Вторая жизнь Мириэль Уэст

Глава 9

Следующие дни прошли как в тумане. Приглашенный дантист осмотрел зубы Мириэль. Специалист в лаборатории взял образцы крови. Медсестра сделала ей прививку от оспы. Она снова встретилась с Доком Джеком, который рассказал ей много всего о болезни и прописал два раза в неделю инъекции экстракта масла чаульмугры[17] и то же самое мерзкое лекарство, в форме капсул для приема внутрь во время еды. Капсулы заставляли ее желудок бурлить и чаще всего возвращались так же быстро, как она их глотала, обжигая горло и оставляя во рту привкус тухлой рыбы.

В перерывах между приемами пищи и осмотрами у врача Мириэль не выходила из своей комнаты. Самый первый разговор с соседями по дому прокручивался в ее голове, как заезженная пластинка. «Когда-то мы все были такими же хорошенькими, как ты… Нет надежды уехать в ближайшее время… Если бы я знала тогда то, что знаю сейчас…». Двадцать один год Мэдж провела в этом убогом заведении. Это принесло ей не много пользы. Неудивительно, что у нее был темперамент вареного омара.

Мириэль не могла остаться здесь и на целый год, не говоря уже о том, чтобы задержаться еще на двадцать. Ей нужно было растить своих дочерей. Сколько раз за несколько месяцев до приезда в Карвилл она стряхивала Эви со своих колен и предлагала ей пойти играть? Сколько раз, слыша плач Хелен, ждала, когда няня успокоит ее? Что она за мать? Потребовался бы двадцать один год и еще двадцать, чтобы загладить свою вину перед детьми.

На четвертый день, за обедом Мириэль почувствовала знакомое шевеление в желудке и поспешила на улицу, чтобы ее вырвало. Все три ее беременности, вместе взятые, не заставляли ее чувствовать себя настолько плохо, как эти ужасные таблетки чаульмугры.

Рядом со столовой располагался запущенный чайный сад и фонтан. Она поспешила к нему и плеснула в лицо водой. Холодок пробежал по ее коже, но тошнота медленно отступила.

Как раз в тот момент, когда она собиралась вернуться внутрь и съесть еще немного обеда, позади нее раздался тихий свист. Она вздрогнула и обернулась. Мужчина средних лет сидел за одним из бетонных чайных столиков неподалеку.

– Какая горячая штучка, – сказал он, откровенно, без стеснения разглядывая ее. Кожа его лица была толстой и грубой, а узловатые предплечья напомнили ей хила-монстра[18]. Он встал, и Мириэль попятилась, наткнувшись на край фонтана.

– Не думаю, что мы имели удовольствие встречаться. Ты, должно быть, здесь новенькая. – Он сделал шаг вперед и протянул руку. Мириэль не шелохнулась, оставив его вытянутую руке висеть в воздухе. – Что, боишься, что я заразен? – Он еще мгновение подержал руку на весу, прежде чем опустить ее. – У меня для тебя новости, куколка: так же, как и ты, иначе тебя бы здесь не было.

Мириэль вздернула подбородок и направилась прочь.

– Куда ты так спешишь?

– Я лучше буду сидеть и смотреть, как растут мои волосы, чем разговаривать с таким грубияном, как ты.

Он усмехнулся.

– Мои извинения. Последние четыре недели я провел в тюрьме, так что немного подзабыл про манеры.

Мириэль остановилась на полпути к лестнице, ведущей обратно в столовую, и обернулась.

– Здесь есть тюрьма? – Она не смогла удержаться от смеха. – Для кого? Для пациентов, которых поймали за превышение скорости велосипеда на пешеходных дорожках? Или для тех, кто отказывается принимать таблетки чаульмугры?

– Останься ненадолго, и я тебе расскажу.

Мириэль поколебалась, затем спустилась по лестнице и села на край фонтана.

– Ну?

Мужчина улыбнулся. Его зубы были цвета мочи.

– Как тебя зовут?

– Мири… Полин Марвин.

– Классное имя.

– Итак, почему ты был в тюрьме?

– Эй, притормози, куколка. Теперь ты должна спросить мое имя. Это лишь вежливость.

– Может быть, мне это не важно.

Он подался вперед.

– Я скажу тебе свое настоящее, а не выдуманное имя, которым меня называют монахини. – Он сделал паузу, снова улыбнулся и наклонился ближе. – Мое настоящее имя Сэмюэл Хэтч. Когда-нибудь слышала обо мне?

Мириэль отползла назад, настолько, чтобы не упасть в фонтан.

– Нет.

– Я – причина существования всего этого заведения. Несколько лет назад в Вашингтоне заварил такую кашу, что у них не было другого выбора, кроме как создать национальный дом для прокаженных, чтобы запереть меня в нем.

Она на мгновение задумалась и вспомнила, как ее отец упоминал что-то о прокаженном, пробравшимся в какой-то шикарный отель в Вашингтоне, чтобы привлечь внимание Конгресса. Отец был заядлым читателем «Таймс» и «Экзаминер», и часто за завтраком зачитывал самые сенсационные истории вслух. Ее удивило, что она вообще вспомнила эту статью, так как почти каждое утро она выдходила к столу полусонная, ее волосы все еще пахли сигаретным дымом и вчерашними духами.

– Это было больше десяти лет назад. Ты здесь с тех пор? В тюремной камере?

– Не-а. Я здесь с семнадцати лет, но это не причина, по которой я был заперт. – Он похлопал по бетонной скамейке. – Почему бы тебе не сесть рядом со мной?

Мириэль нахмурилась. Он мог быть сумасшедшим. Опасным. И к тому же запах его дыхания был так же ужасен, как и его зубы. Но любопытство взяло верх. Она села не рядом, а на противоположной скамье, так что между ними находился бетонный чайный столик. Он повернулся к ней лицом.

– Продолжай, – сказала она. – У меня нет времени сидеть с тобой целый день.

Он рассмеялся.

– Все, что у нас здесь есть, – это время. Долгие годы. Время сидеть, гнить, ждать своей смерти и размышлять о нашей прошлой жизни.

Мириэль подавила ухмылку. Философ-прокаженный – разве это не великолепно?

– Я заметил твое обручальное кольцо. Есть дети, миссис Марвин?

Внезапная серьезность в его глазах обезоружила ее.

– Да, есть.

– У меня тоже. Три дочери и сын. – Он посмотрел вниз. – Теперь они выросли. Думаю, переженились.

– Вы не поддерживаете связь? Разве они не знают, что ты здесь?

– О, они знают.

Он рассказал, как его вместе с семьей гоняли из одного города в другой, как только узнавали о его болезни. В течение многих лет они скитались, живя впроголодь на задворках общества. В конце концов, органы здравоохранения настигали их, и его запирали в изоляторе. Все это время его болезнь прогрессировала и скрывать ее было все труднее.

– Никто из родных не заразился от вас? – перебила она.

– Не так страшен черт, как его малюют. Говорят, что дети особенно восприимчивы, но ни у кого из моих детей никогда не было даже шишки. Впрочем, это оказалось не важно. – Его серьезные глаза стали злыми. – Знаешь ли ты, что наше состояние является законным основанием для развода?

Мириэль коснулась серебряного браслета на своем запястье. Такое могло случиться с другими, но у нее с Чарли все иначе. Они уже пережили гораздо худшие времена. И к тому же, ее болезнь только сблизила их. Она встала. Легкий ветерок трепал живые изгороди сада и широкие пальмовые листья. Глупо было позволить его жалким бредням напугать ее.

– Я еще не сказал, почему я это сделал, – сказал мистер Хэтч.

– Сделал что?

– Поднял такой шум в Вашингтоне.

Она направилась к лестнице.

– Мне все равно.

– Я никому не был нужен, понимаешь? Куда бы я ни пошел, в каждом логове дьявола, в котором меня запирали, все просто хотели поскорее от меня избавиться. Пусть прокаженный будет проблемой кого-то другого! Если они собираются настаивать, что нас нужно изолировать от остального мира, то самое меньшее, что они могут сделать, это позаботиться о нас.

– Так вот почему они заперли тебя в тюрьме? Потому что ты так много треплешься?

– Из-за девушки снаружи, с которой я встречаюсь. Ей все равно, кто ты или что ты, пока оставляешь несколько зеленых на тумбочке.

Мириэль остановилась. Что он имел в виду, говоря «снаружи»? Она обернулась.

– Где ты с ней видишься?

Он сверкнул желтыми зубами.

– Зачем тебе? Хочешь пойти со мной?

– Исключено, парень. Мне интересно: она приходит сюда или ты ходишь к ней?

– Если ты думаешь, что сестры впускают шлюх в часы посещений, то ты больше глупая, чем хорошенькая. Конечно, я хожу к ней. В бордель за пределами Батон-Руж. Вот почему меня бросили в отстойник.

– За то, что сбежал тайком?

– За то, что не вернулся.

– Они тебя выпустили?!

– Нет, но я собирался вернуться до того, как тупица сторож поймет, что я ушел. Не-а, я улизнул, чтобы повидаться со своей Лулу, и на этот раз отсутствовал три месяца, пока какой-то болван в городе не сдал меня.

– На этот раз? Ты уже убегал раньше?

– Много раз. Меня так тошнит от этого места, что я начинаю немного сходить с ума и забываю, какая дерьмовая жизнь снаружи. Черт, половину времени, когда я добираюсь куда бы то ни было, мне кажется, что я хочу туда, а в итоге возвращаюсь.

Сейчас он казался полусумасшедшим, но Мириэль вернулась к столу и села рядом с ним.

– Как ты это делаешь?