Все имеет свою цену

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Гизелла отложила щетку для волос и взяла баночку с кремом. Открыв крышку, она с удивлением обнаружила, что крема в банке осталось мало. Пора приготовить следующую порцию. В памяти промелькнуло воспоминание о том, как удивленно остановился на пороге кухни Брайан в тот вечер, когда притащил пьяного Чарльза домой.

Гизелла наощупь нанесла на лицо крем и подождала, пока кожа его впитает. К концу этой процедуры баночка была пуста. Ей не хотелось думать о Брайане. Они больше не встречались с Брайаном и Флоренс в обществе. Еще до рождения Бенджамина Чарльз отошел от своего лучшего друга. Гизелла была рада этому. Ей не хотелось видеть, как Флоренс носит ребенка Брайана, не хотелось и поздравлять ее с рождением дочери Фрэнни, появившейся месяц назад. А если воспоминания о времени, проведенном с Брайаном, становились невыносимыми, лекарство от этого находилось неподалеку, стоило лишь немного пройти по коридору.

Джулия, укачивая малыша, с улыбкой взглянула на Гизеллу, когда та открыла дверь в комнату Бенджамина.

Гизелла пересекла комнату и поцеловала сына. Его крошечная ручонка, помахав в воздухе, прикоснулась к щеке матери. Он почувствовал крем на пальчиках и сосредоточенно скосил глазенки.

Гизелла поймала ручку, прежде чем он засунул ее в рот, и насухо вытерла пальчики. В такие минуты ей всегда становилось грустно оттого, что она пропустила немало подобных моментов в жизни Сандры. Ей так хотелось бы крепко обнять свою дочь и сказать, как сильно она ее любит. Но сегодня это было невозможно, потому что Алекс забрала Сандру с собой в Палм-Бич погостить у дедушки и бабушки. В большинство других вечеров это было невозможно, потому что Сандрой безраздельно распоряжалась няня Притчард.

Гизелла взяла Бенджамина у няни и крепко прижала к себе. Ей следует не забывать почаще обнимать Сандру, когда та вернется из поездки. В свои пять лет она была еще слишком мала, чтобы сообразить, что мать раздражает не она, а сложившаяся ситуация. Гизелле самой потребовалось немало времени, чтобы понять это. Она возвратила малыша молоденькой няне.

— Через несколько минут я его уложу спать, — с заговорщической улыбкой сказала Джулия. — Няня Притчард пожалуется на нас, если узнает, что мы так поздно еще не спим, не так ли, Бен, мой мальчик? На целых пять минут выбились из режима! — Она чмокнула Бена в пухленькую щечку, и ребенок улыбнулся ей.

Когда Гизелла легла, Чарльз все еще не вернулся домой. Теперь он почти всегда возвращался с восходом солнца. Наверное, он отсыпается днем в своем офисе, думала она.

Где-то после полуночи она услышала в тишине дома, как Джулия ходит по детской. Потом малыш издал какой-то звук. Гизелла хотела было встать, но передумала. Если бы что-нибудь случилось, Джулия позвала бы ее. Это была хорошая, честная девушка. Гизелле крупно повезло, что она нашла ее.

Сна не было. Гизелла глубоко вздохнула, потом встала и в темноте надела халат. Пошарив рукой на туалетном столике, она нашла пустую баночку из-под крема и сунула ее в карман. Она так хорошо знала свою лестницу, что спустилась, не скрипнув ни одной ступенью.

На кухне она включила свет. Не успела она опуститься на колени и открыть шкафчик, где хранила свои припасы, как услышала в тишине дома какие-то странные звуки: глухой удар, затем скрип, затем стук, как будто что-то тяжелое упало на землю снаружи дома.

Сердце ее громко застучало от страха. Она сказала себе, что глупо так пугаться. В доме было полно слуг. Стоит позвать на помощь, как тут же сбежится полдюжины людей. И все-таки откуда такие странные звуки?

Стараясь не думать об этом, она открыла дверцу шкафа и опустилась на колени, разглядывая ланолин и бутылочки, но тревога не покидала ее. Она решительно встала и обеими руками захлопнула дверцы. Пальцы коснулись холодного кафеля. Надо будет потеплее закутать Бенджамина, чтобы предохранить от февральского холода, когда они завтра отправятся с ним на прогулку.

Страх не проходил. Гизелла закрыла глаза и представила себе свой дом, пытаясь сообразить, откуда могли исходить эти звуки.

Она сорвалась с места и побежала, спотыкаясь и чуть не падая; цепляясь за перила, взобралась по ступеням лестницы. Полы халата путались у нее в ногах, но она этого не замечала, как не замечала и своего спазматического дыхания, как у утопающей, которая в ужасе хватает ртом воздух.

— Госпожа Вейл! — Джулия появилась на пороге своей комнаты, когда Гизелла промчалась мимо.

Почти ослепнув от панического ужаса, Гизелла не заметила няни. Она распахнула дверь в комнату Бенджамина и бросилась к пустой колыбельке. На маленькой атласной подушке лежал конверт. За ее спиной громко запричитала Джулия.

Гизелла вскрыла конверт и прочла записку. Она повернулась в девушке:

— Заткнись! Ты его погубишь, если будешь кричать!

Джулия подавила рыдания. Она обняла обеими руками свое худенькое тело, словно стараясь удержать рвущееся наружу горе.

— Что там написано?

— Если мы кому-нибудь скажем, они его убьют.

Джулия, икнув, пробормотала:

— Полиции?

— Никому! — Все еще сжимая в пальцах записку, Гизелла бросилась к открытому окну. Внизу на земле она заметила лестницу. Закрыв окно, она наклонилась и прижала лоб к холодному стеклу.

Джулия снова громко всхлипнула, указывая на что-то в ногах кроватки:

— Они забыли его одеяльце!

Гизелла подошла к колыбели и потрогала отпечаток головки Бенджамина, оставшийся на подушке. Атлас был таким же холодным, как оконное стекло. Ее сын исчез.

Хэллоран проснулся мгновенно и вздрогнул: сама хозяйка наклонилась над ним в его крошечной комнатушке — а он-то лежит под одеялом совсем голый!

— Где мой муж? — спросила она.

— Хозяйка, я не...

— Ты возишь его к этой женщине. Мне это известно.

— Хозяйка! — воскликнул он, переживая, что ей приходится говорить об этом.

— Поезжай и привези его! — закричала она. — Притащи его домой немедленно! Скажи, что случилась беда!

Каким же беспомощным чувствует себя мужчина без штанов...

— Что за беда случилась, хозяйка?

— Поезжай и привези его! — на сей раз она так заорала на Хэллорана, что он испугался, не лишилась ли она рассудка. — Привези его домой! Сейчас же!

Каким бы никчемным горьким пьяницей ни был Чарльз Вейл, но если ей требуется, он доставит его хозяйке, даже если придется скрутить его как цыпленка, думал Хэллоран, пинком распахивая дверь квартиры его девки.

Хотя хозяин был мужчина крупный и сильный, Хэллоран, выросший в «Адской кухне», имел перед ним преимущества. Особенно если учесть, что человек в такой стадии опьянения никогда не запомнит в подробностях, каким образом его доставили домой.

С девицей дело обстояло по-другому. Когда Хэллоран нанес хозяину удар в солнечное сплетение, она подняла крик. Шофер так взглянул на нее, что она сжалась в комок.

— Если ты ему расскажешь, я вернусь и проделаю с тобой то же самое. — В тот момент он искренне этому верил. По выражению ее лица он понял, что она тоже ему поверила.

— Принеси кофейник с горячим кофе в кабинет, — приказала Гизелла Хэллорану. — Я позову тебя, если мне что-нибудь потребуется.

На всякий случай он остался снаружи у дверей кабинета.

Услышав, как вскрикнула хозяйка и раздался звон разбившейся посуды, он поспешил в кабинет. Кофе — горячим и крепким — был залит весь перед ее халата.

— Слушай меня, Чарльз, — орала хозяйка мужу.

Но г-н Вейл ничего не слышал. Он попытался проскочить мимо Хэллорана, поскользнулся в кофейной луже и тяжело рухнул на руки шофера.

— Держи его, — сказала Хэллорану Гизелла, — заставь его выслушать.

— А о чем речь, хозяйка? — спросил ее Хэллоран. Он крепко держал за спиной руки хозяина.

— О Бенджамине. Бена похитили.

— За него требуют выкуп? — Чарльз Вейл перестал сопротивляться.

«Вот это похоже на хозяина: сразу протрезвел, как только упомянули о деньгах», — неприязненно подумал Хэллоран, освобождая его руки. Гизелла вытащила конверт из кармана и протянула ему. Чарльз Вейл схватил его и вынул записку. Через плечо хозяина записку прочел и Хэллоран и похолодел от ужаса.

— Проклятые воры. — Чарльз Вейл смял записку в комок и швырнул в другой конец комнаты.

— Нам нужно как можно скорее собрать деньги. Но никто не должен знать, зачем они нам. — Гизелла взглянула на Хэллорана. — Ты должен позаботиться о том, чтобы ни один из слуг не проболтался.

— Может быть, мне позвонить в полицию?

— Ты читал записку? Никакой полиции, — сказала она.

Чарльз рванулся к письменному столу, но запнулся. Он потянулся к телефону. Гизелла схватила аппарат первой и отодвинула его.

— Кому ты собираешься звонить?

— Алекс, — пробормотал он. — Мне нужно позвонить Александре. Уж она-то знает, что надо делать.

— Нет, — отрезала Гизелла. — мы не будем звонить Алекс. Мы не будем звонить никому. Я не хочу рисковать жизнью своего ребенка из-за того, что ты не мужчина и не можешь шагу ступить без разрешения своей старшей сестры.

Лицо Чарльза сморщилось, будто он получил пощечину.

— Извини, — сразу же сказала Гизелла. — Я расстроена, Чарльз. Я не хотела. Но ты должен помнить, что в записке сказано не говорить никому. Никому.

— В таком случае, дражайшая женушка, как я, по-твоему, раздобуду деньги?

— У нас есть деньги.

— Не такая сумма. И не наличными.

— А в банке?

— А под какое обеспечение?

— Они дадут деньги, если Тру поручится.

— Ах да, герой войны! Я все ждал, когда же в разговоре всплывет его имя. Мне следовало бы понять, что герою войны рассказать об этом можно и нужно, а Алекс — нельзя. Конечно же, только не Александре. Ты всегда ненавидела ее, не так ли? — Голос хозяина звенел, как у капризного ребенка. — И все потому, что она любит меня так, как не любит никто.

— Чарльз, прошу тебя, не надо! — крикнула она. — Речь идет о нашем сыне. О нашем малыше. Мы не должны тратить время на посторонние разговоры.

Он, неуверенно держась на ногах, наклонился к ней и похлопал по руке.

— Ты, конечно, права. Не забивай этим свою хорошенькую головку. — Он пошел вон из комнаты.

Гизелла отправилась за ним следом и, увидев, что он начал подниматься по лестнице, окликнула его:

— Чарльз! Что ты собираешься делать?

— Что за вопрос? Разве ты не видишь, что я поднимаюсь наверх, дорогая?

— А как же деньги?

— Я сначала вздремну, потом приму душ, сменю белье и буду в банке к открытию. — Чарльз взглянул на часы. — Через восемь часов. Ты ведь разбудишь меня, не так ли?

Хэллоран почувствовал приступ дикой ярости, но сдержал себя, разжал кулаки и посмотрел на хозяйку.

— Ему не помешает вздремнуть. И если мы хотим, чтобы об этом никто не узнал, не стоит поднимать среди ночи с постели управляющего банком.

— Я все понимаю, — сказала побледневшая, как смерть, Гизелла.

Гизелла стояла у окна кабинета, и ее дыхание затуманивало стекло. Она увидела, как возвратилась машина. Чарльз поднялся ровно в 8 утра, побрился, принял душ и с аппетитом позавтракал. Затем отбыл с Хэллораном в банк. Перед его отъездом Гизелла бросилась к нему в объятия.

— Прости меня за то, что я наговорила тебе вчера, — прошептала она. — Я была вне себя от горя.

Он похлопал ее по плечу — с полным безразличием, отметила она, хотя мысли ее были полностью заняты свалившейся бедой, — а потом уехал, как будто это был обычный рабочий день.

На запотевшем оконном стекле она кончиком пальца написала имя Бенджамина. Где-то вдали послышался вой полицейской сирены. У каких-то других людей случились свои беды, думала она. В этом огромном городе другие люди плакали, ждали, надеялись, умирали, но она не испытывала к ним сочувствия. Она могла думать только о мягком голубом одеяльце, которое Джулия утром аккуратно сложила в кроватке Бенджамина. Какая холодная была ночь! Бедняжка Бенджамин. Он так любит тепло.

Она прижалась щекой к стеклу. Утром все еще было холодно, но теперь они уже отвезли его в какое-нибудь уютное и теплое место. Она уверена, что о нем будут очень хорошо заботиться. И не только потому, что он стоит больших денег. Они не смогут устоять перед его обаянием. Она улыбнулась, припомнив прикосновение его крошечных пальчиков к ее лицу и воркующие звуки, которые он издавал, словно хотел поведать ей одной какую-то особую тайну. Такое воркование не может не тронуть даже жестокое сердце похитителя.

Словно упрекая ее, снова послышался звук сирены, на сей раз где-то неподалеку. Конечно, каждый пытается поторговаться с судьбой. Только не мой ребенок. Пусть чей-то чужой. Торговалась ли с судьбой ее мать, подумала она. Кричала ли Лилиан в последние страшные минуты: только не я. Ведь я красива. Жизнь не может обойтись со мной так жестоко!

— Только не Бенджамин, — пробормотала Гизелла вслух. — Он безгрешен. Совсем невинное дитя. Невозможно, чтобы кто-нибудь оказался настолько жестоким... — Она замолчала, пристально вглядываясь во что-то па улице. По Риверсайд-Драйв на полной скорости мчались две полицейские машины с включенными сиренами. Она не хотела их видеть. Она не желала знать о чьей-то беде. Только не сегодня.

У нее перехватило дыхание, когда передняя полицейская машина замедлила ход. Взвизгнули шины, и она остановилась возле их дома.

— Нет! — жалобно вскрикнула она.

За первой машиной остановилась вторая, из них высыпали полицейские. Кроме полицейских машин, подъехали другие, без опознавательных знаков. Кто-то громко забарабанил во входную дверь.

Гизелла выбежала из кабинета и помчалась по коридору. Фрай собирался открыть дверь.

— Не впускай их! — крикнула она остолбеневшему дворецкому. — Они хотят убить Бенджамина! Не впускай их!

Кто-то схватил ее за талию. Гизелла начала вырываться из рук, но увидела, что ее держит Джулия.

— Отпусти меня! — закричала Гизелла няне. — Они хотят убить моего малыша!

— Госпожа Вейл, ну пожалуйста. Ведь это полиция. Они, должно быть, приехали, чтобы помочь нам вернуть Бенджамина.

— Нет! — взвизгнула Гизелла, резко высвобождая руки. Когда Джулия попыталась снова схватить ее, Гизелла дала ей такую затрещину, что на бледном лице Джулии остался красный отпечаток руки. Джулия судорожно глотнула воздух и разрыдалась.

Фрай снова приблизился к двери. Гизелла вцепилась ему в руки, не позволяя отодвинуть задвижку.

— Держите ее, — крикнула Джулия дворецкому. — Она не понимает, что делает.

Продолжая барабанить в дверь, полицейские что-то кричали. Фрай, одной рукой удерживая Гизеллу, другой пытался отпереть дверь, но Гизелла чуть не выцарапала ему глаза.

Один из полицейских разбил дубинкой узкое окно рядом с дверью, запустил руку внутрь и отодвинул задвижку. Дверь распахнулась, и в вестибюль ввалилась целая дюжина людей, которые остановились в замешательстве, увидев сопротивлявшуюся женщину.

При первом хлопке фотовспышки Гизелла потеряла сознание.

На пустыре была мусорная свалка. Когда патрульная машина, в которой ехал Хэллоран, остановилась, он не поверил своим глазам. Разве маленький Бенджамин был какой-то сломанной игрушкой, чтобы его бесцеремонно выбросили здесь?

Кто-то в отдалении поднял вверх пеленку с ржаво-коричневыми пятнами засохшей крови и крикнул:

— Это здесь!

Офицер полиции, — кажется его звали О'Рурк, — попытался взять Чарльза Вейла под локоть, чтобы провести сквозь заросли засохшей сорной травы, но хозяин стряхнул с себя его руку. Чарльз Вейл шел, — нет, скорее вышагивал — по заваленному мусором пустырю, словно на прогулке в парке. Хэллоран следовал за ним. Сердце его сжималось от боли и недобрых предчувствий. К офицеру подошла еще группа полицейских. Хэллоран услышал, как кто-то тихо сказал: «крысы!» и едва подавил рыдание.

Чарльз Вейл поравнялся с группой полицейских и остановился, глядя вниз, на землю. Минуту спустя он покачал головой.

— И как, по-вашему, я могу опознать это? — спросил он О'Рурка.

— Может быть, узнаете пеленки? — мягко спросил О'Рурк.

— Разве я похож на няньку? — спросил Вейл. — Хэллоран, подойдите сюда.

Хэллоран сделал три шага, отделявшие его от Чарльза, и посмотрел вниз.

Он едва справился с жестоким спазмом в желудке, но заставил себя сосредоточить взгляд только на кусочке ткани, мягкой и пушистой голубой ткани, запачканной теперь засохшей кровью, как и найденная прежде пеленка, на которой еще была видна вышивка, сделанная иголкой молоденькой няни Джулии. Он застонал.

— Г-н Хэллоран, — спросил О'Рурк, — это ребенок Вейлов?

— Хэллоран! Скажите же что-нибудь! — потребовал Вейл.

— Да, это он. Маленький Бенджамин. — Хэллоран, едва устояв на ногах, отошел в сторону и его вырвало. Когда рвота прекратилась, один из полицейских помог ему встать на ноги. Хэллоран увидел, как отъезжает машина О'Рурка, в которой сидит хозяин.

Хэллоран сделал неуверенный шаг в том же направлении, но полицейский положил ему руку на плечо.

— Все в порядке, парень. Кто-нибудь из нас отвезет тебя домой.

Полицейский пристально посмотрел вслед удалявшейся машине без опознавательных знаков и сказал:

— Каков, а? Такого ничем не прошибешь. Можно подумать, что это не его ребенок.

Хэллоран в замешательстве уставился на полицейского, обдумывая возможность, которая раньше не приходила ему в голову.

— Нет, — прошептал он.

Полицейский сжал ему плечо.

— Не переживай, мужик. Эй, Монаган, — позвал он своего напарника, — отвези-ка этого парня в ближайшую пивнушку и заставь выпить хорошую порцию виски. А потом доставь домой.

Монаган сразу же подошел и взял Хэллорана под локоть.

— Не надо виски, — сказал ему Хэллоран. — Просто отвезите меня домой.

Монаган, молодой парень, посмотрел на Хэллорана с сомнением.

— Вы уверены?

— Домой.

Он примет душ, смоет с себя запах этого страшного места, а потом поедет в больницу. Как там хозяйка, думал он. Бедная, бедная хозяйка.

Придя наконец в сознание, Гизелла обнаружила, что находится в больничной палате. Она понятия не имела, сколько времени пробыла здесь. Лежа на жестком матраце, она следила за лучами восходящего солнца, освещающими шторы на окнах. Потом она услышала мерное постукивание. Это сиделка вязала что-то на спицах, сидя в уголке.

В коридоре, за закрытыми дверьми палаты, послышалось тарахтенье столика на колесах, раздался негромкий стук в дверь. Сиделка отложила вязание и поспешила к двери, бесшумно ступая в обуви на мягкой подошве. Она открыла дверь и что-то сказала женщине, которая привезла поднос с завтраком. Желудок Гизеллы отреагировал на запах пищи болезненным спазмом.

— Какой сегодня день? — спросила она хриплым голосом, который словно заржавел, оттого что им давно не пользовались.

Обе женщины вздрогнули от неожиданности и повернулись к ней.

— Вторник, — ответила сиделка.

— А число?

— Двадцать четвертое февраля.

Следующий вопрос замер у нее на губах, но обе женщины это заметили и отвели глаза, не в силах встретиться с ней взглядом. Она отвернулась к стене.

— Пойди позови врача, — сказала та, которая занималась вязанием. Гизелла услышала, как ноги, обутые в туфли на мягкой подошве, приблизились к ее койке.

— Позвольте, я приведу в порядок ваши волосы, — сказала сиделка.

Выполнив свою обязанность, Клара Пейн снова принялась за вязание. Ее подопечная была вымыта и причесана. Никому бы и в голову не пришло, что она практически находится в бессознательном состоянии, напичканная успокоительными лекарствами.

Врач согласился на это, выполняя пожелание ее мужа, который, надо сказать, щедро оплачивал его услуги. Клара же считала, что лечить таким методом убитую горем мать неправильно. Если бы ей только позволили выплакаться, выкричаться, как это сделала бы любая другая женщина, горюющая о своем погибшем ребенке, то она не лежала бы тут с застывшим отчаянием на лице, как будто ей было бы лучше умереть самой.

Вместе с врачом пришел ее муж. Клара, как и тогда, когда его жену привезли в больницу и она увидела его в первый и единственный раз, подумала, что он странный тип. Красивый, как женщина, но холодный и замкнутый. Возможно, конечно, что на него так своеобразно повлияло горе.

Врач наблюдал с порога палаты, где госпожа Вейл его не видела, как ее муж подошел к койке. Ему не был слышен разговор, который велся шепотом, зато Клара слышала все. Она хотела уйти, чтобы супруги могли побыть наедине, но побоялась, что это лишь отвлечет их как раз в тот момент, когда им больше всего нужно было сосредоточить внимание друг на друге, а потому она осталась на своем месте.

Чарльз Вейл уселся на краешек больничной койки.

— Привет, Гизелла.

— Кто это сделал? — прошептала госпожа Вейл. — Кто им сказал?

— Это сделал я, — ответил Чарльз Вейл.

Клара Пейл насторожилась, не довязав петлю. Она взглянула на врача, но тот не расслышал, что сказал муж.

Госпожа Вейл, крепко ухватившись за руку мужа, приподняла голову с подушки.

— Но зачем? Зачем?

Клара, которую тронула боль, звучавшая в голосе матери, пошевелилась на своем стуле. Чарльз Вейл посмотрел в ее сторону, и от его взгляда она замерла.

Он наклонился к жене, прижав ее к подушке, и прошептал так тихо, что это услышала только пациентка.

— Нет! — воскликнула Гизелла Вейл, — нет!

Она порывалась встать, муж удерживал ее, и врач со шприцом наготове бросился к ним.

— Сестра! Помоги мне.

Клара бросила спицы и схватила руку матери. Горе придало Гизелле Вейл почти сверхчеловеческую силу. Сиделке, у которой мелькнула мысль, что в результате этой борьбы на теле пациентки, пожалуй, останутся синяки, удалось все-таки удержать в одном положении ее худенькую руку, пока врач вводил в нее иглу шприца. Несколько мгновений спустя госпожа Вейл обмякла и перестала сопротивляться.

Клара отпустила ее руку. Чарльз Вейл смотрел на распростертое тело жены с самым безучастным выражением лица, какое сиделке когда-либо приходилось видеть.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Хэллоран остановился, узнав человека в костюме, стоящего в коридоре перед входом в квартиру брата.

— Вижу, вы пришли навестить свое семейство, — сказал сотрудник ФБР.

— Вы опять их донимаете?

— Мы беседуем с семьями всего персонала Вейлов.

— Ни один человек из тех, кто работает у хозяйки, не причинил бы вреда малышу. — Хэллоран, смутившись оттого, что у него на глаза навернулись слезы, отвернулся к стене. И все же не смог сдержать их. «Не сметь!» — приказал он себе, стукнув кулаком по дереву, и почувствовал, как боль пронзила руку до локтя. Он поднес руку ко рту, пососал разбитые костяшки пальцев. Нет худа без добра: по крайней мере острая боль остановила слезы, и он мог снова смотреть в лицо сотруднику ФБР.

— Не лучше было бы вам заняться поиском убийц малыша?

— Я не меньше вашего хочу их найти. Но мне нужно ухватить ниточку, которая к ним ведет. — Сотрудник ФБР изучающе посмотрел на Хэллорана. — Если бы мать не подняла шум, о похищении узнали бы только утром. У кого-то слишком длинный язык. Кто-то болтал о режиме дня малыша, о доме или о чем-то еще. Именно поэтому ребенка без труда удалось выкрасть.

— Черт бы вас побрал! Моя родня этого не делала, — голос Хэллорана отозвался эхом в обшарпанном коридоре. — Пусть мы бедны, а Чарльз Вейл богат, но я любил малыша больше, чем он!

— Г-н Хэллоран, я вам верю на слово, — сказал сотрудник ФБР.

Хэллоран стоял, посасывая ободранные костяшки пальцев, и прислушивался к дробному стуку ботинок этого человека, сбегающего по лестнице. Он напомнил ему стук гвоздей, забиваемых в крышку крошечного гробика.

Ему открыла Шейла, и Хэллоран увидел за столом Кифа, а перед ним — стакан с виски.

— Я тоже выпью с тобой, — сказал Хэллоран. Шейла достала из шкафа еще два стакана и налила себе и Хэллорану.

— С нами обращаются как с уголовниками, Пат. — Киф потянулся за бутылкой, но Шейла, шлепнув его по руке, разлила виски сама.

— Без конца задают одни и те же вопросы, — добавила Шейла, наполняя стакан мужа.

— Пусть делают, что хотят, лишь бы нашли убийц малыша. — Неочищенное дешевое виски обожгло Хэллорану горло.

Шейла посмотрела через стол на Кифа.

— Наш Пат, наверное, считает нас похитителями. Для него на первом месте его Гизелла, а не мы.

— Ты ведь знаешь, что это не так, — возразил Хэллоран.

Она по-мужски залпом осушила стакан и взглянула на него тяжелым взглядом.

— Неужели? — Она встала и потянулась за бутылкой.

Киф схватил ее первым.

— Оставь выпивку.

Шейла пожала плечами, но бутылку им оставила. Киф щедро наполнил стаканы.

— Так ты останешься ночевать, Пат?

— Ему не терпится поскорее удрать к своим богачам, — сказала Шейла, чистившая картошку.

— Я остаюсь. — Хэллоран выпил виски и подвинул пустой стакан Кифу, чтобы тот снова наполнил его. Он поднял глаза и заметил, что Шейла пристально на него смотрит. Он не мог заставить себя не смотреть туда, где лиф ее платья туго натянулся на груди.

Шейла фыркнула.

— Что это с тобой? — спросил Киф жену.

Шейла тряхнула головой.

— Спроси у брата, — сказала она насмешливо. Хэллоран похолодел.

Но Киф, на которого уже подействовал алкоголь, вздохнул:

— Уж эти женщины! Скажи, Пат, ты их понимаешь?

— Куда мне, брат!

Шейла громко расхохоталась.

— Вы просто пара пьяных дураков, братья Хэллораны. — Она бросила картошку в кастрюлю, а братья Хэллораны выпили еще по стаканчику.

Возвратилась из школы Дорин. Хэллоран, шутливо подергав ее за ярко-рыжую косичку, сказал:

— Тут я вижу чернильное пятно на конце косички. Должно быть, какой-нибудь молодой человек окунал ее в чернильницу и писал любовные письма.

— Мы не пользуемся чернильницами, дядя Пат!

После ужина он сыграл с ней две партии в шашки и проиграл обе: одну нарочно, а вторую — потому что его мысли возвращались к Шейле, занимавшейся в углу штопкой.

Когда девочка ушла спать, Шейла снова вытащила бутылку виски — Кифу даже просить не пришлось.

— Валяйте! — сказала она им. — Знаю, что вам этого хочется. Превращайтесь в сопливых пьяных дураков! — Она ушла спать, а они постарались выполнить ее указание.

Далеко за полночь Хэллоран лежал в темноте, прислушивался к храпу брата, и ему очень хотелось, чтобы алкоголь подействовал на него, как на Кифа. Он не мог изгнать из памяти воспоминание о том, что осталось от малыша. Ужасная картина вставала перед глазами, и сон к нему не шел. В тишине квартиры он услышал, как открылась входная дверь. Он знал, что это ушла Шейла.

Шейла возвратилась, едва забрезжил рассвет. Хэллоран все еще не спал. Она прошла прямо на кухню, оттуда сразу же послышались обычные утренние звуки: жена готовила завтрак для мужа и остальных домочадцев. С кем она была? Он представил себе свою дорогую Шейлу в объятиях чужого мужчины, и в крови загорелось желание.

В больнице Хэллорана ждала другая напасть. Брайан Ролингс в ожидании у двери, ведущей в палату хозяйки. Он сидел там ежедневно с тех пор, как она попала в больницу. Хэллоран свирепо посмотрел на него, но Ролингс, голова которого была опущена на грудь, этого не заметил.

— Как сегодня чувствует себя моя госпожа? — спросил Хэллоран у ночной сиделки, только что закончившей смену.

— Получше, — ответила женщина. — Но ночью она все звала кого-то во сне. Вас не Брайан зовут?

Не успел Хэллоран ответить, как Ролингс вскочил на ноги.

— Я Брайан.

Сиделка отвернулась от Хэллорана.

— Мне кажется, ей будет легче, если она увидит вас, — сказала она Ролингсу и оставила Хэллорана дожидаться в коридоре. «Чтоб тебя разорвало, сучка!» — подумал он. Но одарил ее заискивающей улыбкой, когда она возвратилась. Все-таки она охраняла эти врата.

Когда Гизелла открыла глаза и увидела Брайана, она не спросила, как он здесь оказался. Она просто протянула к нему руки. Она обняла его и позволила его силе перелиться в нее, прижимаясь своим лицом к его мокрой, заросшей щетиной щеке.

Они так и оставались, не говоря ни слова, просто сжимая друг друга в объятиях, пока сиделка не сказала наконец Брайану, что ему пора уходить.

— Я вернусь, как только мне разрешат, — пообещал он.

— Этот человек просидел у вашей двери целые две недели, — сказала сиделка Гизелле. — Велите ему съездить домой и побриться. Когда он вернется, вы еще будете здесь.

— Она права, — подтвердила ему Гизелла. — Я буду ждать тебя.

За дверью Брайан почувствовал, что с его плеч словно сняли огромную тяжесть, и от чувства облегчения у него закружилась голова.

Хэллоран тряхнул его за плечи.

— Мне ее можно увидеть?

— Не сейчас. Они... послушайте, не могли бы вы побыть здесь, пока я съезжу, чтобы принять душ и переодеться?

— С удовольствием. И не надо торопиться, я о ней позабочусь.

— Я в этом уверен. Но я вернусь.

Брайан ушел такой легкой походкой, какой у него не было уже много дней.

— Госпожа Вейл?

Гизелла подняла глаза. Мужчину, который стоял па пороге больничной палаты с «дипломатом» в руке, она где-то видела.

— Простите. Я, кажется...

— Меня зовут Леонард Соломон. Поверенный вашего мужа.

Она откинулась на подушку.

— Я уже рассказала полиции и ФБР все, что мне известно. Я не хотела бы повторять все это еще раз.

При мысли о том, что придется вновь подробно описывать все события той кошмарной ночи, ее глаза наполнились слезами.

— Речь пойдет не о похищении, госпожа Вейл. — Он показал рукой на стул возле ее койки. — Разрешите мне присесть?

Гизелла вспыхнула.

— Конечно. Как я невнимательна.

— Ничего. — Леопард Соломон уселся и открыл «дипломат». — Не прочтете ли вы эти документы, прежде чем мы начнем разговор? — предложил он, вытаскивая папку.

Гизелла устало покачала головой.

— Я еще очень слаба. Не можете ли вы просто сказать мне, о чем идет речь?

— Речь идет о вашей связи с г-ном Брайаном Ролингсом, госпожа Вейл. — Он сделал паузу, пытаясь оценить впечатление, которое произвели его слова. Поскольку она ни взглядом, ни кивком головы не выдала своих эмоций, он продолжал: — Здесь находятся сделанные под присягой заявления свидетелей относительно вышеупомянутой связи.

— Мой муж требует развод?

— А что бы вы сказали по этому поводу, госпожа Вейл?

— Прекрасно. Передайте ему, что я согласна. Скажите ему, что я не буду больше жить с ним в одном доме, если он... — Гизелла содрогнулась, но взяла себя в руки. — Скажите ему, что я согласна.

— Мне кажется, вы не понимаете, как обстоят дела, госпожа Вейл. Он не нуждается в вашем согласии. Если он пожелает потребовать развод, это... — Поверенный поднял вверх папку с документами. — Это гарантирует ему получение развода. Но если он пожелает получить развод, то он может причинить вам весьма большие неприятности. Вас лишат права опеки над...

— Нет!

— ...Вашей дочерью Сандрой. Вам никогда больше не позволят ни видеть ее, ни общаться с ней. Суд признает вас самой негодной матерью. Мало того, ваша история появится во всех газетах. Ваша дочь будет вынуждена страдать за ваши ошибки, госпожа Вейл. Она возненавидит вас за то, что вы наложили клеймо позора на ее молодую жизнь. Сколько ей сейчас? Пять лет? Так вот, она будет страдать от этого всю оставшуюся жизнь.

— Но почему? Ведь Сандра и его дочь. Зачем он хочет причинить ей такую боль?

— Я полагаю, г-н Вейл убедился, что Сандра Вейл действительно является его дочерью. Однако относительно недавно погибшего ребенка у него есть кое-какие сомнения...

— Замолчите!

Он замолчал и взглянул на нее. Ей хотелось закричать, но она знала, что если сделает это, то примчится врач и снова напичкает ее успокоительными лекарствами. А ей было совершенно необходимо, чтобы голова была ясной. Ей предлагали сделку. На кон была поставлена Сандра.

— Мне нужна моя дочь, г-н Соломон. Что требуется сделать, чтобы получить ее?

— Это совсем просто, госпожа Вейл. Мой клиент мог бы оставить вас без гроша. Он мог бы отобрать у вас дочь. Но он не сделает ни того, ни другого, если вы согласитесь выполнить его условие.

— Скажите, что он от меня хочет.

— Чтобы вы положили конец своей связи с Брайаном Ролингсом...

— Я не...

— ...И поклялись, что никогда больше с ним не увидитесь.

— Как он может требовать этого!

— Госпожа Вейл, он может требовать всего, что пожелает. Ведь он является пострадавшей стороной.

— Но Брайан и я...

— Если вы хотите снова увидеть свою дочь, то отныне не должно быть никаких «Брайан и я». Вы должны это четко уяснить для себя. Если вы согласитесь на условия г-на Вейла, Сандру будет воспитывать сестра г-на Вейла.

— Алекс? Но она...

— Госпожа Мейнворинг сумеет отлично позаботиться о ребенке. Она разрешит вам встречаться с дочерью, если вы не будете нарушать режим ребенка, в доме на Риверсайд-Драйв, который вам будет позволено сохранить за собой, если вы согласитесь на условия г-на Вейла.

Поверенный посмотрел на нее выжидательно, как будто она должна была выразить восторг по поводу щедрости Чарльза. Поскольку она продолжала лежать без движения, он продолжил.

— Хотя вы с г-ном Вейлом будете проживать раздельно, вам придется для окружающих делать вид, что вы по-прежнему являетесь счастливыми супругами. Вы должны быть всегда готовы выполнить любые публичные, частные или семейные обязанности, если это потребуется, чтобы поддержать внешнюю видимость брака. Вместе с домом на Риверсайд-Драйв вы получите обслуживающий этот дом персонал, а кроме того, г-н Вейл будет выплачивать вам щедрое денежное пособие.

Она едва сдерживала истерику. Она потеряла Бенджамина: ничто не может вернуть его из могилы. Но Сандра была жива. Она не хотела потерять и ее.

— Хорошо.

— «Хорошо» что, госпожа Вейл?

— Я согласна на условия Чарльза, на любые. Только не лишайте меня дочери.

— Это для вас, хозяйка, — застенчиво произнес Хэллоран, протягивая букет роз. Он прождал больше часа, чтобы увидеть ее. Сначала туда прорвался Ролингс, а потом этот юрист. Но хозяйка взглянула на него, как на незнакомца. Что наговорил ей этот поверенный? Почему после его визита она стала такой?

— Не беспокойтесь о цветах, — сказал ей Хэллоран. — Я попрошу сиделку поставить их в вазу.

Хозяйка по-прежнему глядела странным взглядом, словно впервые видела его.

Пришла сиделка и улыбнулась:

— Ну, госпожа Вейл, этот милый г-н Ролингс снова здесь. Пригласить его?

— Нет! Ему нельзя сюда входить. Передайте ему это. Скажите ему, чтобы он ушел. — Гизелла безудержно зарыдала.

Сиделка схватила ее за руку. В дверях появилась еще одна сестра, которая, оценив ситуацию, сразу же помчалась разыскивать врача. Хэллорана выставили в коридор.

Брайан Ролингс схватил его за руку.

— Что там происходит?

Мимо них пробежали в палату сестра и врач.

— Это вы ее расстроили, — резко сказал Хэллоран.

— Как так?

— Она не хочет вас видеть. Она так сказала. Так что уходите отсюда. — Возможность произнести эти слова доставила Хэллорану такое удовольствие, что он немедленно устыдился, почувствовав себя мелочным и злым.

— Что случилось? Наверное, Чарльз что-нибудь выкинул.

Ролингс попытался проскользнуть мимо него в палату, но Хэллоран схватил его за локоть и отбросил к стене. Ролингс был выше ростом и мускулистей, но Хэллоран знал, что настоящий джентльмен не воспользуется приемами уличного драчуна в коридоре больницы. Он резко вскинул оба кулака и с силой ударил Ролингса в солнечное сплетение.

Из палаты хозяйки появился врач.

— Послушайте! Немедленно прекратите драку!

Ролингс опустил руки.

— Этот человек не пускал меня к госпоже Вейл. — Он шагнул было в направлении палаты.

Врач остановил его.

— Вам туда нельзя.

— Что с ней случилось? Она...

— Она не хочет вас видеть, — спокойно произнес врач.

— Именно это я вам и сказал, — с великим удовлетворением добавил Хэллоран. — А теперь уходите. Вам здесь нечего делать.

— Мне нужно ее увидеть, — сказал Ролингс врачу.

— Она не хочет вас видеть. Если вы сейчас же не покинете здание, мне придется выдворить вас силой. — Доктор подозвал одну медсестру. — Позвоните в полицию, — сказал он ей.

— Вы лжете! — воскликнул Брайан Ролингс. — Я разговаривал с ней сегодня утром. Она сказала...

— Я верю вам, г-н Ролингс, но леди, очевидно, передумала. — Голос врача смягчился. — Если она вам дорога, то вы не можете не понимать, какое сильное эмоциональное напряжение ей пришлось перенести. Ей необходимо отдохнуть и расслабиться. Ей не нужно, чтобы вы врывались в палату, когда она специально попросила, чтобы вас не пускали.

Хэллоран взял Ролингса за локоть.

— Я вас провожу до выхода.

Ролингс стряхнул его руку.

— Я ухожу, — сказал он врачу. — Но я вернусь.

— Не надо возвращаться, г-н Ролингс, — посоветовал врач. — Вас не пустят на этот этаж. Если появится необходимость, ее муж поставит охранника у дверей палаты.

Ролингс посмотрел на него, затем, не говоря ни слова, повернулся и пошел к выходу.

— Пойду-ка я за ним и посмотрю, уйдет ли он, сказал Хэллоран врачу.

— Идите, а насчет охранника... она ничего об этом не говорила. Я подумал, что это поможет избежать дальнейших неприятностей. Но передайте своему хозяину, что, по-моему, было бы неплохо поставить охранника на несколько дней. Этот человек... просто передайте г-ну Вейлу, что, как мне кажется, с охраной у дверей палаты госпоже Вейл было бы намного спокойней. Я не хотел бы, чтобы она страдала из-за эмоциональных всплесков, вроде сегодняшнего.

Хэллоран неуклюже похлопал врача по руке.

— Не беспокойтесь об этом, — заверил он. — Я с великим удовольствием буду сам охранять хозяйку от этого человека.

Шейла Хэллоран принесла своей госпоже все необходимое для чая.

— Что-нибудь еще? — спросила она.

— Задержись на минутку, — сказала Александра Мейнворинг, наливая себе чашку чая. — Твой деверь продолжает работать у госпожи Вейл теперь, когда г-н Вейл там больше не живет?

— Да, мадам. — Не станет Шейла рассказывать этой благородной леди, что Пат настолько потерял голову от Гизеллы Вейл, что никакая сила не заставит его уйти от нее. Особенно сейчас, когда после пережитого горя она стала бледной, как белая лилия, и еще более привлекательной в своей трогательной красоте, чем Шейле хотелось бы признать.

— А вам теперь, наверное, больше не потребуется знать, чем она занимается и с кем встречается?

В случае отказа Шейла потеряла бы кругленькую сумму, которую она получала за информацию, выпытанную у Пата.

— Напротив, эти сведения потребуется мне больше, чем когда-либо, — сказала Алекс Мейнворинг, с грохотом поставив чашку. — Теперь я несу ответственность за ребенка моего брата. Я должна быть уверена в том, что Сандра во время посещений матери будет находиться в должной атмосфере.

— Конечно, мадам. — Как только Шейлу отпустили, она отправилась на кухню и приготовила себе чашку чая. Пусть Пат презирает госпожу Мейнворинг, но она, Шейла, восхищается этой женщиной. Она догадывалась, что Алекс Мейнворинг не простит оскорбление, нанесенное Чарльзу Вейлу его лучшим другом. Госпожа Мейнворинг щедро заплатила за информацию о том, что маленький Бенджамин не является ребенком ее брата. Гизелла Вейл, возможно, не знала о существовании Шейлы Хэллоран, зато Шейла Хэллоран знала о Гизелле Вейл и ее повседневной жизни гораздо больше, чем сам Пат мог догадываться. Ни один из этих высокомерных представителей высшего класса не подозревал, как много подробностей об их личных привычках известно их слугам. О том, что Гизелла Вейл побывала в постели у своего мужа после более чем годового перерыва, когда была уже беременна от другого человека, Шейле рассказала горничная госпожи Вейл.

Шейла добавила в чай солидную порцию виски из бутылки, которую она припрятала после последней вечеринки у госпожи. Другие слуги знали, где Шейла ее прячет, но ни один из них не осмелился бы притронуться к ней. Или донести об этом госпоже.

Из скудных сведений о пребывании хозяйки в больнице, которые удалось вытянуть из Пата, Шейла поняла, что Алекс Мейнворинг воспользовалась этой информацией, чтобы вооружить брата в борьбе с этой женщиной. Это отчасти компенсировало поражение, которое она потерпела в другом, подумала Шейла, с удовольствием, попивая свой чаек.

— Чему это ты улыбаешься? — спросила повариха, входя в кухню, чтобы приступить к приготовлению обеда.

— Я просто думала о том, что судьба весьма благосклонна к такой бедной ирландской девушке, как я, — ответила ей Шейла.