Глава 6

Папская область, Перуджа, январь 1494 года

Не самый лучший вариант — рушить стены города, которые потом могут пригодиться тебе самому. Увы и ах, но иного варианта не было — укрывшихся за стенами Перуджи следовало показательно и жестоко покарать, иного выхода они не оставили. Хотя после с треском проигранного сражения из действительно важных персон в город вернулся только Асторре Бальони, да и у серьёзно раненого Вителоццо Вителли просто не было иного выхода, помимо как попасть к нам в руки, что ничего хорошего этому действительно талантливому кондотьеру не сулило бы. Остальные… А что остальные? Унеслись с остатками конницы в южном направлении. Как доложили наши люди, в сторону Сиенской республики, зная верхушку которой, можно было понять одну нехитрую истину — там их не только примут, но и укроют от нас. Пандольфо Петруччи с не столь давних пор занял не просто нейтральную, но затаённо недружественную позицию по отношению как к нам, Борджиа, так и к союзным нам Медичи. Видимо, боялся того, что его Сиена скоро перестанет быть самостоятельной. И вместо разумного пути переговоров с нами выбрал нечто иное. Что именно? Это агентура «отца», опутавшая всю Италию, пока выяснить не смогла, хотя и старалась.

Зато другое событие действительно порадовало. Мы наконец то соединились с венецианско-мантуйской армией под командованием герцога Мантуи Франческо Гонзага. Надо сказать, что последний показал себя вполне разумным человеком. Аргументы касаемо того, что сперва надо подавить союзников короля Франции тут, а потом уже двигаться ближе к границе Неаполя и Папской области на него подействовали. А обещание того, что трофеями во взятых крепостях мы непременно поделимся и вовсе привело в благостное состояние не только самого герцога, но и военачальников уровнем пониже. Потому и удалось не просто выделить достаточное количество войск для блокирования, помимо Перуджи и Маджоне, иных укреплённыхвладений Орсини и Колонна, но сделать это действительно качественно, от всей души, чтобы и мышь не проскочила.

Именно блокада, а ни в коем случае не подготовка к штурму. Сокрушить стены Перуджи и Маджоне, захватить эти два ключевых владения и… Остальные сильно-сильно призадумаются насчёт того, чтобы по доброй воле сложить оружие в обмен на заметные послабления при сдаче. Но сперва требовалось показать силу. Вот потому орудийные залпы и превращали в руины немалую часть стены Перуджи прямо на моих глазах. Да и несколько западнее, с Маджоне, происходило практически то же самое, пусть и не с такой интенсивностью. Недолго осталось до того момента, когда в проломы хлынут как спаянные дисциплиной войска Борджиа, так и откровенные головорезы, ведомые более прочего желанием богатой добычи. Впрочем… добычи жаждут все, отличие лишь в том, что в своих войсках мне вроде как удалось все естественные душевные порывы упорядочить, поставить на контроль и вбить в некоторые чугунные головы необходимость воздерживаться от обычных для военного времени выходок тут, в итальянских землях. То есть грабёж далеко не всех подряд и под присмотром командиров, про насилие и говорить не стоило. Потом — все бордели к их услугам, причём оплата за счет казны. А вот озлоблять будущих подданных рода Борджиа… Нафиг мне такое не требовалось!

А венецианцы явно делали серьёзную заявку, присылая настоящую армию, а не её подобие. Под командованием Гонзаго было полторы тысячи тяжёлой кавалерии, семь тысяч пехоты и пять с лишним тысяч конных арбалетчиков, этого особого рода войск, использовать который венецианцы очень наловчились. Четырнадцать тысяч — как ни крути, а очень весомая сила, отмахнуться от которой нельзя было при всём на то желании. Именно исходя из этой весомости, отдан был приказ стянуть силы союзников, да и кое-какие собственные резервы подтянуть, чтобы соблюсти, так сказать, баланс. Те три с небольшим тысячи, используя которые мы вдребезги разбили войско мятежников, были бы… чрезмерно скромными с политической точки зрения, вызвали бы у герцога Мантуи и иных неправильные мысли, пусть даже не облечённые в слова. Высокая политика плюс психология — эти факторы стоит учитывать всегда. Зато теперь, при шести с лишним тысячах, собранных именно тут, близ Перуджи и Маджоне — ситуация относительно выровнялась, особенно с учётом того, что поблизости были именно наши вассалы, а никак не венецианские.

Есть! Чтобы уж точно быть уверенным, что мне не помстилось, я достал подзорную трубу, раздвинул её колена и внимательно посмотрел на один из участков стены, по которому вот уже не первый день долбили батареи фон Циммера. Точно, мне не показалось. Недостаточно прочная для противостоянию обстрелу из орудий каменная кладка оседала вниз, заодно погребая под собой и тех, кто оказался на стене и не смог вовремя убраться. Второй серьёзный пролом. По идее, этого уже достаточно, но если до темноты пробьют ещё и третью из намеченных брешей — тогда совсем хорошо. Отражать атаку сразу с трёх направлений защитникам города будет совсем уж печально и тоскливо. Эх, жаль, что белый флаг Бальони точно не выбросят — слишком хорошо понимают своё положение и моё желание быстро и сразу разобраться с одной из голов мятежа.

— Приближается Его Светлость герцог Мантуи, — уведомил меня о не столь ожидаемом здесь и сейчас госте Асканио Росиенте на правах начальника охраны. — Прикажете проводить его в шатёр или побеседуете здесь?

— Лучше здесь, на свежем воздухе с видом на рушащиеся стены Перуджи. Картина помогает… проникнуться нужными мыслями.

— О да, синьор Чезаре, — криво усмехнулся Асканио, успевший повоевать как на стороне венецианцев, так и против них. — Я немного знаком с герцогом, ему надо сразу показывать, кто ты есть и тогда он не станет чересчур навязчивым в отстаивании собственных желаний. Но он хороший военачальник, иначе Венеция не доверила бы ему командование.

— Благодарю, Асканио. Ты же знаешь, я не стану отмахиваться от умных слов даже от врага. Венеция же сейчас нам союзна.

Излишним было выделять интонациями слово «сейчас», Росиенте и так это понимал. Сейчас да, у нас с Венецией общие интересы и даже после завершения «французских дел» останется очень важная точка соприкосновения под названием Османская империя, а точнее необходимость прищемить ей яйца до тоненького голоса, приличествующего исключительно кастратам. Только вот важно постоянно напоминать, что Венеция не является главной в этой взаимовыгодной связке. Равноправное сотрудничество? Со всем нашим уважением. Но подчинённое положение — это уж обломитесь в полный рост! А венецианцы будут пытаться выставить себя в качестве лидера, уже сейчас сие видно невооружённым глазом. Иначе не явились бы во всём великолепии, желая показать численное преимущество своей армии, сгладили бы сей нюанс.

Вот он, Франческо Гонзага, герцог Мантуи во всём своём великолепии… относительном. Богатые одеяния, роскошные, но в то же время качественные броня и оружие, только вот внешность подкачала. Невысок, курнос, да и глаза показывают пусть несильную, но базедову болезнь. А рядом, как я полагаю, его дядюшка, Ридольфо Гонзага, который многому научил племянника да и до сей поры не оставлял без полезных советов.

— Ваша светлость, синьор Ридольфо, рад видеть прославленных своими делами воинов здесь, близ города, который скоро откроет нам путь внутрь считавшихся столь крепкими стен.

— Ваше Высокопреосвященство…

— Великий магистр, — а это уже Ридольфо, в отличие от племянника использовавший более светскую часть моего титулования. — Похоже, Перуджа действительно скоро падёт, ваша артиллерия снова доказала свою значимость и на поле боя и при осаде крепостей.

И внимательный такой взгляд в сторону племянника. Дескать, смотри и запоминай, какую силу представляет из себя новое оружие. Тот и смотрел, благо даже невооружённым глазом кое-что разглядеть было можно, пусть и без подробностей.

— Штурм начнётся либо после полудня, либо завтра с утра. Это зависит от того, удастся ли сделать третью большую брешь в стене и если да, то когда именно, — не стал я затягивать с тем, что меня сейчас интересовало более прочего. — Предварительные договорённости о штурме города в силе?

— В силе, — подтвердил герцог. — это справедливо. Но я не могу приказать всем своим солдатам не грабить… Они не поймут.

— Не «не грабить», а собирать добычу правильно, не озлобляя тех наших вассалов, кто не причастен к мятежу, — уточнил я. — Участвующие в штурме не будут обделены. Никто не будет.

Треть наших солдат, две трети венецианских — вот какова была договорённость. Протестов не прозвучало лишь потому, что именно наша артиллерия пробивала в стенах такие «двери», куда штурмовые отряды могли пройти пусть и не как на параде, но с потерями значительно меньше тех, которые понесли бы при использовании обычной тактики. Оставалось утрясти кое-какие мелочи. Этим мы и занимались где-то около получаса вместе с присоединившимся Гаэтано Рикотто и парочкой венецианских кондотьеров, когда…

— Видимо, синьоры, штурм состоится сегодня.

Самый подходящий комментарий, учитывая то, что несколькими секундами раньше окончательно обрушился и третий, последний из намеченных участков стены. Теперь не было ни малейшего смысла откладывать штурм на завтра, тем самым давая возможность защитникам установить за ночь хотя бы какие-то временные укрепления на месте рухнувших участков стены.

Оба представителя славного рода Гонзага, уточнив ещё кое-что с учётом недавнего события, удалились, прихватив с собой и венецианских кондотьеров. Рикотто же, глядя им вслед, заметил:

— Они согласились ещё и потому, что первыми на штурм пойдут шитоносцы. Наши.

— Потери не будут велики, их прикроют аркебузиры. А вот уличные бои пусть достаются венецианцам. Напомни остальным командирам, что не нужно чересчур усердствовать, важнее следить за союзниками и не давать им особенно разгуляться. Я хочу сделать с Перуджей то же самое, что произошло с Болоньей. Ну и иными городами.

Гаэтано лишь коротко поклонился, выражая согласие с тем, кого признал в качестве не только командира, но и сюзерена. Увы, но пока ему… немного не хватало глубины мышления. Может и не немного, а чуток больше. В любом случае, время у него есть, равно как и у других. Развитие, самосовершенствование — это то, заняться чем никогда не поздно. Зато кое-кому явно не судьба… Тем, кто сейчас по другую сторону крепостных стен, готовится к отражению штурма. Или сначала в очередной раз попробуют договориться? Только смысла в этом как не было, так и не появилась. Капитуляция, а не переговоры — вот то единственное, что я готов принять.

Спустя час всё было готово. Не капитуляция, конечно, всего лишь завершение последних шагов перед собственно штурмом города. Штурмом, в котором нам, к немалому моему удовольствию, отводилась не самая опасная роль. Лишь авангард штурмовых групп состоял из солдат армии Борджиа. Далее должны были идти венецианцы, они же и вынести на своих плечах основную тяжесть городских боёв. А мы будем стоять, смотреть, контролировать. И остальная часть участвующих в штурме войск под знамёнами Борджиа и Ордена Храма пойдёт в задних рядах — закреплять успехи и подводить итоги.

Залп! Не ядрами, тем более не картечью, исключительно бомбами. Их цель — разметать тех защитников города, кто находится поблизости от пробитых в стене брешей. И вот уже движутся плотно сбитые, прикрытые теми самыми стальными щитами отряды. По ним ещё стреляют со стен из арбалетов и немногочисленных аркебуз, но эффективность подобного обстрела не шибко высока. Немалая часть стрел увязает в щитах или и вовсе от них отскакивает, другая не в силах пробить реально хорошие доспехи. Что до пушек… В Перудже их и так было мало, да к тому же устаревших, а обстрел крепостных стен чуть ли не в первую очередь должен был подавить орудия противника. Это и было сделано в самые сжатые сроки.

— Моё и Гаэтано место должно было быть там, — показал в сторону штурмующих бреши отрядов Раталли. Почему, синьор Чезаре?

— Отвыкай быть кондотьером, Винченцо, — вместо меня отозвался Корелья. — Военачальник не всегда в строю, чаще он смотрит издалека, чтобы принимать правильные решения, смотря на общее, а не на отдельную часть. Думаю, скоро все мы и терции водить в бой перестанем, когда войско нашего великого магистра ещё немного вырастет.

— А оно вырастет, Мигель, — вижу, что Бьянка, говоря эти слова, довольно улыбается, глядя то на нас, то на бреши, в которых уже закипела схватка. — И мы все растём вместе с ним. Или растём над собой, как любит говорить Чезаре.

Люблю, чего уж тут скрывать! Я вообще много какие привычки утащил с собой из веков грядущих, даже не собираясь расставаться с ними. Вот сейчас стою и не без удовольствия смотрю на кипящее сражение, с трудом отделываясь от иллюзии, что вижу фильм, снятый на скверную камеру или же любительскую историческую реконструкцию с привлечением огромной массовки.

Пошла движуха! Вот в одной из брешей штурмовые отряды продавили таки сопротивление защитников, хлынув внутрь. И туда же, согласно приказу, двинулись новые отряды, до поры находившиеся в отдалении, в резерве. Теперь точно всё, в городских боях защитникам долго не выстоять, учитывая как их меньшую, заметно меньшую численность, как и дрогнувший боевой дух. Плюс готовность штурмующих принимать сдачу как отдельных солдат противника, так и больших групп. Разоружать, конвоировать и запирать до поры под охраной, но в целом обращаться вежливо, без жестокости. А потери… Наши командиры среднего звена уже озадачены инструкциями не ввязываться в городские бои сверх необходимого минимума. Пусть геройствуют венецианцы, а мы свою часть, причём немалую, уже выполнили, пробив стены и продавив сопротивление защитников города.

— Ну вот и всё, синьоры и синьорина, — улыбнулся я, увидев, что и в других двух местах сопротивление закончилось, да и со стен стали исчезать защитники. — Битва на стенах закончена, началось сражение за сам город. А учитывая все наши многочисленные преимущества… это агония противника. Может и не самая короткая, но и только.

— Тогда внутрь?!

— Не торопись, Бьянка, мы успеем. Лучше пока ещё немного постоять на холме, посмотреть на город вдалеке, который вот-вот окончательно упадёт к ногам Борджиа. К нашим ногам…

— Но я не Борджиа.

— Кровь порой заменяется духом. Да и сама подумай, кто мне ближе — родной по крови и ничтожный по сути братец Хуан или ты? Или Мигель, да и Винченцо тоже куда достойнее того недоразумения, чуть было не опозорившего род. Впрочем… о крови и духе мы ещё успеем поговорить. Пока же помолчим, посмотрим… Заодно отдадим дань уважения тем, кто пал в битве за Перуджу, кто ещё падёт в ней. И, само собой разумеется, восславим одержавших победу. Мы ведь тоже… победители.

Помолчать и впрямь стоило. Недолго, несколько минут, сейчас мне хотелось именно этого. А тот самый близкий круг, немалая часть которого находилась тут, рядом, точно не собирался отказывать в такой незначительной просьбе.

* * *

Более суток! Именно столько времени понадобилось для того, чтобы окончательно додавить последние очаги сопротивления в городе. Немалое число способных держать оружие сдалось под гарантии жизни. Многие были банально убиты или ранены настолько тяжело, что просто не могли держать в руках оружие. Малой части удалось прорваться, раствориться в ночи. Очень малой части, следует заметить, ведь закрытее ворота и выведенные на стены уже наши люди всячески препятствовали подобному.

Зато были и те, кто сражался до конца. В основном, конечно, из числа Бальони, с падением Перуджи терявших почти всё, да и сам Асторре Бальони понимал, что ему ничего хорошего не светит, помимо показательной казни. Вителеццо Вителли, несмотря на рану, не позволявшую даже подняться, тоже очень не хотел попадать ко мне в руки, а потому делал всё, чтобы попробовать выскользнуть из города, ставшего смертельной западнёй. Именно его люди пытались не просто прорваться, но и его вытащить как особо ценный груз.

Не получилось. Добравшись каким-то чудом до стены, там они и остались, прижатые к ней и расстрелянные из аркебуз и арбалетов. Вместе с прославленным своим кондотьером, который не просто поставил на проигравшую сторону, но слишком сильно себя проявил в этом деле. Однако, серьёзный был противник, достойный уважения… и похорон по высшему разряду. Мертвецов надо чтить, в том числе и врагов. Но не всех, далеко не всех. Того же Савонаролу, если попадётся, ожидает что угодно, но только не достойная смерть с пышными похоронами!

А вот властитель Перуджи, Асторре Бальони, тот, уже слыша, что взломаны двери последней преграды и почти все верные люди либо погибли, либо пленены, либо сдались… Он предпочёл сам уйти из жизни, вонзив кинжал в сердце, оставшись пусть мёртвым, пусть побеждённым, но хозяином города и земель. Зато его формальные соправители, Гвидо и Родольфо… эти остались, пытаясь выторговать себе жизнь в обмен на слова и имущество, которого, признаться, было немало.

Сам же город… Нет, он не пылал, хотя кое-где пожары всё же имели место быть. Их, конечно, сразу же тушили, но малыми силами, ибо не совсем до того. Разрушения тоже присутствовали, как и всегда после уличных боёв, затронувших немалую часть дворцов, по совместительству служивших и пристойными укреплениями при крайней нужде. Вот чего точно не было, так это грабежей и насилия. Любые попытки пресекались быстро и безжалостно. Будь тут чисто люди из моего войска, не постеснялся бы особо нестойких и вздёрнуть за нарушение приказов, но венецианцы… Обострять здесь и сейчас не следовало, потому особенно борзых парни из числа специально отобранных сначала ловили, а потом, содрав штаны, вваливали плетьми по спинам и жопам. Вгоняли, так сказать, ума через задние ворота. За каждый случай определённое количество плетей, чтобы было понятно, почему именно так, а не иначе.

Криков было… в смысле жалоб венецианцев своим командирам. Те, само собой, переадресовывали жалобы на самый верх, герцогу Мантуи. Тот же, согласно нашим с ним договоренностям, лишь печально разводил руками. Дескать, кардинал и великий магистр, сын Его Святейшества чудить изволит и ничего не поделать. Зато есть много-много денежек, которыми он вполне готов поделиться и скоро дележ состоится.

Денег и впрямь было много, особенно если учесть один интересный финт ушами. Мне, по моему положению лидера Ордена Храма и пока ещё кардинала, было бы не совсем удобно приказывать своим парням как следует обчистить церкви, которые реально ломились от золота и иных ценностей. Зато венецианцы — это другое дело. Под присмотром нескольких наблюдателей эти добры молодцы обнесли ВСЁ, что только можно было оторвать и что содержало хоть часть драгоценных металлов, самые малые каменья, да и про дорогие ткани как-то не позабыли. Вроде некоторые даже «святыми мощами» не побрезговали. Но уж в эти некрофильские забавы я вникать точно не намеревался.

К слову сказать, немалая часть церковных ценностей, даже большая их часть пойдёт именно венецианцам. Причина? Они не хотели ждать результатов осторожного выжимания излишков жира из мятежных вассалов Святого Престола, ныне же вассалов рода Борджиа. Разгорячённым только что одержанной победой воякам хотелось сейчас, без промедлений, побольше… а Франческо Гонзага вместе со своим дядей также не имели сколь-либо серьёзного желания сдерживать порывы своих войск.

Хотели? Получите и можно даже без росписи. Меня совесть грызть за обезжиренные церкви точно не станет, равно как и за малость обедневших аббатов и прочую монашескую братию. К тому же если и поднимется шум, то большая часть вони уйдёт в сторону венецианцев и семейки Гонзага, но никак не в мою. Так, пошипят, что Чезаре Борджиа не смог или не захотел предотвратить разграбление храмов, опасаясь поссориться со своими союзниками. Да и плевать. К тому же доминиканцы с иными близкими им по духу монашескими орденами нас и без того ненавидят, получая в ответ полную взаимность. Хуже точно не станет. А если совсем с цепи сорвутся…. Право слово, этим они сделают лично мне огромный подарок, дав возможность развернуть против их ордена масштабную кампанию, цель которой в идеале вообще разогнать сие осиное гнездо. Ну а по минимуму — отобрать инквизиторские полномочия и… никому их не передавать, а просто спрятать в самый дальний угол и закрыть на семь замков.

Эх, мечты. До этого ещё очень далеко, да и по любому несколько промежуточных шагов сделать придётся. Сейчас же, заткнув жадные венецианские и мантуйские рты большими кусками золотого пирога, я пытался в предельно сжатые сроки — несколько дней, большего времени просто не было — привести Перуджу в мало-мальски пристойный порядок. А дел тут было… Много — это совсем не то слово. Гарнизон нужен? Само собой разумеется. Успокоить реально боящееся резни и тотальных грабежей население? И без этого не обойтись, ведь отсутствие беспредела в моём понимании сего слова по местным понятием исключение, а вовсе не правило. Восстановление стен опять же жизненно необходимо, для чего требовался не только материал для починки порушенного артиллерийским огнём, но и мастера, умеющие хорошо работать в области крепостного строительства. Тут ведь не только сами стены, но и позиции под артиллерию, и усиленные башни и многое другое. Перуджа, как ни крути, была мощной крепостью некоторое время тому назад, а сейчас её защита являлась крайне спорной. Проверено и доказано нами же.

И это лишь дела в самой Перудже и окрестностях. Имелись ещё и внешние, тоже немаловажные. Вот-вот должен был состояться штурм Маджоне, куда был спешно отправлен Мигель Корелья с целью проследить, проконтролировать и, случись что, вправить мозги при одной лишь попытке перегибов в сторону от установленной «генеральной линии». Да и кардинала Орсини хотелось прихватить живым и разговоропригодным. Уверен, что этому типусу есть чем со мной поделиться. А уж как именно убедить его сотрудничать я найду, можно даже не сомневаться! Прямой мятеж вассалов Святого Престола и поддержка оного этим конкретным кардиналом развязала мне руки. Тут даже кардинальская курия особо протестовать не осмелится, если, конечно, я не стану тащить их собрата прямиком в пыточную. Так я вроде и не собираюсь, есть куда более тонкие методики.

Рассылка посланцев в города, контролируемые Орсини, Колонна, иными замешанными в мятеже. Не простые послания, а с напоминанием о том, что если падение Болоньи ничего не прояснило в головах, то может штурм Перуджи и вот-вот готовая пасть крепость Маджоне и иные способны рассеять туман в особенно упрямых головах. Плюс намёк, что лучше уступить часть, нежели потерять все или почти всё, уподобившись Бентивольо, а теперь и Бальони. Внемлют ли голосу разума, учитывая, что и «отец» по своему положению понтифика тоже должен будет отправить схожие по сути письма нашим противникам? Сложный вопрос. Те же Орсини получили очень существенную оплеуху, поскольку Никколо Орсини ди Питильяно больше не был Гонфалоньером Церкви, а его владения по любому будут изъяты в пользу не то Святого Престола, не то прямо Борджиа. Да и немалая часть из разбитого нами войска состояла из людей Орсини. А что, вполне логично, что к Орсини ди Питильяно прежде всего стекались связанные с ним персоны, личные вассалы и отряды, выделенные родственниками.

Колонна же практически не пострадали, хотя и лишились части собранных сил. Они могли затвориться за крепостными стенами, надеясь на успех французского короля и на то, что даже если мы, Борджиа, начнём рушить одну крепость за одной, то просто не успеем нанести им действительно сильный, значимый урон.

Зато возвращаясь к Орсини… О, эти тоже могли затаиться в крепостях, сесть в осаду — что они и сделали, откровенно то говоря — только гарнизоны были не так чтобы сильны. Часть их людей погибла, часть попала в плен, удравшие на земли Сиены опять же находились «вне зоны доступа». Орсини было о чём призадуматься.

Проклятье, да всем стоило начать использовать голову по назначению! Некоторые это даже делали, причём вполне успешно. Понимая уровень нашего главного противника, я со дня на день ожидал известий, что французская армия выползла из неаполитанских крепостей и двинулась к границам Папской области. Хотелось бы разделаться с необходимым минимумом в Перудже пораньше и самим иметь фору, чтобы встретить противника на наиболее выгодных позициях, но тут уж как карта ляжет.

И бумаги, бумаги! Даже в этом времени порой приходится зарываться в них с головой, чтобы подчинённые не натворили чего то совсем уж невразумительного. А если бумаг много, то за ними и заснуть можно, вот как я сейчас. Не то чтобы сплю, а просто растёкся в кресле за рабочим столом в одной из комнат дворца, совсем недавно принадлежавшего Асторре Бальони, находясь где то между сном и явью. Даже какое-то отдалённое подобие кайфа испытываю уже оттого, что вокруг нет вообще никого, даже вездесущая Бьянка временно удалилась. Может просто вздремнуть, а может по делам, я даже интересоваться не стал. Что же до находящихся за дверью охранников, то им дан приказ гнать всех куда подальше, если только не что-то действительно важное и не те, кто может заходить почти в любое время. Последних, правда, из присутствующих в Перудже особенно, можно пересчитать по пальцам одной руки и ещё останется.

Когда в дверь стучатся — это нормально. Но когда сначала ты слышишь обеспокоенный голос близкого тебе человека, а потом дверь открывается от добротного пинка и на пороге появляется реально встревоженная Бьянка… Это поневоле заставляет не только проснуться, но и вскочить, а на автомате проверить, не подевались ли куда клинок и пара пистолетов. Хорошо ещё, девушка с ходу объяснила, что её подвигло вот так вот резко врываться, какой повод послужил причиной

— Ливорно! Там мятеж против Медичи. Гарнизон растерзан. В Пизе бои на улицах. Это… Савонарола и монахи-доминиканцы.

— Приехали, — обрушиваюсь обратно в кресло. — Вот и подарочек от французского короля и его хитромудрого маршала. Медичи?

— Направляют войска в Пизу и другие города бывшей республики. Там всегда было неспокойно, но чтобы вот так… Ты прав, Чезаре, это французы.

— Уж понятно, что не крымский хан, — огрызнулся я. — Извини, просто даже для меня это неожиданно. Будь оно всё проклято! Если французы сделали такой ход, то под прикрытием беспорядков, отвлекающих силы Медичи и, как они надеются, наши… Их армия будет атаковать или прорываться.

— Ты думаешь?

— Почти уверен. Придётся ускориться. Тут останется Рикотто, ему не впервой заниматься подобными делами. Основные силы и все венецианцы — не позднее этого вечера должны выдвинуться к неаполитанской границе. Мигель пусть не тратит время на Маджоне — крепость дожмут и без его присмотра.

— Маджоне пала, кардинал Орсини захвачен, Мигель везёт его сюда под крепкой охраной и с полагающимся особе его сана почётом.

Ф-фух… Отлегло! При таком раскладе Орсини точно примолкнут, хотя на Колонна придётся давить и ещё раз давить. Но не столько мне, сколько «отцу», Папе Римскому Александру VI.

— Хорошо. Гарнизоны оставляем, как и немного артиллерии. Послать к тем мятежникам, которые ещё удерживают крепости, людей с предложением о сдаче. На выгодных условиях. Если кто откажется — держать осаду. Не штурмовать.

— Так и нечем будет, Чезаре, если мы уйдём к неапольской границе.

— Знаю, потому и говорю. Теперь Медичи. Я напишу Пьеро письмо, объясню ситуацию. Посоветуюне соваться туда, где его людей убили или вытеснили, но подавить беспорядки там, где ещё держатся его солдаты. Особенно в Пизе.

— Он ждёт нашей помощи…

— Это я тоже не забуду. Нас отвлекают. И пусть будет готов к тому, что миланцы и прочий сброд под командованием Его Светлости Бурбон-Монпансье попробует атаковать Флоренцию. Но сам Пьеро не должен вступать в сражения, пусть действует от обороны, именно это его главная задача. А пока… Поспеши, Бьянка, сейчас ты мой голос. Мне же ещё требуется кое-что сделать.

Кивнув, девушка вышла, оставив меня наедине с не самыми приятными мыслями. Было ясно, что французы зашли с тех козырей, которые только смогли наскрести. Мятеж против нас, Борджиа, пусть и ожидаемый. Затем Пиза и Ливорно, где отметился невесть как проникший туда Савонарола с его доминиканскими собратьями. Не удивлюсь, если каверзный ум маршала Луи де Ла Тремуйля подготовил ещё какую-нибудь пакость. Что ж, на войне есть разные виды оружия, уж мне ли это не знать! Значит пора. Это я про «бретонскую карту», которую пришло время извлечь из «руки» и выложить на стол. Пусть король Франции подскочит так, словно ему к заднице со всего размаху дикобраза животворящего приложили.

Вот-вот армия выдвинется сначала к Риму, а оттуда в направлении, которое приведёт к рвущемуся из Неаполя французскому войску. Борджиа, венецианские войска под предводительством герцога Мантуи… А для полноты картины надо бы ещё одну персону присоединить. Вежливо, со всем уважением, несмотря на то, что собственных войск у этой самой персоны очень негусто.

А что там испанцы? По всем раскладам они должны сейчас либо высаживаться в Реджо-Калабрии, Сидерно, Тропеа и возможно нескольких иных местах на юге Неаполитанского королевства, либо сделают это со дня на день. И вот тогда у Карла VIII начнёт, пусть и в переносном смысле, подгорать задница. Оказаться под прессом со стороны Папской области и с носка итальянского «сапога» — то ещё удовольствие, которого он точно не захочет испытать на собственной шкуре. Нет уж, Карл, как ни крути, а никуда тебе не деться. Раз уж сунулся в ловушку, то выбраться оттуда если и сможешь, то заметно потрёпанным и оставив весь свой пышный хвост. А может и не только!

Интерлюдия

Папская область, Рим, февраль 1494 года

Жизнь — это то, что случается с человеком, пока он стоит свои планы. Эти слова Тигрица из Форли не придумала и не прочитала, а услышала от человека, который внёс в её и так насыщенную событиями жизнь ещё больше первозданного хаоса. Могла ли она какой-то год назад подумать о том, что тогдашние союзники перестанут быть таковыми, а предполагаемые враги обернутся выгодными лично для неё и семьи союзниками? Нет не могла. Хотя учитывая, что семьёй она считала лишь мужа и детей…

Когда несколько дней назад в Форли примчался гонец на взмыленной лошади с письмом от Чезаре Борджиа, кардинала и магистра Ордена Храма, она ожидала чего угодно, решив ничему не удивляться. Какие уж тут удивления, когда на прошлой встрече с отцом и сыном Борджиа она получила предложение в близком будущем стать не просто герцогиней — ей она уже стала, ибо Имола и Форли получили статус герцогства Форли — а герцогиней Миланской… вместо Лодовико Сфорца, своего дядюшки. Да, Милан должен был быть обкромсан как со стороны Венеции, так и со стороны Папской области, но такова цена власти. Той, на которую она по своим возможностям не могла рассчитывать. И однако ей эту самую возможность предложили.

Почему именно ей? Спрашивать у понтифика она даже не собиралась, поскольку понимала — идея эта была рождена не отцом, а сыном. Сам же Чезаре Борджиа обладал очень неприятной особенностью говорить так, что запутывал в паутине слов слишком многих. Только вот и данные им обещания он пока выполнял, на прямой лжи его ещё никто не поймал. Недоговорить, ввести в заблуждение правдой — это да, но только не нарушенные обещания. Вот герцогиня Форли и согласилась стать герцогиней же, но Милана. А дядюшка Лодовико… Каждый сам за себя в этом жестоком мире. Слабый должен уйти, уступая место сильному. Львицу Романии же слабой не назовёт никто.

Платой за власть была полная, безоговорочная поддержка замыслов Борджиа. Всех, без сомнений и колебаний, уже озвученных и тех, которые лишь вызревали в душах столь любящего интриги каталонского рода. Единственное условие, которое она выдвинула в ответ — ничто из этих замыслов не должно было вредить тем, кого она считала семьёй. И оно было принято даже без обсуждений, лишь под одобрительное хмыканье младшего Борджиа.

Немного жаль было собственно Имолу и Форли… Ведь когда — не если, а именно когда, в успехе Катарина была почти что уверена, слишком уж особенную, хотя и мрачную славу приобрёл Чезаре Борджиа — она сядет на трон Милана, новое-старое герцогство придётся отдать. А кому именно… Младший Борджиа намекнул, что: «Если уходит одна опасная хищница, то ей на место должен прийти кто-то очень на неё похожий». И, само собой разумеется, верный лично ему, Чезаре. Последнее слова пусть и не прозвучали, но подразумевались.

Отдать меньшее и получить большее. Катарина Сфорца понимала причины выдвинутого условия. Очень уж стратегически важную позицию занимали Имола и Форли, давая возможность их правителю отрезать Болонью и Равенну от основных земель Папской области. Отсюда и желание Чезаре Борджиа сделать её сначала нейтральной, затем союзником, а потом и устроить такой вот выгодным обеим сторонам размен.

А полученное письмо… В нём содержалось вежливое, облачённое в форму просьбы, требование пусть с небольшим отрядом, но немедленно выехать в Рим. Не просто так, а для присоединения к союзному войску Венеции и Борджиа, которое должно было встретить французскую армию на пути из Неаполя и… по меньшей мере оттеснить обратно на неаполитанские земли. Это были не просто слова, а с довольно подробными выкладками, доказывающими высокую вероятность успеха планируемого сражения. Войска Борджиа и их вассалов, венецианская армия… Испанцы, которые не то высадились в портах юга Неаполя, не то должны были это сделать, тем самым угрожая французам ещё и с южного направления. И намёк на то, что венецианцы не ограничились одной лишь армией под командованием Франческо Гонзаго. Что другая, пусть и меньшая часть их войск ударит с севера.

Довольно полное описание всего: как успехов, так и неудач. Чезаре Борджиа упоминал о разгромленном войске мятежных вассалов и бегстве остатков оного на территорию Сиены. О взятой штурмом Перудже и переходе города под власть Борджиа, как это ранее было с другими землями вроде Болоньи, Остии, Сенигалии и прочих. Наконец о том, что пала и Маджоне, где отсиживался, считая себя в полной безопасности, кардинал Орсини, теперь нечто среднее между пленником и почётным гостем у Борджиа.

Это были успехи, но и неудачи не скрывались. Поднятый мятеж на землях бывшей Пизанской республики, устроенный при явном участии французов, использовавшими для этого всё доступное, включая широко известного проповедника Джироламо Савонаролу. Отвлечение на этот мятеж Медичи, странное поведение правителя Сиены Пандольфо Петруччи и ещё кое-что.

Подобная открытость от другого человека могла бы показаться наивной и вызвать улыбку, но… Катарина осознавала, что уж в наивности и непредусмотрительности этого Борджиа никогда обвинить не получится. Исключительно расчёт, точный и на несколько ходов вперёд. И она понимала суть проводимой игры. Ей, как союзнице, показывались сильные и слабые стороны, давалась возможность сравнить их с аналогичными у противников рода Борджиа. И сравнение было… не в пользу того же застрявшего в Неаполе и рвущегося в родные края Карла Французского. Против одновременного натиска Венеции, Рима и Испании отрезанному от метрополии Карлу было не выстоять. Сфорца не зря долгие годы изучала войну и по трактатам, и на деле. Да и советами опытных военачальников никогда не пренебрегала. Оттого внимательное изучение расстановки сил помогло сделать вывод: если даже Карл VIII сумеет прорваться во Францию, то он заметно ослабеет. Слабость же — то самое, что редко прощают властителям, которые незадолго до этого заявили о себе как о покорителях соседних земель. Чересчур много недоброжелателей за своё не столь долгое правление нажил теперешний король Франции. Достаточно одной серьёзной ошибки, одного действительно крупного поражения и….

Как следует всё обдумав, пусть и потратив на раздумья совсем немного времени, Львица Романии устремилась в Рим, сопровождаемая не самым большим, но всё же внушающим уважение и соответствующим положению герцогини войском. Если даже часть её солдат и погибнет, то не напрасно. Милан, он стоил жертв. А то, что она поставила на победителя, Катарина уже не сомневалась. Очень уж удачно складывалась пока ещё не завершённая но уже понятная мозаика, которую выкладывали на месте Папской области и окрестных государств два Борджиа, понтифик и великий магистр, старый и молодой хищники, для которых слишком тесными и неудобными оказались установленные традициями рамки.

И вот он, древний и великий город, который слишком многое повидал на своих улицах, внутри дворцов просто и дворцов, неотличимых от крепостей. Город, меняющийся в очередной раз, превращающийся из просто сердца христианского мира в город-крепость, опору не Святого Престола, на котором восседал представитель рода Борджиа, а в… Катарина не слишком весело улыбнулась, понимая, что нынешний понтифик укреплял свой род не как иные викарии Христа. Те давали своим родственникам земли, деньги, но при этом делали их частью Папской области, неотъемлемыми от сложной системы власти опоры христианской веры. Александр VI поступал иначе, вырывая земли, замки, даже целые города у своих противников, только передавались они не внутри Папской области, а как бы вне её. Ни Болонья, ни Остия и прочие бывшие владения делла Ровере не стали вассальны Святому Престолу и тому, кто на нём сидит. О нет, они оказались переданы лично Борджиа, да к тому же ставшему теперь главой возрождённых из небытия тамплиеров.

Тамплиеры… Не все обратили внимание на то, что их не просто восстановили, но очень аккуратно отделяли от привычного образа рыцарей-монахов. Отделял тот, в ком самом не было почти ничего от князя церкви, кроме регалий и возможностей. Львица Романии сумела это понять, но вместе с тем ей хватило осторожности держать выводы при себе. Такое знание могло оказаться опасным даже для неё, если она поделилась бы им… с кем-нибудь.

Её встречали. Не просто, а со всем почётом, чего она даже не ожидала. Сразу пришла в голову мысль, что таким образом Борджиа приоткрывают часть того, что должно стать обычным после того, как воплотятся в жизнь достигнутые договорённости, включая и относящуюся к судьбе герцогства Миланского. А во главе встречающих были один из военачальников Чезаре, бывший кондотьер Сальваторе Эспиноза и… Бяьнка де Медельяччи, ей уже знакомая девушка-воительница с необычной судьбой.

Сфорца удержалась от усмешки, поняв, кому именно поручили саму встречу. Эспиноза, который ей был почти не интересен, являлся лишь «парадным доспехом», ведь никто бы не понял, возглавь встречающих женщина, к тому же не имеющая громких титулов. А так… приличия были соблюдены, но в то же время гостье был подан знак, с кем именно ей предстоит говорить. Хотя бы сначала, потому как высшая власть в Риме — это Борджиа. Пусть самого Чезаре в городе не было, он с большей частью союзной армии уже успел покинуть Рим, готовясь к перехвату рвущихся из Неаполя французов, а его младшие брат и сестра были… слишком младшими, но имелся сам Папа Римский — высшая власть в самом Риме и во всей Папской области.

Тигрице «пока ещё из Форли» было ясно, что её сопровождают в центр власти Борджиа, а именно замок Святого Ангела. Однако и по дороге, благо двигались лошади по улицам Рима очень уж неспешно, можно было узнать кое-что интересующее. Не у Эспинозы, конечно, у той, которой было поручено встретить дорогую и ценную для Чезаре Борджиа гостью. Отсюда и первый не относящийся к «погоде, здоровью и прочим мелочам» вопрос к ехавшей чуть правее Катарины де Медельяччи:

— Раньше, при нескольких предшествующих Александру VI понтификах, Рим славился яркими красками празднеств, множеством особ священного сана на улицах, красотами одежд, особенно женских…

— Красота женщин осталась, Ваша Светлость, — улыбнулась Бьянка, чьему слову можно было верить в силу… заинтересованности последней, пусть и не самой обычной. О пристрастиях приближённой к Чезаре Борджиа девушки слухи поползли и самые разные. Этому Катарина была склонна верить. — И склонность украшать себя всеми способами тоже. Рим должен быть прекрасен… даже во время войны.

— Понимаю. Оттого и установленные на стенах пушки, и дым от кузниц литейных и иных мастерских. Если так продлится, то этот город станет больше напоминать Флоренцию.

— Флоренция великолепна, — аж зажмурилась де Медельяччи, вспомнив о чём-то приятном. — Рим красив и сам по себе, но, как говорит великий магистр: «Одна красота — это хорошо. Две — намного лучше». Пусть эти красоты усиливают друг друга. А в кузницах, литейных и других мастерских создаётся то, что способно уберечь римские красоты от желающих их присвоить либо разрушить.

— Но есть французы. Их армия, которая может испортить красоту Рима…

— Если им это позволили бы — тогда да, — криво усмехнулась Бьянка, осаживая взбрыкнувшую было лошадь. — Только синьор Чезаре им не позволит даже добраться до Франции. Уже известно, куда они направляются. Там их и будет ждать армия, сравнимая по числу и не уступающая в мастерстве. Туда же проследуете и вы.

Катарина Сфорца отметила, что голос её собеседницы был спокойный, уверенный. Эта юная особа не врала, хотя и могла бы. Поэтому Львица Романии спросила не совсем то, что хотела всего несколько мгновений тому назад.

— Куда движется армия Карла Французского?

— Через Понтекорво, затем на Палестнину, Тиволи и…

— Сиена, — понятливо кивнула Катарина. — Дальше, как я полагаю, в сторону восставших Ливорно с Пизой. И Милан, где войска Его Светлости Бурбона-Монпансье.

— Этого хочет король Франции, только он перепутал с реальностью свой приятный сон, — отрезала де Медельяччи, а её рука сама собой потянулась к рукояти клинка. — Или он уползёт лечить раны обратно в Неаполь, или сдастся или… Великий магистр будет особенно доволен получить короля живым или мёртвым. Он говорит, что для обоих случаев есть свои преимущества.

Преимущества. Сфорца и хотела бы спросить, что это за преимущества такие, но поостереглась. А вдруг возьмут, да и ответят. Нужно ли ей ТАКОЕ знание? В этом она была далеко не уверена! Меж тем Бьянка, явно по поручению Чезаре Борджиа, словно мимоходом напомнила Катарине Сфорца, о том, ради чего её вообще «пригласили» сначала в Рим, а потом и в расположение союзной армии.

— Сегодня вечером Его Святейшество устроит небольшой приём в честь вашего прибытия в Рим. Он сам, некоторые кардиналы, посланники государств, с которыми у нас хорошие отношения. Завтра же вы направитесь к армии.

— Я благодарна Его Святейшеству за такое внимание, — изобразила улыбку Сфорца и без удивления увидела на лице собеседницы ответную, но куда более искреннюю.

Вот всё окончательно и открылось. Борджиа не были бы самими собой, не используй они всю выгоду от заключённого союза. Приём в честь союзницы, представление её в таком качестве послам других стран, наверняка и без намёков на последующий взлёт герцогини Форли не обойдётся. А затем прибытие к армии той, чьё знамя с гербом рода Сфорца можно поднять рядом со знамёнами Борджиа, Венеции и Мантуи. Что подумает сам король Франции и его военачальники, увидев такое? В самом лучшем для них случае начнут с большей подозрительностью относиться к нынешнему герцогу миланскому.

Нет, неправильный герб у Борджиа! Катарина удержалась от видимого проявления чувств, но перед её взором почему-то вставала картина, где красный бык на золотом фоне сменялся на угольно чёрную змею. Да, такой символ обоим интриганам, старому и молодому, подошёл бы гораздо лучше.

Загрузка...