Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 8

Тим Каррэн КОГДА ПРИДЕТ ЙИГГРАТ

Космическое судно-прыгун «Варфоломей» приземлилось на Гамма Эридана 4 примерно в двух километрах от аванпоста землян на хребте Сколопендра. Снаружи было темно. Темнее, чем темно — этакая беспросветная стигийская чернота, которую, наверное, можно встретить лишь в инопланетных мирах, расположенных в бесчисленных парсеках от Земли и Колоний.

Солнце закатилось около шести часов назад. Из-за эксцентричной орбиты ГЭ4 оно взойдёт лишь через пять дней.

Первый помощник Ригер вывел в ядовитую, насыщенную метаном атмосферу остальных — Дока Канга и двух техников: Силандера и Уайза. Ландшафт представлял собой лоскутное одеяло подъёмов и впадин: похожие на дюны скалистые волны с острыми гребнями, и узкие каменные каналы с высокими стенами. Продвижение было не особо сложным, лишь немного непредсказуемым из-за низкой гравитации. К тому же ложбины заполняла густая и колючая растительность, которая цеплялась и рвала костюмы. Высоко в пасмурном небе пронзительно визжали трёхкрылые хрящевые птицы — так называемые тройчатые квалаки. Они также были известны как «ссыкуны», из-за неприятной привычки направлять потоки едкой мочи на то, что их пугает, то есть практически на всё.

Ригер вывел остальных на остроконечное взгорье и вдалеке на вершине хребта показался аванпост похожий на ряд многоэтажных черных ящиков, соединённых между собой.

Уже шесть недель с исследовательской группой не было никаких контактов.

Ригер соединился со станцией «Космо», находящейся на орбите, примерно на четырехсоткилометровой высоте:

— Здесь темно, очень темно, — сказал он. — Никаких признаков жизни не обнаружено. Кажется, дела плохи.

— Ладно, — вздохнул капитан Кобер. — Входите, но осторожно.

— Есть, сэр.

— Будь начеку, мистер. Одному Богу известно, во что ты вляпался.

Ригер изучал аванпост, его пристальный и обеспокоенный взгляд скрывался за защитным стеклом шлема. «Первый» был одет в блестящий зелёный энвиросьют, известный как ящерокожа. У Ригера, как и у остальных, было импульсное оружие. Время от времени в черном небе появлялись фосфоресцирующие бело-голубые полосы, вызванные выплесками ионизированного ксенона в насыщенную азотом атмосферу. Они походили на трубчатые молнии.

Вверх по склону Ригер повёл отряд к постройкам. На внешней ограде напряжения не было. Всё было разрушено.

Ради интереса он ещё раз попытался вызвать исследовательскую группу. Аванпост назывался «Станция Звёздный Свет», но почему кто-то так его назвал, учитывая густой облачный покров и углеводородный смог ГЭ4, было за пределами понимания Ригера.

— Ну? — сказал Силандер по связи. — Сэр, мы заходим или как?

— Когда я скажу.

Резкий ответ заставил Силандера замолчать. Все были напуганы. И именно по этой причине они не будут входить пока Ригер не разберётся во всем как следует. Технологии двадцать третьего века говорили ему, что на «Звёздном Свете» не осталось ничего живого, но он доверял инстинктам.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Силандер, заводи нас внутрь.

— Чёрт, — сказал Силандер.

Уайз хихикнул.

Силандер подошёл к главному отсеку, сканируя его фонарями шлема.

— «Первый», станция не под давлением, — сказал он по связи. — Переходной шлюз взорван.

Почти подпрыгивая из-за низкой гравитации Ригер и остальные пересекли территорию комплекса. Их окружали тёмные, зловещие пятна теней. Лучи фонарей лезвиями полосовали пространство вокруг.

Они вошли внутрь.

— Ты можешь включить какое-нибудь освещение? — спросил Ригер.

Силандер пожал плечами внутри костюма:

— Конечно. Скорее всего. Генератор накрылся. Должно быть четыре дублирующих энергоблока. Забавно, что ни один не включился.

— Может быть, их кто-нибудь вырубил, — сказал Уайз.

— Но, зачем, черт возьми, им это делать, сынок? — спросил док Канг.

Ответа у Уайза не было, либо он не хотел им делиться. У парня было воображение, действительно было, и Ригер знал, что иногда это преимущество. Но не в ситуации вроде этой. Здесь были необходимы хладнокровные и дисциплинированные люди. Воображение могло быть смертельно опасным.

Его бы не взяли, если бы это зависело от меня.

Но капитан Коубер выбрал того, кого хотел, и все тут.

Силандер изучил планировку «Звёздного света» на внутренней стороне стекла своего шлема.

— Похоже… похоже, что электрогенератор находится внизу. Если мы пойдём по этому коридору, повернём налево и направо, то в конце увидим люк.

— Может, нам не стоит разделяться, — сказал Уайз. — То есть, не сейчас.

— Заткнись и пошли уже, — сказал Силандер, уводя его.

— Ладно, док, — сказал Ригер. — А мы с тобой найдём центральный пункт управления.

Он со своими синеватыми фонарями на шлеме пошёл первым. Канг последовал за ним. Вокруг них метались безумные тени, с острыми как нож краями. По пути в центральный они проверили несколько комнат, в основном гео- и биолаборатории, и кладовку с запасами на случай непредвиденных обстоятельств. Признаков того, что в последнее время там кто-то побывал заметно не было. Они остановились в столовой аванпоста, их фонари освещали ряды пустых столов.

— Что скажешь, док? — спросил Ригер.

— Пока не знаю, — пожал плечами Канг. — Я к тому, что надо понимать — если бы кто-нибудь остался в живых, он бы принял наше сообщение.

Ригер почувствовал, как сжалось горло:

— Но здесь было пятьдесят человек… Не могут же все они быть мертвы.

— Разве?

Док был прав, и Ригер это понимал. С момента сигнала бедствия прошло шесть недель. Это уйма времени. Могло случиться всё, что угодно.

— По крайней мере, — сказал он, — остались бы тела.

Канг снова пожал плечами:

— Когда я впервые поступил на службу, был медиком на дробилке руды «Долли Б.», «прыгая» с Проксимы D и E на заводы по переработке уридия на Проксиме С. Там был рудный лагерь под названием «Долина Кратеров». Автоматизированный, и с пятью бурильщиками твёрдых пород. О них уже несколько недель никто ничего не слышал, поэтому мы отправили спасательную группу. Знаешь, что они нашли?

— Ничего.

— Вот именно. Эти парни ушли, просто ушли. Суть в том, «Первый», что в такой дали случается всякое. Плохое. То, что ты даже представить себе не можешь.

Ригер не собирался это обсуждать. В своё время он слышал множество подобных историй. Док всегда что-то рассказывал. Он не верил, что люди должны забираться так далеко.

Ригер связался с «Космо» и сказал, что докладывать не о чем. Пока ещё нет.

Они прошли по тихому коридору и поднялись по металлическим ступенькам. Их шаги отражались эхом, отголоски которого звучали так, будто их преследуют. Если бы у Ригера было богатое воображение, он сказал бы Коуберу, что атмосфера станции кажется испорченной, отравленной чем-то неописуемо мрачным и ужасающе тлетворным. Казалось, Ригер чувствовал, как она проникает в него, словно болезнь. Станция была пуста. В этом он был уверен. И все же «Звёздный свет» неприятно ощущался заселённым. Но чем именно, Ригер сказать не мог.

Он чуть не подпрыгнул, когда пять минут спустя на связь вышел Силандер:

— Неприятно это говорить, «Первый», но Уайз был прав: кто-то всё вырубил. То есть абсолютно всё. Не только электроэнергию, но и жизнеобеспечение, рециркуляторы воды, атмосферное давление — всё. Судя по приборам, примерно пять с половиной часов назад.

Ригер почувствовал, как по шее медленно пополз холодок. Сразу после захода солнца, подумал он.

— Подключить сможешь?

— Я, конечно, могу запустить реактор вхолодную, но на это уйдёт пятнадцать-двадцать минут.

— Делай, что нужно.

— Ага.

Ригер стоял в каюте главного биолога, женщины с фамилией Фримен. Посветив фонариком вокруг, он не увидел ничего необычного. Должно же хоть что-то остаться. Даже несколько капель крови успокоили бы.

Здесь так чертовски тихо, так чертовски пусто.

— «Первый»! Сюда! — позвал по коммуникатору Канг.

Ригер выбежал в коридор. Канг рискнул войти в пункт центрального управления. Его освещение было направлено на фигуру, прижавшуюся к панелям. Кто бы это ни был, он был одет в жёлтый э-сьют и пузыреобразный шлем. Старьё по сравнению со ящерокожей команды «Космо».

— Кто он такой? — спросил Ригер.

— Не знаю. Не могу добиться от него ничего, кроме бессмыслицы.

— Сканирование должно было засечь жизненные показатели.

— Да, — сказал Канг. — Должно было.

Внутри шлема немигающие глаза мужчины средних лет были огромными и белыми. Его лицо искажала боль или ужас, губы дрожали. Каждый раз, когда он начинал говорить, речь быстро становилась непонятной.

— Ты можешь его вмазать?

Канг кивнул. Он достал из аптечки шприц и нашёл разъем на костюме мужчины. При передаче лекарства раздалось тихое шипение. Мужчина тут же расслабился. Он медленно моргнул и облизнул губы.

— Вы… вы получили сигнал бедствия?

— Да, — сказал ему Ригер. — Кто вы такой? Что здесь произошло?

— Пилан, — выдавил он, его взгляд был вялым и остекленевшим. — Геофизик, проект «Звёздный свет».

— Я Ригер, а это док Канг. Мы из ГК «Космо».

— Глубокий Космос, а? Парни из Глубокого Космоса. — Его лицо дёрнулось, будто его встряхнули. — Это… это… там столько всего. Это Хенли, понимаете. Джордж Хенли. Мы с Джорджем были друзьями. Это место, древний город у пересохшего ущелья, нашёл он. Тут-то всё и началось. Это были фитериане. Несомненно. Мы… мы всегда полагали, что фитериане вымерли из-за климатических катаклизмов. Но это оказалось неправдой. Нет, нет, нет. Джордж доказал. Причина вымирания… это была реликвия. Останки, которые Джордж нашёл погребёнными в руинах. Останки… Боже милостивый…

Ригер и Канг стояли на коленях рядом с ним.

— Какая реликвия? — Ригер должен был знать. — Скажите мне.

Пилан дышал тяжело, почти задыхаясь. На шее у него вспучились жилы толщиной с корни молодого дуба.

— Этот город… Он был покинут шестьдесят тысяч лет назад. Тогда всё и случилось, понимаете. Вымирание. Джордж нашёл останки. Вот почему она вернулась, эта сущность — Йиггура, Йигграт… У фитериан для неё было много названий. — Теперь Пилан рыдал, его взгляд метался по сторонам. — Реликвия… всему причиной реликвия… старая, как сама вселенная, бедствие древнее, как Большой взрыв, изначальное порождение космоса. Вы что не понимаете? Вы не понимаете, что уже поздно? Оно здесь! Оно уже здесь! Оно наблюдает за нами, взывает к нам!

— Доктор Пилан, вам нужно успокоиться, — сказал ему Канг.

— Он бредит, док, — сказал Ригер, качая головой. — В его словах нет никакого смысла.

Пилан напрягся:

— Чёрт возьми, послушайте меня! Фитериане поклонялись этой штуке! Реликвия была для них святыней! Когда Джордж нашёл её в развалинах, пришёл Йигграт! Тёмная материя проникла в видимый спектр! Теперь Он здесь!

— Он чертовски истеричен, — сказал Ригер.

Пилан вскочил на ноги. Дёрнулся в одну сторону, в другую. Он трясся и содрогался, вибрируя быстро, как пневматический молоток. Казалось, что человеческое тело не может так двигаться. Он трясся всё быстрее и быстрее, пока не застучал ботинками по обшивке пола.

— Что с ним происходит, чёрт возьми? — спросил Ригер.

— Я… я не знаю, — это было всё, что мог сказать Канг.

Пилан выглядел как человек, которого медленно убивают… электрическим током. Он держался за два модульных стола, пока по нему всё быстрее и быстрее прокатывались клонические судороги. Голос, высокий и дрожащий, звучал исступлённо:

— Экосистема для э-э-этих сущностей… т-т-т-тёмная материя… великий спиральный разум… рождённый гравитационной силой… антивещество в вихре субатомных частиц… вывернутое антитворение, абсолютный негатив… оно может… оно может… оно может быть расщеплено теоретически, эмпирически, м-м-м-математически… вывернутые тени… беспросветное спиралевидное сознание… Вы понимаете? Вы понимаете? Голоса… Боже, помоги нам… голоса… семь… оно приспосабливается, оно ассимилируется… оно ускоряется… оно расширяется… восемь… восемь целых три десятых один-пять-семь десятых девять-три… да, да, я слышу, я слышу! Алчущая звёздная медуза… вырвалась из гробницы… Настало время выворота, скот, прими меня, узри меня и вглядись в первозданные расколотые пустоши хаоса! Пять… пять… пять… шесть… семь три… девять целых три десятых в квадрате… точка шесть точка шесть точка шесть точка шесть точка шесть шесть шесть ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ…

Раздался громкий, мясистый всплеск, обильное влажное извержение крови и тканей. Пилан подлетел в воздух. Его костюм, увеличившись в несколько раз, издал ужасный, ужасный хлопок, как надутый гелием воздушный шар за микросекунду до взрыва.

Энвиросьют упал на пол со влажным, студенистым звуком, как желе в пластиковом пакете. Внутренняя часть шлема была забрызгана ярко-красным. В его содержимом невозможно было узнать человека. Оно плескалось и перекатывалось. На швах костюма блестели капли крови.

Явно ни на что не надеясь, Канг тут же направился к э-сьюту. Потянул за герметичные замки и расстегнул костюм. Вскрикнул, когда его чуть не поглотила хлынувшая волна красной, слизистой каши анатомии Пилана.

Ригер поднял медика на ноги.

— Он… он как будто он подвергся какому-то сильному перепаду давления, — визгливо сказал Канг.

Всё что Ригер действительно мог сделать — доложить об этом. Но когда он попытался, возникли помехи. Вязкая, гудящая, перекрывающая статика, которая необъяснимо беспокоила. Она звучала как тихие потусторонние вдохи и выдохи, словно прямо под ним что-то было. Словно Ригер слышал дыхание планеты.

— Понять не могу, — сказал Канг. — Десять минут назад связь работала просто отлично.

Ну да, так оно и было, разве нет? Ригер хотел это сказать, но не осмелился. Он был за старшего, и должен был действовать соответственно. Теперь у него буквально мурашки бежали по коже, и это не имело никакого отношения к случившемуся с Пиланом. Это было нечто другое, нечто более глубинное. Инстинктивный вид страха. У Ригера было ощущение, что за ними наблюдают, холодно оценивая нечеловеческим разумом, который был ледяным и жестоким.

— Прямо… прямо за холмом есть гора чистой меди, док. Её засекли датчики. Она может сыграть злую шутку со связью.

Канг кивнул, хотя, очевидно, на это не купился.

Ригер снова попробовал подключиться, и на этот раз помехи были такими пронзительными, что заболели уши.

— Мне это не нравится, — сказал Канг.

— Мне тоже, док.

Он пытался вызвать Силандера и Уайза. Сначала был просто мёртвый эфир, и его сердце заколотилось.

— Да, «Первый». Силандер на связи.

Слава Богу.

— Вы оба нужны мне здесь прямо сейчас. Мы заканчиваем зачистку и направляемся к Барту.

Тишина. Треск.

— Черт, сэр, мы почти закончили. Ещё пять минут, и мы осветим это место, как на Четвёртое июля.

Пять минут, пять минут, подумал Ригер. Есть у нас хотя бы пять минут? Он не знал. Он просто не знал.

В общем, он был сильным, уверенным лидером… но с каждой минутой чувствовал себя всё слабее. А всё это место, это ужасное место. Оно высасывало из него жизнь.

— Хорошо, пять минут. Не больше.

— Принято, «Первый».

— По крайней мере, связь между костюмами работает, — сказал Канг.

Или ей разрешили работать, подумал Ригер.

Следом они нашли рубку Джорджа Хенли. Стены были оклеены распечатками с изображением города фитериан. Узкий и загромождённый, он походил на кошмарный лабиринт из черного базальта, острые шпили которого клыками вздымались высоко вверх. Были там и карты. Одна лежала поверх другой. До города было лишь несколько часов езды.

— Глянь сюда, — сказал Канг.

Фотографии. Зернистые изображения чего-то вроде огромного бугристого черепа из крапчатого голубоватого материала похожего на металл. Пятнадцати или двадцати футов в длину, гротескный и гипертрофированно козлоподобный, он походил на череп барана, напоминая Ригеру виденные им средневековые гравюры с изображением Черного Козла на ведьмовском шабаше. Эта мысль заставила его вздрогнуть. Дьявол, дьявол в такой дали. Как бы там ни было, испещрённый впадинами череп, с массивной челюстью и двумя огромными цилиндрическими рогами, вздымающимися с макушки, был отвратительным.

— Напоминает… напоминает мне о древнем Египте на старой Земле, — сказал Канг мечтательным голосом. — Эта штука похожа на голову Анубиса.

Ригер понимал лишь то, что изображение черепа заставляло его чувствовать себя неловко. Его вид действовал на нервы… тревожил. Заставлял чего-то ждать. Конечно же череп был мёртв, но у Ригера возникло ощущение, что он недостаточно мёртв.

Канг пододвинул фотографию поближе.

— Это и есть останки, — сказал он с чем-то похожим на религиозный трепет. — Реликвия, которая призвала Йигграта, нерождённого и неумершего, бесконечную и бессмертную тень из черных расщелин между временем и пространством.

Ригер просто уставился на него.

— Что ты несёшь, черт возьми? Пилан ничего такого не говорил.

— Я… я не знаю. — Канг выглядел смущённым. Его кадык подскочил вверх и вниз. В свете фонарей шлема его кожа казалась желтоватой и болезненной, по лицу струились капли пота. — «Первый», я не знаю, зачем это сказал.

В его чертах было что-то рыхлое, отталкивающее. Вызывающее у Ригера отвращение. Он отвернулся от Канга.

Канг нашёл персональный планшет, спрятанный под другими распечатками города. Как только он его коснулся, активировалась запись в голографическом журнале. Перед ними возникло узкое, сморщенное лицо.

Нет никаких сомнений, сказал угрюмый голос голограммы, что то, что мы знаем о фитерианской цивилизации сейчас, и то, что как мы думали, знаем, явно противоречит друг другу. Десятилетиями мы верили, что раса фитериан была уничтожена в результате катастрофы известной как Первичный Катаклизм. Этот изменивший климат выброс газов метана произошёл в результате беспрецедентной и разрушительной сейсмической активности в южном полушарии в регионе, известном как Равнина Стекла. Его залежи были заперты в межпородных полостях во время зарождения планеты.

На уровне отложений Первичного катаклизма — ПК — мы видим свидетельства массового вымирания, вроде того, что пережила Земля в конце пермского периода. Около шестидесяти тысяч лет назад погибли девяносто пять процентов организмов ГЭ 4. Фитериане — приземистая двуногая жабоподобная раса, тоже вымерли. До этого планета изобиловала биологическим разнообразием — стадные животные, такие как геспериппусы и бондитермсы, крупные квазирептилии — кротакоилы, многочисленные виды наземных приматов и мегацитов, водные спиральные черви и рыбоподобные ихтидонты, а также виды растений, такие как тираннофиты и никтадермы, тысячи видов семянных, мховых и грибовидных. Список бесконечен.

Сейчас тот факт, что произошёл Первичный Катаклизм неопровержим, но теперь мы знаем, что была ещё одна причина вымирания. Случившееся трудно объяснить, но катализатором стал древний череп найденный фитерианскими священниками, известными как Аккиларду-дек-деспода, или Секта Израненных. Череп — если я могу быть настолько смелым, чтобы применить такое описание — состоит из губчатого вещества, которое до сих пор не поддаётся анализу. Я полагаю, что это материальные останки сущности не из того пространства, которое мы знаем и понимаем, но обитателя тёмного мира, сущности из тёмной материи, сущности из тёмного электромагнетизма параллельной антивселенной. Я не могу сказать, как она умерла, но полагаю, что она находилась в переходном межпространственном состоянии между экзотической физикой своей вселенной и нашей.

Фитерианское жречество назвало эту сущность чем-то, что можно фонетически воспроизвести как «Йиггура» или «Йигграт». Череп открыл врата между двумя сферами реальности и стал проводником бедствия, охватившего мир Фитериан. Это всего лишь теория. Догадка. Но, основываясь на глифах мёртвого города и моих собственных предположениях, я полагаю, что это правда.

Такой была первая запись. Последующие становились всё более и более бессмысленными, лишёнными ясности или какой-либо линейной логики, пока не выродились в пустословие

— Док, у нас нет на это времени, — сказал Ригер.

— Тогда нам стоит поторопиться. — Канг включил очередную запись.

Снова появился Хенли. Вытаращенные глаза, подёргивающийся рот, дрожащие губы, высокий и скрипучий, почти истеричный голос — лицо человека, близкого к безумию.

Череп, череп, проклятый череп. Он в моих снах, он бросает тень на мою жизнь. Он подавляет, порабощает, он овладевает мной. Я уже не тот, кем был. Я чувствую, что одержим богопротивным ужасом из какой-то омерзительной пространственной ямы безумия. Этот череп — не кость. Он мёртвый, но живой. Под моими пальцами он тёплый, податливый и мясистый. В нём есть воспоминания, воспоминания об этом мире и о тысяче других, о массовых уничтожениях, вымираниях и геноцидах. Я прикоснулся к смерти, и смерть поделилась своими тайнами.

Следующая запись показывала кого-то похожего на дряхлого старика. Его глаза были налиты кровью, рот искажала гротескная ухмылка.

Остальные уже не смеются как раньше, а? Они больше не думают, что Джордж Хенли всё же сошёл с ума, не так ли? Никто не посмеет приблизиться к проклятым руинам Кри-Йеба, мёртвого, но спящего города Фитерианской империи. Я вернул череп в его гробницу под городом, хотя расстояние уже не имеет значения. Он взывает ко мне. Но я туда не пойду. Я не стану накладывать на него руки и смотреть на истребление десятков миров, превращённых в отравленные, ядовитые кладбища. Я не буду!

Действие черепа ослабевает лишь при ярком солнечном свете. Я боюсь наступления ночи.

Остальные? О да, теперь они это чувствуют и знают, что он призывает других своих сородичей. Скоро наступит время великого вымирания, массового погребения, священного и богохульственного погребения всех, кто ходит по земле. Близится время выворота, и да поможет нам Бог.

На последней записи был изображён сломленный, худой, как палка, старик, чья спина была согнута, а волосы стали ужасающе белыми. Один глаз был закрыт, другой, широко распахнутый, остекленел.

Спасения нет. С тщетностью, достойной сочувствия доктор Пилан и остальные послали сигнал бедствия. То, что ждёт в хищной тьме, лишь смеётся. Скоро наступит ночь, ночь, которая длится пять земных дней. А когда солнце взойдёт снова, мы все будем мертвы. Признаков пришествия Йигграта, нерождённого и неумершего, бесконечной, бессмертной тени из черных расщелин меж временем и пространством, множество. В небе странная красная дымка, а на горизонте ветвятся зелёные молнии. Ветры горячие и сухие — ветры чумы, дыхание бальзамировщика. Уже никто ни в чем не уверен. Когда другое тёмное, вредоносное измерение пересечётся с нашим, электроника и оборудование выйдут из строя. Время поворачивается вспять, так что сейчас — это вчера, а пять минут назад — через две недели. Пространственно-временной континуум разрывается, и лишь я один могу видеть, что намеревается выползти наружу.

После долгой паузы:

Уже полностью стемнело. Грядёт Йигграт. Я слышу остальных снаружи, экипаж станции «Звездный свет». Попадая в руки бога живого, они впадают в безумное исступление, кричат и вопят, визжат в ночи, как животные, которых убивают. А за окном… да, это Йигграт возвышается над станцией, черный и дьяволоподобный. Его рога касаются темных спиральных червоточин между звёздами.

Он приближается! Он приходит!

Внутри, о… Боже, боже, время выворота…

— Выключи эту чёртову штуку! — приказал Ригер.

— Это всё, — сказал Канг. — Всё, что есть.

Они вышли, возвращаясь на «Варфоломей» и наверх, в «Космо». Утруждаться поисками кого-то ещё Ригер не собирался. Им нужно было спуститься сюда с большим поисковым отрядом. Вчетвером тут не справиться никак, и какого хрена Силандер до сих пор не включил это грёбаное освещение?

Торопливо ведя дока Канга по коридору и спускаясь по металлическим ступенькам на первый этаж, Ригер попытался дозвониться до «Космо». Помехи, эти проклятые помехи. Как будто там, наверху, не было никакого корабля. Всё, что он слышал, — это гул самой планеты, отзвуки активности атмосферного электричества.

Затем он услышал капитана Коубера.

— «Космо»! — крикнул Роджер. — Это Ригер! Мы возвращаемся, сэр. Нам не справиться с тем, что здесь происходит.

Он ожидал обычной суровой отповеди от капитана, но то, что услышал, было намного хуже.

— Ладно, — вздохнул капитан Коубер. — Входите, но осторожно.

Какого хрена?

— Капитан? Капитан? Вы меня слышите?

— Будь начеку, мистер. Одному Богу известно, во что ты вляпался.

Это была передача, сделанная ранее, после того, как экипаж «Варфоломея» приземлился. Что это? Что за дурацкая шутка?

— Время поворачивается вспять, как и говорил Хенли, — размышлял Канг. — И теперь мы окажемся в руках живого бога.

Ригеру захотелось его ударить.

Что-то происходило. Реальность — реальность, которую он давно знал, — разъединялась со «Звёздным светом». А когда время стало эластичным, растягиваясь, провисая и преображая себя, Ригер почувствовал, как в голове распахнулось нечто вроде обжигающего, яркого умопомрачения. Коридоры, ставшие теперь слишком длинными, уходили в черную, абсолютную бесконечность. Ригер чувствовал, что если пойдёт по ним, если в каком-то истерическом ужасе безоглядно побежит по ним, то упадёт с края вселенной и погрузится в изголодавшуюся тьму. Да, это было пришествие, оно происходило здесь и прямо сейчас. Ригер чувствовал, как физические параметры станции начинают переиначиваться, стены сочатся и пузырятся, сдавливая его со всех сторон; углы здания искривляются, пересекаются и раскрываются, демонстрируя зловещие, сверхъестественные пейзажи из-за пределов времени и пространства.

— Нам здесь не место, — сказал Канг, его лицо за пузырём шлема, было бледным, как разлитое молоко, глаза огромными и белыми, как гусиные яйца. — В этих ужасающих пространствах, где тьма бесконечна, а безумие принимает физическую форму. Ригер, ты это понимаешь? Разве ты не видишь, какую ужасную, чудовищную ошибку мы совершили, исследуя глубокий космос?

Это была совсем не наша идея! Начиная с самых первых миссий «Спутника» и «Джемини»[28] мы были призваны выйти в космос, нас загнали в него как стадо, вынудили добраться досюда! — Канг потянулся и вцепился в Ригера. — Не будь дураком! Открой глаза и пойми, пойми наконец! Здесь всегда наступает ночь, и… и… и… семь… Эта планета — ловушка! Мы последовали за темным ручьём в черную, черную… восемь… реку, которая впадает в океан звёзд, и теперь мы видим зловещие очертания, которые прячутся за ними, как ребёнок за одеялом! Здесь плоть, материя, время и холодный разум переплетаются, и… и… и… — Канг начал дрожать, дрожать и дёргаться, ударяясь о стену. Как вибрирующий Пилан… Координаты… восемь целых три десятых один-пять-семь десятых девять-три… О Боже, о Боже, о Боже… Вот оно, распускается! Звезды исчезают, и чернота космоса распахивается, как огромная голодная пасть, и пять… пять… пять… шесть… семь три… точка девять-три-один в квадрате… точка шесть точка шесть точка шесть точка шесть точка шесть шесть ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ…

Канг безумно дёргался его голос превратился в пронзительный крик, а когда он взорвался внутри костюма, как клещ, обожжённый спичкой, раздался оглушительный мясистый хлопок. Док отскочил от стены, ударился о потолок и упал к ногам Ригера; внутренняя часть шлема наполнилась пузырящейся, хлюпающей красной жижей из измельчённых тканей и крови.

Ригер побежал.

Он включил связь и раз за разом вызывал, выкрикивал имя Силандера, но ответа не было. Лишь этот статический визг в ушах, нарастающий, пронзительный, резкий и визгливый, заставляющий кричать. Он побежал ко входу, где его ждал Уайз.

— Уайз! — воскликнул Ригер. — Уайз!

Затем его руки оказались на Уайзе, он почувствовал мягкую податливость ящерокожи, а Уайз упал и его костюм распахнулся, выплёскивая содержимое на пол.

Вот тогда-то Ригер и понял.

Вот тогда он действительно понял. Там, на полу, в жиже из собственной анатомии, в оболочке из мякоти и сырой влажной субстанции, распластался Уайз. Он родился из своего э-сьюта, как склизкий зародыш из инфицированной плаценты, обёрнутый снаружи сферическим ожерельем из собственных органов, завёрнутый во влажные розовые щупальца кишок. Выворот, оборот. Именно так живой бог принимал свою паству, именно так Йигграт приветствовал их в своей церкви — он выворачивал их наизнанку.

На подгибающихся ногах, падая и вставая, оступаясь и спотыкаясь, Ригер выбрался в ядовитую атмосферу Гамма Эридана 4.

Это… это… это время выворота.

Ригер поднял глаза и закричал, ибо пришёл Йигграт. Над ним возвышался Он/Она/Оно — блестящая, обсидианово-чёрная горгулья, вздымающаяся в туманное, мерцающее полярным сиянием и изрезанное неоном небо на милю, две, или три. Его зазубренные призрачные крылья простирались от горизонта до горизонта, его колоссальное тело мерцало и искрилось мягким голубым сиянием. Казалось, острия его рогов задевали облака. Он ухмыльнулся Ригеру с высоты, распахнув морду, как чудовищный двустворчатый клапан, способный проглотить звёзды.

Ригер не кричал. Он онемел от благоговения пред космическим ужасом этой сущности, Йигграта, гиперрелятивистского кошмара, нерождённого и неумирающего, многомерного живого божества, иглой пронзающего магнитное поле галактики.

Погружённое в Его застывшую тень, всё вокруг Ригера начало вращаться и кружиться, вывернутое наизнанку и размолотое в пылающее торнадо заряженных частиц, похожих на жужжащих, фосфоресцирующих трупных мух, которые, казалось, двигались вокруг него и сквозь него со скоростью света, или ещё быстрее, пока Ригер не уверился, что его голова лопнет, как тыква наполненная желе. А после, после, пока его разум засасывало в черную дыру внутри коры головного мозга, он узрел огромную, бесконечную плоскость сверкающих звёзд, образующих цепочки; пульсирующие галактики и кошмарные созвездия, которые никогда не видел ни один живущий человек, чтобы рассказать о них.

И в то время как глаза Ригера, казалось, выплеснулись из орбит, а голос всё продолжал невнятно бормотать — восемь… восемь целых три десятых один-пять-семь десятых девять-три — он узрел трансгалактическую пропасть, в которой содрогались пульсары и сияли созвездия разлетающиеся на куски, распадающиеся в внеземном диапазоне света на части, как мозаика; и в каком-то геометрически извращённом, невозможном антипространстве, где лягушками прыгали многогранные треугольники, многоугольники и трапецоэдры, и тянулось молочно-белое, извивающееся свечение, невообразимый червь длиной в сотню световых лет, он узрел миры, миллионы миллиардов мёртвых миров, почерневших до пепла. И выкрикивая в каким-то маниакальном и восторженно безумном ликовании координаты своего приближающегося уничтожения — пять…. пять… пять… шесть… семь три… точка девять-три — один в квадрате… точка шесть точка шесть точка шесть точка шесть шесть шесть ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ ШЕСТЬ — Ригер понял, какое знание хотел даровать ему Йигграт: вселенная, три её измерения, полностью искусственна — это лишь симуляция, искажённое видение, галлюцинация, которая пригрезилась сущности, и уже успела наскучить.

Такое семя посеял Он в голове Ригера; Йигграт желал, чтобы именно эту зловещую шутку, внутри кульминации сокрытой в истерически клекочущем радужном хаосе изведанного космоса, осознал Ригер, пока его кожа выворачивается наружу.