Все о страсти

Глава 15

Последние дни перед праздником урожая были самыми суматошными. Джайлз старался не выпускать из виду Франческу, более для того, чтобы умилостивить паникующего варвара, чем из убеждения, что ей грозит опасность. Но пока он рядом, все будет хорошо, а ему совсем нетрудно держать ее в поле зрения.

Его дом ожил. Повсюду метались слуги. Он немало позабавился, наблюдая Ирвина в состоянии хоть и приятной, но паники. Даже Уоллеса видели куда-то спешившим — совершенно беспрецедентное зрелище.

Однако Джайлз ловил себя на том, что постоянно прислушивается к голосу Франчески, ловя малейший его оттенок. Присматривается к наклону головы. Ловит малейший шорох шелковых юбок, когда она пробегает мимо.

Она была повсюду: минуту назад — на кухне, сейчас — во дворе.

И каждую ночь она лежала в его объятиях, счастливая, довольная, готовая разделить с ним все свои чувства и помыслы.

Как-то он пытался прочесть статью в газете, но, пробежав глазами один и тот же абзац раз пять и не поняв ни единого слова, сдался и отправился в оранжерею, посмотреть, что затеяла Франческа.

Оказалось, прибыли его мать, Хенни и Хорэс — он услышал их спор, входя в сооружение из камня и стекла, выстроенное неподалеку от дома, за библиотекой. Вместе с Франческой они сидели за столиком с ножками из кованого железа, стоявшего так, что на посетителей падали первые утренние лучи неяркого осеннего солнца.

— А, вот и ты, дорогой! — воскликнула мать. Он наклонился и поцеловал ее в щеку. — Франческа рассказывала нам о своих планах.

— Я вызвался устроить состязание лучников, — объявил Хорэс, молодецки расправляя плечи. — Совсем как много лет назад, когда твой отец был жив. С большим удовольствием займусь и сейчас.

Джайлз кивнул и посмотрел на Хенни.

— Мы с твоей матушкой будем прогуливаться в толпе и наблюдать, чтобы все шло, как задумано.

— Ожидается так много народу… — вставила Франческа. — Не можем же мы с тобой быть везде одновременно!

— Верно.

Он встал рядом со стулом Франчески, положил руку на спинку и стал слушать. Он и раньше одобрял все ее замыслы и сейчас прислушивался не к словам, а к интонациям, энтузиазму, звучавшему в голосе, когда она пересказывала программу дня.

— К завтрашнему вечеру все должно быть готово. Хенни отставила чашку.

— Жаль, что придется ждать до утра, чтобы расставить столы и скамьи, но ничего не поделать, иначе за ночь все отсыреет.

— Будем надеяться, нам повезет и день выдастся сухой, — заключил Хорэс, вставая. — Обычно так и бывало.

— Как же иначе, если все поместье молится о хорошей погоде. Я много лет не видела такого ажиотажа. — Леди Элизабет тоже поднялась и поцеловала Франческу. — Оставляем вас предаваться приятным хлопотам. Не забудьте: если понадобится помощь, стоит только послать лакея на другую сторону парка.

Хенни стиснула руку Франчески и уже повернулась было к двери, как на пороге возникла неуклюжая фигура.

— Хм, — кашлянул Эдвардс и, подняв руку, легонько стукнул в косяк.

Франческа опомнилась первой:

— Да, Эдвардс?

Садовник смущенно мял кепку в широких ладонях.

— Я… я все гадал, есть ли у вас время выслушать меня, мэм.

— Что случилось?

Он перевел дыхание, глянул на Джайлза и перевел взгляд на Франческу.

— Сливы, мэм. Их нужно завтра же собрать.

— Завтра? Но завтра последний день перед праздником!

— Да, мэм. Но деревья, фрукты и погода праздников не признают. Осень была прохладной, и сливы только что созрели. Нужно побыстрее их снять, пока не начались дожди. Последние несколько дней стояла ясная погода. Завтра как раз время собрать сливу, иначе пойдут дожди, и все пропадет. Ждать, пока кончится праздник, невозможно. Риск слишком велик.

Франческа давно узнала, что знаменитый сливовый джем Ламборна был такой же старой традицией, как и праздник.

— Значит, вам понадобятся все садовники и конюхи?

— Да, и лакеи тоже. И без того это займет целый день.

Франческа нахмурилась. Без лакеев подготовку к празднику не удастся закончить в срок!

— Можете взять всех слуг из вдовьего дома, — пришла ей на помощь леди Элизабет.

Франческа кивнула.

— Что, если все мы пойдем на сбор урожая? Сколько это займет?

— Все?

— Вообще все слуги из обоих домов. Каждая пара рук. Это более чем удвоит количество сборщиков. Если их будет столько, много времени понадобится?

Эдвардс стал загибать пальцы:

— Несколько… да, трех часов вполне достаточно. Лестниц и корзин всем хватит.

Франческа едва не вздохнула от облегчения.

— Завтра днем. Мы закончим подготовку к празднику, пообедаем, а потом соберемся в саду и примемся за работу.

— Прекрасная мысль! — одобрительно кивнула Хенни.

— Немедленно поговорю с моими парнями.

Эдвардс поклонился и исчез.

— Я тоже приду, — объявил Хорэс, подхватив дам под руки и направляясь к выходу. — Невозможно пропустить столь волнующее событие.

— Обязательно приходите, — обрадовалась Франческа. — Закончим — и устроим пикник с чаем и булочками!

— Правильно! — провозгласила леди Элизабет.

Джайлз заметил выражение глаз Франчески, именно такое, когда она принималась лихорадочно строить планы.

— Прошу меня простить, я должна немедленно потолковать с Уоллесом, — извинилась она.

— Разумеется. Увидимся завтра.

Они помахали ей на прощание. Джайлз решил проводить мать. Она отошла от Хорэса и сейчас смотрела вслед супружеской чете, медленно бредущей к парку. Джайлз обреченно наклонил голову, предчувствуя нотацию.

Но мать улыбнулась:

— Тебе невероятно повезло.

— Знаю, — кивнул он.

Ее улыбка стала еще шире. Погладив его по руке, она направилась вслед за Хорэсом и Хенни.

Он прекрасно сознавал, как ему повезло.

На следующий день Джайлз шагал между сливовых деревьев, окруженный толпой слуг, как из замка, так и из вдовьего дома, и упивался музыкой их болтовни. Мать, Хорэс и Хенни тоже были здесь. Франческа выдала им корзины и велела собирать ягоду с низко нависших ветвей. Хенни уже успела выпачкать старое канифасовое платье. И она, и леди Элизабет откровенно веселились.

К деревьям были прислонены лестницы. На каждой было по два сборщика. Еще четверо укладывали ягоды в большие плетеные корзины. В саду царила праздничная атмосфера.

Подготовка к празднику закончилась. И теперь люди искренно радовались. То, что всегда считалось обязанностью, неожиданно превратилось в развлечение. После работы неплохо и повеселиться. Джайлз, искавший жену, подумал, что вот сейчас, на глазах у всех, создается традиция.

— Мы отнесем корзину на телегу, мэм.

— Только поосторожнее.

Джайлз поднял глаза. Его неотразимая жена, в простом яблочно-зеленом дневном платье, примостилась на самом верху лестницы. Она потянулась к ветке, сорвала две сливы и сжала в ладони, ожидая возвращения помощников.

Джайлз ступил под дерево. Франческа ослепительно улыбнулась:

— Я все гадала, где ты.

— Гоняюсь за тобой.

Он поднял руки, и она вручила ему ягоды.

— Вот она, я!

— Вижу.

Их глаза встретились.

Держась за ступеньку, она сорвала еще одну сливу, поднесла ко рту и надкусила. Красный нектар полился по губам.

— До чего же сочные!

Она откусила еще раз и протянула ему:

— Попробуй.

Поколебавшись, он положил в рот сливу. И в самом деле истекает соком. Наслаждаясь вкусом, он наблюдал, как она старательно обводит губы язычком.

— Милорд!

Джайлз обернулся.

Помощники Франчески вернулись с пустой корзиной.

— Поставьте здесь, — велел он, показав на землю. — Я буду собирать сливу вместе с ее милостью. Другие тоже нуждаются в помощи.

Парни, ухмыляясь, побежали к своим друзьям.

Джайлз доел сливу и взглянул на жену:

— Начнем?

Она рассмеялась. И снова потянулась к веткам.

Разгорелось настоящее состязание за то, кто раньше обберет первое дерево. Судьей выбрали Эдвардса. Когда раздались первые победные крики, он поковылял туда, поднялся наверх, проверил, не осталось ли слив, и объявил имена победителей.

Сами победители вопили и приплясывали. Послышался хор похвал, а потом остальные поспешно вернулись к работе.

Лестницы переставили в следующий ряд.

В саду было двадцать четыре сливы, узловатых старых ветерана, за которыми Эдвардс бережно ухаживал. Скрипевшую под грузом подводу дважды отправляли на кухню, прежде чем сборщики перешли к последним деревьям.

Из-за серых облаков выглянуло солнце, посылая на землю золотистые лучи. Те, кто освободился, стали уносить лестницы. Кухарка и миссис Кантл собрали судомоек и направились в дом. Предвкушая заслуженную награду, слуги поспешили на помощь тем, кто еще срывал оставшиеся сливы.

Десять минут спустя после того, как все было закончено, снова появились кухарка и миссис Кантл, возглавлявшие процессию судомоек. Каждая несла поднос, нагруженный булочками, свежесбитым маслом и прошлогодним сливовым джемом. За ними следовали четверо лакеев с двумя огромными чайниками.

По округе снова разнеслись приветственные крики. Франческа спустилась с лестницы. Джайлз взял ее за руку, и они вместе направились к кухарке.

Та сделала реверанс и налила им чая. Они оба взяли по булочке, намазали маслом и джемом. Франческа, улыбаясь, подняла булочку и повернулась к выжидающей толпе:

— Спасибо всем за сегодня и за завтра!

— И моя благодарность тоже, — присоединился Джайлз, тоже поднимая булочку. — За Ламборн!

Вспугнутые счастливыми воплями птицы поднялись в небо. Джайлз широким жестом показал на подносы. Супруги обменялись взглядами и отошли туда, где миссис Кантл разливала чай матери, Хенни и Хорэсу. Все трое были измазаны сливовым соком. Лица их сияли.

— Дорогая, что за чудесный день!

— В будущем году нужно тоже собраться вместе.

— И каждый год.

Джайлз осмотрел себя. Если не считать нескольких брызг, он легко отделался. На бедре и груди Франчески синели большие пятна: очевидно, она забылась и вытерла липкие руки о платье.

Два конюха извлекли флейты. Веселье разгорелось не на шутку. Джайлз и Франческа прошли сквозь толпу, получая и раздавая благодарности.

— Не стоит их торопить, — шепнул Джайлз Уоллесу, стараясь игнорировать засохшую струйку сока, сбегавшую из уголка рта неизменно опрятного мажордома. — Все сделано. Пусть немного развлекутся: они это заслужили.

— Вечером все кончится само собой, — согласилась Франческа, опираясь на руку мужа.

Уоллес улыбнулся:

— В самом деле, мэм. Мы всего достигли и теперь, как говорится, можем почивать на лаврах.

— Наслаждайся нашими лаврами, — пробормотал Джайлз жене. — Завтра будет праздновать все поместье, но сбор слив — это радость для всего замка.

Он обнял Франческу за талию и увлек в веселом сельском танце, к полному восторгу окружающих.

Франческа смеялась и танцевала, старательно следуя его подсказкам. Люди хлопали в ладоши, поощряя танцующих. Джайлз кружил жену, пока она не задохнулась, хмельная от счастья.

— Ох! — фыркнула она, едва не падая на Джайлза, который все-таки смилостивился и оттащил ее в сторону.

— Мама уходит.

Они помахали леди Элизабет, Хенни и Хорэсу и долго смотрели, как троица шествует по парку. Солнце постепенно тускнело, последние лучи растворялись в наступающей тьме, и все же импровизированная вечеринка была в самом разгаре.

— Думаю, нам стоит их оставить, — пробормотал Джайлз на ухо Франческе. — Оставшись, мы будем напоминать им об их обязанностях.

Франческа прислонилась к нему, накрыв его ладони своими.

— Если они увидят, что мы уходим, подумают, что тоже должны уйти.

— В таком случае мы ускользнем незаметно. Куда-нибудь в другое место. Необязательно в дом, — искушал Джайлз.

— Куда именно? — весело поинтересовалась она.

Они прокрались между деревьями. Один лишь Уоллес видел, как они убегают, но Джайлз сделал ему знак не волноваться. Франческа не удивилась, когда Джайлз повел ее за руку по тропинке, ведущей с холма, туда, где стояла беседка.

На сердце ее было легко — она смеялась и позволяла ему тащить себя вперед. Мир, подобно западному горизонту, окрасился в розовые тона. Она была права, когда накинула узду на свой нрав, переломила свое нетерпение, умерила требования. Воспротивилась порыву поторопить события и позволила ему полюбить ее по-своему, когда пришло время.

Никогда прежде она не держала себя в руках настолько крепко и теперь наслаждалась заслуженной наградой. Он был так силен, упрям, самоуверен, но, кажется, и его возможно переубедить. Скоро это произойдет, и ее мечта станет реальностью.

Они добрались до места как раз к тому времени, когда солнце скрылось и полоска неба между облаками и горизонтом стала нежно-сиреневой. Они залюбовались чудесным зрелищем. Она отняла руку, обняла его за талию и припала к нему всем телом. Забыв о закате, он нагнул голову и коснулся губами ее ушка.

Она потянулась к нему и прикрыла глаза. Поцелуй был долгим, нежным: оба старались сдержать нарастающее желание. И не могли.

— Пойдем в беседку, — попросил он. Но их губы снова слились: они никак не могли оторваться друг от друга.

И когда перед ними выросла беседка, оба уже были словно в лихорадочном бреду. Франческа довольно улыбалась, словно кошка перед миской со сливками. Она побежала вперед, Джайлз следовал за ней.

Франческа бывала здесь часто, влекомая уединенностью и тишиной, воспоминаниями о счастливых минутах… Это было место тихих радостей и разделенных наслаждений. Само прошлое сделало его таким, и теперь оно принадлежало им.

Она повернулась и протянула руки. Он закрыл дверь и медленно направился к жене.

Его глаза казались сейчас черными.

Улыбнувшись, она потянулась к его галстуку.

Его взгляд упал на ее груди. Пальцы скользнули за кружево на вырезе ее платья.

— Ты сделала перестановку?

— Небольшую.

Она передвинула пяльцы его матери в угол. Пусть лучше стоят тут, чем в самом центре, где он всегда будет видеть и вспоминать.

— Я заставила Ирвина принести сюда кушетку. — Франческа кивком показала на большую кушетку, привлекавшую глаз яркой обивкой. — Как приятно будет полежать здесь летом и расслабиться, — многозначительно заметила она.

Его глаза напоминали штормовое море. Вот в них блеснула одинокая молния, и не успела Франческа разгадать намерения мужа, как его пальцы окунулись в глубокий вырез.

— Щекотно! — взвизгнула она и, смеясь, увернулась. Он знал, что она боится щекотки, и продолжал пытку, пока она не задохнулась от смеха. Франческа попыталась удрать, но он прижал ее к кушетке. — Перестань! — вскрикнула она, пытаясь отдышаться.

Он прижал ее к себе. Все еще всхлипывая от смеха, она позволила ему притиснуть ее бедра к своим, дать ей почувствовать всю силу его желания.

— Как насчет осени? — шепнул он — Не думаешь, что было бы приятно полежать здесь и… расслабиться?

В значении его слов трудно было ошибиться.

— Ты прав.

Судя по тому, что Франческа сейчас испытывает, скоро она снова начнет всхлипывать, но уже по другой причине. Предвкушение серебряным огнем пробежало по жилам. Она облизнула губы.

— Мы могли бы посмотреть закат.

— Совершенно верно, — лукаво пробормотал он.

Он снова прижал ее к кушетке. Ее платье едва держалось на плечах. Повернув голову, она увидела, как его куртка приземлилась на ближайший стул.

Руки сомкнулись вокруг нее. Жесткие ладони опустились на ее бедра.

— Я думал, что тебе хочется полюбоваться небом.

Она устремила взгляд на горизонт. Он припал губами к ее затылку. Потом его губы скользнули по ее шее…

Они хорошо изучили ее, эти знающие, грешные руки. И заставляли ее трепетать… вздрагивать… расцветать для него… Его прикосновение нельзя было назвать нежным: скорее, властным. Каждая ласка пробуждала в ней некие первобытные чувства. Он заставлял ее жаждать большего. Хотеть его с отчаянием, от которого в горле стоял мешавший дышать комок.

Ее груди набухли и ныли, хотя он еще не притронулся к ним. Соски кололо крохотными иголочками. В животе сгущалась приятная тяжесть. Он жадно мял ей живот, горящий венерин холмик, стал тереть сомкнутые складки сквозь платье, намеренно медленно, пока она не почувствовала, что теряет рассудок.

— Я… — Она с трудом сглотнула. — Я уже налюбовалась закатом.

— Но еще не темно.

Она подняла отяжелевшие веки. Светлеющая ленточка быстро растворялась в синеве ночи.

— По-моему, почти стемнело.

— Ты уверена?

В его голосе не было ни малейшего оттенка шутливости. Если у нее и оставались сомнения в том, кто стоял за ее спиной: галантный любовник или хищный ненасытный властелин, по его тону все стало ясно. Он явно не намерен тратить время на нежности. Их соитие будет жарким, бешеным, примитивным.

И обещание того, что сейчас будет… обещание в голосе, в каждом движении тела послало по спине озноб предвкушения.

— Да…

Он легко поднял ее.

— На колени, миледи.

Его низкий рык обдал ее жаром. Он поставил ее на кушетку, коленями почти на самый край, и оседлал ее ноги.

— Нагнись вперед. Держись за второй край. Она так и сделала. Кушетка была шире шезлонга. Но она смогла дотянуться.

Он поднял ее юбки и сорочку до самой талии, обнажив ноги и бедра. Дуновение воздуха охладило ее разгоряченную плоть: предчувствие томило ее. Его ладони почти благоговейно сжали ее попку, легко лаская ее, прежде чем провести по ее обнаженным бедрам. Длинные пальцы подбирались все ближе к средоточию ее страсти… и замерли, прежде чем коснуться его.

Она нервно дернулась.

Он прильнул теснее и стиснул ее бедра. Бархатистая головка его плоти скользнула внутрь, ища вход в ее лоно.

Она стала извиваться, пытаясь впустить его, но он держал ее крепко, пока сам не нашел того, что так страстно алкал. И стал входить медленно, бесповоротно, неумолимо, дюйм за дюймом завладевая ею. Растягивая. Наполняя.

Наконец его бедра толкнулись в ее попку. Он сделал первый выпад, и она ахнула.

Джайлз отстранился и снова медленно вошел, установив неспешный ритм обладания ею… и она начала блаженно таять. Ее тело раскачивалось с каждым толчком, каждым властным выпадом.

Она пыталась раздвинуть колени, внести свою ноту в танец. Но жесткие колонны его ног не сдвигались ни на дюйм. Он держал ее крепко и делал то, что хотел. Постепенно темп толчков усилился, но когда ад уже был готов взорваться, он снова перешел к прежнему неспешному ритму.

И она почти ничего не могла сделать. Только сжать тугую плоть, как перчаткой, и отдаться в его власть.

Она так и сделала. И ощутила, как он, глубоко втянув в себя воздух, выпустил ее бедра, раздвинул вырез расстегнутого платья, проник под сорочку и сжал ее обнаженные груди.

Она едва не лишилась сознания. Его прикосновение было прикосновением человека, имевшего на нее право и пользующегося этим. Огонь прожег ее тело от сосков до лона, того места, где они были соединены.

Он наполнял ее снова и снова, раз за разом, подталкивая ее бедра своими, стискивая груди.

Огонь разгорался. Распространялся, пока не вспыхнул ярко в спазмах пламени и желания. Раскаленные ощущения пронизывали каждую жилку, каждую клеточку. Каждый нерв. Она вскрикнула и услышала свой голос словно издалека, превращаясь в сгусток исступленной страсти.

Он вонзался в нее все сильнее, глубже, быстрее.

Она почувствовала, как его пронизала дрожь. Как он сдался, как соединился с ней в том месте, где обычно соединяются любовники.

Сердце Джайлза бешено грохотало в груди, когда он упивался неописуемым ощущением, изливаясь в нее, такую тесную, такую горячую, такую готовую. Он наполнил свои ладони сокровищем ее грудей. Его чресла вжимались в ее нагое тело.

Триумф первобытного человека, завладевшего своей добычей, потряс его.

Она была урожаем, только что им собранным. Пшеницей, только что сжатой. Ничто в его жизни не могло сравниться с ЭТИМ.

Они и в самом деле лежали, утомленные и счастливые, на кушетке. За окнами стояла темнота. Никто не хотел пошевелиться. Оба были согласны целую вечность блаженствовать в тепле взаимных объятий.

Темная головка Франчески лежала на груди Джайлза. Он гладил шелковистые черные локоны и посмеивался над собой, вспоминая, как считал ее женщиной, которую чересчур опасно обольщать. Женщиной, которую следует бояться, если учесть ее прирожденную способность проникать под его цивилизованную маску и напрямую общаться со скрытым под ней варваром.

Он оказался прав. Именно так оно и было. Однако больше он не боялся ни ее, ни ее талантов. Скорее был на седьмом небе.

Почему судьба была столь добра, что послала ему одну из немногих женщин, вернее, единственную, которая не осуждала его за низменные инстинкты, а, наоборот, казалось, была в полном восторге от них? Этого он не знал. Только радовался, что у него хватило ума жениться на ней.

Сама мысль о том, что она могла не стать его женой, заставила его крепче сжать руки. Она протестующе пробормотала что-то.

Он посмотрел на нее и почему-то не мог вспомнить, почему столь важным казалось скрывать от всех свое истинное «я», словно так и следовало жить, держа в узде свою истинную натуру, истинные чувства.

Но с ней он никогда этого не делал. С самой их брачной ночи. Просто в ее присутствии это было не важно… С ней он чувствовал себя живым. Совершенным. Целостным. Стать самим собой в ее присутствии было позволено. Даже желательно. Она обожала вызывать к жизни варвара, бросаться в его объятия. Отдаваться жадному, безжалостному дикарю. И все равно, как он себя ведет в этот момент. Теряет всякое подобие разума и облика человеческого.

Его губы скривились в самодовольной улыбке. Она ведет себя не лучше: всякая попытка разговора во время их соития была заранее обречена на провал. Ему стоило лишь коснуться ее, и она сходила с ума. С ней можно было общаться исключительно ласками и прикосновениями.

Его взгляд замер на ее лице.

Она — поле, которое он с радостью будет вспахивать до конца дней своих. И вряд ли она будет возражать.

Его рука скользнула к ее груди. Он продолжал медленно поглаживать гладкую кожу.

Она томно замурлыкала и прижалась к нему. Он улыбнулся и поднял ее на себя.

Пора новой жатвы. Пора снова собрать урожай ее любви.