Все о страсти

Глава 18

Две недели спустя Джайлз стоял в углу бального зала леди Матесон, проклиная безумие, побудившее его привезти Франческу в Лондон. Правда, это было продиктовано необходимостью защитить ее. Здесь она в безопасности, вдали от странных происшествий в Ламборне. Лондонский дом поменьше и понадежнее, да и он может не выпускать ее из вида. Однако ее дебют в обществе стал причиной опасности другого рода.

Опасности, безжалостно разрушавшей его цивилизованный фасад и выставлявшей его истинное «я» на всеобщее обозрение.

— Джайлз!

Он обернулся и с улыбкой поцеловал Хенни в щеку.

— Я не знал, что ты будешь у леди Матесон.

— Ну разумеется, все мы тут, дорогой. Матесоны — хорошие знакомые Хорэса. Разве не помнишь?

Последнее время он не думал ни о ком, кроме жены.

— Где Франческа? — Хенни вопросительно взглянула на него, ожидая ответа.

— Сидит с ее светлостью, герцогиней Сент-Ивз. — Он кивнул в ту сторону, где по его предположениям, находилась Франческа.

— А, вижу. Спасибо, дорогой. Должна сказать, что позавчерашний ужин был превосходен и маленькое собрание на прошлой неделе прошло как нельзя лучше.

Хенни кивнула Джайлзу и отправилась к тому месту, где сидела Франческа, ловко лавируя среди собравшихся. Упомянутое Хенни событие был их первый званый ужин, и они много потрудились, чтобы он имел успех. Вместо этого ужин превратился в триумф. Их совместный триумф. Назвав ужин «превосходным», Хенни имела в виду не блюда, хотя Фердинанд из кожи вон лез, стараясь угодить господам, и превзошел себя. Это Франческа искрилась остроумием и влекла людей подобно магниту, так что Джайлзу было легко играть роль гордого своим завоеванием мужа в продолжение всего вечера.

Что тогда говорить о маленьком приеме в узком кругу: первым опытом Франчески в развлечении гостей. Наутро все признали, что прием на редкость удался.

Она стала самим воплощением успеха и с каждым днем набирала силу. Правда, помогла поддержка его матери, Хенни и дам Кинстер. Он был благодарен им, но хорошо знал, кому обязан больше всех.

Он наблюдал, как Франческа, занятая каким-то важным разговором с леди Онорией, подняла голову и улыбнулась Хенни. Эта улыбка, ослепительная, согревающая сердце, преобразила ее лицо. Все трое снова оживленно заговорили.

Джайлз не мог не усмехнуться. Любое новое дело, любая новая идея поглощали ее целиком. Вот и сейчас она была искренне заинтригована людьми, с которыми удалось познакомиться, и, как дитя, наслаждалась предложенными развлечениями. Ее восторг, восторг неофита, показал Джайлзу старый, привычный мир в особенно ярком свете.

Прислонившись плечом к стене, он продолжал следить за ней. Как всегда.

Франческа постоянно ощущала его взгляд. Она уже привыкла к нему и чувствовала себя лучше, спокойнее, зная, что, если кто-то недостойный приблизится к ней, он мгновенно окажется рядом. В конце концов, здесь полно незнакомых лиц. А многих она и знать не хотела.

Одним из таких был лорд Карнеги, но он был не так глуп, чтобы подходить к ней, и держался в сторонке — пока. Но она знала, что он собой представляет, о чем думает. Каждый раз, когда его взгляд падал на нее, она морщилась, словно ее голой руки коснулось нечто скользкое и омерзительно противное.

Его милость выступил вперед и поклонился. Франческа демонстративно отвернулась.

— Грязный развратник! — прошипела Онория. — Говорят, он убил свою первую жену и двух любовниц!

Франческа поморщилась, но тут же улыбнулась при виде Осберта Роулингса.

— Кузина Франческа!

Прижав руку к сердцу, Осберт поцеловал ее пальчики, а потом склонился над ручкой Онории.

— Только сейчас видел Карнеги, — заметил он, подступая ближе. — Неприятный человек.

— Даже слишком, — согласилась Онория. — Я секунду назад говорила Франческе… — Она красноречиво вздохнула.

Осберт с готовностью закивал, но решил, что Карнеги — предмет вряд ли подходящий для беседы в подобном обществе.

— Кстати! — выпалил он, просияв. — Сегодня я слышал о последнем спектакле театра «Ройял», на Друри-лейн!

Нужно отдать должное Осберту, язык у него был прекрасно подвешен. Следующие десять минут он развлекал их описанием последнего триумфа миссис Сиддонс. Франческа с удовольствием слушала, сознавая, что все это время Джайлз не сводил с нее глаз. Хотя вряд ли он станет ревновать. Осберт — один из немногих мужчин, которых он спокойно подпускал к Франческе.

Последнее время он стал кем-то вроде ее кавалера: посещал те собрания, где бывала чета Чиллингуортов, и всегда был готов позабавить Франческу. Если она нуждалась в эскорте, а Джайлз бывал занят, она без всякого смущения опиралась на руку Осберта. И если при этом подозревала, что Осберт просто ищет у нее защиты от слишком назойливых мамаш, то ничем не выказывала своих сомнений. Осберт слишком большая милочка и лапочка, чтобы вот так просто швырнуть его львам.

— Ну и ну… как же низко пали сильные и всемогущие!

Джайлз неохотно оторвал взгляд от жены и устремил его на расположившегося рядом Девила.

— Кто бы говорил!

Девил отыскал глазами Онорию и пожал плечами:

— Это никого из нас не минует. — И с хитрой усмешкой добавил: — Позволено ли мне будет сказать: «зря ты мне не верил!»?

— Нет.

— По-прежнему в глухой обороне, не так ли?

— Пытаться никому не запрещено.

— Пора сдаваться. Это безнадежно.

— Я еще поборюсь.

— Так почему же в таком случае стоишь, прислонившись к стенке? — ехидно осведомился Девил. Джайлз презрительно промолчал.

Девил смерил его оценивающим взглядом.

— Собственно, я хотел спросить каковы шансы твоего кузена Осберта унаследовать титул?

— Скоро не останется ни одного.

— И когда же эти шансы исчезнут окончательно?

Джайлз нахмурился:

— В середине лета. А Что?

— Хм… значит, сезон ты пробудешь здесь?

— Думаю, что да.

— Хорошо. Если мы хотим провести необходимые билли, нужно стараться изо всех сил и надавить как следует.

Джайлз кивнул, глядя на женщин.

— Мне кажется, что мы упускаем возможность склонить кое-кого из пэров на нашу сторону.

Девил увидел, куда он смотрит.

— Ты так думаешь?

— Франческа понимает эти, согласись, немаловажные моменты не хуже меня.

— Как и Онория.

— Почему бы нет? В конце концов, большую часть времени они проводят в разговорах с женами других членов палаты. Почему бы им не направить беседу в нужное русло? Бросить семена на благодатную почву и ждать, пока они взойдут?

— Ты совершенно прав! Обязательно расскажу Оно-рии! — просиял Девил и тут же с невинным видом добавил: — Разумеется, ты понимаешь, что при этом Франческе придется чаще вращаться в обществе. — Негодник имел наглость сочувственно при этом нахмуриться. — Понимаю, тебе это не очень нравится… да и кому может понравиться… всего через три месяца после свадьбы видеть такой блестящий успех жены!

Джайлз, не успев сдержаться, помрачнел как туча. И расстроился еще больше, когда Девил с поистине дьявольской ухмылкой отсалютовал ему и исчез.

Неужели его тоже видно насквозь? Девил ухитрился уколоть в самое больное место. Проникнуть в его потаенные мысли. Большинство светских людей вращалось в непрерывном эихре балов, маскарадов и приемов, и супруги редко оставались наедине друг с другом. В отличие от них Франческа старалась улучить каждую минуту, чтобы посидеть с ним, и за это он был ей благодарен. Они проводили эти драгоценные часы в библиотеке: читали, иногда спорили, обменивались мнениями, стараясь узнать больше друг о друге.

Но по мере того как ее успех в обществе становился все заметнее, у них все меньше оставалось времени, чтобы побыть вдвоем.

Утро было занято визитами, приемами, приглашениями на чай, обычно в компании леди Элизабет, Хенни, Онории или новых подруг.

Дома она обедала редко. Впрочем, и он тоже. День проводила со знакомыми или, в походах по магазинам, пока он справлялся с сотнями дел, касавшихся поместья, или встречался с друзьями в клубе. Они сходились за ужином, но обычно никогда не ужинали вдвоем: слишком много приглашений сыпалось от светских дам, считавших за честь видеть у себя за столом столь заметную пару.

После ужина начинались балы и вечеринки — они всегда возвращались домой поздно. И хотя она по-прежнему с такой же страстью бросалась в его объятия и они так же самозабвенно любили друг друга, все же в его сердце постоянно присутствовало ощущение некоей потери. Что-то больно ныло в самом потаенном уголке.

Но он граф. Сердце графа не должно ныть.

— Письмо с Норт-Одли-стрит, мэм, — объявил Уоллес.

Франческа отложила тост и подняла с подноса сложенную записку.

— Спасибо. — Пробежав глазами строчки, она взглянула на Джайлза: — Твоя матушка и Хенни неважно себя чувствуют, но просят, чтобы я зашла их навестить. Они утверждают, что это всего лишь насморк.

— Не стоит рисковать. Не дай Бог, подхватишь простуду, — заметил Джайлз, глядя на нее поверх утренней «Газетт». — А что, их нездоровье повлияло на твои планы?

— Мы собирались поехать на чай к мисс Берри, но одной что-то не хочется.

— Верно. Ты будешь младше всех присутствующих не менее чем на десять лет. У меня другое предложение.

— Какое именно?

— Пойдем прогуляемся. Я хочу кое-что показать тебе.

— А что? — заинтересовалась Франческа.

— Увидишь, когда окажемся на месте.

К изумлению Франчески, «место» оказалось ювелирной лавкой Аспри на Бонд-стрит. «Кое-что» оказалось изумрудным колье.

Помощник продавца застегнул фермуар у нее на шее. Тихо ахнув, она подняла руку, чтобы коснуться огромных овальных камней, свисавших с ожерелья, в свою очередь, состоявшего из полыхающих зеленью овалов. Джайлз настоял, чтобы она не переодевалась для выхода, оставшись в утреннем платье с круглым вырезом. И теперь она поняла почему. Изумруды бросали на кожу отблески зеленого пламени.

Забыв обо всем, она поворачивалась то так, то этак, любуясь игрой камней, замечая, каким глубоким стал цвет глаз, словно подсвеченных изумрудным огнем. Колье было не слишком тяжелым и совсем не вычурным.

Вполне возможно, что оно сделано специально для нее…

Франческа повернулась и схватила за руку Джайлза:

— Ты заказал его для меня?

— У них не было ничего подходящего, — признался он и сжал ее пальцы, прежде чем отстраниться. — Оставь его. Не снимай.

Пока он хвалил работу ювелира, младший продавец помог ей надеть ротонду. Франческа застегнула ее до самого горла. На улице стояла холодная погода, но дело было не в этом. Она подозревала, что колье стоит целого состояния. За последние несколько недель она видела много драгоценностей, но ничего равного этому колье по простоте замысла и тонкости исполнения.

Джайлз сунул футляр от колье в карман, взял жену под руку, и они покинули лавку. Заметив высокий воротничок ее ротонды, он улыбнулся.

— Куда мы сейчас? — спросила она. Они оставили экипаж на Пиккадилли, довольно далеко отсюда.

— Теперь тебе нужно подобрать что-то к этому колье.

Оказалось, что он говорит о платье — еще одном произведении искусства, созданном по его указаниям самой про-славл, енной лондонской модисткой. Франческа стояла перед высоким трюмо в уютной комнате ее салона на Брутон-стрит и затаив дыхание любовалась своим отражением.

Покрой вовсе не отличался пышностью, но ее фигура, облитая изумрудным шелком, излучала чувственное очарование. Лиф облегал ее тело, как вторая кожа. Треугольный вырез, не слишком глубокий, обнажал верхушки грудей, которые привлекали бы все взгляды… если бы не колье. Туалет и колье идеально дополняли друг друга, становясь как бы единым ансамблем. От завышенной талии юбка падала свободными складками, расширяясь на бедрах.

Франческа смотрела на незнакомую даму в зеркале, видела, как вздымаются ее груди, как весело подмигивают изумруды. Глаза казались невероятно огромными. Черная пена локонов венчала головку.

Она повернулась к сидевшему в кресле Джайлзу. Он поймал ее взгляд, что-то сказал модистке по-французски, и та вышла, прикрыв за собой дверь.

Джайлз поднялся и, встав у нее за спиной, посмотрел на ее отражение:

— Тебе нравится?

Франческа не сразу ответила, пытаясь прочитать по его лицу, о чем он думает.

— Они прекрасны! — выдохнула она наконец, протягивая руки ладонями вверх. — Спасибо тебе…

За то, кем он позволил ей стать. Он сделал ее своей графиней не только по имени, но и фактически. Теперь она принадлежит ему. Только он имеет право осыпать ее драгоценностями. Наряжать. Баловать. Только он.

И она хотела этого. Мечтала. Грезила. И молилась о том, чтобы их мечты совпадали.

Франческа протянула руку, погладила его щеку и припала губами к его губам. Его руки жгли ее огнем сквозь шелк. Сжимали ее талию.

Неожиданный ураган желания застал их врасплох. Оба поспешно отстранились. Глаза их встретились. Губы изогнулись в одинаковой понимающей улыбке.

Он прижал ее к себе и легонько потеребил пальцами ее грудь.

— Ты можешь поблагодарить меня позже.

Она так и сделала, проведя за этим занятием почти всю ночь. На следующий день, за чаем, болтая и смеясь, слушая приятельниц, она напряженно думала и вспоминала об упоительных часах, проведенных с мужем. Заметив рассеянность подруги, Онория лукаво подмигнула. Франческа залилась краской, гадая, кто еще проник в ее мысли и разгадал причину столь странного состояния.

Утром она, как вошло в их привычку, завтракала с Джайлзом. Он расспросил жену о планах, а потом предложил надеть ротонду и поехать на прогулку в каррикле, чтобы проверить, хороша ли упряжка только что купленных гнедых.

Он похитил ее на весь день. Не слушая ее протестов, он мчался по улицам, показывая ей Сити, собор Святого Павла, где они бродили рука об руку, разглядывая надгробия и памятники, Тауэр и Лондонский мост, Иглу Клеопатры и Британский музей.

Это во многом стало путешествием взаимных открытий. Когда она засыпала его вопросами, он признался, что не посещал достопримечательности с тех пор, как ему исполнилось десять лет.

Франческа смеялась до слез. Он отомстил ей расспросами о ее жизни в Италии.

Он так внимательно, с такой готовностью слушал каждое ее слово, что она не без оснований заподозрила, что причиной сегодняшнего выезда было его желание узнать о ней побольше.

Она отвечала на его вопросы радостно и с легким сердцем.

Джайлз ловил ее проницательные взгляды. Видел свет, пляшущий в ее глазах. Она взволновалась бы еще сильнее, узнай его истинные цели. Он действительно хотел побольше узнать о ней. Но дело было не только в этом. Он просто стремился провести с ней целый день наедине. Нуждался в этом, как больной — влечении, чтобы унять странную тоску, уверить варвара, что она не только по ночам, но и днем принадлежит ему. Чтобы теснее привязать ее к себе не только ласками и поцелуями. Чтобы доказать самому себе, что он сумеет достичь цели!

Когда он повернул коней к дому, Франческа вздохнула, нежно улыбнулась и прильнула к его плечу. Он наклонил голову и быстро поцеловал ее в лоб. Она улыбнулась еще шире и прижалась еще крепче. Ему вдруг показалось, что он ухаживает за ней, хотя и не в общепринятом смысле. Он ухаживал за ней не для того, чтобы заставить влюбиться в себя. Он ухаживал за своей женой, чтобы удостовериться, что она продолжает его любить. И будет делать это до самого последнего своего часа.

«Олмэкс». Франческа, разумеется, слышала об этом привилегированном местечке, зале собраний и балов, куда допускаются только приглашенные, а дамы-патронессы выносят строгие суждения о дебютантке, и от их приговора иногда зависит будущее девушки. Но она даже не представляла, что здесь так уныло… так скучно. Сегодня в «Олмэксе» не проводился обычный абонементный бал, поскольку сезон еще не начался. Вместо этого дамы-патронессы благосклонно пригласили избранный круг, все еще остававшийся в городе, провести вечер в священных залах.

Критически оглядываясь вокруг, Франческа прогуливалась под руку с Осбертом. Ей отчего-то казалось, что священные залы давно нуждаются в ремонте и перемене обстановки, хотя наполнявшая их блестящая толпа отвлекала внимание от убогого декора.

Леди Элизабет и Хенни просили ее сопровождать их, объяснив, что такого случая новоиспеченная графиня просто не может пропустить. Узнав об их планах, Джайлз посоветовал ей надеть новое платье и изумруды.

Столкнувшись с ней в холле, уже перед уходом, он остановился, поколебался, потом поцеловал ей руку и сдавленно признался, что сегодня она неотразима.

Эти слова подогрели ее уверенность в себе. Платье и изумруды казались ей доспехами, и недаром: требовалось немало мужества, чтобы выдержать пристальные и не всегда добрые взгляды. Но, зная, что выглядит прекрасно, Франческа встречала их с неподдельной безмятежностью. Под эгидой леди Элизабет и леди Генриетты, как здесь звали Хенни, она чувствовала себя в полнейшей безопасности. Ее представили дамам-патронессам. Все они выразили свое одобрение вместе с пожеланием как можно чаще приезжать сюда в последующие годы.

— Почему? — шепотом поинтересовалась она у Осберта, который прибыл вскоре после них и немедленно подошел к Франческе. — Почему я должна часто посещать «Олмэкс»?

— Думаю, в вашем случае большой необходимости в этом нет, — утешил Осберт. — Просто здесь бывают только те, кто принадлежит к высшему обществу. Вдруг вы захотите услышать последние новости: узнать, кто в нынешнем сезоне стал королевой дебютанток, какой джентльмен готов связать себя узами брака, и так далее. Но пока у вас не будет своей дочери, которую придет пора вывозить, не вижу, что вам за нужда приезжать сюда. Если не считать подобных случаев, разумеется.

— Даже в таких случаях, — нетерпеливо отмахнулась Франческа. — Куда подевались джентльмены? Большинство здесь присутствующих слишком молоды, и, похоже, их насильно притащили сюда заботливые мамаши. Половина их дуется и капризничает.

Они неприятно напоминали ей Ланселота Гилмартина, о котором она не могла думать без содрогания.

— Только очень немногие смело идут навстречу опасности, — заметила она, многозначительно похлопав его по руке. — За что я крайне благодарна.

Осберт покраснел и до такой степени смутился, что Франческа улыбнулась.

— И ни одного, похожего на Джайлза.

Осберт неловко откашлялся.

— Джентльмены вроде Джайлза обычно привержены своим клубам.

— А я думала, что, проведя день в клубе, они хотя бы вечерами скучают по женскому обществу.

Осберт покраснел до корней волос.

— Кузен Джайлз и его друзья не слишком любят переступать этот порог. Да и, согласитесь, к чему им юные невесты?

Франческа перехватила взгляд Осберта.

— А если это патронессы стараются избегать гостей, которых не в силах контролировать? — пробормотала она. — Вы уверены, что это не так?

Брови Осберта взлетели вверх.

— Знаете… — потрясенно пролепетал он, — я никогда не думал об этом под таким углом, но…

Но тут их внимание привлекло некое волнение у входной двери. Люди оборачивались, застывали, перешептывались. Толпа была такой густой, что Франческа ничего не могла увидеть. Осберт вытянул шею и, заметив что-то, повернулся к Франческе. Лицо у него было до того потрясенное, что она невольно встревожилась.

— Ну и ну! — прошептал он.

— Что? — допытывалась Франческа, дергая его за рукав, но Осберт вместо ответа приветственно поднял руку.

Минуту спустя люди расступились. К ней широкими шагами шел Джайлз.

— Мадам, — коротко кивнул он и, проигнорировав изумление жены, поймал ее пальцы.

Осберт безуспешно пытался скрыть ухмылку, но, поймав взбешенный взгляд кузена, поспешил принять обычный рассеянный вид.

— Кузен Джайлз! — воскликнул он.

Джайлз наклонил голову и снова обернулся к Франческе. Та с восторженной улыбкой отняла руку, только затем, чтобы положить ее на его рукав: так она чувствовала себя куда уютнее.

— А мне казалось, что джентльменов вроде тебя не слишком поощряют посещать подобные заведения.

Ответом ей был жесткий взгляд серых глаз.

— Ты здесь, — просто ответил он и хотел что-то добавить, но шелест юбок спас его от дальнейших откровений. Он обернулся.

— Джайлз, дорогой! Какой сюрприз! — воскликнула мать, вопросительно взирая на него. Он поцеловал ее и уставился на Хенни.

Тетка кивком показала на широкий арочный проход:

— Ну и шуму ты наделал своим появлением. Княгиня Ливен все еще не может сдвинуться с места, потрясенная до глубины души!

— Ничего, ей полезно.

Джайлз оглядел толпу. Не так много джентльменов, как он ожидал. Лучше, чем он думал.

— Пойдем, — предложил он Франческе. — Теперь, когда я пошел на такие жертвы и надел панталоны до колен, можно и прогуляться.

— Обязательно! — обрадовалась мать. — Идите туда.

Она показала на арку, за которой начиналась анфилада комнат. Джайлз немедленно повел Франческу туда. Возможно, именно там находился кто-то, кому срочно нужно узнать, почему он так оберегает свою жену. Свою неотразимую, ослепительную, до-того-соблазнительную-что-глаз-не-оторвать жену.

Слишком поздно он осознал свою отъявленную глупость, подтолкнувшую его предложить ей надеть новое платье. Муки его были неописуемыми. Правда, он сделал это только для того, чтобы лишний раз увидеть ее в нем, и кроме того, если следовать его идиотским рассуждениям, на земле нет места безопаснее, чем «Олмэкс». Истина открылась его глазам во всей своей ужасной наготе в тот момент, когда он, самодовольный осел, вышел из библиотеки, заслышав ее шаги на лестнице. Вышел и увидел ее в бальном наряде и колье, в сотни, тысячи раз более притягательную, чем он себе представлял. Так и излучавшую мощный заряд чувственности.

Он знал, что в «Олмэксе» собирается довольно безопасная публика, так что любой присутствующий джентльмен был не его пошиба. Редкий проныра отважится сунуть туда нос.

Он твердил себе все это, пытаясь сосредоточиться на проекте закона.

Безнадежно. Он отшвырнул бумаги и отправился переодеваться. И поймал ехидную усмешечку Уоллеса, когда попросил панталоны к фраку.

Если бы не действие, оказываемое на него Франческой, ее платьем, близостью, он бы сейчас раздраженно морщился, но вместо того… был совсем не против провести час в ее обществе.

Большинство матрон его знали. Ему и Франческе пришлось часто останавливаться; некоторые осмеливались допрашивать его, но большинство были искренне заинтригованы его присутствием. Что же, небывалое развлечение: граф Чиллингуорт ни с того ни с сего явился в «Олмэкс»! Франческа со своей обычной уверенностью весело болтала. Он было совсем расслабился, когда, отвернувшись от леди Чатам, они оказались лицом к лицу с плотным, дородным, цветущим джентльменом с красной физиономией.

— Чиллингуорт! — с искренней радостью воскликнул лорд Олбермарл, прежде чем обратиться к Франческе. — А это, насколько я понимаю, ваша новоявленная графиня, о которой я столько слышал.

Джайлз стиснул зубы и кое-как произнес все необходимые слова, предостерегающе сжав ладонь жены.

— Милорд! — с надменным кивком ответила Франческа, не делая попытки отнять руку. Глаза лорда Олбермарла были слишком холодны, взгляд — слишком оценивающим.

Его милость завороженно улыбнулся, явно намереваясь удовлетворить свое любопытство и, очевидно, не подозревая о грозившей ему опасности. Она почувствовала, как напрягся Джайлз, и сжалась сама, ожидая, что он сейчас уничтожит обоих острой как бритва репликой…

— Джайлз! Как приятно видеть вас снова! — воскликнула высокая величественная леди, появляясь рядом с Джайл-зом. Можно было без преувеличения сказать, что она красива, хотя красоте ее не хватало души. Застывшее лицо, злой прищур… — Я слышала, что вы отправились в провинцию искать себе жену… Насколько я понимаю, это она и есть?

Ледяное молчание, казалось, длилось целую вечность. И без того выведенный из себя Джайлз сейчас был готов взорваться. Франческа судорожно вцепилась в его руку. Взгляд женщины, казалось, так и сверлил ее.

Наконец Джайлз, мельком взглянув на даму, протянул:

— Дорогая, позволь представить тебе леди Хэрон.

Франческа с безмятежным видом ждала, высоко вскинув голову. Щеки леди Хэрон запылали, но этикет требовал, чтобы она поклонилась первой. Волей-неволей дама небрежно присела.

— Леди Чиллингуорт.

Франческа сухо улыбнулась, едва заметно наклонила голову и отвела глаза, к сожалению, устремив их на лорда Олбермарла.

— Моя дорогая леди Чиллингуорт, кажется, музыканты собираются порадовать нас вальсом. Если вы…

— Прошу прощения, Олбермарл, — перебил Джайлз, стараясь не обращать внимания на потрясенный взгляд его милости, — этот вальс… — он подчеркнул последнее слово, чтобы тот понял, — обещан мне.

Коротко кивнув Олбермарлу и леди Хэрон, он отступил.

Высокомерно взглянув на Олбермарла и полностью проигнорировав леди Хэрон, Франческа пошла за ним.

Едва обняв Франческу за талию, Джайлз понял, что попал в беду. Благодаря лорду Олбермарлу он окончательно превратился в варвара. От маски цивилизованного джентльмена осталось лишь жалкое воспоминание.

Одного взгляда на лицо Франчески, ее презрительно блестевшие глаза было достаточно, чтобы понять: она догадалась о его связи с Луизой Хэрон. Он просто физически ощущал, как истощается ее терпение, и каждую секунду ожидал грозы.

Он приготовился выдержать все, мысленно клянясь, что не подведет ее, что бы она ни сказала. Только не здесь. Только не среди…

Она подняла глаза и брезгливо поморщилась:

— Эта женщина плохо воспитана.

Ее взгляд коснулся его губ; прошла минута, и их глаза встретились. Вместо брезгливости он увидел что-то вроде хищной ревности.

— Ты так не считаешь?

Джайлз не мог ничего понять. Он думал, что она собирается устроить сцену из-за его бывших любовниц, но оказалось, что она действительно сердита… только не на него. И этот гнев дал толчок к совершенно иным намерениям.

И эти намерения настолько завладели им, что он крепче сжал ее руку. Франческа не моргнув глазом шагнула ближе, так что груди чуть коснулись лацканов фрака. Она вздрогнула и сделала еще один крошечный шажок вперед.

Ему следовало молиться, чтобы все окружающие разом ослепли. Но вместо этого он медленно кружил ее по залу, захваченный, добровольно плененный огнем ее глаз.

Франческа, поняла… внезапно… ошеломляюще… инстинктивно. Ревность, собственническое чувство — все это она видела в нем, но никогда не думала, что эти змеи жалят и ее душу тоже.

Напряжение держало их, нарастало, распространялось. Усиливалось.

Именно она передвинула руку на его затылок, легко провела ногтями по коротким волосам. Он сделал очередной поворот таким образом, что их тела чувственно потерлись друг о друга, но тут же разделились.

Изумрудный шелк неожиданно показался слишком тесным — второй кожей, которую необходимо сбросить. Оба слишком быстро дышали, когда музыка кончилась.

— Пойдем, — мрачно объявил он и, взяв ее за руку, почти потащил к двери.

— Подожди, — попросила Франческа, оглядываясь. — Я пришла с твоей матерью и Хенни.

Но он только отмахнулся:

— Они поймут, что ты уехала со мной.

В его глазах стыл дерзкий вызов. Франческа без колебаний кивнула и прошла мимо него.

Он приехал в городском экипаже. Подсадив ее, он сел сам и сухо приказал кучеру ехать домой. Не успела дверца захлопнуться, как она потянулась к нему.

А он потянулся к ней.

Она взяла в ладони его лицо, и их губы встретились и сплавились. Она приоткрыла рот, впуская его язык. Приглашая. Умоляя взять. И он брал. Жадный, как она, нетерпеливый, как она, голодный, как она. Их языки соприкоснулись, сплелись, вступили в поединок. Она прижалась ближе, распластала ладони по его груди, нашла запонку и отстегнула.

Он отстранился, тяжело дыша, и поймал ее руки.

— Нет. Не здесь.

— Почему нет?

Она перекинула ногу через него.

— Потому что мы почти дома, — пробормотал Джайлз и, помедлив, тихо добавил: — И я хочу снять с тебя это платье.

Он провел рукой по вершинке ее груди. Оба наблюдали, как набухает сосок, натягивая тонкую ткань.

— Дюйм за дюймом. И хочу видеть все!

Он запрокинул ее голову. Наклонил свою. Зарылся руками в ее волосы и прошептал в самые губы:

— Хочу видеть тебя. Твои глаза. Твое тело.

Его губы снова сомкнулись на ее губах, и она позволила ему увлечь себя в море жаркого желания.

Карета замедлила ход. Джайлз выглянул в окно и откинулся на спинку сиденья. Кучер остановил лошадей. Пассажиры поспешно поправляли одежду. Франческа ощущала, что платье ей тесно и вот-вот готово треснуть по швам.

Джайлз спустился и помог ей выйти. Франческа едва дышала. Джайлз перебросился несколькими словами с Уоллесом и последовал за ней.

Сплетя пальцы, они направились по коридору. По невысказанному согласию они боялись прижаться друг к другу. Не смели.

— Отделайся от горничной: сегодня она тебе не понадобится.

Франческа не помнила, как открыла дверь и вошла в комнату. Джайлз проследовал в свою спальню.

— Вы уверены, мадам? — в который раз переспросила Милли.

— Совершенно, — повторила Франческа, провожая горничную до порога. Та неохотно вышла.

Стуку задвинутого засова вторил другой, по ту сторону стены. Франческа поспешно повернулась. Из тени выступил Джайлз, уже без фрака. Оба молчали.

Джайлз двумя прыжками перекрыл разделявшее их расстояние, схватил ее в объятия и прижался к губам.

Они любили друг друга много ночей подряд, но эта была особенной. Ею никогда еще не владела подобная алчность. Никогда еще она не была столь решительной. Столь требовательной. Она дразнила, манила… хотела большего. Хотела его. Он предъявил на нее права, поставил свое тавро. Не в первый раз. И не в последний.

Но сейчас была ее очередь брать. Его очередь стать игрушкой в ее руках. На меньшее она не согласна.

Только на большее.

Их кровь уже растекалась по жилам жидким огнем, стучала в ушах.

Он почти грубо отстранился, повернул ее так, что она стояла перед ним, окутанная золотистым светом лампы, горевшей на туалетном столике, глядя на свое отражение.

— Дюйм за дюймом.

Он уже предупреждал ее. И сейчас она наблюдала, ждала, пока он расстегивал ее платье. Его руки поднялись, сдвинули шелк с ее плеч, медленно, не торопясь, обнажили груди. Она поежилась от внезапного холодка: теплая ткань вдруг исчезла, и теперь груди оставались прикрытыми только тонкой сорочкой. Она вздрогнула, но он лишь слегка улыбнулся и взглядом попросил ее вынуть руки из рукавов.

Она послушалась и теперь не знала, что с ними делать. Откинувшись на его грудь, она завела руки назад и прижала ладони к его твердым бедрам. Он сжал губы, но не оторвал взгляда от ее талии, когда стянул платье ниже. Она ожидала, что он коснется ее, положит пальцы на защищенную батистом кожу, чтобы облегчить нервный трепет, пригасить возбуждение. Но он продолжал раздевать ее. Дюйм за дюймом. Пока шелк с тихим шорохом не сполз на пол.

Какое-то мгновение оба смотрели на изумрудную лужицу у ее ног. Потом она медленно подняла голову, любуясь живой картиной, созданной Джайлзом. Ее волосы все еще были забраны наверх, поразительно темные на белоснежном полотне его сорочки. Масса локонов спускалась вниз, доставая до его плеч. Ее руки были голыми. Ноги, начиная от бедер, — тоже. Плавные изгибы ее фигуры были кокетливо спрятаны под легкой тканью. Кожа слегка светилась, медово-золотистые тона контрастировали с его сорочкой, казались нежными и женственными на фоне его черных шелковых панталон.

Сейчас она чувствовала себя драгоценным призом, доставшимся ему одному.

Он глубоко вздохнул и сжал ее талию. Она переместила руки на его плечи. Он нежно коснулся губами ее виска и стиснул груди. Она ахнула и выгнулась. Он жадно мял холмики, умело избегая касаться тугих бутонов. Не успела она опомниться, как руки скользнули на ее бедра, живот властным касанием хищника, завоевателя, спешившего пометить свою территорию.

Она стала тереться о него всем телом, намеренно искушая.

Он схватил стул и поставил его сиденьем к ней.

— Сними чулки…

«Для меня». Слова не были произнесены. Но недоговоренность повисла в воздухе.

Франческа, не колеблясь, сбросила туфельки, поставила ступню на сиденье и медленно, демонстративно-медленно, сняла подвязку и стала скатывать чулок, поглаживая себя по ноге. Потом стянула шелковый лоскуток, повесила на спинку и повторила представление.

Он прожигал ее взглядом, не упуская ни малейшего чувственного движения. Даже не глядя на него, она ощущала его желание, обжигавшее кожу.

Наконец она выпрямилась, оттолкнула стул и откинулась на него. Их взгляды встретились в зеркале.

Его лицо было отмечено печатью страсти. Грудь вздымалась. Он взялся за ленты ее сорочки. Стоило чуть потянуть — и бант развязался. Сорочка словно сама собой исчезла куда-то.

Она стояла перед ним в своей гордой наготе: высокие и упругие груди, полные и розовеющие, плоский живот, изгибы бедер — словно рамка для темных завитков, притягивавших его взгляд.

Франческа наслаждалась этой минутой. Вернее, упивалась. Упивалась чистым, беспримесным сладострастием, прежде чем повернуться и удивить Джайлза.

Он все еще смотрел в зеркало, когда она принялась расстегивать его рубашку и панталоны. Потом широко развела полы сорочки. Он потянулся было к ней, но она ловко стянула рубашку с его плеч.

— Какая же это забава, если голая только я одна!

— Мне так не кажется, — возразил он.

Но она, не обращая внимания, принялась за панталоны. И при этом старалась не задеть вздыбленную плоть. Пока Франческа возилась с застежками под его коленями, он расстегивал манжеты сорочки. Она боялась не успеть. Стоит ей зазеваться, и власть возьмет он, расстроив ее планы.

Присев на корточки, она стащила с него чулки и панталоны. Он освободил одну ногу, потом другую, отшвырнул сорочку…

Она встала перед ним на колени, впилась пальцами в бедра и лукаво улыбнулась.

Джайлз по глазам понял ее намерения и попытался было отстраниться, сказать «нет», но слово застряло во внезапно пересохшем горле.

Ее улыбка стала еще шире, ресницы опустились. Она подалась вперед, и шелковистая ласка волос на его напряженных бедрах едва не свела Джайлза с ума. Он взглянул в зеркало, и у него перехватило дыхание. Голова Франчески медленно наклонилась.

Он ощутил ее горячее дыхание, как раскаленное клеймо на самой чувствительной части своего тела. Потом ее губы коснулись рубиновой головки, дразняще задержались, раздвинулись, и она приняла его в горячее убежище своего рта.

Его глаза закрылись, спина словно окаменела, когда она стала его ласкать. Он судорожно вцепился в ее волосы. Немного отдышавшись, он приоткрыл глаза и стал смотреть в зеркало, наблюдая, как она все глубже вбирает его в себя. Жар в его чреслах взорвался. Веки опустились. Он услышал стон. Стон, который привел в восторг Франческу. Она мечтала об этом много дней, но хотя он и позволял ей ласкать себя, делал это неохотно и быстро отстранялся. Только не в этот раз. Она была исполнена решимости сделать все по-своему, не торопиться и дать ему все, чего он заслуживал. Взять его, овладеть им так, как хотела она. Контраст силы и изысканной мягкости всегда очаровывал ее — его тело было таким сильным, таким мужественным, а именно эта часть неизменно оставалась сверхчувствительной.

Она так крепко держала его, так упоенно ласкала, что освободиться он не мог.

Франческа отдалась моменту, понимая, что его решимость с каждой секундой убывает и сопротивляться просто нет сил. На этот раз ему придется покориться, позволить ей взять верх. Заклеймить его своей любовью.

Солоноватый вкус наполнял ее рот. Отпустив одну руку, она взвесила на ладони тугой двойной мешочек, погладила основание фаллоса. И почувствовала его реакцию. Почувствовала, как он застыл, еще сильнее сжал ее голову, удерживая на месте…

— Довольно!

Услышав хриплую команду, она отпустила его и подняла голову.

Он отстранил ее руки, наклонился и, легко подхватив ее на руки, прижал к себе.

Она обвила ногами его бедра, и он в тот же миг вошел в нее и, держа за талию, вонзился глубоко… глубже… еще глубже…

Она сжала ноги и прильнула к нему всем телом, пока они не слились в одно целое. Потом провела ладонями по его плечам, обхватила шею и поцеловала. Он ответил жадным опьяняющим поцелуем. Она принимала вызов и отвечала на него, брала столько же, сколько давала. Приподнималась и опускалась. Он поддерживал ее под ягодицы, вел и направлял. Использовал ее тело, как она использовала его, сгорая от наслаждения и сжигая ее.

Их соитие стало не битвой характеров, а поединком сердец: кто может дать и взять больше. Ответа не было. Ни победителя, ни побежденного. Только они двое, погруженные в чувственное наслаждение. Плененные вожделением, взаимной чувственной потребностью, которую только они и могли удовлетворить.

Время остановилось. Они забыли обо всем. Их глаза пылали огнем, губы сливались в жгучих поцелуях, тела сплетались в объятиях. Но им всего было недостаточно.

Наконец Джайлз отнес ее на постель.

— Только посмей положить меня, — из последних сил выдохнула она.

Взгляд, брошенный в ее сторону, был олицетворением мужского превосходства.

— Будь прокляты капризные женщины, — проворчал он. Но все же сел, поднял ноги на кровать и, согнув колени, усадил ее так, что она оседлала его бедра. — Удовлетворена? — все так же сурово осведомился он.

Франческа улыбнулась, зарылась пальцами в его волосы и поцеловала.

Именно в этом положении они впервые познали друг друга, но с тех пор так много изменилось! Не они сами, но то, что полыхало между ними: неукротимое пламя, взаимная преданность, неодолимое притяжение.

И может быть…

Они продолжали любить друг друга до тех пор, пока масло в лампе почти не выгорело. И Франческа почувствовала, как тают последние барьеры. Не только в нем, но и в ней тоже. Остались только они. Двое. Начинающие осознавать реальность того, что произошло с ними.

И когда она перевалила через сияющую вершину, его взгляд по-прежнему не отрывался от нее. Едва ее ресницы покорно опустились, он присоединился к ней. Они долго лежали неподвижно, стараясь отдышаться, ожидая, пока вихрь чувств уляжется, прежде чем она обняла его и положила голову ему на плечо. И ощутила, как он сжал руки, притягивая ее к себе.

Франческа улыбнулась. Он принадлежит ей. Так же как она — ему.