Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 8

1 Гравюры и Одиссеи

Слушайте, друзья мои, и я расскажу вам о борьбе титанов и героев. О царе Агамемноне, великом полководце воинства аргивян, втором Тесее, убившем Человека-Быка в решающем бою. И о могучем Ахиллесе, непобедимом сыне морской нимфы Фетиды и биче всех людей. Хвастались, что он был неуязвим для оружия: мать-богиня окунула Ахиллеса в реку Стикс, забыв обмакнуть только пятку, за которую она крепко держала младенца, чтобы он не выскользнул из её рук и не погиб в ледяных водах. Но никто не видел проявления этой необычной неуязвимости Ахиллеса по той веской причине, что её обладатель был настолько искусен в бою, что его противники падали на землю без сил, прежде чем кто-либо мог приложить руку или меч к его лицу. Неуязвимый или нет, Ахиллес был одарён не только смертоносной доблестью. За несколько дней до этого все стали свидетелями спора между двумя героями, когда великий Ахиллес заявил, что он слишком силён и могущественен, чтобы подчиняться приказам простого смертного.

Агамемнон сначала не поддался на уговоры Ахиллеса, а затем тщетно раскаивался, когда Ахиллес отказался вести армию на поле боя против троянских врагов, как раньше. Генерал опасался, что его люди потеряют доблесть, если сын Фетиды не поведёт их за собой. Так велико было его удивление на рассвете следующего дня, когда Ахиллес вышел в полном вооружении из своей палатки и молча сел на могучего жеребца, ожидая приказа Агамемнона с несвойственным ему смирением. Агамемнон гадал, что отражает лицо Ахиллеса, скрытое шлемом: обиду или твёрдую решимость? Но сомнения и страхи царя улетучились, как сорванные ветром листья. Он приказал людям выдвинуться на равнину за городом.

Следуя примеру Ахиллеса, ахейцы прорвали оборону царя Приама, подобно тому, как огромный корабль разделяет волны своим носом. И так продолжалась битва, пока не случилось то, о чём никто и не мечтал.

Ахиллес пал.

По мере распространения слухов ахейцы замедлились, а троянцы сплотились. Кровь Ахиллеса обагрила воздух, и ход событий изменился. Всё, что могли сделать его соотечественники, это забрать тело и отступить к ахейским кораблям, а тыловая охрана не подпускала мстительных троянцев к своим флангам, пока те бежали в позорном беспорядке.

И сегодня в лагере Агамемнона полным ходом шли траурные обряды. Теперь царь медленно шёл к палатке павшего героя, чтобы собрать несколько сувениров, которые должны стать призами в играх, что будут проводиться позже в этот день в память о погибшем. Внутри палатки раздались едва уловимые звуки движения, и Агамемнон выхватил меч, думая застать врасплох какого-нибудь вора. Он откинул полог палатки и увидел Ахиллеса.

Его массивная спина была обращена к Агамемнону, и Ахиллес не сразу повернулся, чтобы поприветствовать царя. Но он заговорил, и голос действительно принадлежал Ахиллесу:

— Вчера, о великий Агамемнон, дела шли не лучшим образом, не так ли?

Ошеломлённый генерал пробормотал в ответ:

— Но ты был… все думали, что ты убит… Как…? Твой труп ожидает костра даже сейчас.

— Это тело Патрокла. Ты не знал его в лицо?

— По правде говоря, нет. Не знал. Но я не видел и твоего собственного лица, могучий Ахиллес.

Ведь действительно, сына Фетиды никогда не видели без шлема; это было позволено только избранным, таким как Патрокл, обычный мирмидонец, но любимец Ахиллеса; даже были слухи, что Патрокл — его возлюбленный.

— Глупый Патрокл не хотел огорчать тебя и не собирался разочаровать своих товарищей. И вот он попросил у меня разрешения воспользоваться моими доспехами, чтобы разыграть свой неудачный маскарад, и я разрешил. Не позволяй, Агамемнон, какому-то юному щенку выиграть их. Я хочу забрать мои доспехи. Я собираюсь использовать их завтра.

С этими словами Ахиллес повернулся лицом к Агамемнону, впервые без своего шлема, скрывающего лицо.

Агамемнон открыл рот и поспешно вышел из палатки, его царственная осанка исчезла.

2 Необъяснимое двустишие

Во дворце Приама большинство светильников было погашено, но факелы в изобилии располагались вдоль крепостных стен, чтобы коварные аргивяне не пытались ночью убить невинных жителей Трои. При свете единственной свечи, уже почти догоревшей, принц Гектор снова надевал свои доспехи. Он долго и упорно сражался почти весь день. Некоторые из его перевязанных ран всё ещё кровоточили, всё тело ныло от ушибов. Гектор хорошо поработал на полях сражений, убил более чем достаточно захватчиков для одного дня, но, вместо того чтобы отдохнуть перед тем, как с первым криком петухов начнётся новая битва, он снова натягивал нагрудную пластину и шлем.

Он никак не мог одеться тихо, чтобы не разбудить свою жену Андромаху, и она проснулась. Несколько минут она молча наблюдала за мужем, так что Гектор не сразу понял, что она не спит. Но затем она заговорила:

— Дорогой мой, куда ты собираешься? Какое дело отвлекает тебя от нашей постели?

— Любимая, — сказал Гектор, присаживаясь рядом с ней, — до меня дошли вести, что Ахиллес ещё жив. Перед воротами нашего города сражался и погиб не он, а другой. Тот воин был дорог Ахиллесу, и он непременно завтра отомстит. Он узнает, что это я убил того воина, и меч Ахиллеса будет искать моей крови. Теперь я иду к оракулу, чтобы узнать о битве и её исходе.

— Но я знаю исход, великий Гектор. Ты снимешь его голову с плеч. Ты убьёшь его так же, как убил его двойника.

— Да, я встречусь с Ахиллесом, разделив радость битвы. Но, боюсь, я знаю исход лучше тебя, настолько хорошо, что для этого мне не нужен оракул. Я не сравнюсь со сверхъестественными способностями Ахиллеса.

— Но это, конечно, суеверие; он всего лишь человек, хотя и сильный. И ты тоже, мой муж, — возразила Андромаха.

— Разве ты не видишь? Неважно, полубог он или смертный человек. В любом случае он сражается со странным и богоподобным мастерством. В конце концов, я не смогу противостоять ему.

Андромаха начала плакать. Она спросила:

— Тогда почему ты оставляешь меня, если это наша последняя ночь? Что толку искать прорицателя Аполлона?

— Наши боги глухи и немы, — ответил Гектор. — Жрецы смотрят на меня пустыми глазами. Я должен знать, какая судьба ждёт тебя и моего отца, и город. Лучше знать заранее, чтобы мы могли планировать худшее.

— Разве мы уже не планировали это?

— Мой отец и его советники думают, что у них есть план, но, боюсь, они не учли, насколько ужасным может быть худшее. Теперь я иду умолять Кабири. (Что, согласно толкованию, означает «Древние»). Они старше Титанов и, по слухам, знают то, чего не знают даже боги. Сейчас я собираюсь совершить последнее полезное дело для Трои и для тебя, любимая Андромаха. С этими словами Гектор вышел из комнаты, Андромаха долго смотрела ему вслед из дверного проёма.

Через час Гектор вышел из тайного туннеля, ещё не обнаруженного ахейскими разведчиками. Он договорился с проводником, который сейчас вышел из тени на свет луны. Бесшумно следуя за ним, Гектор вскоре обнаружил, что спотыкается в темноте. Ему мало помогал зыбкий свет от коптящего факела, который нёс сгорбленный гном в одежде. Миниатюрная фигура вела Гектора по скалистым тропам, которых он никогда прежде не видел, хотя, будучи принцем Трои, считал, что он знает каждый фут территории своего царства. Он молился, чтобы это не оказалось ловушкой. Гектор знал, что его смерть неминуема, но надеялся прожить чуть дольше, чтобы встретиться с Ахиллесом и умереть славной смертью. Его проводник не издавал ни одного вразумительного звука.

В конце концов, тени разного роста остановились перед тем, что казалось просто расщелиной между валунами. Это оказалось устье пещеры, через которое могучий Гектор едва мог протиснуться. Когда он миновал щель, гном был уже далеко впереди на узкой тропинке, ведущей вниз. В этой пещере не было факельного освещения, но по мере того, как Гектор карабкался и прыгал, он понял, что на самом деле там имелись гладкие каналы, протоптанные бесчисленными ногами, но они проходили по отвесным стенам. Гектор старался не думать о том, какие обитатели могут пользоваться этими тропами. Он был рад, что его молчаливый проводник продвинулся так далеко вперёд, учитывая, что тот вёл себя в пещере как дома. Гектор не стал интересоваться, как этому парню удаётся так быстро идти.

Когда туннель закончился, Гектору открылся огромный грот, потолок которого находился слишком далеко для глаз. Огромное чёрное озеро заполняло весь грот. Далеко в тихой воде возвышался небольшой остров. Проводника Гектора нигде не было видно, но на скальном выступе появились две новые фигуры. Одна стояла вертикально, её факел ничего не освещал под нависающим капюшоном. Другая фигура сидела на камне или на корточках — это трудно было определить из-за того, что он или она также была в длинном балахоне. Её лицо тоже скрывала тень. Стоящая фигура произнесла одно слово, которое так отчётливо проникло во мрак, что Гектору показалось, что оно было сказано прямо ему в ухо кем-то, стоящим в укрытии рядом с ним, поэтому он повернулся, чтобы убедиться, что находится на берегу один.

— Спрашивай.

Принц склонил колено и голову и заговорил:

— Оракул Кроноса, я хочу узнать тайну этого утра: кто победит в битве? Что будет с побеждёнными?

Теперь заговорила сидящая фигура, если это действительно была речь. То, что она произнесла, не было похоже ни на один из языков, известных Гектору, совершившему множество путешествий в другие страны. Голос был гортанным и булькающим, больше похожим на полоскание рта, чем на речь. Каков бы ни был смысл этого высказывания, оно не могло принести Гектору никакой пользы. Но тут стоящая фигура заговорила, и Гектор всё понял. Это было похоже на оракула Аполлона в Дельфах: провидица говорила на неизвестных языках, а сопровождающий её жрец переводил её слова на диалекты смертных.

«Тот, кто молится Р'льеху,

Погибнет, но победит в этот день».

Когда сын Приама поднял голову, чтобы посмотреть на оракула, обе фигуры исчезли, хотя ни раньше, ни теперь он не видел никакой лодки, подплывающей к крошечному островку. Гектор не мог подавить дрожь, но его душа была освобождена от бремени. Его город и его близкие должны пережить его смерть. Гектор правильно поступил, решив посетить оракула, он оказался даже мудрее, чем сам о себе думал.

3 Порождение Тетис

Гектор плакал вместе со своей женой, обнимая её в последний раз. Но когда он шагнул в строй своих храбрых троянских солдат, его настроение улучшилось. Он понял, что испытывает восторг. Как будто знание своей судьбы заранее лишило его беспокойства и неуверенности. Он чувствовал себя свободным и мог сражаться изо всех сил ради самого сражения. В самом деле, разве не чувствовал то же самое в глубине души каждый настоящий воин, ведь в итоге все должны пасть под мечом какого-нибудь врага. Любой из них может оказаться посланцем Аида, пришедшим за ним. Никакое мастерство не может спасти человека от смерти. И если бы сегодня этот Ахиллес оказался с косой Аида, что с того? Да, Гектор будет делать выпады и размахивать руками с полной отдачей до тех пор, пока судьбой ему предназначено играть свою роль.

Его люди, казалось, ожидали чего-то важного. Некоторые хлопали Гектора по спине с восхищением и нежностью, не обращая внимания на его царскую серьёзность ради этого момента, который сделал их похожими, братьями по клинку. Гектор мог прочитать в глазах многих, что они знают будущее так же хорошо, как и он, и уже начинают скорбеть. Со своей стороны, наступающие аргивяне воспряли духом, распевая задорные боевые песни, зная, что их полубог-чемпион всё-таки жив, и вдвойне уверенные в его неуязвимости. Трудно было победить таких людей, которые, казалось, уже ликовали от победы, которую у них не могли отнять никакие грядущие события.

Танец смерти в обеих армиях начался, как и всегда, с неэффективного обмена стрелами, хотя их становилось всё меньше по мере истощения запасов. Поднятые вверх щиты сдерживали удары стрел, издающих звук, похожий на сильный дождь по крыше. Литые копья наносили больше урона, но к этому времени их тоже стало не хватать, и большинство из них берегли для гущи боя, где можно было более точно прицелиться. Тем не менее, метание копий делало их более громоздкими в тесных условиях, где мечи было легче носить и использовать. Армии-близнецы столкнулись, как соперничающие облака. Сплочённые массы на мгновение сцепились, прежде чем маленькие ручейки людей начали прокладывать извилистые каналы сквозь живую стену врага, пока проникновение не превратилось в разрушение, а твёрдые континенты людей не распались на множество островков из рубящих и колющих мечников. Воинам казалось, что у них галлюцинации, так как оранжевые и красные пятна затуманивали их зрение, но эти пятна были вполне реальными брызгами крови и сплетёнными решётками из колющих бронзовых мечей.

Картина снова изменилась, когда бойня превратилась в неровный круг, центр которого занимала пара мужчин, настолько похожих по росту и телосложению, что они могли бы быть Кастором и Поллуксом; только считалось, что те близнецы не пытались убить друг друга, как это происходило сейчас. Ахиллес появился, ступая по дорожке, залитой кровью, перед забрызганным кровью Гектором, который прибыл почти в таком же стиле. Выхватив мечи, двое стояли неподвижно в центре бушующего вокруг них урагана, и никто из их людей не смел отвести любопытных глаз от своих собственных противников.

Гектор бросился в атаку, меч и боевой топор совершали сверкающие акробатические трюки в воздухе. Ахиллес каким-то образом отбил и то, и другое оружие своим единственным мечом, затем ткнул Гектора в грудь, в последнюю секунду отведя руку и смеясь. Он подшучивал над сыном Приама, который улыбался этой шутке, так как и сам получал удовольствие от игры.

Гектор позволил битве захватить себя, использовав ложный выпад Ахиллеса против него самого. Он отрубил руку Ахиллеса и только через мгновение осознал это. Он увидел, как рука упала на землю, и почувствовал надежду: Ахиллес отнюдь не был неуязвимым! Затем Гектор заметил слабое зеленоватое свечение на отрубленной руке. Было ли это знаком быстрого разложения плоти? Конечно, нет. Одно удивление Гектора тут же сменилось другим, когда он увидел, как другая правая рука, такого же оттенка, потянулась вниз, чтобы выхватить меч из ослабевших пальцев. Его противник в мгновение ока отрастил себе новую конечность! Так Гектор узнал секрет непобедимости Ахиллеса. Он мог быть ранен, и серьёзно, но подобно какой-нибудь рептилии, он мог восполнить утраченное.

Принц Трои проклинал себя за то, что отвлёкся, хотя вряд ли мог удержаться. Он снова обратил своё внимание на Ахиллеса. Пока Гектор готовился к новой атаке, он испытал новый шок — Ахиллес потянулся к своему шлему и снял его.

Его лицо не принадлежало ни одному из племён людей, в этом Гектор не сомневался. У сына Фетиды не было ни волос на голове, ни бороды, ни даже губ. Выпученные глаза не выражали никаких эмоций, они даже не моргали. Широкий рот Ахиллеса открылся, не показывая зубов. Из него вырвалась туманность фиолетового цвета. Гектор непроизвольно вдохнул ядовитое облако и его мгновенно парализовало. На секунду он задумался, не заглушит ли этот яд боль от смертельного удара, который он вот-вот получит. И так Гектор пал, жестоко убитый.

Весть о его поражении распространилась, как лесной пожар, среди воинов и на стенах Трои. Андромаха, похоже, не восприняла это сообщение с тем шоком и истерикой, которых все ожидали. Она только покачала головой в знак покорности, как будто уже видела эту часть гобелена Судьбы. Она единственная знала, что произойдёт. И только она знала о визите Гектора к провидице, о которой в Трое было запрещено говорить. Женщина-оракул не дала надежды её мужу, но теперь Андромаха молилась, чтобы сбылось остальное, чтобы жертва Гектора каким-то образом принесла спасение Трое.

4 Дар Богов

Война между Ахейским союзом и Троей тянулось долго, целое десятилетие, и мало кто помнил с чего всё началось. А те, кто помнил, возмущались тем, что столько людей потратили свои жизни зря, ради простой мести в бытовой мелодраме. Ибо весь крестовый поход был направлен на то, чтобы вернуть некую Елену, неверную жену царя Менелая. Она бросила некрасивого мужа ради молодого любовника по имени Парис, распутника, а не воина, приехавшего из Трои. Он околдовал королеву Елену нелепой историей о сне, в котором его выбрали для сравнения трех красавиц: Афродиты, Афины и Елены. Он присудил корону Елене, а она, узнав об этой сновидческой победе, отдала ему свое сердце или, по крайней мере, тело, и пара грешников сбежала в Трою. Греческие цари договорились, что все они потеряют лицо, если один из них позволит своей жене безнаказанно изменять ему. Их жёны качали головами в недоумении по поводу ребяческого плана мужчин, но знали, что не смеют протестовать. И вот ахейский флот отплыл.

Но у троянцев имелась более веская причина сокрушаться о глупости своего участия в войнах. Все возмущались присутствием в их городе греческой прелюбодейки, которую они считали не более чем обычной блудницей, и удивлялись, что для Трои считается делом чести защищать Елену и её женоподобного любовника от ахейцев, которые были явно правы. Неудивительно, что война шла так плохо; какое уважающее себя божество посчитает Трою достойной защиты в таких обстоятельствах? Единственным утешением для троянцев служило то, что боги их противников должны были испытывать к ним такое же отвращение, отсюда и бесконечные тупики, в которых ни одна битва никогда не была решающей. Это было похоже на сон, в котором одно и то же повторялось снова и снова.

Если бы это была детская игрушка-головоломка, которую никто не мог решить, то тут помогла бы птица, что разломала бы игрушку своим клювом. Однажды утром троянские наблюдатели на крепостных стенах поспешили сообщить убитому горем Приаму, что одна из игрушек богов упала с Олимпа на равнину прямо за городскими воротами. Это был огромный деревянный конь, грубо сколоченный из досок. Царь призвал своего самого доверенного жреца, который совершил гадание на свежих внутренностях голубя и объявил, что гигантское чучело на колесах — это действительно дар богов, знак их благословения, и победа уже не за горами. Троянцам нужно было только открыть ворота и вкатить коня внутрь, и защита Зевса и Геры будет им обеспечена. Приам, всегда прислушивавшийся к советам богов, обдумал этот план и быстро согласился. У него не было причин подозревать, что его жрец всего несколько дней назад получил взятку золотом от ахейского посланника.

На улицах Трои было большое ликование, когда ворота открылись и коня вкатили в город. Царь и его вельможи сидели на поспешно возведённом помосте, достаточно широком, чтобы на нём стояло несколько тронов. Они с волнением наблюдали, как жрец читал древние благодарственные псалмы и перерезал горло жертвенным животным. Ритуальные танцоры жестикулировали и взмахивали конечностями с изящной грацией. Флейты и лиры дополняли праздник, но вдруг люк в конском животе распахнулся, и, подобно жеребятам, выходящим из чрева кобылы, отряд ахейских солдат высыпал наружу и бросился на троянцев. Жрец знал, что его ждёт, но, тем не менее, был немало удивлён, когда первое же брошенное копьё пронзило его насквозь, как лягушку.

Толпы людей разбежались подобно испуганным овцам при появлении волка. Ахейские хищники сыграли свою роль и отправились на убой. Приам и его свита были закованы в цепи, хотя всеобщая вера в богоизбранность, окружающую любого царя, имел он её или нет, защитила их от дальнейшего грубого обращения, по крайней мере, на данный момент.

Захватчики быстро открыли городские ворота, и их товарищи хлынули внутрь, как поток воды через шлюзовые ворота. Троянские воины были застигнуты врасплох и оказали не более серьёзное сопротивление, чем обычный человек, которого внезапно ограбили в переулке. Город был занят всего за несколько часов. Вначале произошла волна казней, но они прекратились, и вельможи молились, чтобы их больше не было. Вскоре и троянцы, и ахейцы установили непростой мир, ожидая дальнейших распоряжений судьбы.

В этом относительном спокойствии единственным исключением был Ахиллес. Его разрыв с Агамемноном был легко забыт, его печаль по поводу смерти Патрокла смягчила славная смерть его друга. И теперь он взялся за решение последнего вопроса. Он принялся искать безумного Париса, который прятался где-то в закоулках города, возможно, даже во дворце. Никто не возражал против этого; действительно, большинство троянцев винили Париса в постигших их несчастьях. Они были бы рады любому правосудию, которое Ахиллес и Агамемнон сочтут для Париса подходящим. Некоторые троянцы с радостью вызвались участвовать в поисках, или, как они считали, в охоте.

Поиск был систематическим; Парис ускользал от своих преследователей в течение недели или около того только потому, что у него имелось несколько преданных слуг, которые докладывали ему о передвижениях охотников. Вскоре, однако, поступило сообщение, что Ахиллес и его отряд приближаются, и через несколько минут они настигнут Париса. Елену отняли у него, и он знал, что умрёт в одиночестве. Он ждал, как осуждённый узник в своей камере, но случайный взгляд в окно подтолкнул его к безрассудным действиям. Внизу под ним на улице стоял Ахиллес, всё ещё в шлеме, и дружески беседовал с Еленой. Его броня была непробиваемой, не считая того, что он был физически неуязвим. Но его пятка! Разве не было слухов о том, что Ахиллеса можно ранить только в пятку?

Парис отвернулся от окна и быстро осмотрел комнату. Да, вот оно: его охотничий лук и одна стрела в колчане. Парис подумал о ядовитом снадобье, которое приготовил, чтобы не попасть живым в руки мстительных ахейцев. Он пересёк комнату и вынул прочное древко, затем вылил большую часть химиката на наконечник стрелы. Затем он наложил стрелу на лук и прицелился, как лучший охотник.

Как олень в засаде, могучий Ахиллес рухнул на мостовую, сильнодействующий яд растёкся по его вздувающимся венам. Елена закричала изо всех сил, привлекая внимание солдат, половина из которых оттащила её в сторону, а остальные занялись застывшим телом полубога. Они сняли с него вездесущий шлем, чтобы облегчить Ахиллесу дыхание, но быстро отшатнулись от открывшегося им лица. Немногие слышали последние слова Ахиллеса, но все, кто мог потом их вспомнить, упоминали только имя его матери. Он обращался к ней? Молился ей?

Свергнутой принцессе Андромахе тайно передали весть о том, что убийца её мужа предстал перед правосудием, но она, как все и ожидали, не обрадовалась. Ибо вспомнила она слова прорицательницы Кабири, которую люди звали Кассогтой:

«Тот, кто молится Р'льеху,

Погибнет, но победит в этот день».

Возможно, в ужасе размышляла Андромаха, её Гектор не тот, о ком шла речь в этом двусмысленном пророчестве. И, возможно, судьба Трои окажется страшнее, чем она себе представляла.

5 Чёрные Боги Р'льеха

Если Андромаха и Приам оплакивали убитого Гектора, то скорбеть по Ахиллесу было некому. Теперь возобновились обряды, начатые, когда ахейцы приняли убитого Патрокла за Ахиллеса. Его доспехи стали призом в состязании чемпионов. Аякс Великий завоевал их, и в последующие века доспехи Ахиллеса переходили во владение Голиафа Гатского, Роланда Франкского и других. Но плач по Ахиллесу не ограничивался миром несчастных смертных, ибо глубоко в океанской пещере, Фетида, мать божественного Ахиллеса, неподвижно стояла перед огромными воротами, облепленным ракушками. Никто, кроме Фетиды не бывал здесь. На протяжении веков она часто приходила сюда, чтобы отдать дань уважения Великому Кроносу, который грезил, метался и ворочался внутри, взбудораживая воды и доводя их до бурлящего кипения на поверхности Великого Моря. Но теперь, после подлого убийства её сына, она пришла с другой целью. На забытом языке Галиех, который также называется Рльехским, она произнесла древнее заклинание, которое в переводе означает «Освободи Кракена!».

Ахейцы получили то, за чем пришли. Честь Менелая была восстановлена, хотя люди всё ещё шептались на его счёт, и Агамемнон решил, что пора возвращаться домой. Он оставил в городе часть войск и установил условия выплаты троянцами дани в качестве военных репараций. Но ни одна из них так и не была выплачена, поскольку вскоре Троя оказалась не в состоянии что-то платить. Когда последние из оставшихся ахейских кораблей (многие были сожжены или разобраны на древесину для строительства коня) благополучно отплыли, Агамемнону показалось, что его флот вошёл в тень огромного облака. Он не мог этого понять, ведь всего несколько минут назад небо было голубым, и солнце безжалостно сияло. Затем Агамемнон поднял глаза вверх, как и многие из его людей. Никто из них впоследствии не говорил о том, что они видели. Им показалось, что нечто стремительно пронеслось в небесах над ними, направляясь в сторону поверженной Трои. По очертаниям оно было похоже на человека или слона на задних ногах, но с крыльями, расправленными, как паруса, навстречу потокам ветра. Но хуже всего был гигантский кальмар на его плечах, с глазами, похожими на драгоценные чёрные камни.

По ту сторону моря, в поле, один человек по имени Эней увидел огромную форму, похожую на облако, приближающуюся к Трое, и бросился бежать прочь.