Время кенгуру. Книга 2

Глава 7

На следующий день путешественники вышли к реке, в добрую сотню саженей шириной. Учитывая сильное течение, переправиться через нее нечего было и думать. Оставалось идти вдоль берега. Это было осуществимо, поскольку река текла в направлении солнечной дуги — не вполне точно, но хотя бы приблизительно. Следуя вдоль берега, путешественники приближались к солнечной дуге, а не отдалялись от нее.

К сожалению, опять возникла нехватка съестных припасов. То, что было прихвачено с собой из дому, давно закончилось, снежных людей и обезьян на пути не попадалось, между тем кушать хотелось все больше и больше. Но рядом была большая вода, и граф Орловский решил попытать счастье в том, в чем почитал себя отменным специалистом, а именно в рыбной ловле.

Андрей объявил привал. Все повалились на землю от усталости, а граф Орловский принялся соображать, каким образом выудить из реки обед на шестерых человек. Дирижабля у него с собой не было, поэтому воздушная рыбалка отменялась. Более полагаясь на охоту, чем на рыбалку, Орловский не догадался захватить из Петербурга и рыболовные принадлежности. Оставалось воспользоваться самым примитивным, вместе с тем надежным способом добычи — острогой.

Орловский попросил у Андрея нож (свой-то он вынужден был оставить снежному человеку) и вырезал длинный и умеренно гибкий прут. После чего заточил его с одного конца, оставив небольшой зацеп для удержания добычи. Получилась острога — не самая изящная, но пригодная для рыбной ловли.

Однако, лодки не было, а заходить в воду было опасно из-за возможных хищников, которые могли обитать в водах тропической реки. Оставалось рыбачить с берега.

Пройдя по течению, Орловский обнаружил толстое дерево, удобно склонившееся над водой. Взобравшись на него, граф распластался над течением и принялся высматривать добычу. Рыбьи спины мелькали в воде — то тут, то там, — но либо далеко от дерева, либо это были совсем мальки, подцепить которых острогой не представлялось возможным.

Прямо под деревом мелькнула широкая рыбья спина. Граф нанес удар и, кажется попал. Острога застряла в рыбьей спине. Рыба дернулась и ушла под воду, что было вполне ожидаемо. Неожиданным стало то, что, пытаясь удержать острогу в руках. Орловский едва не свалился в реку, чего ему категорически не хотелось.

Рыба изменила направление, и острога в руках Орловского переломилась.

Граф с минуту полежал на дереве, заново прокручивая в памяти случившееся, потом выбрался на берег и пошел делать новую острогу. На этот раз он поступил иначе. Во-первых, острога имела не один, а два зуба, и была заметно короче прежней. Во-вторых, к концу остроги была привязана веревка. Таким образом, граф рассчитывал выуживать рыбу не непосредственно острогой, а с помощью веревки.

Новая снасть оказалась уловистой. Уже через десять минут Орловскому удалось поразить рыбину, почти такую же крупную, как прежняя. На этот раз граф даже не пытался сразу вытянуть ее из воды, а соскочил со ствола на берег и лишь после этого потянул за веревку. Натяжение веревки показало, что рыбина загарпунена, и загарпунена надежно. Предстояло вываживание.

Орловский был опытным рыболовом, поэтому знал: если рыба крупная, сразу выволочь ее на берег невозможно. Сначала рыбу следует обессилить, то натягивая веревку, то понемногу стравливая. Так Орловский и поступил. Следуя спорадическим порывам загарпуненной рыбы, он расхаживал по берегу, обмотав веревку вокруг кисти. Если рыба начинала тянуть слишком сильно, он стравливал веревку, запас которой у него, по счастью, имелся. Если же рыба уставала, пытался подтянуть ее к себе.

Где-то через полчаса вываживания рыба начала уставать. Периоды активности становились все более и более редкими, тогда как периоды пассивности, наоборот, все более частыми. В результате Орловский подтянул к себе рыбину настолько близко, что она начала всплывать на поверхность, бултыхаясь и колотя по воде мощным хвостом.

Еще несколько усилий, и граф выволок добычу на глинистый берег. Добыча была хороша: на полпуда, не меньше. Удовлетворенно крякнув, Орловский ухватил рыбу, широко разевавшую зубастую пасть, за жабры и поволок к лагерю.

Рыбалка графу Орловскому понравилась: здешняя тропическая река — если, конечно, не принимать во внимание радующие глаз пейзажи — была не хуже родной Камы. Полную приключений жизнь Орловского отравляла только лишь мысль о том, что вселенная может быть демонтирована. С этим графу еще предстояло разобраться.

Путешествие продолжилось вдоль реки, но вскоре мы оказались перед препятствием. Путь преграждала пропасть, образуемая отвесными скалами. Река, с ухарским клокотанием, проваливалась с обрыва. Снизу доносился звук падающей непрерывным потоком воды. Поднимаемые при этом брызги доходили почти до обрыва, образуя туманную, состоящую из мельчайших капель завесу.

Обрыв продолжался во все стороны, насколько хватало глаз: его обход, если вообще был возможен, мог занять длительное время.

Мы остановились на самом краю, наблюдая, с одной стороны, ниспадающий вниз водный поток, а с другой стороны, за зеленым горизонтом — приблизившийся световой луч. Если удастся спуститься с обрыва, до луча остается несколько дней ходу. Световой луч висел за горизонтом, но как до него добраться? Что называется, близок локоть, да не укусишь.

Никто не знал, что предпринять в столь трудной ситуации. В месте нахождения водопада высота была метров пятьдесят, наверное. Прыгать с такой высоты рискованно. Будь я один — возможно, рискнул бы, но со мной были женщины, и я не мог поручиться, что они со столь сложной задачей справятся.

Воспользовавшись минутой отдыха, Катька скинула с себя одежду и зашла в воду, сначала по колени, затем по пояс. Перед тем, как свергнуться с обрыва, река, до того глубокая, обмелела и расширилась. Впрочем, течение оставалось быстрым.

— Ты куда? Кто позволил? — выговорил я.

Но не успел я это выговорить, как течение сбило Катьку с ног и повлекло в пропасть.

— Цепляйся за что-нибудь! — крикнул я, кидаясь в погоню.

Катька умела плавать, но течение оказалось гораздо сильнее. Не рассчитала силы, что называется. Подружка выгребала, как могла, но течение утягивало ее с собой.

— Держись! — крикнул я.

Товарищи что-то орали за моей спиной, но течение уже утянуло Катьку за собой — туда, где вода ниспадала в пропасть. Не помня себя, я кинулся в воду и, прикладывая невероятные усилия, устремился в погоню. Я рассчитывал догнать Катьку до водопада и совместными усилиями зацепиться за торчащие из воды древесные стволы.

Догнать мне почти удалось. Я уже протягивал к Катьке руку, чтобы покрепче ухватить ее, затем другой рукой ухватиться за древесный ствол или камень и дожидаться спасения. Но течение было уже неодолимым. Я все-таки успел схватить Катьку за руку, но в это мгновение нас обоих увлекло в водный обрыв.

Секунды падения показались мне вечностью. Взявшись с Катькой за руки, мы парили в клокочущих струях воды, свободные и прекрасные. Особенно прекрасна была, конечно, обнаженная Катька. Продолжайся наше парение подольше, я бы и дальше любовался ей, сколько смог. Однако, все хорошее когда-нибудь кончается — кончился и наш полет в водяных струях.

Мы с Катькой одновременно вошли в бурлящую внизу водную пену. Наши сомкнутые ладони разорвало яростным встречным течением, и на какое-то время я потерял свою возлюбленную из вида. Вынырнув и сделав глоток спасительного воздуха, я снова занырнул в бушующий поток, в попытке отыскать потерявшуюся. Вода бурлила, поэтому видимость была плохой. Сделав еще пару нырков, я наконец увидел голую девичью пятку, отчаянно взбивающую водную пену. Будь я Таррантино, я бы непременно сосредоточился на этой пятке, но в данный момент меня интересовала Катька целиком, и желательно живая. Проследовав в направлении пятки, я обнаружил вслед за ней стройные ножки, затем попу, а затем и тонкую талию, за которую не преминул ухватить. После чего, бережно поддерживая Катьку одной рукой, всплыл на поверхность и выбрался на берег.

Катька была жива. Открыв глаза, она первым делом спросила:

— Ты меня спас, что ли?

Я подтвердил и без того очевидное. После чего спасенная глубоко вздохнула и крепко меня поцеловала, затем поинтересовалась:

— А где моя одежда?

Я пояснил, что свою одежду она сама же и оставила над обрывом.

— Что???

Очевидно, что возможность путешествовать по джунглям голышом подружку не прельщала.

С края обрыва уже свешивалась голова графа Орловского и Ивана Платоновича, кричавших:

— Вы живы? Все хорошо?

Из-за шума водопада слышимость была отвратительной, а поскольку это был реал, а не компьютерная симуляция, устранить помехи не представлялось возможным.

— Что? — крикнул я ответ, пытаясь перекричать грохот падающей воды.

— Жи-и-ивы? — донеслось до меня еле различимое.

— Живы! — радостно заорал я.

— Скажи, чтобы одежду кинули, — попросила голая Катька.

— Киньте одежду! — заорал я что есть мочи.

— Что-о-о? — донеслось ответное.

— Одежду киньте! — заорал я, пытаясь не охрипнуть.

— А-а-ааа?

— Оде-е-ежду!

Наверху, кажется, поняли. Голова Орловского исчезла, а через минуту потрясла над собой свернутым тюком с Катькиной одеждой.

— Кида-адаю!

— Кидай!

Орловский кинул тюк, который описав высокую дугу, свалился в воду, хотя неподалеку от берега. Чертыхаясь, я снова бросился в реку и выудил-таки заветный комок.

Выйдя из воды, я еще раз окинул голую Катьку оценивающим взглядом и только затем позволил ей одеться. Простудится еще, сидя на камнях голышом.

В этот момент наверху произошло что-то неординарное. По крайней мере, оттуда раздались протестующие голоса — такие громкие, что было слышно даже внизу, — потом в волнах падающего вниз потока мелькнуло еще одно обнаженное женское тело. Кому принадлежало тело, было не видно, но я сразу сообразил, что Люське. Жена не решилась оставить меня одного наедине с обнаженной любовницей и, обнажившись по ее примеру, кинулась в водопад.

Честя семейную жизнь, на чем свет стоит, я вынужден был еще раз броситься в бурлящий поток, в поисках сначала голой пятки, потом ляжки, потом попы, затем талии и в окончании процедуры спасения целой Люськи.

— Ты почему в одежде не прыгнула? — спросил я жену после того, как вытянул ее на берег.

— С-скажи, чтобы одежду скинули, Андрэ, — попросила вместо ответа голая Люська.

Диалог по поводу скидывания одежды повторился. На этот раз он был покороче: Орловский уже сообразил, что к чему, и следующим заходом спустил с водопада Натали. Само собой, горничная не смогла обойтись без своей барыни.

Натали бросилась в водопад в одежде, поэтому ее спасение оказалось вдвое короче.

Спасение от утопления зараз трех любимых женщин изрядно меня утомило. Поэтому я был благодарен графу Орловскому и Ивану Платоновичу, которые спрыгнули со скалы и выплыли из бурлящего потока без моей непосредственной помощи. Сложней пришлось с багажом Орловского, который пришлось вылавливать мне с Иваном Платоновичем, однако и здесь обошлось.

Я еще раз убедился: нет таких препятствий, которые не преодолеет русская душа на пути к спасению всего человечества.

Еще через день мы вышли к людям. Сначала мы пересекли тропинку, но решили, что она звериная. Затем вышли на поляну и оказались перед несколькими туземными хижинами.

Хижины были совсем примитивными. Они представляли собой вбитые в землю колья, покрытые сверху пальмовыми листьями. Пальмовые же листья, переплетенные между кольями, образовывали стены этих незамысловатых жилищ. От тропических ливней жилища, наверное, укрывали, а большего в этом климате не требовалось.

Между хижинами прохаживались люди, то есть туземцы, одетые в нечто вроде плащей. У мужчин плащи были подвязаны на поясе, а у женщин — под грудями. Судя по тому, что туземцы не были одеты в футболки и треники, а в руках не имели устройств, воспроизводящих рэп или сальсу, мы оказались в историческом периоде неопределенной древности. Либо туземцы были настолько дикими, что блага цивилизации до них еще не докатились.

Увидев нас, туземцы явно опешили и напряглись. Впрочем, мы напряглись не менее. Сбившись в кучу — так, чтобы женщины оказались внутри, — мы медленно приблизились к туземцам. Граф Орловский держал наготове оба своих пистолета — просто так, на всякий случай, — а я напряг тело и сконцентрировал внимание.

Пока туземцы не выказывали нам враждебных намерений. Они просто отшатывались от нас, как будто с испугом, позволив нам пройти на площадку перед хижинами, которую можно было условно поименовать центральной площадью. Дальше идти было некуда.

— Приветствую вас, друзья, — произнес я, вскидывая руку и улыбаясь что есть сил.

Туземцы промолчали, видимо не понимая.

— We are peaceful people, — произнес я далее, тем самым исчерпывая свои толмаческие способности.

Туземцы ожидаемо не поняли. Становилось ясным, что другими цивилизованными языками они также не владеют.

Внезапно туземцы заговорили, причем все разом. Они подбежали к нам и принялись просительно хватать нас за руками, а знаками приглашая следовать за ними. Следуя пожеланиям, мы зашли в одну из хижин и обнаружили в ней труп немолодого туземца с раной от холодного оружия в груди. Становилось очевидным, что местные жители жаловались на кого-то, кто убил их человека — возможно, совершил и другие преступления против гуманизма.

Отстранив меня, за дело общения с туземцами взялся Григорий Орловский. Туземного языка граф, разумеется, не знал, зато весьма лихо общался с помощью жестов. И, кажется, понимал местных жителей, а они понимали его.

Нас давно уже отвели под навес и угощали спелыми плодами и напитками, подаваемыми в выдолбленных деревянных чашках, а граф Орловский все жестикулировал и жестикулировал с каким-то морщинистым старцем, наверняка старейшиной.

Наконец, Григорий возвратился в наш узкий круг. Лицо его выглядело озабоченным.

— Перед нами непростая дилемма, — сообщил он собравшимся. — На эту туземную деревню, незадолго до нашего появления, совершено нападение вооруженной бандой. Какие-то головорезы из соседнего племени, я не знаю. Один житель деревни возмутился, и его убили. Это его труп лежит в хижине. Теперь деревенские жители умоляют нас остаться и защитить деревню от насилия и произвола.

— Погоди, — прервал я графа, — а что там со световым лучом? Надеюсь, ты спросил о нем?

— Разумеется, — ответил Орловский. — Световой луч, который туземцы называют солнечной дугой, находится в столице империи, в каком-то столичном храме, если конкретно. Что это за столица и храм, мне не удалось выяснить. Ясно лишь, что мы находимся в прошлом. Я пытался расспрашивать о ружьях, дирижаблях, чернильницах, конках, паровых двигателях и других свидетельствах технического прогресса, но не получил ответа. Очевидно, что о них туземцам ничего не известно. Так что, по моему обоснованному предположению, мы в настоящий момент пребываем в прошлом.

— Нам необходимо продолжить путь в имперскую столицу, где находится световой луч. Протечка во времени должна быть устранена! — воскликнул я.

Граф Орловский опустил голову и спросил:

— А как же туземцы, Андрей?

Я окинул взором приютившее нас племя. Вокруг нас женщины готовили еду, мужчины выпиливали лобзиками, беззаботные детишки играли в салочки. И всем им в случае возвращения вооруженной банды грозила опасность.

— Собираешься остаться здесь, Григорий? Намерен защищать мирную туземную деревню от бандитов?

— Думаю, да.

— А как же спасение всего человечества? Если мы погибнем здесь, погибнет и все человечество.

— А если мы не защитим этих мирных рыболовов и собирателей корешков, зачем защищать все человечество?

— Я с тобой, Григорий, — воскликнул я, сдерживая подкативший к горлу комок.

— Пожалуй, и я присоединюсь, — сказал Иван Платонович, скрепляя общее рукопожатие.

— И мы с вами! — закричали слушавшие нас женщины.

— Всего шестеро. Немного, если разобраться. Кстати, сколько человек в вооруженной банде? Ты выяснил, Григорий?

— Выяснил. Около пятидесяти человек, но это неточно. Туземцы плохо считают.

— Вшестером против пятидесяти? Насколько я тебя понял, эти туземцы — мирные люди, и заниматься военными действиями не обучены.

— Совершенно верно, не обучены. Только нас не шестеро, а семеро. Один из туземцев готов участвовать в предстоящей битве. Пачакути, подойди сюда.

К нам приблизился один из туземцев, совсем молодой парень. Он был широкоплеч и имел развитую мускулатуру. Его гордый взор смотрел на нас прямо, без стеснения и подобострастности, как надлежит настоящему воину.

Пачакути ударил себя кулаком в грудь и произнес что-то на местном диалекте.

— Он говорит, что готов сражаться с нами, пока сердце в его груди не остановится, — перевел Орловский.

Пачакути подошел поближе и положил свою ладонь поверх наших, сложенных в одну стопку.

— Нас семеро, — подытожил граф Орловский.

Вид у него был довольный — разумеется, в предчувствии нового выброса адреналина и новых увлекательных приключений.