Мы начали утро с завтрака, доставленного в наш пентхаус.
— Это не совсем обычно, — отметила я, откусывая кусочек лучшего французского тоста, пробованного мной. — На самом деле, это явно ненормально.
— Ладно, тогда «нормально» начнется после завтрака.
— В Бентли?
— Думаешь, что ты о-о-очень умная, да?
Я лишь самодовольно улыбнулась ему.
— Хорошо, после поездки на лимузине, — сказал он. — Как только доберемся туда, куда мы собираемся.
Джонни несомненно наши планы были не по душе.
— НЕТ.
— Да, — спокойно сказал Коннор.
— Да ладно, дружище — прошлый вечер был довольно паршивым, но ты хочешь поехать — куда мы собираемся?
— В Санта Монику. Торговый центр на Третьей улице, затем, возможно, на бульвар Венис, — сказала я.
— О, здорово. Толпы людей, никакой возможности контролировать периметр — ты, по крайней мере, наденешь бронежилет?
— НЕТ, это определенно не нормально. И тебе придется переодеться, — сказал Коннор, указывая на костюм и галстук Джонни.
Он нахмурился.
— Что?
— Да, ты не выглядишь, как обычный человек.
— …что?
— Нормальный. Тема сегодняшнего дня. Ты должен выглядеть нормально.
Джонни покачал головой.
— О нет, черта с два.
Но все кончилось тем, что он сдался.
Мы поехали в Санта Монику, в однин из прибрежных городков недалеко от ЛА. Очень дорогие дома и довольно дорогие магазины и рестораны — хотя в ценовой политике верхушки среднего класса, не как на Родео Драйв в Беверли Хиллз. Припарковав Бентли (который, уверяю вас, привлек к себе некоторые взгляды), мы направились в магазин Урбан Аутфитерс на Третьей улице. На пол мили весь проспект был перекрыт для автотранспорта, и тысячи людей прогуливались по нему под воскресным утренним солнцем.
В магазине я заставила Коннора поменять свои темные брюки на шорты — карго, которые демонстрировали его мускулистые икры. Он также купил кожаные шлепанцы и свободную льняную рубашку. Что до меня, я выбрала красный топ и голубые джинсовые шорты с обтрепанными краями.
Джонни от всего отказывался, но Коннор заставил его выбрать себе одежду. Он остановился на черной футболке, темной гавайской рубашке, которая скрывала кобуру его пистолета, зеленых шортах и кедах Chuck Taylors.
— Спасибо, — сказала я, когда мы вышли из магазина в нашей новой «обычной» одежде, наши дизайнерские шмотки были запихнуты в фирменные пакеты Урбан Аутфитерс.
— Не за что, — улыбнулся в ответ Коннор. — Спасибо за доставленное удовольствие.
Я приподняла одну бровь.
— И почему у меня такое чувство, что ты говоришь не только об одежде?
На это он лишь рассмеялся.
Мы прогуливались по улице, Джонни все время следовал в десяти футах позади нас, через свои черные солнцезащитные очки беспокойно разглядывая толпу. Через несколько минут я забыла о нем, и он позволил быть лишь нам двоим.
Мы зашли в один из моих любимых магазинов в торговом центре Променад, магазин игрушек, где есть все от обычных кукол Барби и игрушек, до гигантских статуй персонажей фильма «Звездные войны». Там были сотни разных моделей, антикварные куклы в красивых платьях, шахматы, разрисованные под героев Алисы в Стране Чудес и Звездного Пути, японские научно-фантастические роботы и всякие потрясающие иностранные игрушки.
Мы заскочили в несколько клевых магазинов одежды, парочку книжных, а также в магазин Apple. Когда Коннор заметил, как я забавляюсь с ноутбуком за 2500 долларов, он спросил.
— Тебе он нравится?
— Миленький.
— Я куплю его тебе.
Я бросила на него взгляд.
— Это не нормальное свидание.
Он пожал плечами.
— Мы можем сделать исключение.
— …но, не будем.
Он улыбнулся и поцеловал меня.
— Хорошо, хорошо. Будем только рассматривать витрины.
— И мне не нужны никакие товары Майкрософт, — пошутила я.
Коннор просто закатил глаза и застонал.
Мы поели в клевом небольшом бистро под открытым небом — ничего особенного, но еда хорошая. Затем вернулись обратно к лимузину, и Джонни отвез нас на набережную Венис Бич.
Если вы никогда не были на Венис Бич, это, по правде говоря, самое странное место в Лос Анджелесе. А может и во всей Южной Калифорнии. На этой территории арендная плата жилья в основном по-прежнему регулируется, поэтому все эти наркоманы, любители травки, и хиппи, живущие в дешевых апартаментах, тусуются в одном из самых дорогих кварталов страны.
Набережная тянется вдоль побережья. С одной стороны — располагаются пляж и газоны с травой и пальмами. Другая сторона выглядит так, словно застыла во времени, ориентировочно с 1972 года, с обшарпанными, слегка обветшалыми магазинами, чьи бетонные стены выкрашены в яркие, кричащие цвета. Мы прошлись по магазинам для наркоманов (Хэдшоп — американизм, сленг — магазин, где продают курительные трубки, благовонные курения, бусы и т. п. Прим. пер.), чувствуя зависший в воздухе запах марихуаны, поглазели на торговые палатки с футболками, послушали прикольных музыкантов, играющих на барабанах бонго, понаблюдали за художниками, продающими свои картины, и увидели парня растамана, который катался на роликах вверх-вниз по набережной и играл на электрогитаре с привязанным к его спине усилителем.
— Не думаю, что это «нормально», — заметил Коннор.
— Слишком для тебя? — Поддразнила я.
— Нет, я просто констатирую очевидное, вот и все.
Мы тусовались там, пока солнце не начало садиться, затем побрели на север вдоль пляжа.
— Не заходи в воду, — предупредила я.
— Почему? — Озадаченно спросил Коннор.
— Она грязная и противная. Туда выбрасывают всякий хлам.
Он поморщил нос.
— Чересчур нормально, если уж на то пошло.
Я подумала пошутить на счет того, что мы могли бы съездить на Фиджи или Арубу, но вовремя спохватилась.
Продолжения выходных не будет.
Отчего мне стало невероятно грустно. На-грани-слез грустно. Я знала, что выходные подходили к концу… но у нас еще было время, поэтому я отогнала эти мысли прочь.
Около пирса Санта Моники располагался игровой комплекс с гимнастическими снарядами, рассчитанными и на взрослых. Я подбивала Коннора, пока наконец он не попробовал перемещаться от одного кольца к другому. Ему потребовалось несколько попыток, но он смог пройти все восемь колец туда и обратно. А я просто наслаждалась видом его напрягающихся предплечий и выпирающих из-под ворота рубашки грудных мышц.
Затем мы пошли дальше к Пирсу Санта Моники. Он огромный и броский, но невероятно веселый с громаднейшим колесом обозрения посередине. Освещение уже было включено, и в наступивших сумерках внушительный круг оранжевых и желтых огней медленно вращался на фоне фиолетового неба.
Мы ели корн-доги (corndog — сосиска, которая покрывается кукурузным хлебом и жарится в горячем масле. Обычно подается на деревянной палочке. Прим. пер.), пили лимонад, играли в видео игру «Прибей крота» в зале игральных автоматов, гуляли вдоль океана и наблюдали, как его волны разбивались о берег в двадцати футах под нами, а затем свернули на аттракционы. Сначала, американские горки, небольшие, но довольно забавные, в большей степени благодаря потрясающему виду, чем самой поездке. А затем мы встали в очередь на колесо обозрения.
— Это новое ощущение, — заметил Коннор.
— Что?
— Стоять в очереди.
— Ха! Видишь, нормальное — круто.
— Вообще-то, — сказал он, — этот день стал самым веселым днем, из тех что я помню… за многие годы. А может и за всю мою жизнь.
Я слегка покраснела, и мое сердце растаяло.
— За исключением прошлой ночи, — добавил он с ухмылкой. — И вчерашнего дня у бассейна. И позавчерашней ночи…
Я густо покраснела и шлепнула его по руке, когда он засмеялся.
Наконец-то, мы забрались на колесо обозрения и поднялись в наверх, наблюдая, как море расстилалось перед нами, а солнце наполовину опустилось за горизонт, и небо заполыхало огнем, окрасив облака в оранжевый и красный цвета. Я схватила его за руку и сжимала все сильнее, пока мы поднимались все выше.
— Ты ведь боишься высоты, верно?
— Да! — Я наполовину воскликнула, наполовину рассмеялась.
— Тогда зачем ты захотела подняться сюда?
— Потому что это того стоит.
Спустя несколько кругов, колесо остановилось с нами на самом верху, чтобы люди, которые сидели в нижних кабинках, смогли выйти, а другие зайти. Пока мы зависли там, подвешенные в воздухе, он повернулся ко мне, откинул мои волосы от моего лица и поцеловал меня.
И целовал меня.
И целовал меня.
Теплый бриз обдувал нас, и солнце опустилось за горизонт, а мир вокруг исчез, и все это время мы целовались, пока колесо не начало опять двигаться, и поездка наконец не закончилась.