Керри Дойл посмотрела на часы и мысленно произвела подсчеты, не доверяя собственным впечатлениям. Но они действительно уже более двенадцати часов подряд совершали одну экскурсию за другой, лишь ненадолго прерываясь на еду и символический отдых. А она даже не чувствовала усталости как таковой.
Девушку переполняли впечатления, яркие вспышки мелькали перед глазами, стоило их ненадолго прикрыть. Сознание уже принялось вовсю перерабатывать увиденные образы и почерпнутые сведения, и делало это начерно, бегло, броско, так что процесс мышления Керри ближе к вечеру напоминал наскоро смонтированный кинофильм или россыпь открыток из памятных мест, подобную лишенному смысла коллажу.
Керри чувствовала себя маленькой девочкой, эмоции которой зашкаливают от невозможности их уразуметь и выразить вслух. Она пребывала в состоянии непреходящего изумления, хотя еще этим утром воспринимала все весьма скептически.
Солнце неудержимо склонялось к кромке земли и уплощалось там, растворяясь в складчатых облаках, прощально оглаживая материковую полосу золотыми лучами, моргая между зубцами хрестоматийно знакомых любому человеку американских небоскребов, подводя черту под днем, который невозможно будет повторить. Керри сама светилась подобно алеющему в фиолетовой дымке солнечному полукружью. Она не могла знать, как сияет ее кожа в акварельной неуловимости заката, каждый миг расцвечиваясь все новыми оттенками вплотную приступивших сумерек, простерших трепетные объятья знойному вечеру. Она лишь могла со странным чувством замедления времени наблюдать эту неминуемую смену дня и ночи, тогда как Ронан вбирал взглядом каждое зримое свидетельство перемен в ее лице, но без той светлой грусти, что усиливалась естественной усталостью девушки. Его внешние впечатления не отличались остротой. Он опосредованно воспринимал давно и подробно знакомые явления окружающих достопримечательностей, наблюдая непосредственный отклик Керри.
Как автор путеводителей, Ронан делал для себя мысленные заметки, как мужчина, он тайно гордился быть спутником красивой женщины, как человек, он с интересом всматривался в нее, силясь проникнуть в средоточие столь занимательного сочетания элегантной сдержанности и почти детского изъявления чувств.
Они возвращались в Манхэттен под обагренным заходящим солнцем небом по фиолетовым волнам. Впереди них простиралась необузданная неоновая ночь, которая принесла Нью-Йорку репутацию никогда не спящего города. Керри медленно достала из сумки фотоаппарат. Она уже не столь рьяно щелкала затвором, как утром этого удивительно долгого дня. И больше, чем желание запечатлеть объект, ею двигало желание запечатлеть внутренний порыв расставания с памятным моментом, который легче сморгнуть и забыть, чем вобрать в себя и закрепить в сознании на все времена во всей необъятности ощущений. Поэтому фотоаппарат Керри просто блуждал видоискателем по фрагментам нью-йоркской гавани, обращался к спине Статуи Свободы, высящейся лицом к новому дню, к Атлантике, которую Керри видела теперь с западной стороны.
По временам она все же делала фотографии, фиксируя фазы своего знакомства с Новым Светом, которое еще не переросло во влюбленность, но уж и не было беспристрастным взглядом чужака. И чужака уже тоже не было. Из восторженного ребенка, каким Керри оказалась наедине с сорокашестиметровым колоссом Свободы, она постепенно превращалась в завороженного зрителя.
К их возвращению на Манхэттен мегаполис преобразился до неузнаваемости. Ночная мгла нисколько не заслонила своеобразие города, наоборот, она стала новым фоном, призванным выразить эффектными средствами ту идею, которая еще могла укрыться от глаз в ярком свете дня. Только теперь Керри готова была решительно утверждать, что ничего подобного в мире нет, что Нью-Йорк абсолютно неповторим.
Осознание этого факта отняло у путешественницы последнюю иллюзию, что сей уголок земли можно исследовать и понять за краткий период времени. Верно, потому Нью-Йорк и сумел сделаться таким заманчивым, таким пугающе желанным для многих и многих.
Но их день был еще далек от завершения. Впереди значилась Таймс-сквер, где было светло как днем от рекламных огней.
Керри сошла с подножки автобуса, на котором они добирались до пересечения Бродвея и Седьмой авеню. Она ступила на тротуар и сделала всего пару шагов, но в многолюдье это малое расстояние, отделившее Ронана от его подопечной, тотчас наводнилось потоком голов, так что он на несколько мгновений потерял ее из виду, и им овладела паника.
Ронан вырвался вперед, рассекая людскую реку, взглядом отыскивая миниатюрную девушку. А когда он буквально наткнулся на нее, застывшую в ожидании, то поразился тому, что улыбчивое лицо, которое он впервые увидел на борту самолета, а миг назад упустил, теперь вновь обретенное, показалось ему родным и бесконечно милым. Ронан тут же расплылся в улыбке, затем, смутившись собственных ощущений, сурово нахмурился, высказав Керри свое недовольство тем, что она так неосторожно оторвалась от него в районе, который никогда не отличался безопасностью для горожан и туристов. Он поспешил погасить в себе эту волну странной экзальтации и перешел на свой обычный подчеркнуто небрежный тон.
Однако Керри, казалось, хранила совершенное безразличие к нему и его действиям, всецело поглощенная исследованием непостоянного пространства вокруг себя. Она уже успела понять, что наблюдать за людьми порой не менее интересно, чем любоваться архитектурной статикой. Керри вертела головой во все стороны, взыскательно всматриваясь в движение, вслушиваясь в нечленораздельный монолог ночного мегаполиса, наблюдая захватывающий экспромт на подмостках первозданной сцены.
Ронан О'Киф попытался привлечь ее ускользающее внимание к себе. Как всегда непринужденно он высказал очередное предложение, которое заключалось в том, чтобы закончить день там, где он был начат. Ведь что может соперничать с желанием сравнить тот Нью-Йорк, который они видели утром, с тем, который предстал им теперь? Ронан позвал Керри на смотровую площадку Эмпайр стейт билдинг. И только на вершине башни, на крытом стеклом сто втором этаже, он просек собственный замысел. Теперь у них были общие воспоминания, которые можно было сравнить. А спутница его фонтанировала эмоциональными восклицаниями и искательно смотрела на него, желая перепроверить собственные впечатления от проведенного дня.
На обратном пути в отель это воодушевление не поблекло. И Ронан, не готовый еще признать тот факт, что не менее ее впечатлен всем увиденным, тоже спешил поделиться своими суждениями. А у входа в ее отель, когда настало время попрощаться, он обнял девушку и поцеловал, не встретив с ее стороны никакого сопротивления.
— Ты голодна? — спросил Ронан.
— Почему ты спросил? — рассмеялась Керри, не меньше самого Ронана удивленная и смущенная таким завершением дня.
— Потому что хотел поужинать вместе с тобой, — шепотом пояснил он.
— Я бы с радостью, — тотчас принялась маневрировать Керри, — но сегодня я рано встала, а на завтра у меня тоже большие планы, да и разница часовых поясов... Пожалуй, я закажу ужин в номер.
— Хорошо, — как-то подозрительно легко отпустил ее Ронан. — Спасибо за приятный день, Керри Дойл.
— Тебе спасибо, — отозвалась она.
— Нет, я искренне благодарен тебе, Керри. Я ведь годы уже не ездил по Манхэттену в автобусе, да еще в такое позднее время. Это было удивительно... как впервые, — с чувством признался Ронан О'Киф, затем вновь приблизился к ней, зажав ее руку между своими ладонями и действительно впервые открыто заглядывая в ее глаза. — Знаешь, возле Таймс-сквер я в самом деле на миг испугался, потеряв тебя из виду. Понимаешь, что такое Нью-Йорк?
— Вряд ли у меня хватит оснований ответить на этот вопрос утвердительно, — с растроганной улыбкой тихо ответила Керри, изумившись его внезапному откровению. — И не сомневайся, я помню все твои рекомендации о том, куда еще следует отправиться в Нью-Йорке, прежде чем покинуть этот необыкновенный город, — заверила его она.
— Хорошо, — медленно кивнул Ронан, с призрачной надеждой вглядываясь в ее лицо. — Обязательно... обязательно сделай это, Керри... Керри Дойл. Особенно рекомендую вертолетную прогулку над городом.
— Обещаю, господин гид, — шутливо ответила она. — Завтра же поднимусь в небо.
Он отпустил ее руку, отпустил ее саму, и Керри направилась к дверям отеля. Она сделала несколько шагов, но, приостановившись, обратила к Ронану свое миловидное улыбающееся личико и помахала ему.
Ронан словно ждал именно этого знака. Через миг, равный двум прыжкам, он оказался возле нее и, обняв, жарко поцеловал, словно они только что встретились после разлуки. Он заключил лицо Керри в свои ладони и целовал ее разгоревшиеся щеки. А она только удивлялась тому, какие нежные, теплые и ласковые у него губы.
— Удачи тебе, Керри Дойл, — освобождая Керри из своих объятий, напутствовал ее Ронан.
— Спасибо. И тебе тоже желаю удачи, Ронан О'Киф, — все еще не веря в реальность неизбежного расставания, отозвалась она.
Он в последний раз склонился к ее лицу и оставил на ее щеке уже сугубо дружеский прощальный и признательный поцелуй.
Ронан теребил соломинку в стакане с коктейлем, отчего прозрачные кубики льда слабо клацали от соприкосновения с тонкими и высокими стекольными застенками. Он бессмысленно смотрел на окружающих, то поднося стакан к губам, то отдаляя его, еле пригубив. Все они были просто прохожие, и лишь некоторые сами останавливали на себе его взгляд, чем-то разительно отличаясь от безликости толпы. Тогда его пытливость на миг напоминала о себе, но тотчас ослабевала, уступая место скуке и иному, хоть и смутному, но оттого не менее ощутимому чувству. И если это было не разочарование от потери, то досада от упущения.
Эл вновь приблизился к нему и облокотился о стойку бара с противоположной от Ронана стороны.
— Растворяешь печали? — насмешливо спросил бармен.
— Снижаю их концентрацию.
— Ну-ну, — скептически произнес Эл.
— Надеюсь, в мое отсутствие в Нью-Йорке не ввели комендантский час? — шутливо осведомился Ронан.
— Нет, а стоило бы, — вполне серьезно отозвался Эл. — Возможно, только в этом случае мне удалось бы отоспаться.
Неожиданно Ронан зашелся диким хохотом.
— Завидую, — мрачно ухмыльнулся усталый бармен. — Ты можешь над этим смеяться...
— Я могу смеяться над чем угодно, — объявил Ронан О'Киф, — я ведь ирландец. Скверный насмешник и безнадежно неуживчивый бродяга с ирландскими корнями, который только что побывал на родине предков.
— Сколько тебе, Рон? Тридцать? Тридцать два?
— Никогда не поздно осознать правду, — бросил Ронан. — Быть может, я жил все эти годы только для того, чтобы прийти к этому выводу. Взять моего дядю. Он буквально с пеленок культивировал в себе некое насмешливое отчаяние. Я же, в отличие от него, — счастливчик. Тридцать с лишним лет я жил как все, веря, что лучшее ждет меня впереди, — то, что придет на смену моему вечному сарказму и одиночеству. И что же оказалось? Я просто дикий и неуклюжий тип, хотя привык думать о себе совершенно иначе.
— Так и есть, Ронан. Ты легкий в общении парень. А это твое настроение... оно пройдет, поверь мне... Я, признаться, завидую твоему образу жизни. Вот покупаю твои книги, а сам думаю: «Даст Бог, и я когда-нибудь там побываю».
— А я тебе скажу, Эл, что еще одна такая книжонка меня убьет, — раздраженно процедил Ронан.
— Знаешь, Рон, если бы не сам я смешивал для тебя коктейли, то решил бы, что ты просто надрался. Это хандра, Ронан. Привыкай. С годами такое случается все чаще и чаще...
— А! — воскликнул О'Киф. — Как же, помню! Однажды мы хорошо с тобой надрались. Повторим?
— Нет, Рон, только не сегодня. Да и, наверное, уже никогда... — раздумчиво и хмуро проговорил Эл.
— А что так?
— Я женат, старик. Обещал супруге, что сопровожу ее завтра в Бостон... Найди себе другого партнера по преступлению.
— Вот, пожалуйста! Жизнь преподнесла еще один удар! — заключил Ронан.
— Не пойму, что с тобой такое. Я был уверен, что ты всю жизнь будешь порхать восемнадцатилетним балбесом!
— А еще другом звался, — притворно обиделся Ронан.
— Бармен — друг всем и каждому. Но друг честный. Мне льстить не резон.
— Тихо! — резко оборвал его Ронан. — Что это там в новостях по телевизору? Прибавь звук! Да сделай же ты погромче! — свирепо прокричал он перед тем, как до его слуха донеслись обрывки фраз: «...два часа назад... упал в Гудзон... вертолет... четверо туристов и пилот...»
Керри предстояла нелегкая задача. Она оказалась едва ли не в противоположном конце города, и теперь ей захотелось приобрести пару сувениров. Так, на память. При этом следовало воздержаться от излишних трат. И это в Нью-Йорке, где любая безделица стоит так дорого. А аргументов в пользу бережливости было более чем достаточно: от ограниченности ее финансовых возможностей до критического замечания Ронана О'Кифа, касавшегося непозволительно большого багажа для человека, поставившего перед собой цель объехать весь мир.
И все же девушке стоило титанических усилий сохранять благоразумие, когда она не сумела отказать себе в удовольствии прогуляться по знаменитым нью-йоркским магазинам легендарной Пятой авеню — «Бергдорф Гудман», «Сакс», «Лорд энд Тейлор». Керри решила, что непозволительно судить об этом городе, если не остановишься поглазеть на сверкающие витрины «Тиффани», не побродишь по этажам всемирно известных универмагов.
Керри довелось испытать массу искусов и еще больше сожалений о том, что ей по определению недоступно бесконечное множество вещественных благ, прежде чем налегке, если не считать ее постоянной спутницы — вместительной сумки, она вошла в свой отель и улыбнулась портье, который уже держал наготове пластиковый ключ от ее номера.
— Я надеялся, что это не ты сейчас дрейфуешь в русле Гудзона, — услышала она позади себя теплый голос и обернулась.
— Ронан! — счастливо воскликнула Керри, не считая нужным скрывать свой восторг.
Она много раз в течение дня запрещала себе вспоминать о случайном попутчике, полагая, что все в прошлом. Но только не теперь, когда он сам счел нужным появиться.
— Я услышал в новостях о потерпевшем крушение вертолете с туристами на борту, — поспешил объясниться Ронан.
— О, да, я собиралась... но не собралась, — виновато проговорила Керри.
— Выходит, что правильно сделала, — подытожил мужчина, и видно было, что это не просто констатация. Ронан места себе не находил, пока не убедился, что его новая знакомая жива и здорова.
— Я слышала о разбившемся вертолете... Ты волновался за меня? — простодушно спросила Керри.
— Конечно. Это ведь я настоятельно советовал тебе полюбоваться на Нью-Йорк с воздуха.
— Поэтому ты здесь?
— Да, — кивнул Ронан.
— Приятно, что и в этой части света есть кто-то, кто обо мне беспокоится, — признательно произнесла девушка.
— Я чувствовал свою причастность... — словно оправдываясь, сказал он.
— Спасибо.
Керри улыбнулась ему очень нежно, и Ронан замялся.
Спеша к ней в отель, он не планировал, что скажет, как поведет себя. Ему важно было убедиться, что с туристкой из Ирландии все в порядке.
— Твоя сумка тяжелее обычного, — шутливо заметил он, опустив глаза к ее руке.
— Да, прикупила кое-что на память, — охотно ответила Керри, продолжая обезоруживающе улыбаться.
— Боюсь даже предположить, каким станет твой багаж к концу кругосветки.
— Это не проблема, Ронан. Я уже все обдумала. Многие предметы уже сейчас могу переправить домой. Почтой. И буду делать так всякий раз, чтобы облегчить свою ношу.
— Разумно, — оценил эксперт.
— Можешь внести мое ноу-хау в один из своих будущих путеводителей, — щедро разрешила девушка.
— Вряд ли стоит рекомендовать этот метод другим. Только в ситуации полной безвыходности. Потому что, рассуди сама, какие деньги придется тебе истратить на посылку через океан. А как быть с концепцией ресурсосбережения, которой обязан придерживаться каждый толковый путешественник? — усмехнулся Ронан.
— А ведь верно. Об этой стороне проблемы я и не подумала.
— Не желаешь ли забросить свою сумку в номер? — поинтересовался мужчина.
— Есть планы?! — азартно воскликнула она.
— Подозреваю, что ты очень проголодалась в своем хождении по магазинам. Поэтому предлагаю пойти поужинать.
— Отчего тебе все время кажется, что я голодна? — весело спросила Керри.
— А разве это не так?
— Увы, ты прав, Ронан. Я с огромным удовольствием поужинаю с тобой.
— Отлично! — обрадовался он, не удержавшись от улыбки.
— Определенно, ты серьезно взялся опекать меня, — заметила девушка.
— Я уже говорил, что чувствую свою ответственность за судьбу тех, кто руководствуется в своих путешествиях моими путеводителями.
Керри посмотрела на Ронана, прищурившись.
Вложив руки в брючные карманы, он качнулся на каблуках и нехотя добавил:
— Ну, в любом случае есть о чем поговорить.
— И о чем же? — осведомилась Керри.
— Я подумал кое о чем, пока дожидался твоего возвращения. Это-то я и собираюсь обсудить с тобой.
— Что именно? Не виляй, — требовательно проговорила она.
— Да так... есть у меня к тебе одно предложение, Керри.
— Вот как? Предложение? Звучит очень серьезно. А какого рода предложение, могу я узнать?
— А вот об этом мне хотелось бы поговорить не в фойе отеля, а в более приватной обстановке, за ужином, например.
— Хорошо, Ронан. И все только потому, что ты заинтриговал меня... И, раз уж мы собрались поужинать, мне следует переодеться.
— Да, пожалуй. Я подожду тебя тут.
— Но учти, Ронан. Засиживаться допоздна я не смогу. Завтра мой рейс на Сан-Франциско. Я покидаю Нью-Йорк. Хотелось бы не только выспаться, но и многое успеть до отлета.
— Обещаю вернуть тебя на это самое место до того, как твоя карета превратится в тыкву.
— Благодарю за понимание, Ронан О'Киф, — церемонно произнесла путешественница.
«Маленькая Италия» в Южном Манхэттене поразила Керри своим сходством с всеобщим праздничным застольем. Всюду, тут и там, под открытым небом за столиками восседали веселые люди и с аппетитом поглощали ароматные яства, которыми сплошь были уставлены столешницы, а из невидимых репродукторов доносились популярные неаполитанские песни и оперные арии.
Керри сразу же понравилось здесь. Она почувствовала себя как дома. Радушие официантов казалось ей фантастическим, а еда — необыкновенно вкусной. Поэтому, когда Ронан спросил, что она предпочитает на десерт, Керри очень удивилась, поняв, что немало уже проглотила и за всеми разговорами, даже предмет которых не сохранился в памяти, не заметила того, как стремительно пролетело время ужина.
— Десерт? Нет, ты, наверное, шутишь. В меня столько не влезет... Лучше скажи, о чем ты хотел со мной побеседовать?
— Я настаиваю, Керри. Добрый ужин с хорошим человеком обязан заканчиваться десертом. Поверь мне, — произнес он свою сакраментальную фразу, и Керри не оставалось ничего другого, кроме как согласиться с ним. — А вот за кофе-то мы и поговорим обо всем обстоятельно.
— Ты, как всегда, все четко спланировал, Ронан О'Киф.
— Именно так, Керри Дойл.
— И это меня смущает, — добавила она чуть погодя.
— Подозрительность тебя погубит, дорогая, — сообщил ей гид.
— Ты бы предпочел, чтобы меня погубила доверчивость? — отпарировала девушка.
— Сколько ты уже в Штатах? Три дня? Не густо... — рассудил он вслух. — Этот срок недостаточен даже для того, чтобы должным образом оценить здешний английский. Тем более что здесь, на Малберри-стрит, свой диалект, в соседнем Чайнатауне — свой, в Куинсе и Бронксе — тоже. Ты уже была на Лонг-Айленде?
— Нет.
— И на севере не была?
— Когда бы я все успела?
— Вот и я о том же говорю, — удовлетворенно кивнул Ронан. — А ведь в Бронксе есть на что посмотреть. Стадион «Янки», ботанический сад, музей изобразительного искусства, парк «Ван Кортландт».
— Я и не задавалась целью увидеть все в Нью-Йорке.
— И напрасно, — проговорил гид.
— К чему ты ведешь, Ронан? — настороженно спросила Керри.
— А в любом другом городе, в котором ты намерена побывать, в любом следующем своем пункте остановки ты тоже намерена довольствоваться видами с площадки обозрения? Это напрасная трата времени, сил и денег. И поэтому у меня к тебе предложение, Керри Дойл! — торжественно объявил он.
— Ну, говори же, наконец! — нетерпеливо подстегнула его девушка, действительно заинтересовавшись.
— Выпей еще немного вина, дорогая.
— Не тяни, Ронан О'Киф! Выкладывай немедленно! — потребовала она.
— Тирамису и два кофе, — обратился Ронан к услужливому официанту, а когда тот удалился, приняв заказ, снова повернулся к Керри: — Сколько тебе лет, Керри Дойл?
— Что за вопрос, Ронан О'Киф?
— Вопрос не праздный. Отвечай, — без тени смущения произнес он.
— Ну, знаешь ли... — возмущенно покачала она головой, промокая губы салфеткой.
— Почему ты так конфузишься, Керри?
— Просто не возьму в толк, какое тебе до этого дело! — раздраженно проговорила она.
— Ответь, и я объясню, — продолжал настаивать Ронан.
— Тридцать шесть, — выпалила она.
— Я бы вряд ли догадался, — отметил мужчина. — Ты кажешься совершенной девчонкой.
— Спасибо, если это комплимент. Так почему ты спрашивал?
— Потому что это имеет самое непосредственное отношение к моему предложению. Я должен был убедиться, что ты совершеннолетняя, и все такое прочее... — неуклюже заюлил он.
— Убедился. Слушаю тебя дальше.
— Суть в том, что у меня наступил своего рода творческий кризис. На днях вообще появилось желание поставить на прежнем деле точку. Но после я рассудил, что бросить всегда успею. Я должен попытаться еще раз. Мне нужна идея для моей новой книги. У меня начисто пропало стремление повторяться, идти многажды исхоженным путем. Хочу опробовать что-то новое.
— Понятно... Но я-то тут при чем?
— О, Керри, сейчас я все тебе объясню. Ты именно тот человек, для которого я все эти годы составлял свои путеводители, лишь гипотетически представляя себе все сложности и вопросы, которые могут возникать у новичка в его странствиях. Ты для меня настоящая находка. Мне необходимы твои впечатления, сомнения, раздумья обо всем, что заинтересует тебя в ходе твоего турне. И я готов платить за это.
— Платить?!
— А вот и наш кофе! — воскликнул Ронан, обрадовавшись возможности перевести дух и собраться с мыслями.