Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 7

Рэмси Кэмпбелл ЗАТЕМНЕНИЕ

Вырвавшись из Мюнхенского потока машин, Лэмб неторопливо поехал вперёд. Раскрашенные гиганты, искусно выполненные и светящиеся, как фрески, украшали стены домов, которые выглядели так, словно достаточно было поднять их крыши, чтобы они зазвенели. На многочисленных балконах пылали цветы. Деревенские коровы, мягко позвякивая колокольчиками, бродили по полю около амбаров. Августовский солнечный свет скользил по меловым озёрам. То тут, то там мелькали распятия в придорожных святилищах, похожих на деревянные ниши на стеблях.

Лэмб забыл купить дорожную карту. На худой конец, ему следовало найти её до наступления темноты. Но он был очарован Баварией. Иногда снаружи домов он видел пни и даже целые стволы с вырезанными на них гротескными лицами. Часто такие идолы сбивались в группу скрюченных и неполноценных стариков, и гримасничали, глядя на Лэмба. Он проезжал мимо них, улыбаясь.

В то время как ландшафт вокруг Мюнхена был абсолютно плоским, теперь перед Лэмбом выросли горы. Они ощетинились соснами. Глядя вдаль, Лэмб различал слой за слоем вершины, которые становились всё бледнее из-за тумана и большого расстояния. Являлись ли самые дальние формы горами или облаками? Лэмб миновал дорожный указатель. Он не смог разглядеть его, вытягивая шею. Злясь на себя, он дал задний ход.

Да, что-то было не так с указателем. Направление, в котором ехал Лэмб, было замазано чёрной краской. Предупреждение или вандализм? Боковая стрелка указывала на Мюнхен. Лэмб не хотел возвращаться назад, если этого можно было избежать. Кроме того, впереди за холмом виднелся кончик шпиля церкви — заострённая луковица, сверкавшая зелёным светом. Конечно, дорога была безопасной.

Когда Лэмб приблизился к церкви, навстречу ему вышел священник. По крайней мере, так это выглядело; человек, казалось, жестикулировал ему — хотя Лэмб не был уверен, потому что тень шпиля на закате погрузила крыльцо в полумрак. Наступление сумерек застало Лэмба врасплох; словно это произошло как минимум на час раньше, чем в Англии. Должно быть, это объяснялось британским летним временем и, конечно, дни шли на убыль. Поманил ли его священник или жестом отослал прочь?

Прежде чем Лэмб успел ответить, паства скрыла священника из виду. Наконец, он разглядел, что движение на затемнённом крыльце — это люди, которые вышли и встали перед церковью: человек, похожий на бочонок для пива, от питья которого у него покраснело лицо, сейчас обмякшее, как будто оно таяло в угрюмом зное; худой мужчина, руки которого беспрестанно карабкались друг на друга, словно лапы паука; молодая пышущая здоровьем блондинка. Из всех глаз, устремлённых на Лэмба и множившихся по мере того, как появлялось всё больше верующих, только её казались робкими. Лэмб чувствовал себя нелепо: его медлительная машина выдыхала дым на паству, а священник удалился в церковь. Лэмб поехал дальше.

Когда ему пришло в голову, что прихожане вероятно живут где-то поблизости, он мельком увидел деревню. Её огни, или, учитывая время суток, скорее отражения солнечного света на окнах, блестели сквозь деревья у подножия холма. Возможно, Лэмб мог бы остаться в деревне и научить местных жителей понимать его английский язык.

Из загонов на краю деревни на Лэмба смотрели рогатые головы. Их глаза были неподвижны, но челюсти двигались, что-то жуя. Почему глаза коров выглядели так, словно их обвели тушью? Лэмб опустил стекло, чтобы высунуться наружу, затем, слегка встревоженный, помчался в деревню. В глазницах коров кишели мухи.

Лэмб действительно видел огни. Вдоль всей узкой, чистой улицы стояли бледные светильники в форме шаров, они словно неподвижно висели в воздухе. Возможно, какая-то ошибка не позволила их погасить. Шары отражали не только солнечный свет, но и цветы, что толпились по краям лужаек и раскачивались на деревянных балконах. По улице разносились запахи.

Деревня казалась странно искусственной, похожей на сон или на павильон, построенный для туристов. Только когда Лэмб остановил машину и стал искать в разговорнике просьбу о помощи — «Helfen Sie mir, bitte», что в переводе с немецкого означало «Помогите мне, пожалуйста», и казалось чересчур мелодраматичным способом спрашивать дорогу, — он понял, что необычного в этом месте: улица выглядела пустынной. Все окна были ярко освещены, с балконов свисали только цветы. Ничто не двигалось, потому что даже лужайки были отягощены горячим неподвижным воздухом.

Внезапно наступившая тишина стала действовать Лэмбу на нервы. Свет цеплялся за деревню, словно его парализовала жара. Место казалось слишком идеальным, его чистота угнетала. Шуршание страниц разговорника было близким и нервирующим, к тому же бессмысленным: похоже, немецкие фразы Лэмбу не понадобятся. Он сунул книгу под приборную панель и поехал дальше.

Знак «Gasthaus» остановил его. Лэмб понял это слово, не обращаясь к книге. Он не мог позволить себе упустить возможность поесть и снять комнату. Впереди могли быть только горнолыжные курорты с заполненными отелями. Балконы делали гостиницу похожей на комод с приоткрытыми ящиками, здание казалось слишком привлекательным, чтобы проехать мимо.

Но внутри него никого не было. Жара создавала ощущение, что звон колокольчика на стойке поглощался туманом. Низкие потолочные балки не понравились Лэмбу; он чувствовал себя в клетке из тёмного дерева. Яркие огни делали их ещё более твёрдыми и тяжёлыми. Лэмб не мог заставить себя крикнуть: «Есть тут кто-нибудь?», даже если предположить, что здесь поймут его речь. Он поспешил обратно к машине.

Мимо проплывали дома. Ощущение нереальности усилилось; если бы Лэмб позволил себе расслабиться, то он мог бы вообразить, что плывёт по течению сквозь сон об образцовой деревне, выросшей до роста человека. И всё же он почти доехал до конца деревни. Дорога изогнулась, открывая взору дом, в окнах которого стояли большие, незажжённые свечи. По-видимому, это была свечная лавка, хотя никакой вывески не имелось. За этим домом на краю деревни располагалась маленькая церковь.

Что за церковь может принадлежать такой тихой деревне? Хотя любопытство Лэмба было не совсем приятным, он вышел из машины. На некоторых могилах, окружавших церковь, по Баварской традиции горели свечи в стеклянных сосудах. Лэмб поднялся по тропинке, неровной и изрытой, как плохая дорога, и толкнул дверь под остроконечной аркой. Там он остановился, застигнутый врасплох.

Когда-то, судя по луковичному шпилю, это была типичная Баварская церковь. То, что осталось от фресок, наводило на мысль, что здесь было чем любоваться — в одном месте безупречно чистое крыло с перьями, в другом — обрывки лица и нимб. Но на облупившихся стенах остались лишь фрагменты картин, а большая часть крыши отсутствовала. Скамьи опирались друг на друга; они казались слившимися из-за корки осыпавшейся штукатурки. Внутренняя дверь лежала на крыльце, расколотая на несколько частей.

Она выглядела более свежей, чем само здание. Что же выломало дверь наружу? Шальная, возможно, дремлющая бомба? На мгновение Лэмба охватил приступ смутной исторической вины. Систематическое осквернение не могло бы разрушить церковь более основательно и не сделало бы её менее похожей на церковь.

Послеполуденный свет просачивался сквозь закопчённые окна. Когда-то он, должно быть, освещал позолоченный алтарь. Теперь свет ощупывал чешуйки и раны отсыревшей штукатурки. Когда облака начали закрывать солнце, потрёпанный обесцвеченный участок стены, казалось, начал украдкой извиваться и ползти.

Там, где раньше стоял алтарь, теперь в каменном полу зияла неровная дыра. Если шуршание, доносившиеся до Лэмба, вызвали куски штукатурки, осыпавшейся в дыру от его шагов по полу, то по глубине звучания, дыра показалась ему довольно глубокой.

Лэмб не собирался это проверять. Пол вполне мог оказаться небезопасным, а в церкви царила сырость, потому что холод достиг Лэмба; он подавил дрожь в теле. Пахло плесенью — во всяком случае, чем-то растительным.

Лэмбу следовало бы двигаться дальше, чтобы до темноты успеть устроиться поудобнее. Или лучше вернуться на несколько миль назад, в отель с видом на озеро? Лэмб всё ещё нерешительно стоял на крыльце, когда услышал позади себя шаги.

На мгновение, когда он обернулся, сон наяву превратился в кошмар. Он узнал все лица, появившиеся на улице, но точно так же он понял, что не встречал ни одного из них. Затем все сошлись воедино. Лэмб видел, как эти люди выходили из предыдущей церкви. Вот почему деревня была пуста. Даже излишнее освещение улиц, казалось, получило объяснение: вы тоже могли бы оставить свет включённым, уходя из дома на несколько минут, чтобы показать, что скоро вернётесь. Конечно, это была чепуха, но абсурдность ситуации вызвала у Лэмба вздох облегчения. А может быть и в гостинице сейчас кто-нибудь появился? Торопясь мимо нервных огней к своей машине, Лэмб увидел худого человека с беспокойными руками, заходящего в свечную мастерскую. Возможно, изготовление свечей успокаивает эти руки.

Кем ещё мог быть тот бочкообразный мужчина, как не хозяином гостиницы? Да, он мог бы предоставить Лэмбу номер на ночь. Его спаниельские щёки поникли под светильниками; свет делал его лицо ярким, как искусно расплавленную свечу. Мужчина казался угрюмо озабоченным и почти не интересовался Лэмбом. Может быть, его отвлекла жара? Но когда Лэмб поднимал свой чемодан наверх, он поймал на себе косой взгляд хозяина. Возможно, он был слишком горд, чтобы открыто приветствовать Лэмба. Судя по тишине гостиницы, Лэмб мог быть единственным гостем.

В таком случае он должен отказаться от комнаты. Когда Лэмб, тяжело дыша, поднялся на три пролёта по крутой лестнице из тёмного дерева, то обнаружил, что ему тесно под таким низким потолком. По крайней мере, окно в наклонной стене располагалось на комфортном уровне, и Лэмб мог смотреть на улицу. Интересно, где сейчас та стройная блондинка?

В приступе негодования и разочарования Лэмб достал из чемодана журналы, которые купил в Мюнхене. Лучше почитать их, чем смотреть в окно. Но откровенные фотографии казались Лэмбу скорее извращёнными, чем эротическими. Им удалось лишь заставить его почувствовать себя одиноким под самой крышей гостиницы. Лэмб резко спустился вниз, чтобы потребовать другую комнату.

Он не мог объяснить свои чувства. Разговорник позволял ему сказать: «Нет, мне не нравится», — но не выразить словами, что именно неправильно с комнатой. «Es ist zu… холодная/горячая/тёмная/шумная?». Он не мог найти перевода для слов «одинокая», «уродливая» или «угнетающая», даже предполагая, что он мог бы заставить себя заговорить о таких вещах. Маленькие тусклые, озабоченные глазки хозяина гостиницы наблюдали за Лэмбом из-под тёмных балок с мрачным терпением спаниеля. Наконец Лэмб остановился, чувствуя себя глупо и неумело, и направился в ресторан.

Официантка держалась отчуждённо, почти не желая прислуживать ему. Если бы она была той блондинкой! Неужели Лэмб должен был купить еду, чтобы оправдать заказ пива? Очень жаль; он не собирался ужинать слишком рано — у него имелось много других планов на вечер, кроме прогулки. Он быстро опустошил свою кружку, потому что ресторан был слишком ярким, враждебным к мрачному, тёмному пиву, которого он жаждал. Едва ли хоть один уголок ресторана мог избежать освещения.

Возможно, комната Лэмба была предпочтительнее, по крайней мере на какое-то время. Он мог бы запереться в ней с журналами — хотя, как бы он себя ни сдерживал, чтение заняло бы слишком мало времени. Тень Лэмба горбилась, как гусеница, над лестницей перед ним; она выглядела одинокой среди яркого света. Верхние этажи здания казались пустыми. Но когда Лэмб добрался до лестничной площадки, дверь его комнаты распахнулась. Лэмб чуть не оступился, когда перед ним появилась та самая блондинка.

Его эмоции перемешались и почти вывели его из равновесия: восторг, смущение, недоверие, подозрение. Он притворился, что его вздох был прелюдией к кашлю. Что блондинка делала в его комнате? Её косой взгляд казался не столько робким, сколько лукаво-соблазнительным, потому что она улыбнулась.

Было ли это сделано для привлечения внимания Лэмба или нет, но он смог шагнуть вперёд. Когда девушка отошла в сторону в узком проходе, яркий свет сделал всё её тело очень живым: её большие твёрдые груди, голубые глаза, её кожу, которая выглядела одновременно скульптурной и загорелой, её застенчивую улыбку. Что говорили Лэмбу её глаза? Прежде чем он успел подумать, девушка уже направилась к лестнице. Неужели она покачивает своей круглой попкой под облегающей чёрной униформой специально для него?

Конечно, она работала горничной. Всё остальное было фантазией. Лэмб понял это, как только увидел полотенце, висевшее на спинке кровати. Но едва он вошёл в комнату, как его мысли остановились. Журналы, которые он оставил на полу, были разложены на кровати и открыты.

Как она смеет совать нос в чужие дела! То, что он читал, никого не касалось! Ей-богу, если он поймает её, то… Внезапно Лэмб понял, как аккуратно журналы разложены на кровати, открытые на самых откровенных страницах. Он сразу понял, что означали её улыбка и взгляд.

К тому времени, как Лэмб поспешил выглянуть из комнаты, лестница была пуста, отсутствовала даже тень горничной. Да он и не слышал её шагов. Должно быть, ему суждено ждать. Лэмб лежал на кровати и видел её во сне — или пытался увидеть, но резкий свет мешал ему. Где же, чёрт возьми, выключатель? Очевидно, не в комнате. Он мог бы отвинтить лампу, но соединение лампы и розетки было забинтовано изолентой. Возможно, выкручивать лампу опасно. Без сомнения блондинка знает, как выключить свет, — если, конечно, ему дадут поспать.

Лэмб лежал на кровати, воображая, что блондинка расположилась рядом. Темнота и тепло окутали их. Её шаги на улице заставили Лэмба очнуться от своих фантазий. Спотыкаясь, он подошёл к окну. Небо было затянуто тучами, а улица, наоборот, казалась ещё светлее. Да, это была та самая блондинка, шаги которой он услышал. Она разговаривала с тощим мужчиной, у которого дёргались руки.

Лэмб попытался украдкой открыть окно, надеясь услышать слова, которые он мог бы понять. Но стекло задребезжало в раме, и мужчина поднял голову. Его лицо, казалось, исказилось выражением пуританского презрения, хотя на таком расстоянии Лэмб вполне мог ошибиться. Мужчина резко повернулся к блондинке, и Лэмб услышал их разговор, непонятный, если не считать одного ободряющего слова: она называла собеседника «отец». Всё шло хорошо, и вряд ли могло быть лучше, потому что, уходя вслед за отцом, она взглянула на Лэмба и, без сомнения, улыбнулась.

Значит, у неё и Лэмба есть общий тайный план. Если она собирается домой, чтобы приготовить отцу ужин, то Лэмбу лучше поесть прямо сейчас. Однако эта стратегия была настолько банальна, что заставляла его колебаться. Неужели всё это происходит на самом деле? Выставляет ли он себя дураком? В то же время дневные приключения обещали новые сюрпризы. Лэмб чувствовал себя так, словно незнание, где он находится, даже незнание того, как называется эта деревня, давало ему свободу исследовать новые возможности.

И всё же в ресторане нереальность происходящего становилась всё более угрожающей. Под множеством огней его окружали клинически детальные лица. Лэмб узнавал каждого человека, но не понимал ни слова из их болтовни. В данных обстоятельствах казалось, было даже хорошо, что никто не сидел за его столом и не разговаривал с ним. Но это оставило его наедине с растущей паранойей: сколько из них знали о нём и девушке? Некоторые люди поглядывали на Лэмба во время разговора; большинство из них казались странно обеспокоенными, без сомнения из-за жары.

Конечно, Лэмб просто приписывает им свои собственные сомнения. Он плотно поужинал пряным мясом неизвестного животного. Конечно, это было не то, что он заказывал, но другого повода жаловаться у него не имелось. Лэмбу хотелось бы и дальше смотреть на жителей деревни, но он чувствовал, что не должен здесь задерживаться: девушка вряд ли придёт к нему иначе, как в его комнату.

Он был рад вернуться наверх, даже в комнату для гномов. Над голой лампочкой на наклонном потолке парило пылающее пятно, которое, казалось, вот-вот обрушится на Лэмба. Он пожалел, что не попросил дать ему другую комнату, эта была слишком мала, но сейчас он не должен ничего менять.

Он лежал и ждал. За окном сгущалась ночь; яркое сияние деревни делало её больше похожей на туман. Сколько времени уже прошло? Сказать наверняка было невозможно: его часы остановились — должно быть, ещё в ресторане. Неужели отец девушки запретил ей встречаться с Лэмбом? Конечно, она не могла обсуждать этот план, и не это являлось причиной враждебного взгляда мужчины и других людей во время ужина. Из-за одиночества Лэмбу приходили в голову разные бредовые мысли. Нужно просто расслабиться, не ворчать, а просто позволить вещам происходить. Лэмб скользил мимо кучки морщинистых лиц; их глаза выглядели неровными дырами. Прежде чем он смог добраться до церкви, темнота поглотила его. Лэмб проснулся и увидел, что дверь его комнаты открыта.

Неужели блондинка приходила к нему и боялась разбудить? Спотыкаясь, он подошёл к окну. Улица была театрально яркой и совершенно пустой. Во рту у Лэмба появился кислый привкус пробуждения и разочарования. Его обманули или он сам себя обманул? Чтобы окончательно проснуться и вернуть себе надежду, он поплёлся на лестничную площадку. Какое-то движение заставило Лэмба посмотреть вниз, и девушка у подножия лестницы робко улыбнулась ему, после чего сразу выскользнула из виду. Должно быть, она покидает гостиницу. Порывшись в кармане, чтобы убедиться, что ключ у него, Лэмб захлопнул дверь и поспешил вниз. Тёмное дерево загремело под его ногами. Боже милостивый, он топал так, словно совершал паническое бегство. Вряд ли девушке хотелось привлекать к себе внимание.

Неужели Лэмб шумел так, что спугнул её? Улица выглядела чистой, как обглоданная кость, не было даже теней. Все это выглядело как мечта о совершенстве, в которой автомобиль Лэмба возле гостиницы представлял собой несообразность. Являлось ли её лицо внизу лестницы остатком сна? Нет, потому что Лэмб мельком увидел её черное платье, исчезающее за поворотом улицы.

Он бросился вдогонку, ещё не понимая, куда она собирается его вести. Жара и затянувшееся оцепенение притупили мысли; Лэмба лихорадило. Похоже, блондинка удачно выбрала время, потому что улица оставалась безлюдной, хотя кое-где в окнах горел свет. Конечно, она знает, когда жители будут заняты в своих домах или в гостинице.

Улица была слишком коротка, чтобы дать Лэмбу время для сомнений. Но тишина, изолированность их шагов, казались пугающе нереальными, как будто Лэмба вовлекли в имитацию сексуальной погони. Запахи доносились до него, манили его бежать вперёд. Он ускорил шаг, раздосадованный тем, что из-за поворота улицы он потерял девушку из виду. Он услышал, как она тоже ускорила шаг. Она почти добралась до дома своего отца.

Её отца нет дома или он ждёт их обоих? Лэмб не собирался выступать перед публикой. Приключение — это одно, извращение, которым он не наслаждался, — совсем другое. Но когда он добежал до поворота, то ясно увидел блондинку. Не оглядываясь, она прошла мимо дома и чопорно направилась к церкви.

Очевидно, она собиралась повести его в поле. Это было довольно примитивно, но вряд ли привлекательно. Лэмб не успел это обдумать, ибо церковь захватила всё его внимание. Была ли она охвачена огнём?

Рискнув шагнуть вперёд, Лэмб увидел огни. У него сложилось впечатление, что их тысячи; стеклянные сосуды стояли не только на могилах, но и на дорожках между ними. В церковном дворе горело множество свечей.

Неугомонный свет заставил церковь зашевелиться на своём фундаменте. Может, кто-то прислонил к крыльцу ствол дерева? Должно быть, это была игра света, потому что на мгновение Лэмбу показалось, что на стволе дерева вырезано извивающееся лицо, такое же длинное и узкое, как дверной проём. Когда Лэмб прищурился, его глаза ещё больше ослепли, не в силах разглядеть внутреннюю часть крыльца.

Поначалу он не мог понять, куда делась блондинка. Пока он всматривался в темноту за деревней, откуда-то донеслось зловоние. Удобрение или перезрелый урожай? Господи, как долго они оставляли вещи гнить? Если девушка ушла в эту темноту, Лэмб больше не горел желанием следовать за ней.

И тут он увидел её. Она кралась вдоль внешней границы церковного кладбища. Только трепещущий овал её лица был виден над пляшущей оградой; её одежда сливалась с темнотой. И все же на её пути было достаточно света, чтобы Лэмб чувствовал себя в безопасности.

Когда он ступил на тропинку, она медленно зашевелилась под своей травяной шкурой. Лэмб потратил некоторое время на то, чтобы убедиться, что под ним твёрдая земля. За оградой послышался лязг металлических ворот и быстрый скрежет. Девушка теперь оказалась вне поля зрения Лэмба. Боже милостивый, зачем он медлит? Он пробежал мимо ослепительно сияющего кладбища к краю ограды. Там имелась калитка, а за ней узкая тропинка между живыми изгородями — но калитка была заперта на цепочку и висячий замок.

Значит, блондинка дразнила Лэмба, не так ли? Прежде чем его гнев успел набрать оборотов, он притих. Здесь было нечто большее, чем сексуальные игры, хотя Лэмб ещё не мог сказать, откуда он это узнал. Что же его беспокоит? Острые пики на ограде и воротах, которые заключили его в темницу? Яркая улица замкнулась в себе? Блондинка сбежала? Возле церкви что-то шевельнулось.

Руки Лэмба судорожно сжали прутья ограды. Затем он немного расслабился. Движение оказалось всего лишь скачком темноты: несколько свечей, ближайших к крыльцу, погасли. Но прежде, чем Лэмб успел отвести взгляд, тьма приблизилась к нему ещё на шаг.

Словно тень упала на свечи, тень, состоящая из грязи: Лэмб видел, как огни вспыхнули, сжались и погасли. Он с трудом разглядел, что фигура высотой с дверной проём, казалось, высунулась из церкви. Зловоние растений или разложения захлестнуло Лэмба, удушая его. Он вспомнил запах внутри церкви. Липкий холодок, похожий на тот, что он чувствовал тогда, пробежал по его телу и заставил его задрожать.

Когда погас третий ряд свечей, Лэмб побежал. Прежде чем он добрался до ворот кладбища, пятно тьмы уже растеклось по половине могил. Была ли это фигура, двигающаяся за пределами его зрения? Лэмб застонал, хотя воздух с трудом пробивался через его сжатое горло к дрожащим губам.

Всё казалось неизбежным, как кошмар. Всё было спланировано заранее. Лэмб почти не удивился, когда, спотыкаясь, вбежал в деревню и увидел, что все окна освещены. Теперь он смог увидеть девушку, которая возвращалась в дом своего отца.

Возможно, её принудили соблазнить Лэмба. Может ли она теперь приютить его? Пожалуйста, ради бога, пусть она поможет, потому что позади Лэмба всё кладбище погрузилось во тьму. Он может не успеть добраться до своей машины, если огни деревни не защитят его. Зловоние нахлынуло на Лэмба, холод охватил его. Тишина кладбища казалась совершенно ужасной. Он, пошатываясь, направился к блондинке.

— Помогите мне, — закричал он.

Возле двери она обернулась. Её лицо выглядело непроницаемым, хотя и не робким.

— Helfen Sie mir, — с трудом выговорил Лэмб. Это звучало абсолютно неубедительно и абсурдно.

— Bitte! — выкрикнул он. — Bitte!

Слова застучали у него во рту и могли бы показаться комичным, если бы их невыразительность не была ужасающей.

Вдруг Лэмб увидел, что за спиной девушки встал её отец. Избегая взгляда Лэмба, она потянулась назад и что-то взяла в руки. Лэмб отпрянул, но это оказалось не оружие, а только большая сковорода и деревянная ложка. Она тут же принялась стучать ими друг о друга. Всё еще не в силах смотреть на Лэмба, она пинком захлопнула дверь у него перед носом. Как будто её стук был сигналом, а несомненно так оно и было, запертые дома ожили от грохота посуды.

Шум стоял оглушительный. Это привело ум Лэмба в смятение. Он не мог планировать, только дико побежал прочь, когда понял, что улица за его спиной потускнела. Крайние светильники поглотила тьма. Должно быть, этот неистовый грохот предназначался для того, чтобы отогнать Лэмба и его преследователя подальше от домов, на середину улицы.

Лэмб бежал, отчаянно постанывая про себя. В груди у него саднило, он не мог дышать. Его ноги подогнулись от боли, и он чуть не упал. Какой короткой казалась улица раньше! Металлический грохот гнал безумно напуганного Лэмба вперёд.

Когда он увидел гостиницу и осознал, что его машина исчезла, он нечленораздельно вскрикнул. Спотыкаясь, он добрался до двери, хотя знал, что она заперта; рыдая, он забарабанил в неё. Краем глаза он заметил темноту, заливающую улицу. Грохот подтолкнул тьму к Лэмбу.

Когда он стукнул кулаком в дверь, уже не в надежде войти, а потому что вся его рука дрожала, он увидел впереди, за деревней, зарево. Оно было бледным и выглядело обглоданным. Лэмб захромал в ту сторону, потому что больше идти было некуда. Потом он понял, что это лунный свет поднимается над горами и грызёт силуэты сосен.

Конечно, ничто не могло погасить этот свет. Лэмб заставил себя бежать, с трудом втягивая воздух в лёгкие. Но на краю деревни он остановился. Ему предстояло пробежать несколько сотен ярдов в темноте, прежде чем он достигнет холма и автотрассы, где его, возможно, поджидало сияние. Лэмб прищурился, задержавшись на самом краю освещённой деревни, ещё не решаясь рисковать бегством через тьму, дорога не была пустой. Там стояла машина, должно быть, его собственная.

Возможно, у Лэмба ещё есть шанс. Он втягивал воздух в лёгкие, пока они не начали пульсировать, а затем, задыхаясь от чистой паники, рванул вперёд, в темноту. Позади него деревня потускнела, превратившись в тлеющий уголек, а затем погасла.

Лэмб видел только свет луны вдалеке. Но затем вдруг деревня вновь осветилась, а металлический грохот прекратился. Лэмб сразу понял, что нечто, выбравшееся из разрушенной церкви, находилось теперь здесь, в темноте рядом с ним, не давая ему выйти из деревни.

В любом случае, коварный холод, и распространяющаяся вонь уже намекали на это. Почему жители деревни загнали его машину на холм? На тот случай, если ему удастся добраться до гостиницы, или для того, чтобы заманить его дальше? Лэмб хотел бы, чтобы тишина не позволила этим мыслям сформироваться. Он бежал, стараясь не спотыкаться и глушил свои мысли тяжёлым дыханием, потому что позади него в темноте слышался неторопливый скрип, который мог быть и звуком конечностей, и, что ещё хуже — чем-то вроде смеха.