Всё хорошо, что хорошо кончается

Глава 16. Но беды не ждали мы из-под земли

— А кто-кто здесь такой маленький? Кто такой хорошенький? — воркует Тилли.

— Может, отстанешь наконец от козы? — устало говорю я. — А то вдруг это окажется Хранительница Миров, неловко выйдет.

— Да обычная это козочка, — не соглашается Тилли. — Вы у неё уже столько всего спросили, что будь она Хранительницей, взяла бы да заткнула вам рты.

— Может быть, хочешь меня заменить? — с надеждой спрашиваю я. — Это существо у меня в руках тоже довольно милое.

— Ты меня не проведёшь, — фыркает Тилли.

В углу на стуле, одна ножка которого ледяная, сидит Гилберт. Он угрюмо чистит снегом полы своей шубы.

— Мне тоже больше его не давай, — сообщает он, на мгновение отрываясь от своего дела, а затем принимается тереть мех с новой силой.

Наверху мы обнаружили спальню с отлично сохранившейся кроватью, которую укрыли коврами и шкурами и перетащили туда Нелу, чтобы её не беспокоил наш шум и она смогла выспаться. Но чем больше времени проходит, тем сильнее я сомневаюсь, что её вообще может побеспокоить какой-либо шум. За окнами совсем стемнело, и мы уже пробовали разбудить Нелу, как она и просила, но ничего не вышло.

Так что мы закрыли ставни, загородили дверь столом, как делал Невен, и сидим внизу.

Существо по имени Дамиан радостно глядит на меня блестящими тёмными глазами. Оно принимается реветь, если я пробую дать его Андранику. У Гилберта на руках существо выглядело счастливым, но потом Тилли с трудом удалось придать серьге моего друга прежнюю форму, а шубу бедняга чистит до сих пор.

— Уи-и! — взвизгивает существо. Оно пользуется тем, что я отвлёкся, глядя на Тилли, и вцепляется мне в волосы.

— Спасите! — умоляю я. — Я слишком молод, чтобы лысеть!

Андраник подходит было, но замирает в нерешительности.

— Такие крошечные пальчики, — мямлит он. — Вдруг я сломаю…

— В них силы не меньше, чем у Нелы, — выдавливаю я, пытаясь вырваться. — Найди какой-нибудь ломик, чтобы их отогнуть!

— Интересно, именно поэтому у королевы Нелы сейчас короткие волосы? — погружается в размышления Андраник, позабыв о моей беде.

И в этот самый миг из-под пола доносится какой-то треск.

— Вы слышали? Что это? — настораживается Тилли.

— Ш-ш-ш, — шипит Гилберт, вскакивая на ноги. — Ни звука!

— И-их! — не соглашается Дамиан и гневно машет рукой, в которой всё ещё зажата прядь моих волос. У меня даже слёзы на глазах выступают.

Треск раздаётся ещё ближе, и вдруг доски перед очагом вспучиваются бугром.

— Наверх! Наверх, живо! — командует Гилберт, а нас и подгонять не нужно.

Мы взлетаем по лестнице, лишь Тилли немного задерживается, подманивая козу.

Наверху всего две комнаты. Одна служила, вероятно, гостиной — в ней невысокий стол, низкий деревянный диванчик без подушек, стул у стола, табурет в углу и сундук. Вторая — это спальня, туда-то мы и бежим.

Снизу раздаётся уже отчётливый треск. Это ломаются доски пола.

— Нела! Проснись же, скорее! — шипит Гилберт, тряся её за плечи.

— М-м, — сонно бормочет она, — разбудите меня, как стемнеет…

— Давно уже стемнело!.. Кто-нибудь, двери подоприте!

— К-как думаете, это мертвецы лезут из-под земли? — трясущимися губами произносит Андраник.

— Чушь болтаешь, — сердится Гилберт. — Нела, да проснись же ты!

Мы слышим тяжёлые шаги, медленно поднимающиеся вверх по лестнице, и будто бы голоса.

— Призраки не стали бы топать, да? — тревожно спрашивает Тилли.

— А мер-мертвецы? — стучит зубами Андраник.

И тут наши взгляды падают на огромный рассохшийся гардероб, стоящий у окна. Он пуст, и мы без труда в нём помещаемся.

— Нела! — всё ещё не сдаётся Гилберт. — Да что ж такое! Я кому сказал подпереть дверь? Постойте…

Но для него уже не находится места. Коза печально мотает головой и выталкивает беднягу наружу, а затем мы тянем дверцу на себя, вцепившись за внутреннюю скобу, предназначенную для подвешивания каких-то тонких вещей. Перед тем, как дверца захлопывается, я успеваю увидеть, что Гилберт прижимается к стене у двери. Если кто-то войдёт, то открывшаяся дверь спрячет его.

— Гу-у! — радуется Дамиан. — У-ух!

— Кто-то жуёт мои волосы, — тревожно сообщает Андраник.

— Нам придётся принести их в жертву, — шепчу я. — Иначе это создание поднимает шум, и нас услышат!

Шаги между тем раздаются прямо за дверью комнаты. В следующее мгновение дверь со скрипом открывается.

— Вот она! — восхищённо произносит чей-то голос. — О ней я говорил. Хочу её забрать!

— Да ты чего, сдурел совсем, Харди? Она ж здоровенная!

— Ну пожалуйста, ну прошу тебя! Неужто мы вдвоём не справимся?

Кто-то, кто удерживал дверцу гардероба — не знаю, Тилли или Андраник — упускает её своей трясущейся ручонкой, и дверца неотвратимо распахивается. Мертвенно-голубое сияние заливает комнату, и в этом неверном свете темнеют две фигуры, склоняясь над кроватью.

— М-ме-ек! — кричит храбрая, но глупая коза Орешек, выпрыгивая из гардероба и идя в атаку.

— Ай, мамочки! — вопит один из мертвяков и пригибается.

Второй молча валится как сноп, и из руки его выпадает и катится по полу фонарь. Фонарь с голубым мхом внутри.

— Попались! — говорит Гилберт, закрывая дверь комнаты и отрезая пути к отступлению. — Кто вы такие и что здесь делаете?

Дальше поднимается ужасный шум. Мальчишка, вломившийся в дом (а это обычный мальчишка), орёт, размазывает слёзы по лицу и умоляет его не убивать. Наконец мы понимаем, что он принял нас за мёртвых хозяев дома, восставших, чтобы защитить своё имущество.

Андраник, улучив момент, вырвался из хватки Дамиана, и тот рёвом выражает негодование, потеряв такую вкусную прядь волос.

Козе, похоже, просто нравится поддерживать шум, и потому она дерёт глотку и бьёт в стенку гардероба задними копытцами.

Гилберт пытается прояснить ситуацию, а для этого ему приходится перекрикивать всех.

Молчание сохраняют лишь двое — тот, что без чувств лежит на полу и Нела, всё ещё сладко спящая. Она чему-то улыбается во сне.

Наконец все, кроме самого младшего из нас, замолкают.

— Пойдёмте вниз, — просит охрипший Гилберт, открывая дверь, — и разберёмся, что к чему. Постойте-ка, да это же норятель!

— Это Раффи, — виноватым голосом поясняет мальчишка. — Он мой лучший друг. Ох, надеюсь, он не помер?

Гилберт пересекает комнату и склоняется над тёмной тушкой.

— Дышит, — сообщает он и похлопывает норятеля по щекам. — Эй, Раффи, очнись!

Норятель приходит в себя, испуганно вопит, бьётся лбом о лоб склонившегося над ним Гилберта, отползает задом, и поскольку на пути никто не стоит, оказывается на площадке и летит, гремя, вниз по лестнице.

— Раффи! — вскрикивает мальчишка и пускается следом.

Нела резко садится на кровати. Затем глядит на Гилберта, потирающего лоб.

— Так не забудь, обязательно разбуди меня с наступлением ночи, — чётким и ясным голосом говорит она, а затем падает на шкуры и в следующее мгновение опять сладко спит.

Тилли укрывает её, и мы спускаемся вниз.

— Садитесь, — командует Гилберт, указывая на скамью у стены, и косится на пролом в полу.

Мальчишка и норятель подходят к скамье и робко садятся на краешек.

— А теперь рассказывайте, откуда вы взялись и зачем хотели утащить Нелу, — повелевает Гилберт.

— Нелу? — удивляются незнакомцы. — Какую Нелу?

— Зачем тогда вы здесь? — нетерпеливо спрашивает Гилберт.

— Я хотел кровать… — начинает мальчишка.

— Совсем сдурел же! — перебивает его норятель.

— А чего, у других есть вещи и получше, чего это я не мог взять себе эту кровать?

— Да как бы мы её упёрли-то, балда! Её ни в жизнь вниз не утянешь!

— Кабы ты был не таким доходягой, уж справились бы!

— Лучшие друзья, да? — спрашивает Тилли, ни к кому особенно не обращаясь, и поднимает брови. — Хм.

Лучшие друзья немедленно смущаются и замолкают.

— Так вы, значит, живёте где-то в пещерах под городом, — спрашивает Гилберт, — а наверх поднимаетесь, чтобы вещи из домов таскать?

— Точно, — подтверждает мальчишка. — Мы раньше жили в долине, где было долгое лето, и зелёная трава, и озеро не замерзало, а потом вдруг река разлилась, и всю долину смело. Занесло нас аж сюда, вымокших да в лёгкой одежонке, и мы в два счёта бы погибли, когда бы вот они нас не спасли.

Мальчишка хлопает норятеля по плечу, а тот гордо задирает нос. Я замечаю, что этот норятель не носит ни шапочки, ни ботинок, и даже штанов на нём нет, но он ни капли этим не смущается. Зато шерсть у него намного гуще и длиннее, чем у подданных Скарри Третьего.

— А потом мы про город узнали. Сперва-то надеялись только одежонку здесь раздобыть, — мальчишка указывает на свой тулуп явно с чьего-то более широкого плеча, — а потом… Красиво здесь, и вещи такие хорошие, мы-то в жизни таких не видывали! Вот наши иногда заглядывают, а потом хвалятся, кто что раздобыл. Я тоже хочу быть не хуже других, и кабы притащил вон ту кровать, что наверху стоит, все б от зависти померли!

— Ты бы сам три раза помер, пока её тащил, — хмыкает Гилберт. — Скажи вот лучше, доводилось ли вам что слышать о проклятии, которое лежит на здешних землях?

— Доводилось, — тонким голоском отвечает норятель. — И лучше бы нам сюда ночью не соваться бы, только в светлое время глазам очень больно. Да я кабы знал, что мы тут ради той здоровенной кровати, ни в жизнь сюда не полез!

Мальчишка открывает было рот, чтобы возразить, но вдруг вытягивается в струнку и к чему-то прислушивается. Вскоре и я слышу то, что его так насторожило — с улицы доносится пение. Оно звучит далеко-далеко, на пределе слышимости, а в следующий миг раздаётся совсем рядом, под окнами.

— Ой, нам пора! — выпаливает норятель. — Это же она, которая ходит в тёмном мраке!

И мы глазом не успеваем моргнуть, как он прыгает вперёд и исчезает в дыре перед очагом.

— Счастливо оставаться! — машет нам мальчишка, подхватывает фонарь и скользит в пролом вслед за своим лучшим другом.

И мы остаёмся в тёмной комнате, за стенами которой кто-то бродит, плачет, хохочет и неразборчиво поёт.