Встретимся на Черной речке

ГЛАВА 8

Я попыталась незаметно пробраться в нашу с Катериной комнату, но была замечена бабкой Марьей.

— Девки, вы где шляетесь-то? Ночь-полночь! — зычный голос хозяйки огласил дом.

Мне в лицо ударил свет фонарика — на острове отключили свет. Я почувствовала себя маленькой девочкой («Еще и пьяненькой», — с ухмылкой добавил мозг), которую ругает бабушка.

— Ну ладно ты, но хромоножка-то куда пропала?

— Как «пропала»? — засуетилась я. — Она утром даже встать не могла!

— А вот обхитрила нас лиса, — хихикнула бабка. — Усвистала кудато.

— Так, я пойду ее искать, — я слишком резко повернулась, и тут же схватилась за косяк — вино давало о себе знать.

— Спать иди, пьянчужка, — буркнула баба Марья, выключая фонарь.

— Как ускакала, так обратно и прискочит. Тут деваться некуды. Вода кругом.

Я села на свою кровать, и тут же почувствовала, как на меня наваливается сон. Мозг еще порывался пойти искать подругу, но тело эти планы уже не интересовали.

Всю ночь мне снился художник. Теперь я была уверена, что это он: я слышала его голос, смех, и даже во сне ощущала свежий, как запах скошенной травы, аромат его парфюма. Бесконечный ночной поцелуй. Даже когда я проснулась, мне показалось, что у меня припухли губы.

На соседней кровати мирно спала Катерина. Из ее волос я вынула длинную соломинку. Девушка приоткрыла один глаз, и я быстро спросила:

— Ты, блин, где была?

— А ты? — парировала Катя, и закрыла глаз, показывая, что диалог закончен.

— Ты же вчера меня гоняла все утром: то ей чай, то пряник, то спинку почесать, прикидывалась немощной, а сама уперлась куда-то ночью, — возмущенно воскликнула я.

— Да с отцом я на лавочке сидела, — отмахнулась подруга, и перевернулась на другой бок.

«Упс… Надеюсь, они нас не видели», — подумала я, и мгновенно потеряла желание мучить Катерину.

— Ты видела Кирилла Робертовича? — девушка пробубнила это изпод одеяла.

— Нет, слава богу. Он вечером к костру не пришел. А весь день я на берегу была. Ты пойдешь сегодня на выход?

— Нет, поваляюсь еще. Нога ноет.

— А нечего скакать по ночам, — съехидничала я.

— Сама-то…. Прости Господи, — раздался с улицы, из-за приоткрытого окна, голос бабки Марьи.

Я не удержалась, и томно вздохнула, потягиваясь.

— Чё замерла-то? Околела что ль? — в окне показалось лицо бабы Марьи. — Пошли траву козам косить.

— Я не умею косить, — ответила я, опуская, наконец-то, руки.

— Тяму хватит, — выдала очередное незнакомое мне выражение бабка.

— Иди-иди, — захихикала Катя. — Приобретешь новый навык. Козу хоть увидишь, живую.

— Можно подумать я козу не видела, — буркнула я, натягивая протянутые хозяйкой дома вещи.

Мне было показано, как, где и какую траву рвать. Занятие не из приятных: комары, шмели, паутина, платок сползает на лоб, коза бодает меня в ногу, трава противно скрипит, когда по ней скользит тряпичная перчатка. Но, как оказалось, может быть и хуже: из-за угла соседнего дома вырулила банда гусей. Гуси были жирными, самоуверенными, и чувствовали себя хозяевами жизни. Проходя мимо нас с козой Майкой, они решили самоутвердиться: с шипением стали окружать нас, вытягивая шеи. Майка авторитет гусей не оспаривала, а я махнула на них зажатой в руке длинной травиной. И начала трусливо отступать. По крайней мере, у меня была такая возможность, в то время как коза была привязана веревкой к вбитому в землю колышку. Птицы уже практически загнали меня в угол между забором и сараем, как на горизонте появился мой будущий спаситель: он пока об этом не знал, но я дала это понять криками «Помогите! На меня напали гуси!

При ближайшем рассмотрении оказалось, что со спасителем я уже знакома. Достаточно близко. Вчера я пыталась его поцеловать.

Художник из строяка с умильной улыбкой оценил ситуацию: я жалко отмахивалась от шипящих птиц травой, прижимаясь к забору. При виде мужчины, гуси сами разошлись, сделав такие морды, будто и не пытались угрожать мне — так, проходили мимо, и решили посмотреть на городскую дурочку.

— Вы это видели? — я гневно взмахнула руками. — Они набросились на нас!

— Где второй пострадавший? — со смехом спросил художник.

— Она там осталась — она просто привязана, не смогла уйти, — выдохнула я. — У меня не было времени отвязать.

— Кто там у вас привязан? — нахмурился мужчина. — Катерина?

— Да какая Катерина?! Майка! — я на секунду замолчала. — Вы Катю знаете? Откуда?

— Кто не знает дочь ректора? А кто такая Майка?

В этот момент коза разразилась длинной гневной тирадой (хотя звучало это как Бее-е!>>)‚ и я указала на нее пальцем.

— Напугали меня. Я-то думаю, что у вас за игры со связыванием, -

ответил мужчина.

— Любите игры со связыванием? — я приподняла бровь.

— Я люблю игры с рисованием, — достойно парировал художник.—

Кстати, я шел к вам. Не хотите сегодня со мной выйти на натуру?

— Хочу, — прямо сказала я. — Только у меня со вчера не дорисован берег.

— Я договорюсь с Борисом Таисовичем.

— Это было бы хорошо, — я честно призналась. — Там скука смертная: волны, песок, паром, дед Максим мельтешит перед мольбертом.

— Договорились. Давайте через два часа встретимся на нашем месте?

Я кивнула, и после того, как мужчина ушел, вкусно, с растягиванием произнесла: «Наше место. Ммм…

Дома я посмотрела на себя в зеркало, и ужаснулась: платок, пока ерзал по моей голове, перепутал волосы, превратив их в мочалку, кое-где, на открьггые участки тела, прилипла трава, длинная монашеская юбка в цветок «тянулась» к полу — подол намок от росы, серая льняная рубашка облепила вспотевшее от работы и схватки с гусями тело. И после увиденного он позвал меня вместе рисовать? Это уже похоже на чудо.

Я была искренне рада, что мне не придется возвращаться на берег.

Во-первых, там скучно, во-вторых, рисовать воду — это хуже, чем убегать от гусей, в-третьих, хотелось поближе познакомиться с черноглазым.

— Трава-то где? — раздался с улицы голос бабы Марьи. — Маринка, итить твою, ты мешок там оставила? Сейчас его Варфаламеевы под шумок утащат! Они все, что плохо лежит, к рукам прибирают.

— На меня гуси напали, — жалостливо начала оправдываться я, выходя за ворота следом за бабкой.

Так начался очередной день пребывания на острове. Желание сбежать поубавилось.

После того, как мы принесли мешок обратно, а заодно отвязали Майку (бабка сильно боялась, что Варфаламеевы могут увезти козу), начался завтрак. Наша баба Марья, на протяжении предыдущих дней, внимательно следила за тем, что мы с Катериной едим, а что оставляем нетронутым.

Конечно, мы ей говорили, что она не обязана нас кормить, что мы можем сами готовить, или питаться со всеми в школе. Но она жутко обижалась на такие слова. После того, как мы в пятый раз это повторили, она стала угрожать, что выселит нас к Варфаламеевым, если мы еще раз такое скажем.

Мы ни разу не видели Варфаламеевых. Но отчего-то было страшно.

Сегодня на столе стояло все то, что вошло в мой рейтинг съедобных местных блюд: вареная картошка, жареные яйца, свежеиспеченный хлеб, творог, ягоды, и невероятно вкусный чай на листьях малины и черной смородины. Для Катерины на столе стояла ваза с пряниками. Бабка Марья степенно пила чай из пиалы с изображением розовощекой девицы, и внимательно следила за тем, как мы едим.

— Маринка! Ну-ка съешь еще картофелинку! Вон кака тощая.

Катька, возьми еще пряник! Я завтра новых куплю.

Немного грубоватая манера общения нашей хозяйки стала привычной, и даже вызывала ощущение некоего уюта: мне стало казаться, что это не чужой человек, а моя собственная бабушка. Всё в этом доме стало знакомым, я на ощупь, когда выключали свет, могла найти и свою кровать, и чан с питьевой водой, и коробку со свечами, и вазу с пряниками для Катерины.

— Катька, ты не ходи никуда, лыдки то береги.

— Нет, конечно, не пойду. Я еще пару дней полежу дома, — уверенно ответила Катя.

— А я пойду, — сказала я, вставая из-за стола.

— С собой возьми, — бабка торопливо начала заворачивать в белый платок картошку. — Не поела же ни черта!

— Ба, да не надо! — я замерла, осознав, что обратилась к бабке Марье, как к своей бабушке.

Хозяйка положила платок обратно, и, выпрямив спину, довольно заговорила:

— Ладно. Но если есть захочешь, тут же домой вернешься. Нечё нежрамши таскаться.

— Хорошо, — я пошла собираться в наш с Катериной пристрой, но остановившись, сказала. — Спасибо вам большое! Все очень вкусно!

Боковым зрением я видела, как приосанилась бабка Марья, и как заулыбалась Катерина.

Когда я подошла, черноглазый уже сидел на поваленном ветром дереве, перебирая в сумке кисти. Мужчина потрясающе выглядел: прядь челки выбилась, и частично перекрывала собой идеальный, ровный профиль, художник прикусил нижнюю губу, рассматривая что-то в сумке. Свободная рубашка с какими-то этническими узорами на стоячем воротнике, закатанные рукава. Все в нем говорило о внутренней свободе, уверенности в себе и своем деле, творческом заряде, который, при этом, не расплескивается, как у новичка, а направлен в одно русло, организован, оформлен.

— Можно я вас нарисую? — без приветствия начала я.

— Не люблю позировать, — ответил мужчина, не поворачиваясь. — В этом есть что-то от самолюбования.

— Ну, вы же не можете не знать, что у вас привлекательная внешность.

— К сожалению, это так, — мужчина повернулся. — Пойдемте.

Покажу вам фантастически красивое место.

Мы долго шли, и хотя мужчина взял все мои вещи, через какое-то время никакого фантастичного места уже не хотелось. Не люблю я эти прогулки по пересеченной местности… Но улыбки, которые мужчина посылал мне из-за плеча, давали силы идти дальше. Я старалась смотреть себе под ноги, чтобы не запнуться о сильно выступавшие корни деревьев, но понимала, что идем мы к той стороне острова, которая сопряжена с сушей.

— Долго еще?

— Да-а, выносливости у вас маловато… — констатировал художник.

— Как вы сексом занимаетесь…

— Это у меня получается гораздо лучше, чем ходить по лесу, — с ухмылкой ответила я.

— Да? — мужчина повернулся, сверкнув глазами. — А вы не боитесь гулять с незнакомым мужчиной по темным лесам?

— Смотря, какие у него намерения. У вас я пока вижу одно: вымотать меня длительными прогулками. К сожалению…

Мужчина рассмеялся, но ничего на мою провокацию не ответил.

— Все, пришли, — художник остановился, снимая с плеча треногу и сумки.