Всё хорошо, что хорошо кончается

Глава 26. Знать бы, в самом деле, не творим ли вздор

— Сильвер, — с некоторой тревогой говорит мой спутник, — я боюсь, наш замысел был не очень хорошо продуман. Почему-то Вилхелм не смог выйти из замка, и его не видно снаружи.

— Гм, может быть, ночью появится, — говорю я, почёсывая затылок. — Тогда и Элеонор как раз выйдет погулять, и мы постараемся, чтобы они встретились.

— Но как же остальные? — спрашивает Андраник. — Адалинда, конечно, так и так не сказала бы нам о том, где они, до наступления ночи. Надеюсь, у них ещё есть время, если только она не соврала. Ведь она, может быть, и не собиралась выполнять свою часть уговора…

И тут из-за угла доносится нарастающий звук, один из самых прекрасных звуков в мире. Это потрясающий по силе рёв негодования, заглушающий даже крик козы и цоканье её копыт.

Звук стремительно приближается, становясь всё громче, и из ближайшего к нам переулка выбегает коза. На одном её боку болтается сумка, на втором — люлька с багровым от гнева Дамианом, воздевающим кулачки в негодовании. Сейчас он очень похож на отца.

— Орешек, вот молодец, — говорю я козе, подхватывая брата. — Ты почти такая же умная, как Орешек Первая. Жаль, конечно, что ты всё-таки не Хранительница Миров и не поможешь нам распутать то, во что мы ввязались, но обещаю, когда всё закончится, мы возьмём тебя во дворец, будешь там жить с почестями. Погоди-ка, вы лишь вдвоём?

— М-мек! — кивает коза.

Дамиан, на время переставший было реветь, как оказалось, лишь набирался сил. Он вновь вопит мне в ухо, впрочем, уже немного тише, чем прежде.

— Мы немного прогуляемся по улице! — ору я Андранику и неспешно отхожу, покачивая брата, оставляя своего спутника в приятной компании Вилхелма и козы.

— И-и-и! — сердится Дамиан и бьёт меня по щекам. Затем ухватывает прядь волос и тянет её в рот.

— И почему здесь нет Сильвии, — вздыхаю я. — Ведь ты и её брат тоже, несправедливо, что я один отдуваюсь. Да и волосы у неё наверняка вкуснее. Когда я там в последний раз отмокал в горячей ванне?

Занявшись подсчётами, я не сразу замечаю две фигуры, появившиеся на дороге впереди. Но когда приглядываюсь, понимаю, что это Невен и старик Эбнер.

Рыжий здоровяк с тревогой озирается по сторонам, то и дело втягивая голову в плечи, зато старик улыбается от уха до уха, не проявляя ни капли беспокойства, и машет мне рукой.

— Давай-ка мальца ентого мне, старику, — говорит он вместо приветствия. — Я-то за жисть свою вынянчил не одного. Ох, опять в спину вступило!.. Да, почитай, половина деревушки нашей была мне заместо внучков. У-ух, малец, рожа-то какая злая, неужто порешить кого задумал? А ведь я и матерь твою ещё во-от такой козявкой помню. А где ж она, мать-то?

— Неведомо где, — отвечаю я, передавая брата старику.

Дамиан мгновенно утихает и даже взвизгивает довольно, хватаясь за узловатый палец. А я продолжаю рассказ:

— Они направились к замку, видите, вот он на холме, и хозяйка этого дома заманила их в какую-то ловушку. Мы одни с Андраником и остались, да вот ещё коза принесла Дамиана. Может быть, она сообразит привести нас и к остальным.

— Что за хозяйка-то? — спрашивает Невен. — Живёт здесь кто, что ль?

— Не то чтобы живёт, — говорю я. — Померла сколько-то там сотен лет назад.

— Ух! — только и отвечает мужик, ёжась, и лишь глаза его виднеются теперь над кромкой грубого шарфа.

Не спеша мы возвращаемся к Андранику, сидящему у тела Вилхелма и задумчиво листающему альбом. Видимо, он извлёк его из сумки, привешенной к козьему боку. Услышав наше приближение, Андраник поднимает взгляд.

— Я вот тут читал записи Тилли, — говорит он. — Думал, может быть, записку для нас отыщу, если остальные помогли козе выбраться оттуда, где сами находятся, и послали её на наши поиски. К сожалению, ничего.

— Ого! — радостно восклицает старый Эб при виде тела, лежащего на земле. — И кого это вы кокнули, парни?

— Это не мы, — оправдываюсь я, — он уже таким и был.

— Так надобно б схоронить бедолагу, — советует старик.

Тут Андраник вскакивает на ноги с таким видом, будто получил именинный пирог.

— Схоронить! — восклицает он и тычет пальцем в альбом.

— Ты чего это? — спрашиваю я, беспокоясь, как бы его хрупкий рассудок не повредился от треволнений последних дней.

— Ведь правителей, — говорит Андраник в возбуждении, — тут же сказано! А что, если? Может быть, это не про него, а про них!

Ох, бедняга, точно свихнулся. Будто у нас и без того хлопот было мало.

— «Утративших силу, соедините нас в храме», вот! — выпаливает этот безумец, тряся альбомом. — А что, если это не про колдуна, и не про кого-то обессилевшего, а про умерших? Ведь прах королей может покоиться в храмах!

— Чего он говорит-то? — тревожно спрашивает Невен. — Пойдём, может, отсюда, а?

— Мне больно это говорить, но кажется, ты подал дельную идею, — киваю я Андранику. — Значит, тащим его обратно на холм?

— На какой такой холм? Где мертвяки гуляют? — бормочет Невен. — Не пойду я туда…

— И правильно, — соглашаюсь я, — не пойдёшь. Потому что ты сперва отправишься на поиски дома, где видел тело старухи, и возьмёшь это тело, а тогда уж и принесёшь его в храм.

Здоровяк сереет, сливаясь по цвету с грубой шерстью своего щарфа.

— Ме-е-е! — внезапно орёт коза, принимаясь брыкать копытцами. Похоже, она пытается сбросить с себя мешок и опустевшую люльку.

Я подхожу к ней, и едва лишь развязываю ремни, как коза припускает бежать и в одно мгновение скрывается из глаз в переулке, сворачивающем влево.

— Во, — говорит Невен, — даже скотина чует недоброе. Ох, и не хотел я сюда идти…

— Разнылся-то! — напускается на него Эбнер. — Нюни распустил, будто дитятко малое! Мы сюда чего тащились-то? Чтобы помочь ребятам, вот. Так сопли подбери да иди за старухой. А кстати, что за старуха-то, это ты её порешил?

— Да не трогал я её! — рычит Невен. — Порешённая она уж была! Так что ж, неужто и впрямь отыскать её надобно?

— Прошу вас, — вежливо говорит Андраник, — вы очень нам поможете. Принесите её, пожалуйста, к храму. Это во дворе замка, с левой стороны. Там ещё такие красивые разноцветные окна, их ни с чем не спутаешь.

— Ох, ну что ж, — мнётся мужик в растерянности.

— Нела и остальные в большой опасности, — говорю я. — Если мы принесём тела мёртвых в храм, может быть, с этой земли спадёт проклятие, и это поможет им всем спастись. Надо бы нам поспешить.

— Тьфу, ладно! — машет рукой Невен, разворачивается и решительно идёт вниз по улице.

Мы с Андраником вновь подхватываем тело Вилхелма и тащим его обратно. Это оказывается значительно сложнее, чем спускать вниз.

Старик идёт сбоку и рассказывает довольному Дамиану ужасные вещи о порешённых и кокнутых людях в целом и о Вилхелме в частности. Я не в силах его заткнуть, но радуюсь хотя бы тому, что мой брат ещё не способен ничего понять.

Правда, Андраник способен, и если старик выведет его из строя, не знаю уж, как доволоку мёртвого правителя на холм по обледеневшей дороге.

Каким-то чудом, не иначе, нам удаётся взобраться. Войдя в храм, мы тащим тело Вилхелма к помосту у дальней стены, на котором стоит стол, и оставляем там. Затем садимся рядком на каменную скамью и принимаемся ждать Невена.

— А-а-а-а! — доносится вопль издалека. — А-а-а!

Голос этот грубый, мужской, и его владелец орёт, не умолкая.

Я кидаюсь к двери, Андраник тоже. Распахнув створки, мы видим Невена. Он бежит от моста с телом старухи на руках и вопит:

— А-а-а-а-а-а-а-а!

За ним по пятам следует призрак колдуньи, и это среди белого-то дня. Бедняга Невен, жизнь его к такому не готовила.

— Сюда, сюда! — машем мы руками и сторонимся.

Невен пролетает мимо, грохоча по дощатому полу, не очень-то бережно опускает тело старухи рядом с Вилхелмом и пятится, вопя, от призрака, неотступно следующего за ним.

Наконец бедняга натыкается на стену и сползает по ней, прикрывая голову руками. Но дочери вождя нет до него дела, она глядит на мёртвые тела тех, кого знала при жизни.

Я было собираюсь закрыть дверь, но в этот момент со стороны моста доносится новый звук, и вскоре из-за поворота показывается коза. Она летит, наклонив голову, в нашу сторону, и я поскорее отхожу, чтобы уступить ей дорогу. Однако Орешек, не добегая немного до двери, останавливается так внезапно, что скользит по льду. Развернувшись назад, она принимается кричать и кивать головой.

Заинтересованный, я жду, что будет дальше, и тут во двор замка, торопясь, входят люди — целая толпа. Я вижу и Нелу, и Харди, и Гилберта, и с десяток незнакомцев.

— Тилли! — вопит Андраник, довольно чувствительно толкает меня и выбегает во двор. Обогнув козу, стоящую на пути, он кидается к рыжей девчонке и обнимает её. Ужасно глупое зрелище.

Нела с выражением тревоги глядит на меня, затем замечает старого Эба, на руках которого лежит её сын, и успокаивается. Широким шагом она идёт вперёд, принимает Дамиана из рук старика и прижимает к сердцу.

Тут незнакомцы, пришедшие с моими друзьями, замечают Невена и Эбнера и шумно радуются. Видимо, это те самые люди из долины, которых приютили здешние норятели.

Из толпы выбирается Гилберт и подходит ко мне.

— С вами всё в порядке? — спрашивает он. — А мы чуть было не угодили в переплёт. Вы, наверное, отправились нас искать. Адалинда не причинила вам зла?

— Если не считать того, что мы тревожились о вас, с нами ничего плохого не случилось, — отвечаю я. — И мы тут попытались снять проклятие, но что-то пока получается не очень.

— Давайте же зайдем в храм и рассядемся, — предлагает кто-то. Я не заметил, кто это был.

— А зачем нам туда? — спрашивает один из мужиков.

— Так ведь иначе самое интересное пропустим, — говорит — теперь нет сомнений — коза Орешек и идёт, покачивая головой, вперёд по проходу между каменными скамьями. Негодная, раньше-то чего молчала?

Народ по большей части пугается, особенно когда замечает, что в храме, у стола, покрытого алым сукном, неподвижно замерли три полупрозрачных фигуры. Те, что посмелее, всё-таки заходят, но многие остаются снаружи.

— А я-то уж точно не пропущу, — решительно заявляет Харди, проходя мимо меня и не обращая никакого внимания на тревожный окрик матери.

Когда все вошедшие в храм занимают места на скамьях, коза вскакивает на помост и бьёт по полу копытцем. И безумная старуха, которую держит за руки Вилхелм, меняется на глазах. Разглаживаются морщины, выпрямляется спина, седина уходит с волос, как растаявший снег, и старая женщина превращается в юную деву с каштановыми кудрями.

— Любовь моя, счастье моё, — произносит Элеонор, не отрывая взгляда сияющих глаз от Вилхелма. — Мы наконец вместе! Теперь мы можем быть свободны…

Тут раздаётся сердитое покашливание. Дочь вождя, в облике которой ничего не изменилось, пристально глядит на жену правителя.

— Освободи свою названую сестру, Элеонор, — подсказывает коза. — Исполни данную прежде клятву.

Дева ахает, озирается и с выражением смущения и вины глядит в мёртвое лицо колдуньи.

— Таавья, прости меня, — говорит она. — Я так виновата, виновата перед вами обоими.

— О боги, — ахает и Вилхелм. — Сестра моя, что же произошло с тобою?

— Я умерла, — поясняет дочь вождя. — Меня убили прежде, чем я успела вернуться домой. При жизни вы обещали отомстить за меня, а позже Элеонор дала клятву моему отцу. Почему же, Элеонор, ты не назвала мне имени моего убийцы? Почему я не отомщена?

— Я расскажу теперь всё, что мне ведомо, — обещает жена правителя, склоняя голову. — Пусть даже вы от меня отвернётесь, но я не имею права более молчать. Слушайте же, как всё было.