— Хейвен, Йейн, вставайте! — прокричала Френсис, постучав в дверь спальни.
— Который час? Я опоздала? — сонно пробормотала Хейвен.
Было еще темно. Хейвен на ощупь нашла телефон Йейна на тумбочке. Засветился дисплей. Часы показывали тридцать пять минут шестого.
Йейн натянул джинсы, встал и открыл дверь.
— Как Леа? — спросил он. — Что-нибудь случилось?
— Она спит. Скорей в гостиную.
Когда Йейн и Хейвен вошли в комнату, Френсис указала на экран телевизора. — Это сейчас передают по всем каналам.
«New York Post» сообщает о том, что бывший президент манхэттенской общественной организации выступила со скандальным заявлением. По словам Падмы Сингх, Общество «Уроборос», правление которого занимает здание около Грамерси-Парка, на протяжении нескольких десятков лет действовало как преступная организация. Во время своего президентства мисс Сингх сама вела подробную документацию относительно беззаконной деятельности членов клуба «ОУ». В файлах содержатся обвинения, касающиеся некоторых весьма известных жителей Нью-Йорка. Упоминаются различные преступления — от проституции и торговли наркотиками до поджогов и убийств. Мисс Сингх даже…
— Лживые ублюдки! — прорычал Йейн. — Газетенка выдала информацию на сутки раньше!
Он умчался в спальню и через минуту вернулся в пальто и ботинках.
— Что случилось? — удивилась Френсис.
— Я должен добраться до Падмы раньше, чем «ОУ», — объяснил Йейн. — Она не должна была покидать Нью-Йорк до завтрашнего дня.
— Нет! — воскликнула Хейвен. — Они и тебя будут искать!
— Вот почему я должен поторопиться. — Йейн поцеловал ее в лоб. — Не беспокойся обо мне.
— Йейн! — крикнула Хейвен ему вслед. — Будь осторожен!
Но он уже не слышал ее.
Йейн не вернулся к тому времени, когда Хейвен нужно было уходить. Она попыталась позвонить ему, но его мобильник отозвался из спальни. Хейвен приняла душ, оделась и стала ждать звонка. В девять тридцать проснулась Леа. В это время Хейвен еще сидела на неприбранной кровати, и у нее на пальце сверкал подаренный Йейном перстень. Она не спускала глаз со стекляшки, оправленной в золото, и молилась о том, чтобы подарок любимого принес ей удачу.
— Ты можешь воспользоваться машиной Френсис, — заметила Леа. — Тебе нельзя опаздывать.
— Я правильно поступаю? — спросила Хейвен у подруги.
Рыжеволосая девушка покачала головой.
— Не знаю. Но я в тебя верю.
Хейвен протянула Лее мобильник Йейна.
— Вдруг Йейн позвонит в мое отсутствие?
— Почему ты сама не хочешь его взять?
— Что, если Йейну понадобится помощь, а я буду в другом месте? Позаботься о нем, пожалуйста.
— А ты справишься сама? — спросила Леа.
— Поживем — увидим.
Хейвен затормозила рядом с высокими готическими воротами кладбища Гринвуд. За потемневшими от времени известняковыми шпилями ворот лежал другой мир. Безмолвный, неподвижный и абсолютно белый. На улицах снег давно превратился в слякоть, а за оградой кладбища даже не начал таять. Расчистили только пару дорожек, и они вились между могилами, словно черные ленты. Это зрелище заставило Хейвен вспомнить день, когда хоронили мать Бью. Она держала Бью за руку. И они стояли на краю могилы, вырытой в мерзлой земле. Тогда она поклялась, что будет защищать его, подбадривать и любить несмотря ни на что. Но теперь она снова его подвела.
Хейвен взглянула на наручные часы. До десяти оставалось совсем немного. Она была одна, не считая сторожа в будке у ворот, который прихлебывал кофе из картонного стаканчика. Минуты текли, и Хейвен начала волноваться. Где же Адам? Неужели утренние события задержали его?
— Вы кого-то ждете? Не хотите зайти? — осведомился сторож, приоткрыв дверь.
— У меня здесь назначена встреча с другом, — произнесла Хейвен.
— Вы говорите о высоком молодом человеке в темном пальто?
— Да, — ответила Хейвен.
— Он уже здесь. Кроме двух дам, сегодня — он наш единственный посетитель.
— Вы не видели, куда он направился?
— Вверх по пригорку и налево, — пояснил сторож.
— Спасибо, — поблагодарила его Хейвен.
Нью-Йорк остался за оградой, тишина окружила девушку со всех сторон. Холодный ветер дул в спину и подталкивал ее вперед по тропинке. В какую бы сторону она ни взглянула, она видела каменных ангелов, которые будто отворачивались от нее. Добравшись до вершины холма, поросшего деревьями, Хейвен вздохнула. Еще никогда в жизни она не чувствовала себя такой бесприютной.
Тропа спускалась по противоположному склону к озеру. У самого подножия Хейвен заметила дверь — вход в склеп, выбитый в скальной породе. Дверь была отделана белоснежным мрамором с резьбой в старинном стиле. По обе стороны возвышались две статуи — мужчина и женщина. Хейвен догадалась, что их изваял Маттео Сальвадоре. Обе скульптуры были в плащах с капюшонами, отбрасывающими густую тень на их лица. Большинство посетителей приняли бы статуи за персонификации скорби, но в каменных глазах застыло не горе, а гордыня. Они возвышались на кладбище, чтобы править им.
На скамье возле пруда сидел человек в черном.
— Тут красиво, — вымолвила Хейвен.
Она пожалела о том, что не может схватить Адама, засунуть его голову под воду и заставить его мучиться так, как Пьеро.
Адам не шелохнулся.
— Да, — сказал он. — И спокойно. Я никогда не понимал, почему некоторые из вас предпочитают возвращаться сюда. Будь у меня выбор, я бы навсегда остался в царстве мертвых.
— Почему ты не дождался меня у ворот? — осведомилась Хейвен.
— Я надеялся на то, что ты не придешь.
— Почему же?
— Наверняка ты смотрела новости, — произнес Адам.
— Да.
— Ты должна понимать, что Общество «Уроборос» ни за что не уцелеет. Мне нечего тебе предложить. Но я хочу, чтобы ты знала — я пытался. Я стремился дать тебе именно то, что тебе не мог предложить никто другой. Мир объединился против меня. Я хотел измениться, но, увы…
— Адам…
Он поднялся и вытащил из кармана золотой ключ.
— Раз уж ты проделала такой путь, не желаешь ли заглянуть внутрь склепа? Это подлинный шедевр.
Адам побрел по снегу ко входу в усыпальницу. Дверь представляла собой мраморную плиту толщиной более двенадцати дюймов. Однако стоило Адаму толкнуть ее — и она открылась легко, словно ее сделали из пенопласта.
Первое помещение за дверью было небольшим, со сводчатым потолком. В центре фурчал фонтан. Вода выливалась из клюва блестящей синей птицы, вылепленной из глины. В воздухе висела тончайшая водяная дымка. Стены оказались расписаны фресками, изображавшими сад с цветущими плодовыми деревьями и порхающими бабочками.
— Замечательно, — холодно отметила Хейвен.
— Это еще не все, — заявил Адам, снял с крюка газовый фонарь, зажег его и распахнул другую дверь.
Хейвен переступила порог и очутилась в просторном зале с семью дверями. Пол украшала искусная мозаика из крошечных осколков стекла и драгоценных камней. Хейвен увидела бога на золотой колеснице, запряженной двумя черными конями. Он удерживал пытающуюся вырваться девушку. Посреди поля чернела дыра, и кони неслись к этому провалу, чтобы поскорее вернуться во мрак. Хейвен хорошо знала и мифологический сюжет, и мозаику.
— Ты перевез ее из такой дали? Из нашего дома на Крите? — поинтересовалась она, и ее голос эхом отлетел от стен зала.
— Нет. Перед тобой копия. Твои ступни никогда не касались этих камней. Для меня огромное значение имеет само изображение. С того мгновения, когда я впервые узрел тебя в саду твоего отца, я понял, что никогда не буду тебя достоин. Я был убежден, что обладать тобой я смогу единственным способом — если украду тебя, как похитил свою возлюбленную Гадес,[34] а потом обманом заставлю остаться со мной. Я купил мозаику в Риме, чтобы она напоминала мне о совершенных мной ошибках. Каждая из женщин, захороненных в склепе, была моей совсем недолго. Как цветы, они увядали и умирали. Я надеялся прервать печальный цикл. На сей раз я хотел, чтобы ты избрала меня по собственной воле. Тогда я бы уже не боялся потерять тебя. Но все тщетно. Ведь ты объединилась с Хорами.
Хейвен показалось, что стены гробницы сузились.
— Ты знаешь про Хор?
— У меня имелись подозрения. И когда ты пригласила меня сюда, они подтвердились. Но…
У него не хватило сил продолжать.
— Что же? — спросила Хейвен.
— Я считал, что ты оценишь произведенные мной перемены — во мне самом и в Обществе. Я решил, что ты навсегда покинешь Йейна ради меня. Но каким-то образом Хорам удалось вновь настроить тебя против меня.
— Они утверждают, что в четырнадцатом веке ты принес чуму в Италию. И ты нашлешь страшную болезнь на Нью-Йорк.
— Они правы насчет Италии, — признался Адам. — Я провел слишком много времени в других странах, и Хоры начали доминировать в Европе. Не без причины эти века назвали Темными. Люди были буквально заперты в оковах и не могли бежать. Родившиеся крестьянами умирали крестьянами. Идею образования срубили на корню. Власть сосредоточилась в руках горстки людей. Я нашел способ разрушить пагубную систему. После чумы возник хаос, и он был предпочтительнее существовавшего до него порядка.
— Твое решение истребило миллионы.
— Но их потомки стали жить лучше.
— Вот почему ты замыслил новую эпидемию? Чтобы опять встряхнуть систему?
— Нет, Хейвен, — возразил Адам. — Спроси змеиную богиню. Только ей ты можешь доверять. У нее нет никаких причин лгать.
— Она видела будущее, Адам.
— И я — единственный враг?
Хейвен промолчала.
— Ты уже сомневаешься в себе, — пробормотал Адам, пытливо глядя на Хейвен.
— У меня было видение, — проговорила она. — Трупы Пьеро и Наддо привезли к твоему дому. У каждого перерезали горло.
— Я приказал выловить их трупы из реки. Мне хотелось, чтобы ты устроила для них подобающее погребение.
Хейвен сердито покачала головой. Зачем он лжет ей?
— Ты убил моего брата!
— Нет. Повторяю: я непричастен к тому, в чем ты меня обвиняешь. Ты предпочла отвернуться от правды. Ты видела только обрывки истории.
Нечто похожее однажды произнесла Леа. А Леа Фризелл никогда не врала. Гнев Хейвен пошел на убыль. Не стоит обвинять Адама в преступлениях без веских доказательств его вины.
— Кроме того, ты не знаешь финал, — заметил он.
— Отнюдь. Я помогла Хорам отправить тебя в заточение.
— Да, вы заперли меня. Но тридцать лет спустя ты передумала и выпустила меня на волю.
— Я? — выдохнула Хейвен.
В это самое мгновение раздался легкий шорох. А потом заскрипели стальные петли. Хейвен бросилась назад, в первую комнату, и увидела, как зимний свет меркнет. Дверь закрылась. Еле слышно повернулся ключ в замке, и наступила тишина.
— Перестаньте! — крикнула Хейвен и ударила по двери кулаками. — Я внутри! Прекратите!
— Никто не услышит тебя, — прозвучал у нее за спиной голос Адама. — Стены толще фута.
Хейвен резко обернулась. При свете фонаря глаза Адама ничего не выражали, его бледная кожа напоминала гипс. Тень, отбрасываемая им на стену, была огромной. Он становился все менее похожим на человека. Хейвен угодила в подземную ловушку. А заманил ее туда Адам — бессмертный Маг.
— Мы вели двойную игру, — улыбнулся он. — Хоры тоже тебе не доверяли.
На миг Хейвен лишилась дара речи. Слова застряли у нее в горле.
— Что ты сделаешь со мной? — прохрипела она.
— Пока не знаю, — рассудительно ответил Адам. Его хладнокровие пугало Хейвен сильнее, чем злость. — Не будешь ли так добра рассказать мне поподробнее о плане Хор?
Она растерялась.
— Необязательно сейчас. У нас с тобой в распоряжении вечность.
— Они осматривали склеп, изготовили ключ от седьмой погребальной камеры — той, в которой нет саркофага. Я должна была запереть тебя там.
— Умно, — произнес Адам. — Можно взглянуть на ключ, который тебе дали?
Хейвен вытащила его из кармана и протянула Адаму.
— Бесполезен, — поставил он свой диагноз и швырнул ключ на пол.
— Они и не собирались тебя выпускать из склепа, — подытожил он и направился к ней медленными, ровными шагами. Она опустила голову и ощутила, как от его ледяного дыхания шевелятся ее волосы. — А как бы ты поступила в ответ на просьбу Хор?
— Не представляю, — честно сказала Хейвен. — Но даже если бы Хоры не предали меня, я все равно не стала бы с ними связываться. Они похитили Бью. Зря я согласилась на сделку. Я до сих пор не знаю, где правда, а где ложь. И я бы не смогла запереть тебя, даже если бы была абсолютно уверена в том, что ты причастен к убийству Пьеро и Наддо.
— Значит, Бью у Хор?
— Их возглавляет Феба. Поэтому он находился в квартире Кэлума.
Адам громко рассмеялся.
— Просто блестяще! Конечно, ей известно о всех переменах в Обществе! Ей нужно было вернуть тебя в Нью-Йорк до завершения моих реформ. Она понимала, что я сделаю тебе предложение, от которого трудно будет отказаться. Феба боялась лишиться своего единственного оружия против меня.
— У тебя не было шансов завоевать мое сердце, — сказала Хейвен мягко. — Ты хотел произвести на меня впечатление. Давай будем честны друг с другом, Адам. Ты попросту манипулировал мной, а я оказалась очень глупой. Я поддалась на твою лесть и решила, что могла послужить источником вдохновения для такого могущественного создания. Но позже я непременно поняла бы, что тут нет ничего настоящего.
— Значит, чудесные цели, которых «ОУ» могло бы достигнуть, были напрасны, — заявил Адам. — Нравственного компаса у меня нет. Мне безразлично, как распространяется хаос. Вот почему я привлек к работе Оуэна Белла. Он бы компенсировал мои недостатки. Увы, Общество уничтожат… А Оуэн мог бы преобразить «Уроборос».
— Его надо непременно разрушить? — спросила Хейвен.
— А как его спасти, если мы торчим внутри этой гробницы? — парировал Адам.
— Мы выберемся, — с искоркой надежды в душе прошептала Хейвен. — Нас скоро найдут.
— Все, кому ты говорила о склепе, долго не проживут, — вымолвил Адам. — Хоры безжалостно заперли тебя здесь вместе со мной. Они убьют твоих друзей.
— Неужели? — ахнула Хейвен.
— Именно так, — произнес он. — В любом случае Хоры сделали бы твое существование невыносимым. Их двенадцать, если ты забыла. Они могут находиться повсюду одновременно.
Хейвен принялась нервно ходить вокруг фонтана. Паника охватывала ее все сильнее.
— Но есть один выход, — еле слышно проговорил Адам.
— Какой? — с тоской спросила Хейвен.
— Я отпущу тебя, и ты спасешь своих друзей. Но меня ты должна оставить здесь.
— Пожалуйста, не мучай меня.
— Не жалей меня, — продолжал Адам. — Знаешь, почему погребальных камер семь, когда тел захоронено всего шесть? Седьмая камера изначально предназначена для меня. Я ни разу не бывал в склепе, чтобы не нарушать покой твоих предшественниц. Но я всегда планировал вернуться сюда. Неподвижность и безмолвие — это для меня самое близкое подобие сна. Я велел построить склеп так, чтобы мог приходить сюда, когда пожелаю. — Словно иллюзионист, достающий монету из воздуха, Адам взмахнул рукой, и в его пальцах возник золотой ключ. — Им можно отпереть дверь. Возьми, Хейвен. Он твой.
— Но ведь с этой стороны нет замочной скважины! — воскликнула она.
— Маттео Сальвадоре считал склеп жемчужиной своего творчества. Особенно он гордился кладкой в этом помещении. Он замаскировал швы между камнями и хитро спрятал скважину, — объяснил Адам и снял с внутреннего края двери мраморную плитку. — Ты свободна.
— А ты?
Он невесело улыбнулся.
— Мне необходим отдых. Последнее столетие оказалось очень утомительным — даже для меня.
— У тебя есть запасной ключ?
— Нет, — просто сказал он.
Хейвен пристально посмотрела на Адама.
— Но ты будешь взаперти!
— Только так я сдержу клятву и позволю тебе жить, как ты пожелаешь. Поспеши! Ты должна спасти своих любимых. Включая и молодого человека, подарившего тебе перстень.
Хейвен не снимала перчатки. Адам не мог увидеть перстень на ее пальце.
— Как ты догадался?
— Ты сделала свой выбор. Как джентльмен я с ним смиряюсь. В ответ я прошу тебя лишь о двух вещах. Первое: пожалуйста, отдай ключ змеиной богине, и она выпустит меня, когда придет срок.
— Но Леа считает тебя почти что дьяволом.
— Змеиная богиня знает, что даже дьяволу порой кое-что полагается.
— А вторая просьба?
— Поцелуй меня, — вымолвил Адам. — Я на миг представлю, что ты принадлежишь мне. Воспоминания скрасят мое одиночество.
«Новая ужасная сделка, — подумала Хейвен. — Поцелуй в обмен на мою жизнь. Он заслуживает большего». Не сказав ни слова, она отдала Адаму частичку своего сердца. Все остальное принадлежало Йейну, но Хейвен нужно было хоть что-то оставить Адаму в уплату за его жертву.
Она шагнула к нему и закрыла глаза. Губы Адама холодили ее кожу. И поцелуй был совсем не таким, как тогда, в вестибюле гостиницы «Грамерси-Гарденз». В те мгновения Хейвен обнимала юношу из плоти и крови. А сейчас она оказалась в объятиях бессмертного существа. Адам втягивал в себя ее тепло. Ее сердце забилось медленнее. Смерть затягивала ее в бездну. Силы быстро покинули ее. Последняя ее мысль была о Йейне.