночью выберешься их храма и уйдешь в джунгли. Ты меня поняла?
— Я хочу с тобой, Андрей.
— Куда?
— На солнце. Я подсмотрела, как ты сливался со солнечной дугой Виркочи. Ты и твои товарищи.
— Зачем тебе на солнце?
— Я люблю тебя, Андрей.
Вот напасть на мою голову! Я хочу сказать, что женщины — это напасть. Они возникают в самые неподходящие для этого моменты и исчезают в самые нужные. От женщин никакого проку. Мы получаем от них несколько минут счастья, а платить за них приходится годами раздражения. Неравноценный обмен!
— Прячься, я сказал.
— Если ты мне не веришь, я сделаю тебе минет.
— Ты уже делала сегодня.
— Я сделаю еще один.
— Извини, мне немножко некогда. Испанские конкистадоры стоят вокруг храма. Если тебе так хочется сделать кому-нибудь минет, сделай им.
Улайя выхватила из-за спины обсидиановый кинжал.
— Если не возьмешь меня на солнце, я покончу с собой, так и знай!
Я чертыхнулся и, проклиная свою доброту, кивнул:
— Хорошо, идем!
В молельне отпер решетку, затем предупредил:
— Я сольюсь с солнечной дугой, ты следом за мной. Не провались, там лестница.
И вошел в солнечную дугу. Следом за мной прыгнула в световой луч Улайя, и мы скатились по лестнице вниз.
Люська, увидел Улайю, вскрикнула. Этого-то я и опасался больше всего. Однако, новых криков не последовало. Я на мгновение расслабился, решив, что к Люське с опытом пришла женская мудрость, но поторопился. Что-то было не так.
Окинув взглядом помещение, я не обнаружил в нем Натали. Не только ее — отсутствовал также связанный Урумбо. В подвале находились Иван Платонович и Люська, а больше никого не было.
— Где они, Иван Платонович? — вскрикнул я. — Зачем вы развязали Урумбо? Куда подевалась Натали?
— Протечка, — коротко пояснил тесть. — Недосмотрели. Урумбо удалось подползти к протечке. Оттуда высунулся прозрачный щуп со светящимися отростками и утащил Верховного жреца. Я с дочей успел отпрыгнуть, а Натали не успела.
На глазах Люськи показались слезы.
— Бедная Натали!
— Почему бедная? — спросил я, хотя сам не был ни в чем уверен. — Просто Натали окажется на месте на полчаса раньше нас.
— Ты думаешь, дорогой? — просияла Люська.
— А вы, князь Андрей, новую бабу притащили, как погляжу? — заметил Иван Платонович.
— Будем считать, что приемную дочь. И вообще, это гуманитарная миссия, Иван Платонович, которая вас совершенно не касается. К слову, у нас очень мало времени. Я включил огненную защиту вокруг храма, но мне неизвестно, каковы храмовые запасы горючей жидкости. А спросить уже не у кого. Поэтому нам стоит поторопиться.
— Так поторопитесь, за чем дело стало? Аппарат-то при вас.
Я вытащил из кармана первертор и нажал пуск. Из отверстия первертора потекла розовая субстанция. Улайя с непривычки вскрикнула, но я притянул девчонку к себе, а другой рукой притянул Люську. Розовая субстанция продолжала вытекать, затем приступила к формированию.
Приняв биологические очертания, розовая субстанция превратилась в Пегого, который задал традиционный вопрос:
— Дойтить до протечка? Или опять полный швахомбрий?
— Дойтить, твою мать. Вот она, протечка, разве сам не видишь?!
Пегий оглянулся, увидел протечку и высоко подпрыгнул, едва не ударившись головой о потолок.
— Найтить протечка!
— Эй! — сказал я ему сурово. — Сначала нас закидывай в свои времена, понятно?
— Понимать, понимать! — закивал вытянутой мордой Пегий.
— Не обманешь, как в тот раз?
— Не обмануть.
Кенгуру вытянул из сумки тонкий небольшой диск и потер его. Из диска вынырнула зеленая спираль и сейчас же принялась удлиняться, ощупывая пространство. Когда спираль коснулась протечки, то сейчас же проникла в нее, затрепетав подобно отпущенной пружине. Из протечки поползли сверкающие блестки.
Протечка во времени явно готовилась принять нас в себя, после чего побледнеть и исчезнуть, во славу продолжавшего существовать мироздания.
Граф Орловский бился с испанским конкистадором.
Конкистадор был вооружен шпагой, тогда как граф — звездчатой булавой. Булава — оружие ближнего боя. Чтобы достать противника булавой, необходимо к противнику приблизиться, но именно это графу не удавалось. Конкистадор оказался воистину опытным бойцом. Орловскому пару раз чудом удалось избежать смерти, в последний момент отводя вражеский клинок от своего тела.
Орловский боялся признаться себе в том, что начал уставать. Адреналина в кровь выбросилось столько, что хватало с переизбытком, а противник выглядел свежим, как в самом начале боя. А ведь конкистадор совершил немалый пеший переход, в боевых доспехах и с оружием!
Бои на улицах Теночтитлана продолжались уже пару часов.
Постепенно темнело. Драка в темноте, с одной стороны, увеличивала шансы на успех, а с другой — могла обратиться в поражение. При недостатке освещения проще достать противника неожиданным ударом булавой, вместе с тем легче нарваться на встречный укол шпагой. Впрочем, для того, чтобы просто драться, в Теночтитлане оставалось достаточно светло. Здесь никогда не наступала полная тьма, за счет висящей над храмом солнечной дуги — драться можно было хоть всю ночь, до самой смерти.
Конкистадор нанес очередной выпад шпагой, и в глазах Орловского расплылись очертания предметов. Неужели он ранен? Лицо конкистадора показалось графу несколько удивленным. Казалось, конкистадор вглядывается за спину графу, а не в него самого.
Орловскому был знаком этот прием: отвлечь внимание, затем нанести решающий удар, — поэтому он не купился. Изловчившись, Орловский достал-таки конкистадора звездчатой булавой. Металлическая кольчуга заскрежетала и прогнулась. Противник был ошеломлен. Не дожидаясь, пока он опомнится, граф размозжил конкистадору голову, после чего обернулся, готовый к любым неожиданностям.
Со спины никто не подкрадывался, как Орловский и предполагал. Однако, перед своей гибелью противник не имитировал удивление, он в самом деле был удивлен — теперь Орловский понимал, чем именно.
Солнечная дуга над храмом быстро бледнела и истончалась. Через какую-то минуту она окончательно угасла. Когда от толстенной солнечной дуги остался один тонкий луч, этот луч — как будто от избыточного напряжения, совершенно внезапно — разорвался в наивысшей точке и быстро втянулся внутрь храма. Последнее светлое марево задрожало и исчезло, как будто ничего не было. На империю инков опустилась прохладная темная ночь.
Сражение на улицах Теночтитлана прекратилось. Люди — усталые, потные, озлобленные — молча смотрели на исчезновение чуда, к которому еще недавно были приобщены.
— Виракоча улетел на солнце! — закричал граф Григорий Орловский во всю глотку, испытывая новый небывалый выброс адреналина. — У нас получилось! Вселенная спасена!
После его восторженного крика люди на улицах Теночтитлана очнулись и продолжили свою смертельную битву.