Все о страсти

Глава 16

— Милорд, вы не уделите мне минуту вашего времени?

Джайлз, пойманный на слежке за своей женой, обернулся. Уоллес вошел в утреннюю столовую и приблизился к нему с закрытым подносом для визитных карточек в руке.

— И ее светлость, если не возражаете.

Уоллес низко поклонился.

Утро праздника выдалось хоть и туманным, но не дождливым. Солнце благосклонно лило неяркие лучи на всех, кто поспешал к замку устанавливать скамьи и раскладные столы. Уоллес кивнул Ирвину. Тот отослал лакеев к двери и сам последовал за ними.

— В чем дело?

— Одной из горничных было приказано поставить осенние листья в ту вазу, что на лестничной площадке, милорд, чтобы оживить темное местечко. Но оказалось, что в вазе что-то лежит. Сунув туда руку, она обнаружила… — Уоллес поднял крышку, — это.

Джайлз смотрел на мокрый, потемневший клочок зеленого шелка. Он понял, что это, прежде чем пальцы коснулись лоскутка.

Он поднял обрывки, с которых свисало жалкое, оборванное перо.

— Моя шляпка для верховой езды! — ахнула Франческа.

— Именно, мадам. Милли упоминала, что так ее и не нашла. Миссис Кантл велела горничным поискать получше. Так что Лиззи принесла шляпку прямо ей.

Джайлз задумчиво потеребил бывшую шляпку.

— Ее разорвали.

— Похоже, что так, милорд.

— Дайте посмотреть, — попросила Франческа.

Джайлз уронил обрывки на поднос. Уоллес отнес его к Франческе. Та растянула шляпку. Ткань была разрезана, перо сломано и полуоторвано.

Франческа покачала головой:

— Кто? Почему?

— Именно, — сухо процедил Джайлз, многозначительно глядя на Уоллеса. Но лицо мажордома было совершенно бесстрастным. Уоллес знал не больше, чем он.

Франческа беспечно улыбнулась и уронила шляпку на поднос.

— Это, должно быть, глупая случайность. Выбросите ее, Уоллес. У нас более срочные дела.

Накрыв поднос крышкой, Уоллес глянул на Джайлза.

Губы графа сжались.

Франческа.

Дверь открылась, вошел Ирвин.

— Простите, что прерываю разговор, милорд, но Харрис привез эль. Вы просили известить вас. А вам, миледи миссис Кантл велела передать, что миссис Дакетт и ее пирожки уже прибыли.

— Спасибо, Ирвин.

Франческа отложила салфетку, поднялась и на ходу махнула рукой в сторону подноса:

— Избавьтесь от этого Уоллес.

Она прошла мимо Джайлза, но тот успел стиснуть его запястье.

— Это всего-навсего разорванная шляпка.

Подавшись к нему, она переплела его пальцы со своими.

— Оставь это. Сегодня еще полно дел, и я хочу, чтобы все было идеально.

В ее глазах ясно читалась мольба. Джайлз знал, как она старалась, сколько сделала для того, чтобы праздник состоялся, как мечтала об успехе.

— Хорошо. Мы поговорим об этом позже.

Франческа благодарно улыбнулась и пошла к двери.

Он последовал за ней, в хаос наступающего дня.

И следовал почти до вечера, не по пятам, но редко выпуская ее из виду. Чем больше он думал о погубленной шляпке, тем меньше ему это нравилось.

Раньше ему никогда не доводилось играть роль хозяина на подобных праздниках, однако он прекрасно с ней справился: обходил газоны, приветствуя арендаторов и их семьи, останавливался поболтать с владельцами лавок. Мать и Хенни тоже старались изо всех сил. Потом Джайлз пошел посмотреть, как управляется Хорэс с состязаниями лучников, наделил призами выигравших к этому часу и пообещал попросить графиню вручить главный приз. Тем временем Франческа оживленно болтала с женой Галлахера.

Сегодня о формальностях было забыто. Лорд и леди замка запросто беседовали с арендаторами о том о сем, и хотя подобное испытание было нелегко выдержать благородной даме, Франческа наслаждалась каждой минутой — экспансивно жестикулировала, сверкала глазами, выражавшими неподдельный интерес. Джайлз невольно задался вопросом, о чем идет речь. Но тут она посмотрела вниз и улыбнулась. Оказалось, что младшая девочка Салли цепляется за юбку матери. Малышка была очарована доброй дамой, и Франческа с улыбкой нагнулась, чтобы поговорить с ней. В своем платье для прогулок в кремово-зеленую полоску, она выделялась из толпы. К ней одна за другой стали подходить женщины, и как ни хотелось Джайлзу увести ее, пришлось приветствовать кузнеца.

Здесь присутствовали только те, чья жизнь так или иначе была связана с поместьем. Поэтому не приходилось волноваться, что Ланселот со своими театральными выходками проникнет сюда. Может ли быть так, что он каким-то образом замешан в пропаже и уничтожении шляпки?

Франческа наконец освободилась. Джайлз взял ее под руку.

Она улыбнулась ему:

— Все идет прекрасно.

— А разве могло быть иначе, если за дело взялись ты, Уоллес, Ирвин, Кантл, мама и Хенни?

— Но и ты не бездельничаешь! Джайлз небрежно отмахнулся.

— Скажи, не пытался ли Ланселот Гилмартин увидеться с тобой со дня нашей поездки к Сэвн-Бэрроуз?

— Нет. Ни разу.

— А до того?

— Да, но я велела Ирвину не принимать его, помнишь?

Джайлз отвел ее в сторону. Те, кто ждет своей очереди, могут потерпеть еще минуту.

— Скажи, а Ланселот не мог изорвать твою шляпку?

— Каким образом? Она была в моей комнате.

— Это ты так считала, а что, если нечаянно оставила ее где-то в другом месте? Пусть в замке полно слуг, но он такой огромный, что любому легко проскользнуть сюда незамеченным и так же выйти.

Франческа покачала головой:

— Не могу поверить. Он, должно быть, рассердился, но при чем тут моя шляпка?

— Совершенное ребячество. Поэтому я и подумал о Ланселоте.

— Мне кажется, ты придаешь этому инциденту слишком большое значение.

— А мне кажется, что ты недостаточно серьезно к нему отнеслась. Но если не Ланселот..

Джайлз осекся. Франческа проследила за направлением его взгляда. Он смотрел в сторону ямы, где под присмотром Фердинанда жарилась на вертеле бычья туша.

— Но в этом и подавно нет никакого смысла! Фердинанд ничуть не злится ни на тебя, ни на меня.

— И не был раздражен, когда ты оказалась глуха к его страстным мольбам?

— Он итальянец, и все его мольбы звучат страстно. Нет, поверь, ты волнуешься из-за пустяков.

— Но подумай, твоя любимая вещь, шляпка с пером, кем-то намеренно уничтожена и спрятана в вазе. Я не успокоюсь, пока не обнаружу, кто и почему сделал это.

Франческа нетерпеливо вздохнула. К ним нерешительно приблизились фермер и его жена.

— Ты так упрям. Тут нет ничего особенного.

Ослепительно улыбаясь, она выпустила руку Джайлза.

— Ты сильно ошибаешься. Есть, и я хочу узнать, что именно.

Джайлз учтиво кивнул фермеру и выступил вперед.

Франческа с досадой поняла, что ее мысли то и дело возвращаются к тайне испорченной шляпки. Должно же быть какое-то простое объяснение!

После пятнадцатиминутной беседы с целым выводком хихикавших горничных она была уверена, что объяснение найдено. Когда Джайлз пришел, чтобы проводить ее на ристалище, где состязались лучники, она взяла его за руку.

— Нашла!

— Что именно?

— Разумное объяснение пропаже шляпки.

— Какое же? — хищно прищурился Джайлз.

— Пойми, если кто-то хотел отомстить мне за то, что я ему причинила или не причинила, вряд ли он спрятал бы шляпку в вазе. Она могла пролежать там много месяцев или даже лет.

Джайлз нахмурился.

— Но представь, — продолжала она, — что я оставила ее где-то в доме и на нее, скажем, нечаянно пролили воск для полировки мебели. Любая горничная пришла бы в ужас, в полной уверенности, что ее уволят, хотя ни ты, ни я не сделали бы ничего подобного. И что остается горничной? Она не может спрятать шляпку и унести из дома: в ее платье и переднике нет карманов. Поэтому она и бросает шляпку в вазу, где никто ее не найдет.

— Но она вся изорвана, а перо сломано.

— Это могло произойти, когда горничная пыталась поставить ветки в вазу. Я только что говорила с ней. Она сказала, что шляпка запуталась в концах веток, когда она вытащила их, чтобы посмотреть, в чем дело. Думаю, — улыбнулась она, — нам стоит забыть о шляпке. Это, в конце концов, всего лишь лоскуток бархата, и я всегда могу заказать другую.

Они подошли к краю поля, где собралась толпа, но Джайлз не успел ответить: она отняла руку и выступила вперед, чтобы наградить победителей. Он отступил, но история со шляпой не выходила у него из головы.

Лоскуток бархата и задорное перо. Должно быть, и в самом деле шляпка дешевая. Но, невзирая на все храбрые заявления, она была любимой вещью Франчески. Она и ему самому нравилась.

Прислонившись плечом к дереву, он наблюдал за ней, стараясь принять равнодушный вид. Что же, ее объяснение вполне правдоподобно. Пока придется этим удовлетвориться. Никто, кроме Фердинанда и Ланселота, не захотел бы ее расстроить. Да и те… Трудно поверить, чтобы они решились на такое.

Если верить слугам, Ланселот не смел шагу ступить на земли поместья с тех пор, как ему предложили держаться подальше, и, несмотря на все строгости, Фердинанд, казалось, благоговел перед Франческой. Более того, даже если Фердинанд и Ланселот, при всем их пристрастии к драматическим жестам, осмелились бы на такое, вряд ли, как указала Франческа, они стали бы прятать шляпку в вазе. Зачем им это?

Значит… в самом деле произошла обычная неприятность. Остается только пожать плечами и забыть обо всем.

Но почему грудь по-прежнему сжимает непонятная тоска? Почему потребность оставаться настороже все так же остра?

Среди всеобщего смеха и радости ему одному было не по себе.

Франческа выступила из круга, и он немедленно оказался рядом. Она улыбнулась и позволила ему взять свою руку. Позволила находиться рядом весь остаток дня.

Праздник урожая имел невероятный успех. Когда солнце закатилось и арендаторы разошлись по домам, Франческа и Джайлз присоединились к слугам, помогая складывать столы и уносить скамьи, прежде чем туман с реки пропитает их сыростью. Леди Элизабет, Хенни и Хорэс тоже не отставали.

Когда все было сделано, они остались на скромный ужин: всего лишь суп и холодные закуски. Джейкобс отвез их домой, а остальные едва успели добраться до постелей.

Только к полудню следующего дня обитатели замка вернулись к нормальной жизни.

Джайлз и Франческа сидели за обедом, когда в дверь просунулась голова кухарки. Франческа увидела ее и улыбнулась.

Кухарка низко присела.

— Я только хотела передать это Ирвину.

Она протянула стеклянную бутылку с серебряной крышкой:

— Ваша любимая приправа.

Глаза Франчески зажглись.

— Вы нашли ее! — воскликнула она, протягивая руку.

— Кто-то засунул ее на полку в кладовой, — пояснила кухарка. — Я наткнулась на нее как раз в ту минуту, когда убирала банки с джемом.

— Спасибо! — восторженно улыбнулась Франческа.

Кухарка кивнула и удалилась.

Джайлз наблюдал, как жена, энергично встряхнув бутылку, сбрызнула овощи на своей тарелке.

— Дай и мне попробовать, — попросил он, протягивая руку.

Она вручила ему бутылку с конической крышкой, на кончике которой было отверстие.

— Из чего она состоит? Франческа взялась за нож с вилкой:

— Смесь оливкового масла, виноградного уксуса с различными травами и специями.

Джайлз последовал ее примеру, побрызгав приправой картофель, бобы и морковь. Оценивающе понюхал… И замер. Посмотрел на бутылку, все еще зажатую в руке, на Франческу, подносившую к губам кусочек моркови…

Крича что-то бессвязное, он налег всем телом на стол и перехватил запястье жены.

— Не смей!

Она уставилась на него широко раскрытыми глазами. Он, не сводя взгляда с кусочка моркови, надетого на вилку и покрытого тонким слоем приправы, пригнул ее руку к тарелке.

— Положи.

Франческа выпустила вилку. Она со звоном, ударилась о тарелку.

— Милорд? — встревоженно прошептал Ирвин. Откинувшись назад, по-прежнему не выпуская Франческу, Джайлз другой рукой поднес бутылку к его носу:

— Понюхайте.

Ирвин взял бутылку, потянул носом и тихо ахнул.

— Но, милорд… Разве это не…

— Горький миндаль, — кивнул Джайлз. — Немедленно Уоллеса ко мне. И миссис Кантл.

Один взмах ресниц Ирвина — и лакей выскочил из комнаты как ошпаренный. Ирвин собственноручно схватил тарелки со стола.

— Дайте мне понюхать, — робко попросила Франческа.

Ирвин неохотно поднес ей бутылку.

— Пахнет горьким миндалем, — подтвердила она.

Дверь открылась, и в столовую вплыла миссис Кантл в сопровождении Уоллеса.

— Милорд?

Джайлз коротко все объяснил. Бутылка обошла присутствующих. Вывод был однозначен: содержимое пахло горьким миндалем.

— Не понимаю, как…

Уоллес обернулся к экономке. На ее щеках цвели два красных пятна.

— Бутылка пропала… с неделю или около того. Кухарка нашла ее всего несколько минут назад.

— Пришлите миссис Доэрти, — велел Джайлз Ирвину. — А вы, миссис Кантл, расскажите о приправе.

— Я спросила, можно ли ее приготовить, — всхлипнула Франческа, ломая руки. — Привыкла сдабривать здешнюю еду, которая кажется мне слишком пресной…

На сцене появилась бледная, потрясенная случившимся кухарка.

— Поверьте, я понятия не имела. Просто увидела бутылку, схватила и немедленно принесла сюда, зная, как недостает миледи ее любимой приправы.

— Кто готовит приправу? — осведомился Джайлз.

Миссис Кантл и кухарка переглянулись.

— Фердинанд, милорд, — ответила миссис Кантл. — Он знал, что именно имеет в виду миледи, и был на седьмом небе от радости, что именно его попросили приготовить приправу для госпожи.

— Фердинанд?

Джайлз глянул на Франческу. Судя по ее глазам, она готова была защищать проклятого поваришку!

Кухарка неловко шаркнула ногами.

— Если вы не против, милорд, я избавлюсь от этой мерзости.

Джайлз кивнул. Кухарка схватила бутылку и ушла.

Уоллес тактично откашлялся.

— Простите за дерзость, милорд, но я сказал бы, что Фердинанд вряд ли способен на такое. Он предан ее светлости и, несмотря на свои выходки, прекрасно выполняет свои обязанности и делает все, что от него требуется. С самого приезда ее сиятельства он перестал ссориться с кухаркой, что было его единственным крупным недостатком.

Миссис Кантл согласно кивнула. Ирвин последовал ее примеру, — И, — продолжал Уоллес, — если бы Фердинанд и хотел кого-то отравить, он смог бы добиться этого очень легко и так, чтобы его не заподозрили. Насыпал бы яда в блюда с более сильным запахом, вместо того чтобы класть горький миндаль в приправу леди Франчески.

Джайлз оглядел собравшихся. Учитывая все, что он испытывал, ему было очень сложно наклонить голову и принять их доводы. Но он все-таки пересилил себя.

— Прекрасно. В таком случае кто положил яд в эту бутылку? У кого есть доступ к горькому миндалю? Миссис Кантл пожала плечами:

— Все, что вам нужно, — это орехи. А деревьев здесь полно. Только на южном газоне растут три.

Джайлз потерял дар речи.

В дверь снова постучали, и вошла кухарка.

— Простите, милорд, но, думаю, вам следует знать.

По-видимому, она так спешила, что не могла отдышаться.

— Я как раз выливала эту штуку, когда вошел Фердинанд и спросил, что я делаю и почему. Ну… он был вот-вот готов закатить свою любимую итальянскую истерику, поэтому пришлось все объяснить. Он стоял как громом пораженный. Клянусь, так оно и было! Слова не мог вымолвить. И только потом объяснил, что использовал остатки миндального масла, потому что не хватило оливкового. Я сама часто пеку на миндальном масле и хорошо помню, как он сказал, что вылил последнее. Может, это просто миндальное масло испортилось?

Джайлз посмотрел на миссис Кантл. Та пожала плечами:

— Вполне возможно.

Джайлз поморщился.

— Принесите приправу, — попросил он кухарку.

Та побледнела.

— Не могу, милорд. Я вылила ее в помойку и положила бутылку отмокать.

Франческа была рада провести остаток дня спокойно, принимая сотни решений, необходимых для того, чтобы хозяйство размеров Ламборна управлялось без сучка и задоринки. Во второй половине дня она встретилась с Уоллесом, Ирвином и миссис Кантл, чтобы проверить, как идут дела, и отдать детальные распоряжения на следующий год. Джайлз не присоединился к ним, а вместо этого ушел в библиотеку. Франческа полагала, что он занят своими расследованиями.

Наутро солнце хоть и слабо, но сияло. Франческа позвала Милли и велела подать амазонку. Ей очень недоставало шляпки, но она старалась об этом не вспоминать. Войдя в утреннюю столовую, она узнала, что Джайлз уже уехал. Франческа наскоро выпила чаю с тостом и отправилась в конюшню.

— Да, ей не терпится пробежаться, — сообщил Джейкобс, когда она справилась о Реджине. — Я сейчас же ее оседлаю.

Верный своему слову, он немедленно вывел кобылу и придержал, пока Франческа садилась в седло. Она уже сунула ногу в стремя, когда услышала топот копыт. Из конюшни выехали два грума на гунтерах.

Франческа улыбнулась, кивнула и тронула Реджину.

— Парни будут держаться ярдах в двадцати или около того, мэм.

Франческа натянула поводья и, обернувшись, воззрилась на Джейкобса:

— Простите… я не поняла.

Грумы, очевидно, собрались следовать за ней?!

Джейкобс залился краской.

— Приказ хозяина, мэм.

Подступив ближе, он пробормотал так, что слышно было только ей:

— Он сказал, что вам не позволяется выезжать в одиночку. Если с вами нет его, значит, я должен высылать двух грумов.

— Двух?

Франческа заставила себя говорить спокойно. В конце концов, тут нет вины Джейкобса!

— Как угодно его светлости, — кивнула она и слегка пришпорила кобылу. Та выскочила во двор. Сзади слышался конский топот.

Франческа намеревалась отправиться к холмам и носиться ветром в ожидании встречи с Джайлзом. Он должен быть где-то там. Они могли бы скакать вместе…

Нахмурившись, она повернула на дорожку, вьющуюся через парк. Ей нужно подумать.

Джайлз присоединился к ней за обедом. Франческа улыбалась и щебетала; он вежливо отвечал, но не улыбался. Правда, и не хмурился, но глаза оставались непроницаемыми. И по лицу ничего нельзя было прочитать.

Но не могла же она расспрашивать, в чем дело, в присутствии Ирвина и его подчиненных?! Приходилось тянуть время. Ничего, вот кончится обед…

— Надеюсь, ты простишь меня, дорогая. Мне нужно многое успеть.

Франческа молча смотрела, как Джайлз отодвигает блюдо с фруктами, кладет салфетку рядом с тарелкой и поднимается.

Он вежливо кивнул и пошел к двери. — Увидимся за ужином.

И прежде чем она успела раскрыть рот, вышел из комнаты.

Франческа раздраженно отбросила нож. Возможно, он и вправду загружен работой?

Решив сохранить супружеский мир и в интересах домашнего покоя, Франческа велела подать плащ и пошла прогуляться.

Облака нависали все ниже. Солнце исчезло. Под дубами лежали вороха листьев — толстый ковер, заглушавший шаги. Воздух был неподвижным и прохладным. Надвигалась зима.

Она пыталась уговорить себя не волноваться. Может, ей все это кажется? Может, она зря принимает это так близко к сердцу?

Но если рассуждать логически, она права…

Франческа пошла по параллельной подъездной аллее дорожке… Куда же она собралась?

Наверное, лучше отвлечься и подняться на парапет, посмотреть, какой вид открывается оттуда в ненастную погоду.

Она повернулась и замерла, глядя на неловко переминавшихся лакеев. Они настороженно уставились на нее.

Франческа, плотно сжав губы, пошла вперед. Лакеи поклонились, когда она проходила мимо. Она кивнула и зашагала дальше, боясь что либо закричит на весь парк, либо затопает ногами и начнет ругаться по-итальянски. Но при чем тут лакеи?

Что это он себе вообразил, спрашивается? Ревнует? Не может быть!

Но тогда в чем причина этих драконовских мер? Его взволновала уничтоженная шляпка, но она нашла подходящее объяснение. А суматоха по поводу испорченного масла в приправе… Просто смехотворно!

Он пошла вдоль парапета.

Пусть его тревожат эти дурацкие совпадения, но неужели, по его мнению, она так беспомощна, что с ней следует обращаться как с ребенком? Приставлять к ней нянек? Даже двух?!

Под подошвами хрустели листья. Добравшись до того места, где река делала поворот, она остановилась, невидящими глазами глядя на окутанную туманом панораму. Мозг отказывался воспринимать происходящее.

Ее так и подмывало добраться до беседки, запереться там и ждать, пока он не придет за ней. Тогда уж он точно с ней поговорит.

Именно это так ее раздражало. Так выводило из себя. Он избегает ее, потому что не желает обсуждать свою последнюю выходку. Как он сказал, так и должно быть, невзирая на ее мысли и чувства.

Она скрипнула зубами, снова подавляя неодолимое желание завизжать, но все же справилась с собой и повернула назад.

Два часа спустя она появилась во вдовьем доме. Леди Элизабет и Хенни встретили ее поздравлениями и похвалами по поводу невероятного успеха ее праздника и того, что они назвали Великим Сбором Слив. Ей пришлось улыбаться, пить чай и слушать комплименты. Почти без перерыва они перешли к добавлениям, которые недавно сделали на копии фамильного древа, составленного ранее Франческой.

Это немного отвлекло ее. Поглощенная их объяснениями, именами, связями, воспоминаниями, она на секунду забыла о своих бедах. Потом свернула свиток и забрала с собой. Теперь нужно подумать, что делать с ним дальше. Она никогда не была членом большой семьи, и теперь множество еще не оформленных идей теснилось у нее в голове. Но принять определенное решение было трудно, вернее, почти невозможно. Пока. Пока она не поймет, что происходит в ее супружеской жизни и что с этим делать.

Ни леди Элизабет, ни Хенни, занятые собственной болтовней, не заметили ее озабоченности. Она ушла, ни словом не упомянув о своих невзгодах. Не спросила, почему вполне понятная озабоченность Джайлза внезапно перешла все границы, превратившись в чрезмерную. Ответ она должна узнать сама. Подобные дела нужно решать с мужем.

Приказ Джайлза выполнялся беспрекословно: двое лакеев, упрямо топавших рядом, служили достаточно неприятным воспоминанием. Она чувствовала себя как в клетке, но не это ранило больнее всего.

Джайлз избегал ее, отказываясь объяснить, что с ним случилось. Он отдалялся от нее. Снова отдалялся от нее.

Франческа остановилась и вынудила себя дышать ровнее.

Она думала, что в последнее время они сближаются, но он отстранился. Отвернулся. Неужели все. это было лишь игрой воображения… все, что происходило между ними лишь несколько дней назад?

Она была так уверена, что он почти полюбил ее… и теперь это. Всего несколько часов спустя он отрекся от нее и стал прежним Джайлзом, закованным в броню равнодушия. Теперь их разделяют толстые стены.

Она чувствовала себя не просто запертой в клетку. Изгнанной.

Еще раз тяжело вздохнув, она снова пустилась в путь. Дом стоял среди деревьев. Она направилась к крыльцу. С каждым шагом ее решимость росла.

Он сказал, что они встретятся за ужином.

Она поднялась на крыльцо, пересекла холл и направилась к себе.

Она сделает все, чтобы они встретились.

Ярость, не находившая выхода, бурлила в ней. Но она должна взять себя в руки. Должна подождать.

Франческа свернула в галерею, быстро шагая к своим покоям.

Из тени выступила фигура и низко поклонилась. Фердинанд.

Она остановилась перед ним.

— Да?

— Миледи! — воскликнул он, выпрямляясь. Она только сейчас заметила, что он всего на несколько дюймов выше ее и, несмотря на оливковую кожу, выглядит изможденным.

Заметив его измученный взгляд, Франческа нахмурилась:

— В чем дело?

Фердинанд с трудом сглотнул и, набравшись храбрости, выпалил:

— Я никогда бы не причинил вам вреда, миледи. Поверьте мне!

Последовала длинная возмущенная тирада на итальянском.

Помня о лакеях, маячивших сзади, Франческа схватила повара за рукав и встряхнула что было сил.

— Немедленно прекратите! Никому и в голову не приходило ничего подобного!

— А хозяин? — скептически пробормотал повар.

Франческа глянула ему в глаза.

— Если бы хозяин только заподозрил вас в подобном намерении, духу бы вашего не было в Ламборне! — ответила она с неподдельным пылом. — А теперь вернитесь к своим обязанностям и перестаньте воображать, будто все вас осуждают.

Фердинанд низко поклонился. Франческа пошла дальше, вне себя от отчаяния. Джайлз знал и согласился, что приправа не была отравлена. Почему же именно этот случай стал причиной таких перемен?

Еще больше вопросов, на которые только муж способен ответить. И ответит — сегодня вечером.

Она ускорила шаг. Лакеи не последовали за ней в ее комнаты. Здесь и без того уже дежурили два лакея, стоявшие в разных концах коридора и следившие за дверью ее покоев.

Стиснув зубы, она распахнула дверь, не дожидаясь, пока лакей это сделает.

— Милли?

Маленькая горничная, сидевшая на стуле, испуганно подпрыгнула. Франческа закрыла дверь.

— Что ты здесь делаешь?

Милли присела.

— Уоллес велел мне не выходить отсюда.

— Когда это было?

— Сегодня днем, мэм. После того как вы отправились на прогулку, — объяснила Милли, забирая плащ Франчески.

— И ты послушалась?

Милли пожала плечами и расправила плащ.

— Мне нужно было прибрать ваши вещи. Завтра я принесу рабочую корзинку. Мне много что нужно зашить и заштопать.

Дождавшись, пока она повесит плащ, Франческа отвернулась.

— Вели принести воды. Я хочу искупаться.

Она долго отмокала в горячей воде. Но настроение отнюдь не улучшилось. Однако это дало ей время выработать стратегию, придумать веские доводы и прорепетировать речь. Речь, обращенную к мужу.

Чем скорее они встретятся лицом к лицу, тем лучше.

Завернутая в шелковый халат, с закрутившимися от пара в крутые локоны волосами, она махнула Милли на два огромных гардероба:

— Открой сразу оба. Я хочу выбрать особенное платье для сегодняшнего вечера.

Джайлз с первого взгляда понял, что его ожидает. Он вошел в семейную гостиную в сопровождении Ирвина. Франческа, сидевшая в кресле, подняла глаза и улыбнулась.

Он остановился. И смотрел на нее, пока Ирвин не объявил, что ужин подан.

Она ждала, терпеливо ждала, чтобы он подошел ближе, предложил ей руку и, не дождавшись, подняла брови.

Он показал на дверь:

— Кажется, нам пора?

Встретив его взгляд, она встала и подошла к нему. Какой-то частью души он жаждал повернуться, уйти… убежать, спрятаться в кабинете. Но остальная часть…

Он с трудом оторвал глаза от соблазнительно-кремовых холмиков, открытых великолепным бронзовым шелком ее туалета. Платье было простым. Она в этом платье была неотразима. Он не мог заставить себя отвернуться. Не смотреть на ее лицо, волосы, губы.

Ничего не поделаешь, придется предложить ей руку.

Она положила пальчики на его рукав и величественно поплыла в столовую. Его же словно свело судорогой.

Слава Богу, ужин начался, и пока он в безопасности. Но долго это не продлится.

— Праздник прошел неплохо, как по-твоему?

Он наклонил голову и знаком велел лакею положить ему еще бобов.

— Совершенно верно.

— Было ли что-то такое, что ты особенно отметил? Что могло бы быть иначе? Какие-то жалобы?

— Нет. Никаких, — пожал он плечами.

Может быть, хоть присутствие Ирвина и лакеев немного умерит ее задор? Почему он не слишком в этом уверен?

Словно прочитав его мысли, она улыбнулась, взяла в рот кусочек тыквы и опустила глаза.

Оказалось, что он ошибся. Она и словом не упомянула о последних событиях, но вместо этого-спросила о Лондоне. Он оценил ее покорность желаниям мужа. Ему придется поговорить с ней: выбор туалета подчеркивал ее твердое намерение выяснить отношения, но беседа состоится, только когда он сам этого захочет, и в обстановке, которая позволит по его желанию немедленно закончить всякие дискуссии.

— Ты получил какие-то известия от Сент-Ивза?

Он коротко ответил, стараясь выбирать слова. Нужно провести четкую границу между ними, только вот он еще не решил, где эта граница будет проходить.

Ужин кончился. Они поднялись и вышли в коридор.

От нее так и веяло теплом, не просто физическим, а более глубоким. Теплом женственности, куда более соблазнительным. Зелень ее глаз притягивала его. Обещание страстных ласк будоражило чувства. Влекло его к ней.

Когда он отступил, она подняла руку, чтобы коснуться его плеча.

Он едва заметно отстранился.

— У меня слишком много дел. Не стоит меня ждать.

И, повернувшись, устремился в кабинет. Он не мог и не хотел видеть ее лицо.

Внешне спокойная, Франческа отправилась в семейную гостиную, где просидела около часа. Потом появился Уоллес с сервировочным столиком, на котором стояли чайник и чашки. Она позволила ему налить ей чая и отпустила. Еще час прошел в полной тишине. Наконец она отставила чашку, поднялась и пошла наверх. Там она переоделась, отложив бронзовое платье, и отпустила Милли.

В тонкой шелковой сорочке с пеньюаром из шелка потяжелее она стояла у окна в темной комнате, смотрела на залитую серебристым светом ночь… И ждала.

Еще час прошел, прежде чем в соседней комнате открылась и закрылась дверь. Она слышала шаги Джайлза. Слышала, как он разговаривал с Уоллесом. Представила, как он раздевается.

Она повернула голову и уставилась на смежную дверь. Сама не зная как, оказалась рядом и взялась за ручку. Если они собираются что-то обсудить, она хочет видеть мужа полностью одетым.

Распахнув дверь, она вошла.

— Я хочу поговорить с тобой.

Джайлз успел снять фрак и развязать галстук. Немного помедлив, он отбросил полоску белого полотна.

— Я сейчас приду.

Она остановилась в нескольких шагах, сложила руки под грудью и посмотрела ему в глаза.

— Не вижу причин ждать.

Джайлз поспешно оглянулся, как раз вовремя, чтобы увидеть удалявшегося Уоллеса.

Отвердев лицом, он повернулся к Франческе.

— Прекрасно, — холодно бросил он. — В чем дело?

Неосмотрительный выбор слов: она так и вспыхнула. Но сразу же взяла себя в руки, отчего ему стало совсем не по себе. Он и раньше видел ее в гневе; на этот раз она горела холодным пламенем, призванным не обжигать, но убивать наповал.

— Я не дитя, — произнесла она, подчеркивая каждое слово.

Джайлз многозначительно оглядел ее совсем не детскую фигуру.

— Я не подозревал, что обращаюсь с тобой… — Он осекся.

Она рассмеялась. Но так, что по полу, казалось, раскатилась горсть льдинок.

— Как с ребенком, не обладающим ни малейшим признаком инстинкта самосохранения? Безмозглой дурочкой, неспособной пройтись по парку без того, чтобы не упасть и не ушибиться? Или ты вообразил, что на меня нападут и изнасилуют прямо здесь, рядом с твоим домом? — Она снова зябко обхватила себя руками, словно гнев обладал способностью замораживать. — Ты отдал приказ, сделавший меня узницей в этом доме. Доме, который предположительно должен был стать моим. Почему?

Простой вопрос потряс его до глубины души. Он ожидал, что она будет рвать и метать. Кричать и злиться. Но она ударила в самое сердце, всего лишь пожелав узнать почему.

Он слышал, как утекают секунды. Старался замедлить дыхание. Позволить своему сердцу ожесточиться.

— Потому что таково мое желание, — объявил он наконец.

Она снова никак не отреагировала. Не воздела руки к небу. Не стала проклинать его. Только изучала, спокойно и невозмутимо. И, медленно покачав головой, возразила:

— Этого ответа недостаточно, милорд.

— Однако другого у меня нет. Это все, что я могу сказать.

И опять она отреагировала не так, как он ожидал. Глаза чуть расширились, и только. Повернувшись, она вышла из комнаты. Дверь тихо закрылась.

Джайлз тупо уставился на закрытую дверь. Внутри будто все оледенело до такой степени, что он ощутил боль. Он уже думал, что холоднее быть не может. Но и насчет этого ошибся. Впрочем, и насчет всего остального.

Как много ошибок он наделал… И только потому, что считал, будто любить кого-то или не любить — решение, зависящее только от него. Но это оказалось не так.

Шорох у входной двери заставил его повернуть голову. Он жестом отослал Уоллеса. Нужно немного времени, чтобы снова надеть невидимые доспехи, вооружить себя против неумолимого холода. Он и раньше ведал страх, но ничего подобного не испытывал. Черная бездна раскрылась перед ним, грозя затянуть. Каждая новая волна была более мощной, более продолжительной. Он думал, что одолеет таившийся в душе ужас или по крайней мере рано или поздно сможет над ним восторжествовать. Происшествие в холмах, когда из-за Ланселота чуть было не погибла Франческа, а он спас ее, позволяло праздновать победу.

Но все оказалось впустую. Если ей грозила опасность, когда он оказывался рядом, все было хорошо. Страх не уходил, но сам он не был беспомощен и знал это. Доказывал. Он силен и отважен. Вряд ли на свете существовала такая беда, от которой он не мог ее защитить, тем более что варвар, сидевший в нем, был вне себя от восторга. Это льстило его низшему «я».

Но его истинное «я» не имело доспехов против невидимых врагов. Не умело уберечь ее от них.

Против всех сознательных намерений и благоразумных решений его истинное «я» по уши влюбилось в свою жену.

Нервно дергая за манжеты, он принялся вынимать запонки. Впервые он почувствовал этот холод, когда Уоллес поднял крышку с подноса, на котором лежала изуродованная шляпка. Он старался не замечать, не обращать внимания, словно этим отрицал самое существование опасности. Потом случилась эта история с приправой.

И тут страх дерзко поднял голову. И с этой поры полновластно правил Джайлзом.

И то, что приправа вовсе не была отравлена, значения не имело. И ничего не меняло.

Он бесповоротно влюблен в свою жену. Его мир вертится вокруг ее улыбки, и сама мысль о том, что ее могут отнять, непереносима.

Уоллес вернулся. Джайлз слышал тихие шаги своего камердинера и мажордома, старавшегося бесшумно повесить в гардероб сброшенный фрак.

Дверь в комнату Франчески снова открылась. Она появилась на пороге, взволнованная, взбешенная до такой степени, что щеки полыхали пожаром. Волосы были всклокочены, словно она в гневе их ерошила.

Джайлз поспешил бросить взгляд на Уоллеса, дабы убедиться, что мажордом тактично удалился. Мысленно готовясь к схватке, он осведомился:

— Что теперь?

Она была так рассержена, что он почти боялся встретиться с ней глазами. Не хотел видеть боль и обиду в изумрудной зелени.

— Почему ты делаешь это? — спросила она едва слышно, дрожащим от подавляемых эмоций голосом.

— Потому что так надо?

— Почему? — повторила Франческа, ощущая свинцовую тяжесть в том месте, где полагалось быть сердцу.

— Франческа… — выдохнул Джайлз, — ты вышла за меня, — Его голос был таким же тихим, но куда более жестким, почти непререкаемым. — Даже после той встречи в лесу ты все же вышла за меня, хотя прекрасно знала все условия этого брака. Знала и соглашалась.

— Да. И все же я не понимаю.

Когда он отвернулся, она встала перед ним так, чтобы видеть его лицо. Она не собирается отступать. Не позволит, чтобы от нее отделались.

Прерывисто вздохнув, она широко раскинула руки, — Чем я заслужила такое? Почему ты обращаешься со мной как с забравшимся в дом разбойником?

Укол попал в цель. Он бросил на нее резкий взгляд.

— Да, — продолжала она, — как с возможным вором, за которым нужно следить день и ночь.

— Здесь все твое…

— Нет! — жалобно вскрикнула она. — Здесь нет ничего моего!

Внезапное молчание окутало их. Оба замерли, балансируя над пропастью. Они не сводили глаз друг с друга, и она остро ощущала, как он одной лишь силой воли вынуждает ее отступить, уйти и больше не показываться.

И в эту неестественную тишину она роняла одно за другим горькие слова:

— То единственное, единственное, чего я хотела от этого брака, мне не принадлежит.

Его лицо потемнело. Он выпрямился.

— Я с самого начала точно перечислил, что именно могу тебе дать. Скажи, я хоть в чем-то солгал? Хоть чего-то не исполнил?

— Нет. Но я предлагала тебе больше, куда больше, чем было договорено. И ты брал. С радостью.

Этого он отрицать не мог. Только стиснул зубы и ничего не ответил.

— А я давала. Давала безоглядно. Пыталась изо всех сил быть такой, какой ты хотел видеть жену: вела дом, была гостеприимной хозяйкой, делала все, что обещала, и не только. — Поморщившись, как от боли, она уже мягче спросила: — А теперь скажи мне, пожалуйста, что сделала я, чтобы так со мной обращаться?

Бесполезно было притворяться, что он не понял. Что не знал, чего она хочет. На что надеется. О чем мечтает. Джайлз всей душой хотел сделать вид, будто ничего не понимает. Но для этого они чересчур далеко зашли. С самой первой минуты они были искренни друг с другом, пусть и не всегда на словах. Только с ней он мог общаться, как ни с кем во всем мире, даже со своими друзьями. Эту высокую духовность ни с чем невозможно сравнить. Никак невозможно забыть. От нее невозможно отречься. Они словно были настроены друг на друга, понимали друг друга с полуслова. Читали мысли. Она с самого начала была откровенна и открыта. Он же позволил ей верить, будто она занимает какой-то уголок в его сердце. В душе. А на самом деле… Его сердце было с самого начала оковано броней, а душа — закрыта на сто замков, и туда никто не мог проникнуть.

И ради этого, ради того, кем она была и есть, он не смог ей солгать.

— Я никогда не обещал любить тебя.

Изумрудная зелень ее глаз сгустилась до черноты. Она долго смотрела на него, прежде чем надменно вскинуть подбородок.

— Любовь не есть нечто такое, что можно обещать.

С этими словами она повернулась и покинула его. Подол пеньюара потерянно волочился следом.