Все имеет свою цену

1982 год. ПРОЛОГ

Дворецкий служил в этой семье так давно, что только хозяйка помнила его имя. Для остальных он был просто Хэллораном — кривоногой, скрипучей старой развалиной весьма привередливого нрава. В те дни, когда дворецкий бывал в дурном настроении, новички из прислуги, — а к их числу относились все, кто находился в услужении у хозяйки менее тридцати шести лет, как и он, — старались не попадаться ему на глаза. Сегодня тучи сгустились на горизонте раньше, чем обычно.

Открытие сезона в доме на Палм-Бич, да еще в такое чудесное октябрьское утро, как сегодня, всегда приводило Хэллорана в наилучшее расположение духа. Отштукатуренные стены Каса Дюран возвышались на вершине прибрежного холма подобно горе на плоском, как блин, изящнейшем в мире песчаном постаменте. Дом был построен по проекту Эддисона Мицнера для свекра хозяйки. Когда Гизелла Дюран приобрела дом, заплатив по счетам из собственного кармана, она переименовала его, окрестив с помощью двухквартовой бутылки «Дом Периньон» своим именем. Однако сегодня радость Хэллорана по поводу очередного открытия виллы улетучилась еще до того, как он закончил отпирать замки кованых решетчатых ворот, и возвратить ее не могло даже воспоминание об упоительном звуке вдребезги разбившейся о каменные ступени бутылки шампанского.

Как обычно, Хэллоран в доме первым делом открывал скользящие стеклянные двери большой, выложенной плиткой лоджии. Теперь он стоял в обрамлении одной из арок, оглядывая террасу, а океанский бриз — только глупец может предпочесть холод от кондиционера божественному вольному ветерку с моря — ерошил остатки волос на его голове. Со своего наблюдательного пункта он видел причину собственного дурного настроения. Она продолжала спокойно жариться на субтропическом солнце, лежа около плавательного бассейна.

Неодобрительно фыркнув, Хэллоран удалился в кухню. Там с его позволения горничная Рути и кухарка Джойс, прервав ненадолго свои дела, наслаждались наскоро приготовленным кофе. Остальная прислуга должна была прибыть завтра. Много лет тому назад Хэллоран был нанят в качестве шофера мужем хозяйки, Чарльзом Вейлом, который, по мнению Хэллорана, был настолько отвратительным представителем рода людского, что мир стал чище, когда его не стало. Теперь он был дворецким, занимался всякой работой по дому, когда возникала необходимость, по-прежнему совмещая это с обязанностями шофера на белом «ройсе» в Нью-Йорке и его двойнике здесь, в Палм-Бич. Хотя прочие обитатели этого крошечного островка давно променяли своих шоферов и «ролс-ройсы» на сомнительное удовольствие водить собственные «мерседесы» и «БМВ», Гизелла Дюран в полной мере сознавала рекламную ценность таких эффектных символов. Не забывала она об этом и тогда, когда налаживала производство кремов и дамской косметики.

Хозяйку, которая прибудет через несколько дней, как всегда, будут сопровождать два телохранителя, в униформе. И пусть некоторые считают этот символ таким же претенциозным, как «ролс-ройсы», но когда телохранители занимали свой пост перед входом на виллу, не нужно было читать «Светскую хронику», чтобы узнать, что Гизелла Дюран находится в городе. Именно с этим было связано дурное настроение Хэллорана в то прекрасное утро.

С этой горькой мыслью Хэллоран вошел в кухню. Увидев выражение его лица, горничная и кухарка, позабыв о кофе, немедленно принялись за работу.

В купальном костюме такого же алого цвета, как розы неподалеку от бассейна, Лили Ролингс, прикрыв лицо рукой, лежала неподвижно, растянувшись на белом коврике у голубой воды плавательного бассейна. Ее длинные ноги, худощавое тело с едва намечавшейся грудью и спутанная грива выгоревших на солнце волос придавали девушке более беззащитный вид, чем можно было ожидать от семнадцатилетней наследницы крупного состояния.

Она не слышала, как на служебный двор за стеной въехал рабочий грузовичок. Никак не отреагировала она и на щелканье садовых ножниц, которыми бестолково орудовал смуглый, красивый молодой человек. Он был в майке, джинсах и хлопчатобумажных рабочих перчатках и состригал побеги бугенвиллии, обвивавшей стену двора.

Оставляя на своем пути срезанную зелень, красавчик, продвигаясь в сторону бассейна, добрался до кустов олеандра, ряды которых упирались в стену. Он лениво кромсал кусты — только листья падали на траву, как снежинки. В такт щелканья ножниц поднимался и опускался рукав его майки, то обнажая, то скрывая ярко-красную татуировку головы хохочущего дьявола на бицепсе правой руки.

Девушка перевернулась на живот, закинула руки за спину и расстегнула застежку лифчика. Спустив бретели, она легла на коврик.

Эксгибиционистка, подумал он и хотел было ножницами проложить себе путь вдоль всего ряда олеандров, но передумал, и ощутил острое желание поскорей приступить к делу: бросил ножницы на траву, направился назад, к воротам.

На борту грузовичка была изображена эмблема компании по уходу за газонами: кулак с нелепо вытянутым зеленым большим пальцем. Красавчик поприветствовал грузовик таким же жестом, открыл его заднюю дверцу, не обращая внимания на лежащего там связанного человека с кляпом во рту. Он был одет в аккуратную зеленую униформу с такой же эмблемой зеленого пальца на рукаве. Когда красавчик перегнулся через него, доставая из грузовика брезент и моток веревки, человек беспомощно задергался в полутьме и что-то забормотал сквозь кляп. Красавчик поприветствовал пленника тем же жестом и с грохотом захлопнул дверцу.

Он забросил брезент и веревку на сиденье поверх лежащего там конверта. Не снимая рабочих перчаток, он сел за руль. Заведя машину, дал двигателю поработать несколько минут на холостом ходу, а затем включил полный газ. Грузовик помчался через открытые ворота прямо на аккуратно подстриженный газон, оставляя на безукоризненной зелени следы от шин на всем пути к бассейну. Он был уже на полпути к тому месту, где лежала девушка, когда она, увидев его, вскочила на ноги, прижимая лифчик купальника к груди. Широко раскрытыми глазами, она следила за тем, как грузовик остановился в нескольких шагах от нее, и из него вышел мужчина. В одной руке он держал брезент, а в другой — веревку.

От растерянности она уронила лифчик. «Выглядит как подросток, — подумал он. — Ей не дашь больше двенадцати лет, и груди выглядят на тот же возраст...»

— Подождите, — закричала Лили Ролингс. Ее взгляд перебегал с алого лифчика, валяющегося на земле в нескольких шагах от нее, на мужчину. — Пожалуйста, подождите.

— Нет! — Он набросил на нее брезент, как рыбак забрасывает рыболовную сеть. Завернув ее, трижды обмотал веревкой ее тело и одним быстрым движением взвалил на плечо.

Девушка вскрикнула, когда его плечо больно вдавилось в ее живот, но брезент заглушил звук. Голова ее беспомощно болталась, ударяясь о его спину, когда он тащил ее к грузовику, но она больше не сопротивлялась. Дойдя до задней дверцы грузовика, он открыл ее и положил девушку рядом со связанным человеком. Потом он захлопнул дверцу, оставив в машине обоих пленников.

Когда похититель усаживался за руль грузовика, со стороны лоджии раздался пронзительный женский крик. Не обращая на него внимания, человек взял с соседнего сиденья конверт и выбросил в окно. Как только конверт коснулся земли, он дал задний ход, затормозив на самом краю бассейна. Затем развернулся, нажал на газ и, оставляя на кафельных плитках черные полосы от резины, двинулся в сторону служебных ворот.

Шины взвизгнули, когда он, выехав на служебный подъездной путь, резко завернул за угол.

— Прогулка по ухабистой дороге, богатенькая девочка, — пробормотал он. Шины взвизгнули еще раз, и грузовик, набрав скорость, выскочил за кованую решетку ворот.

Хэллоран чистил серебро, когда раздался крик Рути, схватил со стола чистую салфетку и, вытирая руки, поспешил через весь дом к лоджии.

Горничная стояла под аркой, не отрывая взгляда от бассейна, и продолжала кричать. Звук ее голоса усиливался и становился еще более пронзительным, отражаясь от выложенных плиткой поверхностей. Увидев Хэллорана, Рути перестала вопить и, пересилив страх, захлопнула рот с почти комической поспешностью.

Хэллоран обошел ее и остановился, как вкопанный, потрясенный увиденным: вьющиеся растения и кустарники были варварски обезображены, но еще хуже выглядел израненный газон. Тут он заметил белый прямоугольник на зелени возле бассейна.

Забыв о своем возрасте, Хэллоран сбежал вниз по ступеням, галопом пересек террасу и стал огибать бассейн. Горничная не отставала от него. Темный след шины располосовал по диагонали коврик, на котором он последний раз видел загорающую Лили. Хэллоран торопливо прошел мимо, сосредоточив внимание на лежащем в траве конверте. Когда он наклонился, чтобы поднять конверт, колени его с болью хрустнули. Он услышал, как тихо ахнула горничная, и, с трудом распрямившись, повернулся к ней. Она держала в руках кусочек алой ткани.

Однажды он уже видел, как кое-кто тоже держал кусочек ткани на вытянутых руках. Только тогда ткань была окрашена ржаво-красным цветом засохшей крови убитого. Это воспоминание так сильно потрясло Хэллорана, что он едва удержался на ногах.

Лифчик от купального костюма хлопал на морском ветерке, как флаг. Горничная опустила его и пошла к дому.

— Куда это ты направилась? — подозрительно спросил ее Хэллоран. Рути всплеснула руками:

— Позвать полицию!

— Нет. — Хэллоран взвесил конверт на ладони, словно определить его точный вес было чрезвычайно важно.

— Но мисс Лили! Она...

— Никакой полиции. Скажи Джойс, что я приказал вам обеим держать рты на замке. Не болтайте ни с кем. Понятно?

Горничная кивнула и попятилась.

— Иди и скажи это ей сейчас же, — добавил Хэллоран.

Рути повернулась и побежала к дому. Ее внушительных размеров зад нелепо подпрыгивал под форменным платьем.

Хэллоран последовал за ней чуть медленнее. Войдя в лоджию, он услышал, как обе женщины рыдают в кухне. Не обратив на них внимания, он прошел в библиотеку, неторопливо вскрыл конверт и прочитал вложенную в него записку. Затем поднял телефонную трубку и позвонил в Нью-Йорк.

— Хозяйка? — произнес он, когда ему ответили. — Это говорит Хэллоран, хозяйка. — У него перехватило дыхание, когда он вспомнил, какую невыносимую боль пережила Гизелла Дюран. Из кухни доносились рыдания женщин. Сам он едва сдерживал слезы.

— Патрик? Что случилось?

Услышав ее ласковый голос, он расслабился.

— Хозяйка, — сказал он сквозь слезы. — Гизелла. Это случилось опять.