— Уж теперь-то я рассмотрю тот красивый домик, — говорю я, когда мы выходим наружу. — Окна мне нравятся, глядите, какие разноцветные. Вернусь домой — установлю такие же в своей комнате. Только сюжеты чтобы были из моих приключений.
— Надо же, ты способен думать о чём-то, кроме еды, — удивляется Гилберт.
И зачем только напомнил! Теперь, понятное дело, мои мысли двинулись в ином направлении.
— А я знаю, что это за дом, — хитро поглядывает на нас Харди. — Это храм! Я уже здесь бывал. Сперва вместе с Раффи такой тёмной ночью, что ничегошеньки не разглядел, а позже сам возвращался. Раффи мне и сказал, что это храм. Только брать там совсем нечего.
Мы подходим ближе. Я хочу заглянуть внутрь и толкаю дверь, которую заело. Нела решает обойти здание вокруг, чтобы осмотреть стены. Коза, волоча в зубах зелёное полотнище, с которым она не пожелала расставаться, идёт следом за Нелой.
Тилли достаёт альбом и принимается зарисовывать и само здание, и — отдельно — витражи, хоть ей явно тяжело удерживать карандаш в покрасневших озябших пальцах.
— Жаль, красок нет с собой, — досадует она. — Цвет не передать! Эх, ладно, подпишу, а позже по памяти… Вот ведь мастера какие здесь жили! Превосходные витражи, не то что у Каплушки из Дождичка. И почему только этот криворукий пользуется спросом во всех королевствах? Его работы только в страшных снах и видеть.
— Он и нам делал окна для бального зала, — смущённо сообщает Андраник. — Гости то и дело спрашивают, овощи это или цветы, а ведь там изображены танцующие люди. Впрочем, овощи и цветы — это тоже неплохо…
— Тогда, Тилли, я сделаю заказ тебе, — пыхчу я, всё ещё толкая дверь. — Если ты, конечно, справишься с такой работой.
— Это я-то? — фыркает она. — При желании очень даже справлюсь. Другой вопрос, возьмусь ли.
— Заплачу тебе пирожками, — соблазняю её я. — Помню, они тебе так понравились, что ты ночью крала их с кухни.
— Крала? — Тилли от возмущения даже роняет карандаш. — Я находилась в гостях, а значит, не крала, а угощалась!
— В гостях? Я ведь тебя не приглашал, — напоминаю я.
— Когда же это произошло? — озадаченно спрашивает Андраник. — Я и не слышал, Тилли, что ты бывала…
Тут Гилберт, наблюдавший за нами с самого начала, покашливает, желая вмешаться.
— Сильвер, ты дверь-то на себя потяни, — советует он.
Дверь удивительно легко открывается, и я спешу войти, но всё равно слышу позади чей-то смех и слова Тилли: «Вот такие сюжеты и следует использовать для твоих витражей, дубина!». Я решаю не делать ей заказ.
Внутри оказывается просторно. Широкий проход ведёт вперёд, к небольшому помосту, где установлен стол, покрытый алой тканью. Позади стола — ещё один витраж, изображающий воина с мечом и золотоволосую деву, которая то ли встречает юношу, то ли провожает.
Слева и справа тянутся ряды каменных скамей. Пожалуй, это и всё, на что здесь можно поглядеть.
Хотя, кажется, Гилберт нашёл что-то ещё. Он осматривает стену справа от входа.
— Что там? — спрашивает вернувшаяся Нела. — «Утративших силу, соедините нас в храме», вот как. Новая надпись, такой я ещё не встречала. Снаружи на стенах ничего нет, я проверила.
— Не помешало бы записать слова посланий, которые нам попадаются, — говорит Гилберт, обводя пальцем буквы.
— Может быть, это поможет разгадать тайну проклятия.
— А я и записываю, — задирает нос Тилли, похлопывая по обложке альбома. — И то, что старики у гор рассказали, до последнего словечка вот тут, и эти, новые надписи. Только новые у меня наверняка не все, нам бы город обойти.
— А я могу помочь, — с готовностью предлагает Харди. — Я ж тут всё осмотрел. Вот такие штуки видал кой-где, могу отвести, показать.
Мы решаем разделиться: Тилли с мальчишкой убегают искать неведомо кем оставленные на стенах послания, нас с Гилбертом отправили за пределы города собрать хворост, а Нела с сыном и Андраником направляются в дом, где мы провели последнюю ночь, чтобы поискать какую-нибудь утварь. Среди припасов у нас есть кусок мороженого мяса, который давал Невен, и было бы неплохо его отварить. Нела до того, как мы пришли, похоже, питалась едва ли не одним козьим молоком. Она, впрочем, говорила, что у неё был с собой запас рыбы, только не смогла вспомнить, когда еда закончилась.
Наломав ветвей с кустов, растущих вплотную к стенам, мы возвращаемся. Нела с Андраником уже развели небольшой огонёк, используя для растопки сломанные доски пола и, судя по всему, стул, и в доме стало заметно теплее и уютнее. Над огнём висит котелок, и вода в нём уже принимается побулькивать.
Я сажусь на лавку в ожидании обеда и сам не замечаю, как меня клонит в сон. Это, впрочем, неудивительно после такой-то ночи.
Просыпаюсь я от чьей-то болтовни. Не открывая глаза, прислушиваюсь: говорят Нела с Андраником.
— …вот как, — задумчиво произносит Андраник. — И ещё я хотел спросить, может, глупо прозвучит, но… знаете, бывает, кого-то знаешь с детства, и человек вырастает, но при взгляде на него видишь всё того же ребёнка?
— Конечно, такое не редкость, — соглашается Нела.
— А потом вдруг что-то случается, — продолжает Андраник, — и рядом с тем человеком становится как-то… неловко. Не из-за того, что было сделано что-то плохое, нет. А просто — будто смотришь другими глазами и замечаешь его впервые. Как будто она незнакомка, а не девочка, которую я знал всю жизнь. И это так смущает!
— Я могу не очень хорошо разбираться в подобном, — слышу я ответ Нелы, — но что, если между вами теперь что-то большее, чем дружба, оттого и твои ощущения изменились?
— Ох, я должен это обдумать, — бормочет Андраник. — Большое вам спасибо, вы так мне помогли!
— Ме-е!
— …благодари, — отвечают ему одновременно Нела и коза Орешек. — Не уверена, что чем-то помогла, но если что, обращайся, я готова выслушать тебя в любое время.
Между тем от очага уже так вкусно пахнет, наверное, еда почти готова. Я шумно потягиваюсь, делая вид, что только проснулся и ничего не слышал. Хоть Андраник и болтал о какой-то ерунде, но ему, похоже, не хотелось обсуждать это ни с кем, кроме Нелы.
Тут я начинаю даже гордиться собой. Пусть только кто-нибудь ещё скажет, что я нечуткий, и я сразу же приведу этот случай в пример.
Возвращаются Тилли и Харди, страшно озябшие, и долго греются у огня. Нела зовёт Гилберта, который отдыхал наверху, мы наконец обедаем и принимаемся ждать сумерек, чтобы отыскать призрак старухи. Удивительное дело, сейчас мне вовсе и не страшно — может быть, потому, что с нами теперь Нела.
Впрочем, мои ощущения меняются, когда за окнами сгущается тьма.
— Да-а! — радостно восклицает Дамиан, единственный из нас, кого ничуть не тревожат мысли о призраках.
— Ох, нет! — вскрикивает Андраник, неосмотрительно усевшийся на скамью в опасной близости от цепких пальчиков. — Ай, мои волосы!
— Не шевелись, — просит Нела, — погоди, сейчас… Дамиан, ну-ка отпусти. Ох, это нельзя кушать, выплюнь. Ш-ш-ш, не плачь, давай-ка посмотрим, что это там за окном. У-у, смотри, кто идёт! Сильвер, держи-ка его, я на улицу.
— Призрак! — ахает Тилли. — Она вернулась!
— И страшная-то какая! — бормочет Харди. — Седая, косматая!
Не успеваю я подхватить брата, как Нела вылетает наружу, только дверь хлопает.
С улицы доносится смех, оканчивающийся всхлипыванием, затем стоны и рыдания. Правда, я мало что разбираю, поскольку Дамиан принимается реветь басом мне в ухо. И я хорошо его понимаю: любой был бы огорчён, если б у него силой отняли законную добычу, а затем ещё самый близкий человек внезапно предал и сбежал неведомо куда.
— Сидите здесь! — говорит нам Гилберт и исчезает за дверью.
— Ну уж нет! — не соглашаюсь я. — Тилли, позаботься о…
— Я тоже пойду, — заявляет девчонка, ловко уворачивается от Дамиана в моих протянутых руках и ныряет за дверь.
— Что ж, Андраник, — перевожу я взгляд, но тот уже на пороге.
— Прости, Сильвер, — вздыхает он и исчезает с глаз моих.
— Харди! — цепляюсь я за последнюю надежду. — Давайте-ка вы, самые младшие, побудете тут…
— Нетушки, — отвечает негодник, показывая мне язык, и улепётывает. За ним в неплотно прикрытую дверь проскальзывает коза, и мы с ревущим Дамианом остаёмся совсем одни.
— Неужели, о брат мой, мы пропустим такие славные приключения, сидя в этой унылой комнатёнке? — спрашиваю я у него.
— Уо-о-о! — голосит он в ответ.
— Что, даже сама мысль об этом причиняет тебе боль? Воистину ты — мой брат! Давай-ка последуем за остальными, — предлагаю я ему. — Мы будем осторожны, и твоя мать не рассердится.
Мои спутники стоят в дальней части переулка, осматривая какую-то дверь и переговариваясь.
— Сильвер! — сердито произносит Нела, заметив меня. — Я кого просила побыть в доме?
— Я и собирался, но твой сын уговорил меня последовать за остальными, — оправдываюсь я. — Его и вини. Смотри, как он доволен!
— А-а, — подтверждает Дамиан и тянется к матери. Та, покачав головой, берёт его на руки.
— Я войду туда, — говорит Гилберт, продолжая прерванный разговор, — и погляжу.
— Будь осторожен, — напутствует Нела.
Гилберт приоткрывает дверь, осматривается, затем входит в дом. Спустя довольно долгое время на втором этаже открывается окно и раздаётся голос:
— Можете зайти! Здесь уже никого нет, но кое-что вы должны увидеть.
Друг за другом мы входим в дом. Он невелик — может быть, здесь обитал всего один человек. Но хозяин дома явно заботился об уюте: на окнах висят кружевные занавеси, на полу — ковры, в шкафу у печи утварь из серебра такой изящной работы, что ею впору пользоваться и во дворце. Жадные людишки, обитающие внизу, каким-то чудом пропустили это небольшое жилище и не разграбили его. Впрочем, одного такого мы случайно притащили с собой.
— Ох, я возьму это! И это! — восторженно ахает мальчишка, поднося моховой фонарь к полкам, чтобы лучше разглядеть. Серебро и фарфор поблёскивают в голубоватом свете.
— Не тронь! — внезапно вмешивается Тилли. — Ты подумай только, здесь всё сохранилось в том же виде, в котором оно было сотни лет назад. А ты разрушить хочешь, растащить и испортить! Да этот дом стоило бы оставить, чтобы посетители ходили и любовались!
— Много пользы от любования! — фыркает Харди. — Вещи не для того нужны, чтобы без дела стоять.
— Когда-то в прошлом они служили для дела, верно, — соглашается Тилли, — а сейчас им цены нет. Я тебе, если хочешь, три воза тарелок куплю, только в этом доме ничего не трогай и другим не позволяй, договорились?
— И кровать ещё хочу, — деловито заявляет мальчишка. — Как в том доме. Тогда подумаю.
— И кровать, — вздыхает Тилли. — Обещаю.
Поднявшись гуськом по узкой лестнице из светлого дерева, украшенной резными перилами, мы оказываемся наверху. У двери одной из комнат стоит заждавшийся Гилберт. Он машет нам рукой.
— Сюда! Чего вы так долго?
Мы входим в помещение, похожее на маленький кабинет, и внутри тут же становится очень тесно. Здесь есть большое окно во всю стену, изящный столик, небольшой шкаф и кушетка в углу. Очень похоже на комнату королевы Мьюриэл, где та пишет письма.
Но главное не это. На стене, обтянутой нежно-зелёной материей, выведено углём:
«Здесь мы смешали кровь и поклялись друг другу в верности. Кто же из вас двоих нарушил клятву?»
Мы переглядываемся.
— Что вот это значит? — спрашивает Харди, указывая на буквы. — Я некоторые знаки уже выучил, пока мы с Тилли ходили по городу, но не всё понимаю. Прочтёте?
Нела читает ему вслух.
— Мы думали, что кровь смешивали двое, правитель здешних земель Вилхелм и его невеста, так и не ставшая женой, девушка с юга. Но написано так, будто принёсших клятву оказалось больше двух, — рассуждает она затем.
— И разве не должны они были сделать это во дворце? — спрашивает Гилберт, задумчиво хмуря брови. — Зачем бы им идти сюда, в этот дом? Возможно, здесь жил третий человек, или даже их было больше трёх.
— Нужно вернуться в замок и осторожно расспросить Вилхелма, — говорит Нела. — Но сперва осмотрим это жилище. Может, найдём какие-то подсказки, указывающие на его обитателей.
Мы тщательно оглядываем всё сверху и донизу, обшариваем каждый уголок, поднимаем ковры, находим незакреплённую половицу, но кто обитал в этом доме, так и остаётся для нас тайной, да и призрак больше не появляется. Усталые и погрустневшие, мы выходим на улицу, где нас встречает ожидавшая всё время снаружи коза Орешек.