Лори
Я стою перед дверью и понимаю, что дома меня ждёт расстрел от четырёх бойцов. Лея, Хан Соло, Бен и Чубакка уже сидят в ряд, как только я открываю входную дверь.
— Привет, милашки, — старательно делаю вид, что это не я бросила их вчера.
Коты сурово смотрят на меня, каждый в разной степени возмущения, а затем демонстративно отворачиваются.
— Ну, тогда, думаю, вы не заинтересованы в завтраке.
Услышав волшебное слово, они встают, подняв хвосты, и идут к своим мискам, радуя меня видом своих недовольных кошачьих задниц.
Я закидываю пальто на книжную полку, бросаю сумку на стопку книг и спешу на кухню.
Быстро обыскав шкафы, я наполняю каждую все четыре миски любимым лососевым кормом этих ворчунов. Как бы я ни хотела, чтобы они были вегетарианцами, как я, но на мою попытку они объявили голодовку, и мне пришлось уступить. Мясоеды навсегда счастливы.
Пока они едят, я глажу Лею за ушками. Она забыла, что обиделась, и сразу же начинает мурлыкать. Я расслабляюсь. Если она меня простила, то и остальные последуют её примеру. В их кошачьем обществе царит котриархат.
Затем я беру пшено для кур и иду пожелать доброго утра своим птенчикам. В отличие от своих собратьев, они радостно слетаются ко мне, клюя корм прямо из рук. И уже отложили яйца, которые я спешу поскорее собрать. Возвращаюсь на кухню, чтобы вымыть их, а затем карандашом пишу на каждом сегодняшнюю дату, прежде чем убрать их в холодильник.
Бен запрыгивает на гарнитур, затем поднимается на задние лапы, опустив передние мне на грудь, и прижимается головой к моему подбородку. Он самый ласковый из моих четырёх пушистых малышей.
— Да, милый, я тоже скучала по тебе.
Беру его на руки и несу к себе наверх. Укладываюсь с ним на кровать и наслаждаюсь объятиями, глядя на потолок в лёгком оцепенении.
Джейс влюблён в меня.
Эта мысль одновременно и радует, и пугает. Радует, потому что Джейс замечательный, и быть любимой им кажется величайшим подарком в мире. Пугает, потому что какая-то часть меня до сих пор не может в это поверить. Он — единственный человек в мире, который знает меня, по-настоящему знает. Видел все мои уродливые стороны и всё равно любит меня. Любил молча все эти годы, пока я была без ума от Эйдена.
Я застонала. Боже мой, бедный Джейс, сколько лет я заставляла его страдать. И я никогда не знала и даже не подозревала. Он так хорошо держал дистанцию. Теперь я понимаю откуда эти колючки и как появился Мистер Ледышка — он просто пытался защитить себя.
Но теперь всё иначе. Он может быть моим, если я действительно захочу.
От этой мысли моё сердце замирает. Я никогда не думала об этом, но не могу отрицать чувства, которые уже начали зарождаться в глубине моего сердца.
Я прокручиваю в голове события прошлой ночи. Когда он поцеловал меня, всё в мире потеряло своё значение. Я ворочаюсь в постели, не в силах подавить улыбку, когда по всему телу распространяется тепло. Джейс может заставить мою кожу гореть, даже когда его нет рядом. Если пока это и не любовь, то, определённо, что-то очень близкое к ней.
Я позволяю себе ещё немного пообниматься с Беном, затем целую его в макушку и иду принимать душ.
Нет смысла волноваться, что надеть на обед. Тёмно-синие брюки чинос и уютный свитер отлично подойдут. Родители Джейса довольно спокойные люди, и я знакома с ними с самых первых выходных, когда Джейс и Эйден пригласили меня к себе в Чикаго.
Поездка от кампуса заняла чуть больше двух часов, что вряд ли можно назвать приключением, но я надеялась заночевать у Эйдена, представляя, что именно в эту ночь мы наконец-то поцелуемся. Вместо этого его брат неожиданно решил вернуться домой из Мэдисона. Поскольку свободная комната в доме Эйдена ожидаемо оказалась занята, мне довелось испытать вселенское разочарование и переночевать в комнате Джессики, так как она почти всегда была свободна. Джессика училась в колледже Калифорнийского университета в Сан-Диего и не могла поехать домой по своей прихоти. Тем не менее, Джулия, мама Джейса, на следующее утро испекла блинчики, подсластив горькую пилюлю разочарования. Сейчас, думая об этом, я вспоминаю, что Джейс не переставал улыбаться в то утро на завтраке с семьёй. Должно быть, он был счастлив, что я была с ними. А я ничего не замечала, никогда не пыталась капнуть глубже его образа самоуверенного и колючего сердцееда. Я была такой идиоткой.
В те выходные я впервые побывала в Чикаго, и поездка меня так впечатлила, что я влюбилась в этот город. Сама я родом из Сарасоты, и мне хотелось провести студенческие годы в таком месте, где времена года реально сменяют друг друга, и побыть как можно дальше от дома. Урбана — милый, причудливый городок с потрясающей зимой. Но Чикаго — великолепный мегаполис, где жизнь течёт иначе. И я знаю, странно предпочитать город природе, учитывая мою любовь ко всему живому и желание спасти всех и вся. Живи я на ферме, я бы приютила миллион бездомных животных, что превратило бы меня в полноценного ветеринара. Я бы этого не хотела, потому что единственное, что меня волнует больше, чем спасение домашних животных — забота о своих пациентах. В каком-то смысле городская жизнь заставляет меня поддерживать баланс между людьми и животными, которым я помогаю, и пока это отлично работает.
Меня охватывает беспокойство, когда я представляю, как Джейсу придётся приспосабливаться к моему беспорядочному образу жизни. Если между нами всё сложится, сможет ли он когда-нибудь принять мой багаж странных увлечений и бездомных животных? Хотя, я же не кот в мешке. У меня нет от него никаких секретов. На протяжении многих лет Джейс был моим доверенным лицом. Я никогда не открывалась Эйдену настолько сильно, как ему. С Эйденом я всегда старалась сдерживаться, так как мечтала, что однажды он станет моим парнем, в то время как Джейс с самого начала получал настоящую, неприукрашенную версию меня.
Я только закончила сушить волосы, когда на экране высветилось сообщение от Джейса.
ДЖЕЙС:
Я снаружи.
Я торопливо спускаюсь по лестнице и на цыпочках пересекаю прихожую, чтобы кошки не заметили, что я снова сматываюсь. Я надеваю пальто, беру сумку и выхожу из дома. На лестничной площадке я как можно незаметнее закрываю за собой дверь и так же осторожно, медленно поворачиваю ключ в замке.
Я замечаю Джейса, ждущего меня в своём чёрном «Мерседесе». Солнечные блики на лобовом стекле скрывают половину его профиля, но это не мешает моему сердцу затрепетать, когда я вижу его. Как можно было не замечать его сексуальность все эти годы? Как будто всё это время я носила повязку на глазах, и теперь, когда её нет, — я не могу на него насмотреться.
Я быстро перехожу улицу и сажусь на переднее сидение.
— Привет.
Джейс улыбается.
— Почему ты вышла, как вор, скрывающийся с места преступления?
— Старалась, чтобы кошки не застукали меня.
Глаза Джейса расширяются.
— Хуже всего то, что я знаю, что ты говоришь серьёзно.
— Как всё прошло с Джессикой?
— Теперь мы, по сути, её рабы.
— Прости?
— Нам придётся работать волонтёрами в её бесплатной клинике.
— Разве мы уже не работаем там волонтёрами?
— Да, но один из её постоянных врачей уходит в декретный отпуск в следующем месяце, а это значит, что до следующего сентября у нас практически не будет времени на жизнь.
Я пожимаю плечами.
— Пока мы можем дежурить вместе, я не против.
— Ты ещё об этом пожалеешь, — говорит Джейс, заводя двигатель.
Я не против поработать волонтером. К тому же бесплатная клиника Джессики делает очень важную работу, гарантируя отличное медицинское обслуживание менее привилегированным слоям населения. А если мы с Джейсом будем там вместе, это совсем не будет похоже на работу. Ещё несколько часов в клинике — сущий пустяк.
— Но твоя сестра поклялась сохранить тайну? — уточняю я.
— Ага. Она будет вечно меня доставать по этому поводу, но Джессика обещала, что прикроет нас.
Я облегчённо выдыхаю.
— Тем более, я сказал, что, возможно, наши чувства настоящие.
— И что она ответила?
— Что я милый, и ворковала со мной, как курица-наседка.
— Ох, бедный малыш…
Джейс одаривает меня кривой улыбкой, после чего концентрируется на дороге.
— О, думаешь, у меня всё плохо? Подожди, пока моя мама не начнёт относиться к тебе как к возможности наконец обзавестись внуками…
— Хочешь сказать, что я не должна поощрять разговоры о детях? Например, сказать, что на днях я проходила мимо детского магазина, увидела эту милую розовую кофточку и, — я театрально приложила руку к груди, — моё сердце заколотилось при мысли о том, что я буду держать в руках эти крошечные ножки.
Джейс останавливается на красном светофоре и смотрит на меня с чистым ужасом в глазах.
— Я шучу! Шучу! — говорю я, — К тому же в ближайшее время дети нам не грозят, учитывая наш запрет на секс.
Джейс смеётся и качает головой.
— Это правда, но не стоит рисковать.
Я притворяюсь, что закрываю рот на замок.
— Да ладно, твоя мама меня любит. Всё будет в порядке.
Мы подъезжаем к дому Барлоу, и Джейс паркуется на подъездной дорожке. Он глушит двигатель, и мы выходим из машины. Я поднимаюсь за ним по ступенькам крыльца к входной двери. Его родители живут в двухэтажном таунхаусе в стиле фермерского шика в Лонг-Гроув — пригородном районе на окраине Чикаго, известном своими ресторанами, историческими достопримечательностями и причудливым очарованием.
Джейс открывает незапертую входную дверь и зовёт:
— Мама, папа, мы приехали…
Я вхожу следом за ним, и, как только закрываю за собой дверь, меня встречает пушистый белый комочек с чёрным пятном прямо между глаз.
— О, Крашер! — я опускаюсь на колени, чтобы погладить собаку. Он прижимается ко мне и радостно тявкает, пока я чешу его за ушками — отважный поступок с моей стороны, учитывая, что меня ждёт адская расплата, когда я вернусь домой, целиком и полностью пропахнув собачатиной, — Привет, милый, где все?
— Они, наверное, на веранде, — говорит Джейс.
Он опускается на колени, чтобы подобрать с пола теннисный мяч, и дважды подбрасывает его, полностью лишая меня внимания Крашера.
Собака жадно смотрит на мяч.
Джейс насмехается.
— О, так теперь ты вспомнил обо мне?
Бордер-колли лает в ответ.
— Ладно, дружище, лови.
Джейс запускает теннисный мяч, словно шар для боулинга, заставляя его аккуратно покатиться по длинному коридору, чтобы, надо полагать, ничего не разбить. Крашер бросается за мячом, царапая когтями паркетный пол.
Найдя занятие собаке, Джейс проводит меня через гостиную и кухню и выходит на веранду. Это моя любимая комната в доме его родителей. Оконные рамы вместо стен, которые закрываются в зимний период. А летом они держат веранду открытой, как своего рода большой крытый дворик.
Сегодня солнце сияет высоко в небе, поэтому комната залита светом. Джулия, мама Джейса, вносит последние штрихи в сервировку стола. В одной руке у неё подсвечник, а в другой она держит вазу с цветами.
— Мама.
При звуке голоса Джейса она бесцеремонно роняет оба предмета на стол и поворачивается к нам.
— Джейс, — Джулия быстро обнимает сына и чмокает его в щеку, а затем обращает внимание на меня, — Лори, — говорит она, её голос одновременно удивлённый и счастливый. Она заключает меня в медвежьи объятия и, отстраняясь, кладёт обе руки мне на плечи, — ты всегда была частью семьи, но теперь наконец официально.
Джулия Барлоу — одна из тех тёплых, заботливых людей, на которых всегда можно положиться. У неё мягкая, материнская улыбка и нежные глаза, но при необходимости она может быть чертовски устрашающей. А ещё она великолепная художница, специализирующаяся на написании портретов. Картины и семейные портреты её авторства украшают весь дом.
— А вот и вы, — разносится по комнате голос отца Джейса, когда он спускается по лестнице, неся в руках две бутылки вина.
Его жена отпускает меня и поворачивается к нему.
— Хантер, — я машу рукой.
Отец Джейса улыбается, подходя к нам.
— Привет, Лори, — он наклоняется и целует меня в щеку.
— Привет, пап, — говорит Джейс.
После приветствий мы с Джейсом помогаем закончить сервировку стола. И когда, по мнению Джулии, всё идеально, она исчезает в доме, чтобы принести поднос с закусками.
— Я приготовила их, чтобы мы могли перекусить, пока ждём Джессику. Она всегда опаздывает, — говорит она и, указывая на одну из сторон подноса, мама Джейса добавляет, — это вегетарианская сторона, дорогая.
— Спасибо.
Я сразу же хватаю морковный пирог и отправляю его в рот. Несмотря на то, что мы с Джейсом встречаемся меньше дня, в гостях у Барлоусов я уже чувствую себя словно в кругу семьи. Они знают меня целую вечность, и я вижусь с ними, наверное, чаще, чем с собственными родителями.
Спустя два крокета из козьего сыра приходит Джессика.
— Долго же ты добиралась, — говорит Джейс, как только она подходит к столу.
— Думаю, ты хотел сказать: «Моя дорогая сестра, я с нетерпением жду нашего совместного сотрудничества в бесплатной клинике, где мы будем проводить множество часов бок о бок, помогая нуждающимся».
В её тоне прозвучал тонкий намёк на наш секрет.
— Именно это я и хотел сказать, — соглашается Джейс с усмешкой.
— Я так и подумала, — ответная улыбка Джессики столь же мила, сколь и устрашающа.
— Ты всё чаще работаешь в клинике, сынок? — спрашивает Хантер.
Джессика не оставляет ему времени на ответ.
— Деви уходит в декретный отпуск в следующем месяце, и Джейс с Лори предложили подменить её, — с этими словами она поворачивается ко мне, — Лори, ты просто красавица. Я так рада, что теперь могу открыто называть тебя сестрой.
Джулия вздыхает.
— То есть ты знала о них?
— О, пожалуйста, мам, я была там, когда всё началось, — театрально отвечает Джессика, придерживаясь фальшивой версии того, как начались наши отношения.
Если уж на то пошло, сестра Джейса даёт нам возможность вернуть долг за наш рабский труд.
Под предлогом того, что обняла меня, она шепчет:
— Негодница, нам нужно поговорить, — отстранившись, Джессика подмигивает мне.
Тем временем Хантер наполняет бокалы шампанским и раздаёт желающим.
Когда все наелись, он поднимает бокал и произносит тост:
— За Джейса и Лори, мы уже потеряли надежду, что они когда-нибудь остепенятся, — Хантер наклоняет свой бокал в сторону Джейса, который в ответ гримасничает, но я вижу, что настроение у него прекрасное, — мы и представить себе не могли лучшей невестки, чем ты.
Они забегают наперёд, но мы с Джейсом не возражаем, выпиваем и снова занимаем места за большим, семейным столом.