Глава 10 Рита. «Невеста рада, пусть жених ликует»

…Стасик уехал на вокзал. Кто бы знал, как я боялась! Как перед приемом у зубного врача. Нет, хуже! Гораздо хуже. Описать не могу мой дикий страх перед встречей с его родителями… Вдруг я им не понравлюсь и они отменят свадьбу?.. А что? Все может быть… Да и кому может понравиться бледная спирохета с коротюсенькими двухсантиметровыми волосами?.. Уж если муж любит жену здоровую, то свекрови сам Бог велел желать от невестки красоты и расторопности…

А тут еще в нашу квартиру, как в загадке, набилась «полна горница людей». Я думала, что бабуля свое замужество проведет тихой сапой. В конце концов, ей же не двадцать и даже не тридцать лет… Какой там!.. Народу за столом собралось не меньше, чем на мамино сорокалетие. Когда мужчины вышли на балкон покурить, бабушка без ложной скромности начала исповедоваться:

— Пятнадцать лет, девчонки, прожила соломенной вдовой, с тех пор как Николай в Надым уехал. Думала, уж никогда мне Господь не пошлет отрады и утешения. И вот, надо же, встретила такого прекрасного человека!

— Рая, как я погляжу, он выпить не дурак, — оспорила ее выводы баба Тоня. — Своего Михаила я всю жизнь держу в ежовых рукавицах, а сегодня из-за твоего Ефима он совсем от рук отбился. Ты ему скажи как жена: к чему это все наливает да подливает? У нас тут что — пьянка или свадьба?!

— Мам, в самом деле, нам сейчас новых родственников принимать, а Ефим Петрович совсем разбушлатился, — заметила моя мамочка. — Может, вы уже поедете в гостиницу?

Бабушка, похоже, тоже хватила лишнего, потому как отреагировала слишком горячо и крайне неадекватно:

— Ага, выходит, мы тебе мешаем? Родную мать гонишь? Что, я уже не имею права на Риткиных сватов посмотреть? Рылом не вышла?! Забыла, как я внучку нянчила?

— Бабуленька, никто не забыт, ничто не забыто, — вякнула я.

— Мамочка, не сочиняй. Кто вас гонит?.. Просто я думаю, вам самим будет приятнее… э-э-э… отдохнуть наедине, — объяснилась моя родительница.

— Да я вообще не понимаю, к чему это Вадим придумал какую-то гостиницу… Обошлись бы без нее. Лучше бы выдал деньгами… Чай, не баре! В тесноте, да не в обиде, — разворчалась наша прижимистая новобрачная.

Мама окончательно зашилась, зарапортовалась — не знала, за что хвататься. Зачем-то принесла с кухни пустую селедочницу и принялась собирать в нее объедки и мятые салфетки со стола. Отобрала у всех тарелки, составила их стопочкой, и тут в прихожей прозвенел звонок. Матушка чуть не выронила посуду, но Окса сказала, что сама откроет. Мое сердце остановилось — и покатилось вниз…

Но оказалось, я рано волновалась — пожаловала Лилия Евгеньевна. Загорелая и сильно растолстевшая.

— Ой, у вас, как обычно, гости. — Ее физиономия с облупившимся, обгоревшим носом осуждающе вытянулась. — Сонь, ты забыла, что ли? Я ведь еще вчера вечером прилетела! Звоню, а тебя дома нет!

Тамара Васильевна, не позволив маме вклиниться, заверещала:

— Лилечка Евгеньевна, миленькая моя, что ж вы мне-то не позвонили?! Ой, до чего же вы похорошели — прямо любо-дорого поглядеть! Ну как там, в Турции? Я жду не дождусь, когда вы у нас в библиотеке снова выступите! Присаживайтесь, солнышко!

Лиля и без ее приглашения бы не растерялась, села… Причем она почему-то проигнорировала место рядом с обожавшей ее Тамарой Васильевной, а плюхнулась рядом со мной на диван и заявила, что я погано выгляжу. Спасибо на добром слове, как говорится!..

Мама поставила для нее чистую тарелку и рюмку. Выяснилось, что шампанское кончилось, осталась одна водка.

— Да ну — водка… Нет, что вы, я к другому привыкла! Сухие вина, джин-тоник, ликеры разнообразные, — понтилась Лилия. — У нас в отеле Oasis Beach Vista бары почти что круглые сутки работали… Напитков — хоть залейся!

— Господи, живут же люди за границей! Не то что мы здесь, — всплеснула руками Тамара Васильевна.

— И кормили вкусно? — вытянула шею из-за ее плеча другая библиотечная мартышка.

— А то?.. Пять раз в день, — отчеканила зазнайка Лиля. — Один официант мне сказал: «Леди, будьте осторожны, турецкая пища очень калорийная, вы можете поправиться». А я ему в ответ: вот еще не хватало, стану я себя ограничивать, когда за все уплачено!.. Не волнуйся, говорю, дома похудею!.. В Новосибирске мне по двадцать блюд на ужин никто не подаст.

— Неужели целых двадцать блюд? — отвесила челюсть неизвестная мне бабуленция, кажется коллега Тамары Васильевны.

— Ха! Даже больше! Одних десертов двадцать, а кроме них и салаты, и гарниры. Курица, баранина, говядина! Только свинину не готовили. Турки — они же мусульмане, им религия запрещает. Это у нас, у русских, все картошка да картошка…

Лилия Евгеньевна осуждающе показала пальцем на блюдо с молодой картошкой, посыпанной укропом, однако начерпала себе полную тарелку, а сверху забросала селедкой, колбасой и прочими закусками. Бабушка налила ей водки, и юристка махнула стопку за милую душу, крякнула и захрустела малосольным огурцом.

— Лилечка, ну рассказывайте дальше. Что ваш Махмуд? — изнывала от нетерпения Тамара Васильевна.

— Не Махмуд, а Мехмет. Да что мне он? Нужен больно!.. Я его всего-то один разок видела — в день приезда… Меня там без него женихи одолевали!

Общество так и не успело узнать про многочисленных женихов юристки, потому что над входной дверью опять заливисто прозвенели колокольчики, и Окса бросилась отворять ворота. На сей раз явился мой жених — багровый от надсады. Он втащил в зал длинный, скатанный в рулон ковер, затем внес две картонные коробки. Мне стало страшно за него: куда так нагружаться, когда ему сняли гипс лишь позавчера? И то без разрешения медиков… В прихожей, заваленной обувью, образовался затор — родственники из Абакана оставались для меня невидимыми, зато я слышала, как Оксанка их приветствует:

— Добро пожаловать, с приездом вас! Как доехали?

— Хорошо доехали, спасибо, доченька, — ласково ответил ей женский голос.

Я пыталась выкарабкаться из-за стола, но путь мне преграждала толстуха Лилия Евгеньевна, которая непрерывно, как корова, жевала. Голова предательски закружилась.

— Пропустите Риту! — прикрикнул на юристку Стасик и пояснил своей матери, что она перепутала подружку Оксу с его невестой.

Лиля нехотя сдвинули ноги с прохода, а мама подала мне руку, помогая выбраться. Я очутилась перед невысокой, черноглазой женщиной со смуглым, монголоидным лицом и густыми черными волосами — она вовсе не походила на сына…

— Здравствуйте. — Мои коленки задрожали, стукаясь друг об друга. Если бы мама Стасика меня не обняла, я бы, наверное, рухнула на пол как подкошенная и забилась в конвульсиях.

— Здравствуй, деточка, здравствуй, моя дорогая!.. До чего же ты молоденькая да худенькая, просто былиночка!

— Зато на руках носить легко, — непринужденно вставил Рудницкий.

— Ничего, откормим, — заверил мужской голос. — Были бы кости, как говорится, мясо нарастет!.. Главное, невестка у нас красивая, как картинка.

На меня внимательно смотрели серо-зеленые, такие же, как у Стасика, глаза. Его отец ростом значительно превосходил супругу и, в отличие от нее, имел светлые волосы.

Он тоже притянул меня к себе, ободряюще похлопав по спине, и сумасшедшее биение моего сердца начало стихать. Из его рук я плавно перешла в объятия к Стасеньке, который не удержался и поцеловал меня. Над столом пронесся шумный коллективный вздох…

С балкона вывалили курильщики, стали поочередно пожимать руку Рудницкому-старшему.

— Марк Анатольевич, — представлялся он баском.

— Очень приятно, сват, — по-свойски тряхнул его ладонь Ефим Петрович.

Баба Рая тем временем подскочила к матери моего жениха:

— Ну, давайте знакомиться!.. Меня зовут Раиса Семеновна.

— А меня Альфия Абдуловна, — с милой, застенчивой улыбкой, тоже ужасно знакомой, похожей на Стасову, сказала та. — Можно просто Аля.

— Вот как вышло-то — наши ребятишки сами, без нас, все решили. А я уж перечить не стала. А что? Сын у вас справный, мне сразу понравился, — стрекотала моя бабушка.

И опять вышла путаница. Бабу Раю приняли за мою маму, Стасику вновь пришлось вносить ясность. Но бухой Ефим Петрович отодвинул его, вырвавшись на передний план:

— Да и правильно, что Раису считают матерью, а меня — отцом!.. Она Ритку вынянчила, а я ей, почитай, заменил отца!

— Как это заменил?! Чего ты такое мелешь, тукан? — громко возмутилась баба Тоня. — Можно подумать, наша Риточка — сирота. Ничего подобного, Алечка и Марк Анатольевич. Завтра во Дворец бракосочетаний придет ее настоящий, родной отец, там и познакомитесь… Случилось у нас так, что Соня с Ленечкой немножко повздорили. Подумаешь, с кем не бывает?.. Помирятся…

Бабушки сцепились, выясняя, кто тукан, а кто замечательный человек, и это было даже не смешно, это было за гранью… Но я не слушала их воплей, думала только о том, что завтра увижу папу… Может, он на самом деле помирится с мамочкой? Вот бы было здорово… Коротко глянула на свою Софью Николаевну — лицо у нее было красное, возбужденное, но, к счастью, она ни во что не вмешивалась, не возражала. Крутилась вокруг стола как юла, наводя порядок, расчищая полигон для новых гостей… Все же терпения моей маме не занимать!

— Софья Николаевна, чуть не забыл! Водитель Вадима Георгиевича передал коробки с провизией, — спохватился Стас, указывая ей на принесенную поклажу.

— Фимочка, бедненький, сладенький мой, — причитала над законным супругом баба Рая, поглаживая его плешивую башку. — Пойдем отсюда, мое сокровище!.. Видишь, что получается? Из кожи вон рвешься, а они ничего не ценят!.. Один ты, мое золотко, понимаешь мою тонкую, нежную душу!..

Ефим Петрович шмыгнул носом и собрался было податься на выход, но, увидев, что мама достает из коробки новые бутылки, снова уселся во главе стола на свое жениховское место.

— Позвольте, Сонечка, помочь вам, — вызвалась моя будущая свекровь. — Только руки бы нам с Мареком помыть с дороги не мешало…

Стас проводил родителей в ванную комнату. Мама выложила на большое блюдо, освободившееся из-под колбасы, жареных цыплят — от них потянуло аппетитным чесночным духом.

— Уф-ф, — отдувалась расстроенная Лиля. — Опрометчиво я поступила: наперлась картошки с котлетами, а тут такая прелесть!

— Ой, и салатики новые! — возрадовались чужие тетки. Одна тетя Оля Костикова вела себя прилично, проявила понимание. Встала из-за стола и сказала:

— Так, женщины, пора и честь знать! Вам не кажется, что мы засиделись?

Лилии Евгеньевне не казалось: она пожирала глазами вынутую из коробки копченую красную рыбину, стеклянные баночки с икрой и упаковки с соком. И все равно тетя Оля волевым жестом выдернула ее и заставила подняться всех остальных кумушек. Как они достали!..

Сергей предложил бабушке подбросить их до гостиницы на машине, но Ефим Петрович уперся, как баран рогом. Сошлись на том, что продолжат отмечать у соседей. Бабушка прихватила из коробки пластиковые тары с говядиной и паштетом, ее муж сцапал за ножку цыпленка и схватил за горлышко бутылку марочного коньяка. Губа не дура…

Баба Тоня, поджав губы, пробормотала им вслед:

— Сомневаюсь я, однако, что из этого брака выйдет толк!

— Нам-то что за дело, Тосенька? Наше дело — маленькое, — притулился к ее боку пьяненький деда Миша. — Лишь бы дети сошлись, об остальном и мечтать не приходится!.. А то на Леньку-то уже жалко глядеть!..

Мама пропустила его реплику мимо ушей, углубившись в соблюдение протокола гостеприимства: раскладывала в вазе фрукты — желтые груши, красные яблоки, румяные персики и гроздья винограда. Паперный расстарался… Неужели он затмил для нее папочку?!

Бабушка с дедушкой заспешили домой, и Окса засобиралась, сказав, что на семь утра договорилась с парикмахершей — решила соорудить себе потрясную прическу.

— Везет тебе, а мне теперь нечего укладывать, — взъерошила я свои короткие волосы. — Голова как у солдата-новобранца… Придется завернуться в фату, как в паранджу…

— Ну и нормально. Ты будешь в парандже, а я весь в джинсе, — начал фантазировать Стас.

После ухода престарелых теток и бабушки с мужем атмосфера в квартире сразу сгладилась, стала спокойнее. Мама закурила, устроившись с пепельницей у распахнутой балконной двери. А Стас обернул мою уставшую, ноющую шею эластичным ортопедическим воротником.

— Бедная наша девочка, — сочувственно проронила Альфия Абдуловна и погрозила сыну пальцем. — Смотри у меня!.. Чтоб не вздумал больше гонять на мотоцикле! У тебя теперь семья, Стасенька, и жену надо беречь как зеницу ока. Отныне в ней одной — все твое счастье.

Хорошо сказала, задушевно…

— Сам знаю, мам, — обнял меня Стас. — Я свою Маргаритку ни на кого не променяю!

— Дети так скоропалительно надумали жениться, что я совершенно не подготовилась, денег не скопила… — пожаловалась мама. — Придется праздновать здесь, у нас, узким кругом…

— Да и ладно, Софья Николаевна, — успокоил ее Марк Анатольевич. — К чему устраивать показуху?.. Сами знаете, как бывает: родители закатывают пышные свадьбы, а молодые живут всего ничего… Пусть у наших лучше все наоборот будет!.. Как у нас с Альфушкой. Мы ведь в прошлом году серебряную свадьбу справили, а начинали совместную жизнь в строительном вагончике, лишней кастрюли не имели…

— Так вы строитель? — почему-то обрадовалась мама.

— Инженер-строитель. Марек трестом руководит, — вместо мужа ответила Альфия Абдуловна. — А я в музыкальном училище работаю, английский язык преподаю.

— Надо же, какое совпадение!.. Я по образованию тоже лингвист! — Мама затушила сигарету и подалась поближе к столу.

Марк Анатольевич наполнил рюмки коньяком и предложил ей перейти на «ты»:

— Я гляжу, вы помладше нас будете, Сонечка. Чего нам чиниться, раз дети сделали нас ближайшими родственниками?

— Конечно. — Мама взялась за рюмочку. — Я считаю, мне очень повезло с вами… Мне вообще на добрых людей везет!

— Потому что ты сама добрая, Софья, — заверила ее Альфия Абдуловна.

…Стасика отправили ночевать в общежитие.

— Вы тут пьянствуете, а я должен кантоваться в одиночестве, — нарочито укорил он.

— Не вздумай, сынок, мальчишник затевать! Завтра ты должен быть таким же красивым, как твоя невеста, — напутствовала его мать.

— Как же без мальчишника? Чтоб последние часы холостяцкой жизни впустую прошли?.. А вдруг меня потом жена зажмет? Как прижмет под каблуком!

— И прижму, — пригрозила я.

— Да я и сам прижмусь, — прижался он ко мне щекой и шепнул на ухо: — Ритка, ты волнуешься?

— Безумно! — также шепотом призналась я.

Отец вышел проводить его на лестницу. А мама бросилась к зазвеневшему телефону. Спряталась с трубкой на кухне, но все равно было прекрасно слышно, как она рассыпается в благодарностях. Значит, звонит Паперный… Я испытывала к нему жгучую ревность — почти как к той продюсерше, с которой целовался Стасик…

Кстати, подарок Вадима Георгиевича пропал даром — баба Рая с Ефимом Петровичем в отель так и не поехали, заночевали у соседей. Мама постелила гостям в моей комнате, а меня уложила на свой диван. Я-то легла, а они еще долго шуршали — сначала мылись, потом гоняли чаи на кухне, обсуждая детали завтрашнего торжества и нашей дальнейшей жизни. До меня доносился басовитый голос Марка Анатольевича:

— Если бы дети согласились переехать в Абакан, я бы запросто помог им с квартирой.

— Ой нет, я не представляю, как расстанусь с Ритой! Я всегда жила для семьи, и… — возражала мамочка.

— Так вот теперь и настал подходящий момент начать жить для себя. Ты такая молоденькая, Сонечка, сама еще как девушка, — уговаривала ее Альфия Абдуловна. — А мне бы подошло заботиться о молодых, с внуками возиться. Мы сына слишком рано выпустили из-под крыла, хоть бы внукам дать то, что ему недодали.

— Я тоже хочу внуков! — заверила мама.

Внуки… Неужели у нас со Стасиком когда-нибудь будут дети?.. С этой мыслью я и заснула. И мне приснились маленькие ребятишки, ползающие в манеже, — их было много, как в детских яслях. Девочки, мальчики, беленькие, черненькие, кареглазые и зеленоглазые. Никто из них не плакал. Напротив. Они, нарядные, как куколки, улыбались мне беззубыми ртами, и мое сердце распирало умиление… Но откуда у меня столько ребятишек? Когда успела их нарожать?..

— Риточка, доченька, вставай, — сквозь сон услышала я мамин голос. — Просыпайся, невеста, а то свою свадьбу проспишь!

Я села на диване. Прямо перед глазами на ручке серванта висели плечики с белым кружевным подвенечным платьем и полупрозрачной фатой, прицепленной за венок из живых маргариток.

— Ой, мамочка!.. Какая прелесть!

— Доброе утро, моя ненаглядная!.. Тебе нравится?.. Это одна девушка, цветочница из салона «Сибирская орхидея» придумала сделать для тебя венок из разноцветных маргариток и такой же букетик вместо флердоранжа.

— Здорово как!.. Мамуль, а мне такой сон странный приснился: будто у меня много-много хорошеньких ребятишек…

— Это к добру, к богатой и счастливой жизни, — с улыбкой сообщила Альфия Абдуловна, выглядывая из открытой двери в кухню.

Она была в фартуке, с выпачканными мукой руками. Спросила, люблю ли я беляши.

— Я сильно уважаю, — опередил меня ее муж.

— Да, — кивнула я. И подумала, что гораздо больше беляшей люблю своего Стасеньку… Господи, скорей бы!..

Утренние часы, словно повинуясь моим желаниям, промчались со скоростью трех минут. Пока я была в ванной, Марк Анатольевич разложил в зале большой стол и приставил к нему кухонный. Наши мамаши накрыли его скатертями, расставили разномастную посуду и нетронутое с вечера фруктовое изобилие.

— Вот ведь ни скатертей одинаковых у меня нет, ни большого сервиза, — сокрушалась мама. — Совсем не подготовилась!

— Э-эх, да разве в этом дело? Зато всего вдоволь — и овощи, и фрукты поспели, все свеженькое. Молодцы ребятишки, что к августу подгадали! — не переставал ободрять ее мой будущий свекор.

Я краем уха слушала их и красилась. Потому что красота — страшная сила. Благодаря тональному крему цвет лица у меня сделался такой, будто не в больнице полтора месяца мариновалась, а в санатории колбасилась. Оксанка презентовала мне стойкую губную помаду, чтобы не стиралась от поцелуев, и новую тушь взамен моей пересохшей.

— Ты — настоящий товарищ. — Я чмокнула ее и вопреки обещаниям производителей оставила на щеке подружки яркий след. Приуныла: ну вот…

— Ничего. Подумаешь, помада подкачала! Главное — настроение. Красота определяется состоянием души, — заверила Окса, застегивая на моей спине «молнию» платья.

Мама покупала его на глазок и не промахнулась ни с размером, ни с фасоном. Я считаю полным отстоем пышные юбки на кринолине и жесткие корсеты, напоминающие о травматологическом отделении. И она выбрала элегантное платье прилегающего естественного силуэта с мягко струящимся подолом, достигавшим щиколоток.

— Что делать с грудью? Груди-то нет, — пыхтела я, рассматривая себя в зеркале.

— Где же Стас? Чего он не едет? Времени уже половина первого, — волновалась Альфия Абдуловна.

— Может, передумал? — подзуживала Петренко.

— Дамы и барышни, прошу не беспокоиться! Все уже подъехали, — возвестил Марк Анатольевич, карауливший сына на балконе.

— Ой, а я еще даже фату не примерила!

— Не боись, Ритка! Никто его в дом без выкупа не пустит, — заверила Окса.

Ей на подмогу подоспели Светка Пономарева с Эдиком, который вызвался выступить свидетелем жениха. Подбежали еще и девчонки из моей университетской группы, бабушка с дедушкой и соседи. Не знаю уж, как они там изгалялись над Стасиком и его друзьями, я только слышала, что лестничная площадка взрывается от хохота. Сто раз успела занавеситься фатой и столько же раз прогарцевала перед трюмо в новых маминых туфлях от Кардена — благо размер ноги у нас одинаковый. Мне было так кайфово, что пол уплывал из-под ног…

Первой в прихожую ввалилась баба Рая:

— Ой, Ритулька-то у нас какая раскрасавица!

— Ри-и-иточка, — раскинул передо мной руки радостный Стасик, прикинутый в непривычно элегантный бежевый костюм и светлую сорочку с шелковым шейным платком.

Кажется, он в процессе выкупа хапнул шампанского или чего-то покрепче… Но точно удостовериться в том, пьян он или трезв, мне не удалось, потому что бабуля запротестовала:

— Нет-нет-нет, никаких поцелуев до ЗАГСа! Молодым и ехать полагается в разных машинах.

— Поехали! — торопил Стас.

— Доченька, ты ничего не забыла? — с тревогой спросила мама, крутившая в руках симпатичный круглый, как шар, букетик из желто-оранжево-белых маргариток, похожих на маленькие солнышки.

Я на секунду задумалась. Забыла!.. Схватила с полки томик Сафо и с книжкой под мышкой направилась на выход. В последний девичий путь… У подъезда стояли желтое такси, серебристый BMW Паперного и его же белая служебная «Волга». Ну куда бы мы делись без Вадима Георгиевича?..

Мы со Стасиком и свидетелями сели в самый прикинутый BMW. Мама с Паперным и Светой в «Волгу», а вчерашние молодожены и соседи в такси. Друзья жениха и мои однокурсницы пошли на трассу ловить частную машину. Проезжая мимо, мы помахали им рукой.

В салоне я раскрыла книгу и прочитала: «Невеста рада, пусть жених ликует!..» Спросила суженого:

— Стасик, ты ликуешь?

И он ответил, точно по писаному:

— А как не ликовать? Везу во Дворец девушку, о которой всю жизнь мечтал…

— Что это у тебя? — потянулась ко мне Петренко.

— Гадальная книга. Раскрываешь наугад и узнаешь судьбу.

— Дай-ка мне! — Оксанка выхватила томик, ненадолго прикрыла глаза, будто ожидала чуда, и распахнула его: «Что колечком своим так гордишься ты, дурочка?»

Она разочаровалась совсем как я, когда впервые читала Сафо. Сказала, что предсказание скорее подходит мне, а не ей.

— Оксаночка, кто знает, может, скоро и тебя будем замуж выдавать?

— Что это вообще за книга? — скептически покосился Эдуард, известный не как лирик, а как физик. Или, может, математик, — точно не знаю, гранит каких наук он грызет. Но призналась ему, что накануне свадьбы читаю стихотворения Сафо, которые моей маме очень нравятся…

Мы подъехали ко Дворцу бракосочетаний. На ступеньках и в холле обнаружилось столько знакомых людей, что можно было бы целый час только здороваться. Собрались все мамины подружки-болтушки, пришел хирург Валерий Степанович, оперировавший меня, и тетя Таня Пушко, обеспечивавшая неусыпный медицинский контроль. Привалил коллектив ночного клуба, где работает Станислав, и еще масса его поклонников. Вернее, поклонниц. За спинами бабы Тони и деда Миши я разглядела папу.

— Зарубина и Рудницкий? Пожалуйста, проходите поскорее. Чего же вы опаздываете? — пожурила нас сотрудница заведения.

…Я даже не успела поговорить с папочкой, пока еще носила его фамилию. А через десять или пятнадцать минут меня уже звали Маргаритой Леонидовной Рудницкой. Гости оттеснили нас со Стасенькой друг от друга, целуя и обнимая. Маленькие солнышки маргариток в моих руках завалили другими букетами, и я уже почти никого не видела из-за вороха роз, обернутых в целлофан. Скосила глаза вправо, где во время регистрации стояла побледневшая мама рядом со своим Паперным. Он и теперь находился поблизости и что-то вещал ей…

— Доченька, — приблизился ко мне папа.

Его лицо тоже было белее мела, и губы кривились. Отец ужасно похудел — щеки ввалились и прежний «пивной» живот пропал. Он сдавленно промолвил:

— Поздравляю.

Протянул мне цветы.

— Папочка, — склонилась я к нему, чувствуя, как на ресницы, густо намазанные тушью, наворачиваются слезы. — Миленький мой, я так по тебе соскучилась!.. Я тебя очень люблю!

Он неловко поцеловал меня возле уха и отвернулся. И растаял за пеленой моих слез.

— Ритка, чего ты ревешь? — дернула меня сзади за подол Окса.

— От радости…

— Ты давай гордись своим колечком, дурочка! — хихикнула она. — А то скоро у тебя тушь потечет!..

— Не могу, — всхлипнула я и покосилась на свое новенькое колечко, украшавшее правую руку. Церемония прошла так стремительно, что я и не запомнила, как Стасик мне его надел…


Конечно, за столом было тесно. Даже не то слово — хоть вообще под стол полезай!.. И я на своем свадебном опыте просекла смысл поговорки, что самое приятное зрелище для хозяев — это спина уходящего гостя. Мало кто из наших гостей торопился ее показать — только баба Тоня с дедом Мишей ушли рано. А папа и вовсе не приехал к нам домой. Я осталась довольна тем, что и Паперный не приперся — незачем ему будоражить своим присутствием и без того взволнованную мамочку!.. Еще во Дворце бракосочетаний он вручил Стасу конвертик с нашими загранпаспортами и авиабилетами до Ларнаки и обратно. Как кстати, что мы с мамой и папой еще три года назад оформили загранпаспорта. Надеялись, что когда-нибудь поедем в отпуск всей семьей… и обломались.

Лилия Евгеньевна доканывала всех, кто очутился рядом с ней за столом, рассказами о Турции и предложениями выпить.

— Лиль, я что-то не поняла: турок-то оплатил тебе путевку или нет? — задала конкретный вопрос тетя Оля Костикова. Ей, как и остальным, наскучило слушать про конкурсы, которые затевали аниматоры в бассейне и на дискотеке отеля.

— Ольга, разве это важно? Мехмет мне совсем не понравился — наглый какой-то…

— Значит, ты съездила за свой счет?

— Ну и что? Главное, было весело!..

Юристка все подставляла свою рюмку Ефиму Петровичу, чтобы не забывал наливать, но тот был явно не в ударе — наверное, мучился с похмелья после вчерашнего перебора. Пришлось Лилии обслуживать себя самостоятельно, а мой суррогатный дедушка наконец отправился с бабой Раей в отель «Сибирь», предварительно выдав нам со Стасом длинные и нудные напутствия.

Остальные гости зависли в квартире допоздна. Мамины кумушки оккупировали кухню, поскольку судачить о своем, о девичьем им мешали музыка и смех. В зале Рудницкий со своими друзьями лабал на гитарах, и все им громко подпевали, в том числе орали непотребные, нецензурные песни Сереги Шнурова — лидера группы «Ленинград». Меня они вставляют, а Тамара Васильевна была просто в шоке!.. Окса пристроилась возле Макса — самого смазливого парня из друзей Стасика. Эдик что-то доказывал родителям Рудницкого на балконе. А у меня вскоре разболелась шея, да и голова трещала. Я потихоньку отползла в детскую комнату и прилегла на свою кровать. Вскоре ко мне присоединилась трезвая как стеклышко Света. Она улеглась на вторую кровать и выложила, что ждет ребенка.

— Когда вы успели?

— В больнице, когда еще?.. Мы же там не предохранялись… — краснея, поделилась она подробностями. — Придется теперь тоже регистрироваться… Зато в походы больше не пойду. Сплав на катамаранах теперь не для меня!

— Классно…

Мы с ней с полчасика полежали, а потом я сменила свадебное платье на джинсы и водолазку с глухим воротом-стойкой, маскировавшим ортопедический корсет на шее. Ближе к полуночи гости устали зажигать — напелись, наплясались и оставили нас в покое. Молодые окончательно разобрались по парам — парни пошли провожать девчонок. Оксанка, прощаясь, пискнула:

— Ритка, как тебе Макс? Просто супер, да?

— Пф-ф, тебе крупно повезло! — заверила я подругу.

…Наш рейс в Ларнаку утром. В семь часов начиналась регистрация. Никакой первой брачной ночи у нас с Рудницким, разумеется, не получилось. Покемарили немножко на диване, пока предки убирали посуду и собирали нам в дорогу один чемодан на двоих. Оглянуться не успели, как пора было завтракать.

— Я всегда хотела иметь дочку, да Аллах не посылал, — бережно приобняла меня Альфия Абдуловна. — Теперь ты, Риточка, стала моей доченькой!

— А я хотела иметь сына, — созналась мама, — но муж не желал второго ребенка.

— И мне нужен сын, — неожиданно заявил Стасик.

— Нет, лучше девочка, — заспорила я.

— Рожайте уж сразу двойню, всем угодите! — засмеялся Марк Анатольевич.

На том и попрощались. Мы со Стасом погрузились в такси, а две мамы и один отец помахали нам рукой.

…Я думала, что буду весь полет смотреть в иллюминатор — все-таки первый раз летела за границу. Но только села в кресло и пристегнулась ремнями, как заснула. И до самой посадки дрыхла, что называется, без задних ног. Даже не сразу поняла, где очутилась. Муж тряс меня за плечо, и салон трясся и вибрировал до тех пор, пока лайнер не остановился.

— Любимая, поздравляю с прибытием к месту проведения медового месяца!

— И тебя с тем же самым, — пожелала я, вслепую нашаривая его губы.

На трапе нас жарко, пламенно, как родных, обнял душистый ветер. Площадку летного поля окружали невысокие гряды гор, и воздух между ними висел совершенно неземной, ни на что не похожий. Предполагаю, в нем смешались ароматы пряных трав и морская свежесть. И точно помню, что небо было особенным — преувеличенно голубым и глубоким.

Мы со Стасиком коротко обменялись впечатлениями:

— Правда, здорово?

— Вообще атас!

Миновав паспортный и таможенный контроль, наша маленькая новорожденная семейка попала в оцепление таксистов. Стас не стал ни прицениваться, ни торговаться. Назвал место, услышал цену и согласно махнул рукой. Денег нам надарили прилично, так что мы чувствовали себя вполне состоятельными людьми. А когда приехали в коттедж, и вовсе ощутили себя богачами!

К дому, украшенному колоннадой, вела кипарисовая аллея. А сам он стоял на горе, каменистые склоны которой стекали непосредственно в море. Дверь нам отворил пожилой грек, назвавшийся Христосом и прекрасно — всего лишь с небольшим акцентом — говоривший по-русски. Он показал нам спальню, превышающую общую площадь нашей новосибирской квартиры. Над широкой кроватью спускался тяжелый гобеленовый балдахин. Выложенный плитами пол с двух сторон от нее устилали толстые ковры. И остальная мебель с гнутыми ножками и спинками была обита той же гобеленовой тканью. Вторая дверь вела на просторную террасу, украшенную большими глиняными амфорами, белыми статуями и горшками с живыми зелеными растениями.

— Муж мой, может, мы уже в раю? — спросила я Стаса, охватывая взглядом с высоты морской простор.

— Нет, любимая, так выглядит наша с тобой земная жизнь! Представляешь, что будет дальше, дорогая моя госпожа Рудницкая!..

Мы засмеялись, поцеловались, взялись за руки и побежали купаться.

Первый день нашей со Стасом супружеской жизни получился длинным — мы многое успели. Обошли окрестности, разведали, где находится рынок, и славно поужинали в маленькой, уютной таверне.

— Вот она — частная собственность! И готовят сказочно, и обслуживают по высшему разряду, — заключил Стасик, подливая мне в бокал вина из кувшина.

— Обратно, в гору, тебе придется нести меня на руках, — пригрозила я.

— Я готов. Я готов тебя, Ритка, постоянно носить на руках, но с тем условием, что ты не растолстеешь! — шутила со мной моя любовь.

…Ночью, сладко засыпая на его груди, я призналась:

— Знаешь, Стасенька, раньше мне казалось, что это нереально — выйти за тебя замуж.

— Почему?

— Ну… ты представлялся мне таким пофигистом. Плейбоем…

— Душа моя, именно из плейбоев выходят самые лучшие мужья. В том случае, конечно, если они влюбляются по-взрослому.

— Да?

— Да.

— Тогда поцелуй меня и подтверди, что любишь не по-детски!

— Люблю. Я так сильно люблю тебя, Ритка, что слов не нахожу…

Спать рядом с ним решительно не удавалось… Да и вообще, счастье — это такое же испытание, как горе. Только со знаком плюс!..

Загрузка...