Вспомни обо мне

26

Марк был в школе, где работала Лариса Боткина. Прозвенел звонок. В учительскую повалили учителя. О его визите сразу же доложили директору. Солидная дама, увешанная драгоценностями, вошла в учительскую, покачивая крутыми бедрами, предложила ему пройти в свой кабинет.

Но Марк сказал, что сначала ему хотелось бы, пользуясь тем, что в учительской собралось много преподавателей, поговорить с ними о Ларисе. Он понимал, что это будет живой и быстрый разговор, из которого ему предстоит потом выбрать самое главное. Он ждал, что коллеги убитой не заставят себя ждать и сами начнут рассказывать о ней что-то, вспоминать какие-то детали, но все словно онемели…

– Да у Ларочки не было подруг или друзей, – неожиданно произнесла громким и властным голосом директорша, Крашенинникова Тамара Дмитриевна, – поэтому никто ничего вам не скажет. Так ведь?

И она окинула всех присутствующих каким-то странным, змеиным взглядом, из чего Марк понял, что учителя, вероятно, проинструктированы относительно того, как вести себя, если вдруг придут наводить справки о Боткиной. Им приказано было молчать. И они молчали.

– Хорошо, – Марк обратился к директрисе. – Я готов побеседовать с вами с глазу на глаз.

– Я вам так скажу, – произнесла Крашенинникова, когда они остались одни. – Лариса держалась особняком, ни с кем не заводила дружеских отношений и вообще бывала в школе довольно редко. Понимаете, наша школа на хорошем счету, и мне не хотелось бы, чтобы нас склоняли в прессе…

– Бога ради, Тамара Дмитриевна, да кто же вам сказал, что следователи работают с журналистами? Что нелепое предположение? Убита учительница из вашей школы, и меня, как следователя прокуратуры, интересует мнение тех людей, кто знал ее. Что она была за человек? Может, с кем-то встречалась или, наоборот, была в неприязненных отношениях? Может, кто-то что-то знает о жизни Ларисы? Может, ей кто угрожал? Да мало ли?

– Я понимаю, но никто вам ничего не скажет. Конечно, Лариса была красивой молодой женщиной и нравилась многим нашим преподавателям-мужчинам. Но она вела с ними себя так высокомерно и держалась, повторяю, особняком, что ни о каких романах здесь и речи быть не могло. Что же касается женского коллектива, то и здесь вам никто ничего не скажет – Ларисе многие завидовали. И ее красоте, и независимости. Кстати, ее вообще не интересовала зарплата, количество часов, да и общественных нагрузок она не имела. Приходила, вела свои уроки и уходила. Зачастую за ней заезжали на дорогой иномарке. Это был один и тот же мужчина. Высокий брюнет средних лет, мрачноватого вида. Его звали Анатолий. Я не раз слышала, как Лара разговаривает с ним по телефону, говорила, когда за ней заехать.

– А больше за ней никто не заезжал?

– Нет, но я знаю, что у нее еще кто-то был.

– Откуда вам это известно? Вы видели этого человека? Записали номер его машины?

– Нет-нет, что вы. Я его не видела. Но это случилось буквально дня за два до того, как Ларочки не стало. Понимаете, я случайно подслушала… вернее, услышала ее разговор по телефону. Она стояла в коридоре, возле окна, отвернувшись, и говорила тихо. Я в это время шла по коридору и все слышала. Она сказала этому самому Анатолию, что не позволит, чтобы с ней так обращались, что она никому не даст права так на себя кричать и обзываться. Она не говорила, а, знаете, шипела в трубку, и я поняла, что они со своим любовником, Анатолием, тем самым, который обычно заезжал за ней, поссорились. Ну, поссорились и поссорились, с кем не бывает. Я знаю, что Ларочка была отходчивой, мягкой девушкой. Так вот. Поговорила она, значит, по телефону, вернулась в учительскую и села за стол, прихорашиваться. Я еще подумала тогда, неужели она наводит марафет для того, чтобы просто поехать домой? Кстати, когда за ней не заезжали, она вызывала такси… Вот так-то вот. Чем тоже вызывала раздражение у наших учителей. Знаете, людская зависть не знает границ.

– Что было дальше?

– А потом раздался звонок, это звонил телефон на столе. Не ее, а городской, Ларочка встала, чтобы взять, и зацепилась чулком за какой-то гвоздик или штырь в стуле.. Да так неудачно, что порвала.. Не знаю, чулок это был или колготки, но образовалась большая дыра, да еще и кожу она поцарапала, даже кровь пошла… Я принесла ей из своей аптечки вату, йод, она отказалась от йода, достала из сумочки духи и вылила на ватку, обработала ранку. Знаете, никогда бы не подумала, что она может так расстроиться из-за порванного чулка. Чуть ли не плакала, говорила, что надо что-то предпринять. Нельзя, мол, в таком виде оставаться. Еще сказала, что это дурной знак. И тогда и говорю: самый простой выход – сбегать в магазинчик на нашей улице и купить новые чулки. Она так и сделала. Быстро сходила, купила, я впустила ее в свой кабинет, чтобы она переоделась. Вы себе не представляете, как пахло у нас Ларочкиными духами в учительской, да и в кабинете после этого происшествия. Я все ждала, что она вызовет такси и отправится домой, с Анатолием-то своим она вроде поссорилась, но никакого такси она не вызывала. Вышла из школы и быстрым шагом направилась в сторону кондитерской фабрики. Может, захотела купить конфет, может, еще что. А может, ее там кто-то ждал, и она назначила там встречу с другим мужчиной. Ну, посудите сами, стала бы она так расстраиваться из-за порванного чулка, если бы просто собиралась домой? Вышла бы из школы в порванном чулке, села в такси и поехала домой. Все.

Марк слушал ее и поражался тому, как же внимательны бывают иногда женщины. Казалось бы, такая мелочь – порванный чулок, но ведь она права – у Ларисы Боткиной в тот вечер действительно была назначена встреча с другим мужчиной.

– Вы можете назвать точную дату, когда это произошло?

– Двадцать второго марта, в субботу…

Лару убили в ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое марта.

Марк поблагодарил директрису, вернулся в машину и уже оттуда позвонил Концевичу, спросил, когда они поскандалили с Ларой.

– Это было в пятницу, 21 марта… А что? – голос у Анатолия был озабоченный.

– Она перезванивала тебе после этого?

– Понимаешь, я находился в таком состоянии… Да, припоминаю что-то такое. Я, кажется, хотел за ней заехать, но она отказала мне, сказала, что не может терпеть мою грубость, что я вел себя, как последняя скотина, и все в таком духе. Но я-то знал, что она скоро успокоится и простит меня.

– Значит, 22 марта ты с ней не встречался?

– Нет. Я ее больше вообще живой не видел. И получается, что она ушла от меня, а я так и не дождался ее прощения.

«Значит, – решил Марк, – у Лары был кто-то еще. Но кто?»

Дом на улице Некрасова, где проживала Вероника Парусникова, Марк нашел быстро. Он долго звонил в квартиру, но ему так никто и не открыл. Он начал опрашивать соседей, не знают ли они Веронику Парусникову. Одна женщина сказала, что да, жила здесь такая, красивая молодая девушка, водила к себе парней, устраивала вечеринки, из ее квартиры часто доносилась громкая музыка, смех. А потом исчезла. Поговаривали, что она вышла замуж не то за клоуна, не то за дрессировщика змей. Но потом у них что-то не заладилось, и она вернулась. Другая соседка сказала, что видела Веронику с Мишей Нольде – своей первой любовью. Марк показал соседям фотографии Веры Концевич, но вразумительного ответа так и не получил. Вроде она, а может, и нет, но очень похожа. Или: да, скорее всего, она и есть. Или: да, точно, это она.

Получалось, что Нольде говорил правду, и его сын собирается жениться на Веронике Парусниковой. Но тогда при чем здесь Вера? И Концевич? И гроб, в котором обнаружили останки постороннего мужчины? Выходит, он только зря потревожил врача.

Он поехал в цирк. Поговорил с теми, кто мог знать о давнем романе. Показал снимок Веры Концевич. Но никто толком не видел девушку, с которой уехал в неизвестном направлении дрессировщик змей Виктор Шегорцов. Где находится сам дрессировщик, тоже никто не знал.

Марк вернулся к себе в прокуратуру и сделал запрос, в каком цирке работает Виктор Шегорцов.

Уставший, он вернулся домой. Сонная Рита открыла дверь.

– Марк, ты очень плохо выглядишь. Поешь и ложись, отдыхай. Знаешь, мне кажется, что настоящая весна так никогда и не наступит.

Марк вошел в гостиную и удивился: все вокруг было белым и желтым. Занавески, скатерть, даже мебель была покрыта какими-то цветными тканями, в летних жизнерадостных и солнечных тонах.

– Что это, Рита?

– Так я спасаюсь от депрессии. Нет уже сил смотреть на эту серость за окном и слушать шум дождя. Так хочется тепла, солнца, цветов. Мне даже работать не хочется, кисти валятся из рук. И в Отрадное не хочу. Там сейчас такая смурь, грязь… что там делать?

– Поедем в теплые края, милая, – Марк усадил жену к себе на колени, зарылся лицом в ее волосы. – Представляешь, у Ларисы Боткиной, кроме Концевича, еще кто-то был!

Он рассказал ей о своем разговоре с директрисой.

– Да, она точно собиралась на свидание! Вот бы узнать, к кому! Ты же говорил, будто соседка знает, что вроде бы к Ларисе захаживали мужчины?

– Да ничего она толком не знает. Так, одни предположения.

– Марк, что-нибудь случилось? На тебе лица нет. Ты чем-то расстроен?

– Нольде. Он сказал, что его сын встречается с Вероникой Парусниковой, дочерью его, можно сказать, жены или подруги, с которой он какое-то время жил, но потом она умерла. Он подтвердил, что Вероника немного похожа на Веру Концевич, но скорее типом внешности.

– При таком раскладе, если бы я лично не присутствовала вчера в ресторане и не видела реакцию Концевича на ту женщину, которую он принял за свою жену, я могла бы подумать, что это его друзья сговорились и утверждают, что девушка похожа на Веру. Знаешь, эта история с каждым днем обрастает какими-то новыми подробностями, которые закручиваются в крепкий узел.

– Завтра, возможно, я узнаю, где работает дрессировщик Шегорцов, с которым в свое время сбежала Парусникова, и отправлю в этот город фотографию Веры Концевич, пусть покажут ему и спросят, действительно ли это Вероника, а не Вера. Еще, я думаю, будет готов приблизительный портрет мужчины, труп которого оказался в гробу.

– Марк, давай не будем уже сегодня о гробах и трупах. У меня холодец и жареная печенка. А еще пирог с черной смородиной. Марк, ты любишь меня?