Это был потрясающий ресторан, недавно открытый молодым талантом, который решил выйти из тени известного шеф-повара, у которого работал много лет. Там был большой основной зал, освещенный светом свечей и декорированный струящимися скатертями, куда люди определенно приходили, чтобы себя показать и на других посмотреть. Вокруг основного зала, извиваясь, словно лабиринт, располагались крошечные индивидуальные зоны, отгороженные от других столиков. Мы с Коннором сели за один из таких столиков, отделенных от остального ресторана, оказавшись в нашем собственном маленьком мирке.
Конечно же, чтобы занять его, нам пришлось пройти через высокомерного метрдотеля.
Это была красивая, высокая, элегантная и невозмутимая женщина с рыжими волосами, похожая на Николь Кидман в молодости. Было видно, что привлекательная внешность Коннора взволновала ее, но она сопротивлялась этому влиянию. Она была достаточно милой, но холодно улыбнулась, когда заверила его.
— Прошу прощения, сэр, но нет абсолютно никакой возможности найти для вас столик на этот вечер.
Коннор достал свой бумажник.
— Мне так жаль… я был уверен, что мой помощник зарезервировал один, но, возможно, что-то случилось…
Он вытащил три сто долларовые купюры и положил их на глянцевую поверхность тумбы-подиума, за которой она стояла.
— Может есть какой-либо способ помочь нам?
У меня глаза на лоб полезли. Знаю, после всего, что я уже видела — номер в отеле, стоимостью в десять тысяч долларов за ночь, стойка с дизайнерской одеждой, лимузин Бентли — 300 долларов уже больше не должны были меня удивлять.
Но поскольку это было на несколько долларов больше, чем в настоящее время на моем текущем счете, они привлекли мое внимание.
И ее внимание тоже.
Она накрыла деньги ладонью, и они исчезли так легко и незаметно, словно она была ведущим фокусником Вегаса.
— Знаете, кажется, я вспомнила об этом предварительном заказе, — сказала она, сразу же воодушевившись. — Пожалуйста, следуйте за мной. Вам бы хотелось расположиться в основном зале, или что-то более…уединенное?
— О, чем больше уединения, тем лучше, — сказал он, сверкнув ей одной из своих трусикосносящих улыбок.
Отчего она споткнулась, покраснела и повела нас дальше.
Не хотелось бы признаваться, но я почувствовала укол ревности. Знаю, что он включил свое обаяние ради забавы… или чтобы получить столик… но меня раздражало, что он мог сделать это без колебаний и так легко влиял на других женщин.
И было немного неприятно, что он использовал свой дар на ком-то другом, а не на мне.
Немного досадно… но все же.
Я решила, что вела себя глупо, поэтому проглотила свою досаду и шла рядом с ним, моя рука в его руке.
Итак мы оказались за столиком в небольшом алькове, отделенные от остального мира. Еще сто долларов обеспечили Джонни столик чуть дальше по проходу, откуда он мог ненавязчиво следить за нами.
— Это было интересно, — сказала я, потягивая самое великолепное Шардоне, которое когда-либо пробовала в своей жизни.
— Что?
— Взятка, чтобы попасть сюда.
— А, это. — он засмеялся. — Удивительно, как легко некоторых людей можно купить.
Я выгнула бровь. Сейчас весь флирт был сразу же забыт.
— Для некоторых из нас 300 долларов совсем не дешево.
Он дипломатично пожал плечами.
— Верно.
— И я бы не сказала, что ты покупал ее.
Он усмехнулся.
— У нее есть определенная власть. Это ее владения… и 300 баксов — ее цена.
— Возможно, тебе просто стоило сказать ей, кто ты такой.
— Может быть… но я ненавижу людей, которые говорят «Да знаете ли вы, кто я?» Если они не узнают тебя сразу, тебе никогда не стоит говорить такое.
— Я не знала, кто ты такой.
— Да, но… ты такая несообразительная, — сказал он печальным, покровительственным голосом.
Я пнула его под столом.
— Ау! — засмеялся он и потер свою голень. — Осторожнее, мне нужна эта нога.
— Думаешь, она знает, кто ты такой? — спросила я, чувствуя, что ревность понемногу возвращается. Мне не хотелось, чтобы высокая, элегантная рыжеволосая красотка смущала меня еще больше.
— Надеюсь, что нет. Я иду на многое, чтобы держать свое имя и фотографии подальше от новостей.
— Почему?
— Ты когда-либо разговаривала с кем-нибудь знаменитым? Я имею в виду по-настоящему популярным, когда тебя даже на улицах узнают?
Я одарила его «ты обалдел?» взглядом.
— Я? Нет.
— Ну, все, кого я знаю, говорят, что это самая худшая часть сделки. Слава хороша только для парочки вещей: привлечь внимание к твоему делу и затащить в постель красивых женщин. У меня достаточно денег, так что я могу нанять людей, чтобы привлечь внимание, и у меня уже есть красивая женщина, сидящая напротив меня, так что я в порядке.
Поначалу, я покраснела от комплимента — а потом ревность накрыла меня еще больше.
— Да, но ты встретил меня только вчера. Конечно же ты хотел привлечь женщин до встречи со мной.
— Ну, учитывая, что последняя была восемь месяцев назад, можно увидеть, какое важное место это занимало в моем списке дел.
Я отвела взгляд.
— Она была красивой?
— Кто, последняя женщина с которой я был?
Не глядя на него, я кивнула.
— Она была моей невестой.
У меня сердце оборвалось.
Я пристально посмотрела на него.
— Я… я не знала… — прошептала я.
Он улыбнулся — но это была просто вежливая улыбка, увеличившая дистанцию между нами. Похожая улыбка была у той рыжеволосой, когда она уверяла нас, что у нее нет возможности найти нам столик.
— Откуда тебе было знать?
— Я… все закончилось… по-дружески?
Его лицо стало каменным.
— Нет. Не совсем.
— Что случилось?
Впервые с того момента, как я его встретила, его голубые глаза напомнили мне лед. Холодные, арктические, леденящие душу.
— Я не хочу говорить об этом.
Я снова опустила глаза.
— Я… мне очень жаль. Я не должна была спрашивать.
Его голос смягчился, словно он понял, что был слишком груб.
— Все в порядке… я просто не хочу об этом говорить.
Теперь все стало понятно. Вот почему у него никого больше не было в течение восьми месяцев.
Его сердце было разбито.
И из-за этого мое — болело за него.