Всё хорошо, что хорошо кончается

Глава 17. Страхи ночью этой не дают уснуть

Цепляясь друг за друга, мы отскакиваем дальше от стен, хотя они здесь крепкие, обшитые деревом, а ставни закрыты. Я даже думаю, что лучше всего последовать за Харди, но ведь нельзя оставлять Нелу одну.

Издалека доносится плач. Он прерывается визгливым смехом, переходящим в бормотание, а затем вдруг совсем рядом, прямо под окном звучит голос, в котором слышится боль: «Прости меня, сестра!».

Я раньше не задавался вопросом, где у человека находятся поджилки, но, похоже, где-то в области сердца, потому что там всё затряслось, оборвалось и камнем упало вниз. Я верчусь, пытаясь понять, не проник ли призрак внутрь, но мальчишка утащил единственный фонарь, а мы не позаботились о другом источнике света.

— Оно н-не внутри? — спрашивает Андраник. Будто в ответ на его вопрос пение звучит издалека.

— Что не так с этим голосом? — не могу понять я. — Почему он такой… неживой?

— К-когда он звучит, другие з-звуки как будто исчезают, — подумав, говорит Андраник. — Это ж-жутко.

С этим я согласен.

И тут в углу раздаётся шум. Мы дружно орём, но это оказывается Гилберт. Отыскав в саквояже Тилли кремешок и один из факелов Андраника, он разводит огонь. К счастью, никого постороннего, кроме нас, в комнате не оказывается.

— Л-ля, — радуется и тянется к огню Дамиан, который, похоже, этой ночью не собирается спать.

— Ой, мамочки, — едва не плачет Тилли. — Взаправду это всё куда страшнее, чем в историях о призраках! Ребята, я, кажется, с ума от страха сейчас сойду!

— Не бойся, что бы это ни было, оно вряд ли проникнет внутрь, — утешает её Гилберт, обнимая за плечи, но Тилли не выглядит успокоенной.

Просто удивительно, как легко можно почувствовать себя храбрым, если рядом находится кто-то трусливее тебя.

— Мы ведь ничего не можем сделать, только ждать? — говорю я. — Давайте тогда хоть поговорим о чём-то, что нас отвлечёт. Ну, какие вы знаете сплетни или тайны?

Эти предатели дружно глядят на меня.

— Ты придумал, тебе и начинать, — заявляет Гилберт.

— Да я откуда!.. — выпаливаю я, а потом гляжу на Тилли и понимаю, что она и вправду сейчас помрёт от страха. Что ж, можно кое-чем пожертвовать.

— Слушайте тогда, — говорю я, — историю, которую я никому прежде не рассказывал. Как вы все знаете, в прошлом я не очень хорошо себя повёл с Андраником, потому однажды решил попросить прощения. Нас как раз пригласили на празднование его дня рождения.

— Л-ладно, Сильвер, не обязательно про это говорить, — смущённо вмешивается Андраник. — Я никому не рассказывал и не скажу.

— Я слишком долго боялся, что кто-нибудь узнает, — говорю я. — Так пусть уж и вправду узнают. Может, мы хоть ненадолго отвлечёмся от призрака, бродящего за стенами.

Так вот, как я и говорил, я решил попросить прощения. А если кто из вас однажды у кого-то просил прощения, то знает, до чего это мерзкая штука. Я раза три подходил к Андранику, а проклятый язык будто прилипал к горлу. Тогда для храбрости я решил выпить немного вина, благо к тому времени никто уже не следил за бочонками и вельможи сами себе наливали, не дожидаясь, пока им помогут работники дворца.

— Не очень-то захватывающая история, — бормочет Тилли.

Снаружи доносится хохот, который оканчивается взвизгиванием прямо рядом с нами.

— Оно здесь! — кричит Андраник и бросается на пол, укрывая голову руками.

— Тише ты, это Дамиан, — успокаиваю его я, и смущённый Андраник встаёт и отряхивается.

Мы прислушиваемся несколько мгновений, но посторонних звуков, кажется, больше не слышно.

— И вот самое интересное, — завершаю я свой рассказ. — Я отозвал Андраника для разговора, сказав ему заплетающимся языком: «Щ-щяс чо важное ск-жу» или что-то вроде того. Как только мы отошли подальше ото всех и я открыл рот, меня на него стошнило.

Гилберт некрасиво хрюкает. Коза Орешек выпускает изо рта край одеяла, которое мирно жевала в углу, и издаёт фыркающий звук.

— А прощения-то ты попросил? — сурово спрашивает Тилли.

— Он попросил, — спешит сказать Андраник. — Этот вопрос давно улажен. И знаешь, Сильвер, хочу сказать, ты совсем не такой плохой человек, как я когда-то считал. Я и сам виноват: сперва выдумал из тебя какого-то безупречного друга, не позаботившись узнать получше, а потом тебя же и обвинил в том, что ты не таков. Никто не лишён недостатков — людям присущи безрассудство и лживость, они принимают поспешные решения, порой отвергают голос разума, прислушиваясь к желаниям сердца, но иногда я думаю: а что, если благодаря этому наш мир и держится? Мой опыт невелик, но я уже знаю немало историй, когда благоразумие могло бы завести в тупик.

Он теребит свой рукав, смущённо потупившись, и сбивается.

— Ладно, что-то я… Сильвер, я буду рад, если мы окончательно оставим все мелкие недоразумения позади и ты позволишь считать тебя другом.

— Как трогательно, — шепчет Тилли.

— Само собой, мы друзья, — стараюсь я произнести важным толстым голосом, чтобы не было заметно, что я тоже расчувствовался. — Даже обнял бы тебя, но сам видишь, у меня тут Дамиан…

— Да, лучше не нужно, — охотно соглашается Андраник, рука которого невольно тянется к волосам, чтобы заправить пряди за уши.

— Я потеряла надежду… О, я потеряла надежду! — раздаётся под окнами, затем голос переходит в невнятное бормотание. — Сестра, я не в силах поведать правду! Я так виновата перед вами…

Мы, забывшие ненадолго о призраке, вздрагиваем и испуганно переглядываемся.

— Д-давайте теперь я что-то расскажу, — предлагает Андраник. — В-вот у меня скоро день рождения, а может, и уже прошёл, а то я перестал считать дни.

— Будет через два дня на третий, — говорит ему Тилли.

— Ого! — удивляется Андраник, округляя глаза. — Даже я не помню, а ты знаешь. Так вот, мамочка задумала пригласить принцесс из Третьего королевства и на празднике огласить мою помолвку с какой-то из них, а мне даже не спешила сказать, с кем именно.

Мы молчим, и бедолага расценивает это по-своему.

— Ох, н-наверное, вам это вовсе и не интересно, — мямлит он. — Вовсе не захватывающее событие.

— Да нет, у меня просто пропал дар речи! — сердито раздувая ноздри, заявляет Тилли. — Отвратительно, что за мерзость! Разве можно так поступать с собственным сыном!

— И-их! — поддерживает её Дамиан, потрясая кулачком.

— Нет, но даже не сказать, о которой из них идёт речь! — пышет гневом Тилли. — Хотя знаю я их, все они одинаковы. Пустоголовые куклы, у которых в голове лишь сплетни да наряды. Выполняла я как-то заказ для шести старших, так они даже своего имени без ошибок написать не могли. Представляешь, Андраник? Хочешь ты себе такую жену?

— Да я не то чтобы вообще, — невнятно отвечает он. — Я ведь и не думал даже. Мне казалось, взрослая жизнь должна наступить постепенно, словно день или ночь, а она как взяла, да как свалилась на меня, будто рояль со ступеней. Ох, ладно, я не хотел жаловаться.

— Как я тебя понимаю, — сочувственно произношу я, похлопывая его рукой по плечу. — Когда я узнал, что отец собирается меня женить без моего ведома, я прямо не знал, куда бы сбежать.

— Тебя собирались женить? — удивляется Андраник. — Но когда, на ком? Я и не слышал даже. А что было дальше, помолвку отменили?

— Э-э-э, — говорю я, проклиная свой длинный язык. — Ну, это долгая и совсем не интересная история, со скуки помереть можно. Однажды я её, может быть, и расскажу, но на сегодня хватит с меня откровений.

Тут Тилли, зажав рукой рот и округлив глаза, указывает нам на ставни. Сквозь щели в них пробивается какой-то свет.

— Это призрак? — шепчет она.

— Погодите, — просит Гилберт, наклоняет голову и несколько мгновений внимательно прислушивается. Затем он улыбается и тушит факел.

— Рассвело, — поясняет он нам.

Тилли без сил опускается на скамью и сидит без движения, прислонясь к стене, пока Гилберт осторожно отворяет ставни и разглядывает улицу.

— Всё спокойно, — сообщает он.

Затем мой друг вынимает из кармана зеркальце и, не успев ещё в него поглядеться, привычным движением приглаживает усы. На лице его появляется тревожное выражение, он глядит в отражение и трогает гладкую губу, будто не веря своим глазам, но затем вспоминает.

— Ха-ха, — веселится беззаботная Тилли, позабыв уже, как недавно тряслась от ужаса. — А когда это, кстати, ты лишился усов, я что-то не заметила? Призрак их унёс?

— Нела сожгла, — поясняю я.

— Дарю, — угрюмо говорит Гилберт, протягивая Тилли зеркальце. — Оно тебе очень пригодится. Вся копоть со стёкол очков сейчас прямо у тебя на лице.

Тилли охает, выхватывает зеркальце и принимается тереть щёки рукавом.

Мой внезапно обретённый брат, который всю ночь вёл себя почти хорошо, не считая того, что не спал и оттянул мне все руки, принимается хныкать. На него не действуют покачивания, не помогает песенка Андраника (я и сам от неё чуть не заплакал — это же надо, как боги могут обделить человека и слухом, и голосом), и подбрасывание в воздух тоже оказывается не лучшей идеей. О, я изучил немало приёмов с Бернардом Вторым, но весь мой опыт тут бессилен.

— М-мек, — насмешливо говорит мне коза.

— Я думаю, он голоден, — подсказывает мне Гилберт. — Давай-ка посмотрим, не проснётся ли Нела.

А она как раз спускается по лестнице, потирая глаза. Окидывает комнату быстрым взглядом, и по лицу её пробегает тень то ли разочарования, то ли досады. Впрочем, это мне могло и показаться.

— Уже утро! — укоризненно произносит Нела. — Что же вы меня не разбудили? И откуда взялась эта дыра в полу?

— Королева Нела, как я рад вас видеть! — улыбается Андраник и делает было движение, будто хочет её обнять, но тут же отступает, роняет руки и краснеет.

— Дай-ка сюда, — говорит мне Нела, не заметившая этого манёвра.

Я наконец избавляюсь от груза и пытаюсь распрямить затёкшие руки, а Нела усаживается на лавку и принимается кормить Дамиана, укрыв его полой своей шубы.

— Я полагаю, вы незнакомы, — церемонно произносит Андраник, указывая на Тилли. — Королева Нела, позвольте представить вам леди Тилиэллу…

— Тилли, просто Тилли, — перебивает девчонка.

— Дай угадаю, твоя суженая? — с улыбкой обращается Нела к Андранику. — Вас-то как сюда занесло? Этих двоих я не удивлена видеть…

— Нет, к сожалению, не суженая! — спешит выпалить Тилли и краснеет до слёз. — Ох, то есть, не к сожалению, а просто — нет. Просто знакомая.

— Не стал бы я называть просто знакомой ту, которая спасла мне жизнь, — с улыбкой говорит Андраник. — У меня мало настоящих друзей, но, полагаю…

— Прошу прощения, я ошиблась. Никого не хотела смущать, — перебивает их Нела. — Так как вы умудрились пробить пол?

— Это вовсе и не мы, — поясняю я. — Это не очень умные люди, живущие внизу, пришли, чтобы взять себе кровать из этого дома. Прости, но я не свихнулся, а так и есть. Я не виноват, что вокруг происходят такие дурацкие события.

— Нела, — говорит Гилберт, садясь рядом с ней, — расскажи нам наконец, как тебе удалось спастись. Мы очень долго пытались тебя найти. Ты получала наши письма?

— Ни единого, — отвечает она, хмуря тонкие брови. — Сама тоже не могла их отправить — в здешних землях беда с бумагой. Так вы, говоришь, искали?

— Отец едва с ума не сошёл, — вставляю я. — Норятели сразу пошли по следу и потеряли его. Говорили, на пути были и осыпавшиеся тоннели, и расплавившаяся порода, даже им не удалось сообразить, куда именно вы делись. А Гилберт отправлял письма, благодаря чему мы узнали, что ты за горами.

— Мы с Бернардом и моим отцом до самой зимы прокладывали путь сквозь горы, — продолжает Гилберт, — но они словно заколдованы. Как бы мы ни рыли, на пути оказывался всегда лишь камень.

— Глупые, вчетвером, что ли? — уточняет Нела.

— Разумеется, нет. Король Фергус отправил нам на помощь несколько десятков своих самых крепких рудокопов. Каждый получил талисман силы, мы почти не отдыхали, Бернард работал киркой и ломом наравне с другими. Такой тоннель прорыли, что от одного конца до другого едва ли не день пути, а выход никак не открывался. И птицей пролететь над скалами не выходило — ветра стеной, да такие, что не преодолеть.

— Вот как, — улыбается Нела. — А я уж боялась, меня сочли погибшей и не искали.

— Не говорите так! — восклицает Андраник. — Ведь и я тоже места себе не находил.

Тут из пролома доносится какой-то шум, а затем голоса.

— Ты, Раффи, внизу погоди, а то светло уж больно. Глаза-то побереги. Я разузнаю, чего хотел, да и вернусь.

— Ладненько, — отвечает ворчливый голос.

Шум слышится ближе, а затем из пролома выглядывает растрёпанная каштановая голова. Хитрые карие глаза оглядывают нас, а затем останавливаются прямиком на Неле.

— О, я так и думал! — довольно произносит мальчишка.