Глава 7

– Это миссис Полин. – Сестра Верена вытащила карту Мириэль из-под мышки и заглянула внутрь. – Полин Марвин.

Имя, произнесенное вслух сестрой Вереной, прозвучало нелепо. Возможно, не слишком поздно для Мириэль сменить его? Впрочем, вся ситуация была нелепой. Другое имя – что-то более общее и менее личное, вряд ли изменило бы ее кардинально.

Сестра подтолкнула Мириэль к небольшой группе, ожидавшей снаружи лазарета.

– Ваши попутчики. Полагаю, вы их узнаёте.

– Я Гектор, – представился мексиканец, на мгновение встретившись с ней глазами, прежде чем снова опустить взгляд в землю. Он переоделся в чистую одежду, а его запястья были перебинтованы.

– Ольга, – сказала женщина с одутловатым лицом.

Конечно, это были не настоящие имена. Конечно, им тоже пришлось взять псевдонимы. Как их звали раньше? Укол сожаления шевельнулся в душе Мириэль из-за того, что она не поговорила с ними в поезде, когда они еще не были так оторваны от мира.

Как и Мириэль, они оба держали в руках больничную подушку и комплект простыней.

– А это Фрэнк Гарретт. – Сестра Верена указала на незнакомого мужчину. – Мистер Гарретт – пациент госпиталя уже в течение нескольких лет и очень активен в колонии. Он проведет вам экскурсию по учреждению, прежде чем показать назначенные вам дома́. – Она изобразила подобие улыбки, не разжимая губ, затем повернулась обратно к лазарету.

– Зовите меня Фрэнк, – произнес мужчина, протягивая руку.

Мириэль ахнула и попятилась. Это вообще вряд ли можно было назвать рукой. Кожа – грубая, покрытая шрамами, короткий бугорок, выступающий там, где должен был находиться безымянный палец. Остальные пальцы скрючены. Его левая рука, безжизненно свисающая сбоку, выглядела точно такой же исковерканной.

Она еще сильнее вцепилась в постельные принадлежности, которые несла. Все истории оказались правдой. У прокаженных просто отваливались пальцы, конечности. Что, если они найдут части тел, разбросанные и разлагающиеся по всей территории? Будут ли ее конечности сморщиваться и отваливаться таким же образом?

– Занятная картина, правда? – сказал он, поднимая обе свои ужасные руки на уровень глаз. – Когтистые, как мы их здесь называем. Из-за этого сложно держать ручку, но не вызывайте меня на соревнование по поеданию раков. – Он картинно изогнул свои когти.

Гектор усмехнулся. Мириэль попятилась снова.

Mais[9], – продолжил Фрэнк, его тягучий голос продолжал звучать непринужденно. – Рад познакомиться с вами, миссис Марвин. – Он начал спускаться по экранированному проходу и махнул когтем Мириэль и остальным, чтобы они следовали за ним. – Слушайте, мне действительно нравится ваше имя. Наводит на мысль о каком-то сериале, который я смотрел много лет назад.

Он остановился и указал на Т-образное здание, в котором со всех сторон по всей длине тянулись окна, затененные брезентовым навесом. Как и остальные здания и дорожки, оно стояло на кирпичных опорах, поднимающих его на несколько футов над болотистой землей.

– Там столовая и кухня. Еду подают в семь, одиннадцать и в шестнадцать тридцать. Вы услышите сигнал – звонок. Если нет, вы увидите очередь. Мы выстраиваемся в очередь в Карвилле практически за всем, от супа до мыла. – Он повернулся и улыбнулся Мириэль и Ольге. – Не стесняйтесь брать поднос и вставать в очередь, дамы. Мы действительно стараемся вести себя здесь по-джентльменски. Во всяком случае, большинство из нас.

Они продолжили путь, Фрэнк указал на теннисный корт и прачечную, лабораторию и операционную. Не только его руки годились для интермедии[10], он еще забавно говорил. Быстрый, но ленивый звук, как будто он не утруждал себя произнесением гласных или вытягиванием языка вперед, чтобы издать звук «т». Он отличался от южного протяжного произношения, с которым говорили другие. Возможно, креол. Или каджун[11]. Есть ли между ними разница? Мириэль не знала, и ей было все равно. Она только хотела, чтобы ей не приходилось так напряженно прислушиваться, чтобы разобрать, что он говорит.

Другие обитатели двигались мимо них по дорожкам: в инвалидных колясках, на велосипедах, пешком. Они бесстыдно таращились на Мириэль и ее спутников. Фрэнк, казалось, знал всех и затянул экскурсию ненужной церемонией представления. Мириэль не слушала имена и не протягивала в ответ руку. Ей обещали комнату где-то в длинном четырехугольнике домов в стиле бунгало, окружающих столовую, и она просто хотела попасть туда. Хотелось закрыть дверь и отгородиться от этого места.

– Полин Марвин? – переспросил один из проходящих мимо незнакомцев, когда Фрэнк знакомил их. Шишки разного размера облепили его лицо так, что она едва могла видеть его губы и глаза. – Как в том старом фильме?

Фрэнк хлопнул себя по ноге.

– И я о нем подумал! Ты помнишь название?

– Нет, – ответил мужчина. – Там снимались Перл Саттер и Чарли Уэс…

– Ради всего святого! Мое имя не имеет никакого отношения к этим старым фильмам, – резко прервала его Мириэль.

– Блин! – воскликнул мужчина, неодобрительно взглянув на Мириэль, прежде чем сесть на свой велосипед.

– Простите, chère[12], – сказал Фрэнк, хотя в его деревенской манере говорить это звучало как sha. – Не хотел, чтобы ваши перышки встали дыбом.

– Мои перышки не встали дыбом! Я просто хочу попасть в свою комнату.

– Я понял. Мы почти на месте. – Он снова зашагал, уводя их все глубже в лабиринты крытых дощатых тротуаров. – Как там назывался этот фильм… «Заблуждения Полин»? Нет, не так. «Опасности Полин»?

«Опасные приключения Полин». Мириэль каждую неделю выбиралась из дома тем летом, когда ей исполнилось девятнадцать, чтобы посмотреть очередной эпизод. Ее бабушка находила всю киноиндустрию невыносимо заурядной, но Мириэль полюбила кино с тех пор, как в первый раз попала в никелодеон[13] на пирсе. В «Опасных приключениях Полин» блистал Перл Саттер. Его красивый коллега тоже был неплох, хотя в то время Мириэль не знала его имени. Фильмы снимались в Нью-Джерси. Только следующей весной Чарли сменил студию и приехал в Голливуд. Они познакомились на вечеринке – на которую, как и на фильмы, ей пришлось улизнуть тайком, – но она всегда шутила, что их первая встреча состоялась в темном никелодеоне на Адамс-стрит во время показа «Опасных приключений Полин». Однако никому здесь не нужно было об этом знать. Точно не Фрэнку.

Экскурсия снова остановилась в зале отдыха и пристроенной к нему столовой.

– Обычно меня можно найти здесь, за прилавком, у аппарата с газировкой, – объяснил Фрэнк. – Или на сортировке почты. Ваши письма должны быть доставлены ровно к десяти утра, чтобы они могли пройти через стерилизатор до прихода почтальона. – Фрэнк сделал паузу. – И не помешает немного помолиться, чтобы они не сгорели в процессе.

– Почту стерилизуют? – переспросила она.

Он откинул с лица прядь темных волнистых волос. Очевидно, не знал, что теперь в моде короткие волосы с пробором сбоку и зачесанные назад а-ля Валентино[14].

– Да, мэм.

– И иногда письма сгорают?

– Не слишком часто, – сказал он, подмигнув.

Она поджала губы и отвела взгляд. Столовая состояла всего-навсего из стойки и табуретов; нескольких полок, уставленных сигаретами, шоколадными батончиками и консервами; и множества разномастных столов и стульев. В углу стояла мышеловка с заплесневелым кусочком сыра. На стенах болтались золотисто-зеленые гирлянды из крепированной бумаги, разорванные и обвисшие, а нарисованная от руки табличка, с надписью: «Счастливого Марди Гра![15]» висела косо. Несколько островков одинаковых конфетти виднелись на полу.

– Готовы двигаться дальше? – Фрэнк произнес это так, словно именно она их удерживала.

Она протиснулась мимо наружу, к дорожке, но не смогла пройти дальше самостоятельно. Все белые здания здесь были похожи одно на другое, соединенные между собой тем, что должно было составлять более мили прогулок. Мириэль чувствовала себя грызуном в лабиринте, которого пытают экспериментами, пока он не потеряет всю свою шерсть и не отгрызет собственный хвост.

Процессия остановилась на другом перекрестке.

– Для тех из вас, кто придерживается протестантских убеждений, есть Union Chapel[16], – продолжал Фрэнк, указывая когтистой рукой на оштукатуренное здание с квадратной колокольней и окном янтарного цвета. – Проводит регулярные службы по утрам в воскресенье и библейские лекции по вечерам в среду.

Он также указал на католическую часовню, расположенную не более чем в нескольких десятках ярдов от них. Оба здания выходили окнами в сторону от колонии, к узкой грунтовой дороге и пологой дамбе. Фрэнк рассказал, что река Миссисипи ограничивает резервацию с трех сторон, но дамба закрывает вид на воду. Между часовнями и дорогой возвышался высокий забор, увенчанный несколькими рядами колючей проволоки. Она тянулась звено за звеном, насколько хватало глаз.

Фрэнк говорил что-то о ежедневном расписании месс, но она перебила его.

– Это больница или тюрьма?

Он перевел взгляд с нее на забор и обратно.

– Разве вы не слышали? Здесь есть прокаженные. – Он подождал немного, затем усмехнулся собственной жалкой шутке. Мириэль крепче обхватила подушку и простыни, чтобы не задушить его. Они продолжили путь по дорожке, Мириэль шла последней. Она больше не утруждала себя тем, чтобы поднимать глаза, когда они проходили мимо других пациентов. Она не кивала и не называла им в ответ свое вымышленное имя. Она боялась того зрелища, которое могло предстать перед ней – еще больше чешуйчатой кожи и запавших носов, больше отсутствующих ног и сморщенных рук, больше покрасневших и унылых глаз.

Они завернули за угол и остановились перед длинным рядом домов. Она молилась, чтобы экскурсия закончилась и один из этих домов принадлежал ей.

– Не забудьте прийти на следующую встречу клуба поддержки, – не унимался Фрэнк, обращаясь к ним и пятясь назад; его неуклюжая походка была медленнее, чем ползала ее дочь Хелен. – Мы устраиваем веселые праздничные вечеринки и светские…

– Довольно шуток! – Мириэль топнула ногой по дорожке. – Мы устали и просто хотим добраться до наших чертовых комнат.

Фрэнк остановился. Ольга и Гектор обернулись и с любопытством посмотрели на нее.

– Боже мой! – продолжала Мириэль, плотина ее ярости прорвалась. – Очереди, почта, ваши искалеченные руки, – она махнула рукой в сторону коттеджей, дорожек и больничных зданий, – все это не смешно! И этот Как-развеселиться-клуб! Вы принимаете нас за дураков? С чего здесь кому-то веселиться?!

Фрэнк посмотрел вниз, провел грубыми пальцами по своим растрепанным волосам, затем поднял подбородок. Его льдисто-голубые глаза прямо встретились с ее взглядом.

– Мы живы. Вот с чего.

– Живы?! Ты сам сказал, мы… – Она с трудом выдавила следующее слово: –…прокаженные! С таким же успехом мы могли бы быть мертвы!

– Я вижу это совсем не так.

Она подхватила свой багаж и проскользнула мимо Ольги и Гектора, чтобы встать прямо перед ним.

– В таком случае, возможно, тебе стоит проверить зрение! Эта шутка для тебя! А теперь я хочу узнать, какой номер моей комнаты?!

Он покачал головой, затем пробормотал:

– Дом восемнадцать. Айрин – твой комендант. Она покажет тебе твою комнату.

Мириэль протопала мимо него. Коттеджи вплотную примыкали к дорожке, над дверью каждого был нарисован номер. Большинство из них были открыты, кресла-качалки и растения в горшках загромождали похожий на крыльцо уголок, который выступал за пределы дорожки.

У дома восемнадцать в таком же обветшалом кресле-качалке, сгорбившись, сидела пожилая женщина. Поражения обезобразили ее лицо, левую щеку закрывала марлевая повязка. Розовая жидкость просочилась сквозь волокна и текла вниз из-под краев прямо по ее лицу.

– Что вы ищете? – поинтересовалась она, когда Мириэль приблизилась.

– Вы Кэтлин?

– Вы имеете в виду Айрин? Нет, это не я.

Женщина замолчала, и Мириэль, обойдя ее, вошла внутрь. Коридор тянулся по всей длине дома, с дверями по обе стороны. Половицы скрипели. Краска на стенах пузырилась от плесени.

– Третья дверь справа, новенькая, – крикнула ей вслед женщина.

Комната была пуста, если не считать узкой кровати с железной рамой, приставного столика, стула с прямой спинкой и платяного шкафа без изысков. У стены гудел чугунный радиатор. Багаж Мириэль лежал кучей в углу. Серый дневной свет проникал в комнату через незашторенное окно. Мириэль вошла внутрь и закрыла дверь. Она просто уронила все, что было у нее в руках, и уставилась на крошечную комнату, слишком потрясенная, чтобы плакать.

Загрузка...