Пора рассказать читателю о первых десяти годах, проведенных потерпевшими кораблекрушение на «Лендлорде» в Новой Швейцарии, о событиях их жизни, изложенных в дневнике Церматта.
Итак, седьмого октября 1803 года швейцарская семья оказалась заброшенной на неизвестный берег в восточной части Индийского океана.
Корабль «Лендлорд», на котором находились швейцарцы, сбился с пути на седьмой день ужаснейшей бури в необъятном океане. По всей видимости, их отнесло к югу, далеко от места назначения — порта Батавия.[32] В двух лье от неизвестной земли корабль наткнулся на группу подводных скал и затонул.
Глава семейства, Йоханн Церматт, тридцати пяти лет, был человеком умным и образованным, его миловидная жена Бетси, двумя годами моложе, женщиной отважной и преданной семье, а четверо сыновей — старший, пятнадцатилетний Фриц, — отважный и ловкий подросток; двенадцатилетний Эрнст — самый прилежный и серьезный из братьев и, может быть, несколько излишне самолюбивый; десятилетний резвый и шаловливый Жак и шестилетний Франц — любимец семьи, совсем еще ребенок — отличались абсолютной несхожестью характеров.
Эта дружная и сплоченная семья оказалась способной найти выход из поистине ужасных обстоятельств, в которые их повергла злополучная судьба. Всех членов семейства объединяло глубокое религиозное чувство. Как истинные христиане, они веровали искренне и глубоко, и никакие церковные догмы не могли смутить их убеждений.
Что же заставило Церматта продать свое имущество и покинуть родину, швейцарский кантон Аппенцелль?[33] Причина проста — он хотел поселиться в одной из заморских голландских колоний, где требовались люди трудолюбивые и предприимчивые.
После благополучного плавания по Атлантическому океану корабль вошел в воды Индийского океана, но здесь потерпел крушение. Из всех пассажиров «Лендлорда» и его экипажа спаслись только Церматты. Необходимо было как можно скорее покинуть судно — его корпус разбился о подводные скалы. Мачты были снесены, корпус разбит, киль поврежден. Штормовые океанские волны с силой разбивались об эти остатки, и каждый следующий порыв ветра мог довершить разрушение корабля, рассеяв во все стороны многочисленные обломки.
Собрав с полдюжины бочек и досок и связав их веревками, Церматт и сыновья соорудили к концу дня некое подобие плота, на нем и поместилась вся семья.
Море понемногу успокоилось, едва встревоженное длинными волнами. Начавшийся прилив нес плот прямо к берегу. Оставив с правой стороны длинный мыс, плавучее сооружение вошло в маленькую бухту, куда впадала небольшая речка.
С плота перенесли на землю многочисленные вещи, взятые с корабля, и соорудили палатку. Это место назвали потом Палаточным домом. Еще несколько дней Церматт и сыновья перевозили с «Лендлорда» груз: домашнюю утварь, одежду, белье, мебель, консервы, семена для посева, саженцы растений, охотничье оружие, бочонки с вином и ликером, ящики с печеньем, сыром, ветчиной — короче, почти все, что содержало в своем трюме судно водоизмещением 400 тонн и что предназначалось для нужд новой колонии.
Берег незнакомой земли просто кишел огромным количеством всевозможной дичи: на земле прыгали агути[34] — вид зайцев с головой свиньи, ползали ондатры,[35] бродили буйволы, антилопы; в зарослях прятались пекари и пернатые — дикие утки, фламинго, дрофы, тетерева;[36] воды залива изобиловали лососями, осетрами, сельдью и всякой другой рыбой, моллюсками (мидиями, устрицами) и всевозможными ракообразными (омарами,[37] лангустами,[38] крабами). Среди окружающей берег зеленой полосы можно увидеть маниок, манглии, батат,[39] хлопчатник, кокосовые пальмы и других представителей растительности тропического пояса.
Таким образом, потерпевшие крушение не должны испытывать лишений на этой земле, географическое положение которой им совершенно неизвестно.
Кроме предметов и вещей в Палаточный дом благополучно переправили и находившихся на корабле домашних животных: английского дога Турка, датского дога Билли, двух коз, шесть овец, свинью с поросятами, осла, корову и целый птичник — петухов, кур, индюков, гусей, голубей. Все они легко акклиматизировались здесь среди местных речек, болот и окрестных лугов.
Последними рейсами вывезли с корабля на плоту все, что могло пригодиться колонистам для обустройства на новом месте. Среди прочего наибольшую ценность представляли собой несколько каронад,[40] а также шаланда, легкое сборное судно, с пронумерованными деталями, собрать его не составляло особого труда. В честь Бетси шаланде дали имя «Элизабет».[41] Таким образом, Церматт располагал теперь судном с парусным вооружением бригантины,[42] водоизмещением[43] в 15 тонн, с прямой кормой и настилом на корме. С его помощью можно исследовать берега острова в восточном и западном направлениях, обогнув два мыса: один — выступающий на севере, другой — начинающийся сразу за Палаточным домом.
Устье речки защищено высокими скалами, что облегчает возможность обороны в случае нападения туземцев или хищников. Но главный вопрос, на который прежде всего должен найти ответ Церматт, заключался в следующем: является ли земля, где нашло приют его семейство, материком или это остров, омываемый водами Индийского океана?
Некоторые сведения Церматт почерпнул из дневника капитана «Лендлорда», там сообщалось следующее.
Корабль приближался к Батавии, когда его настиг страшный шторм, длившийся шесть дней. Он сбился с пути и уклонился к юго-востоку. Незадолго до крушения капитан установил место нахождения корабля: 13°40′ южной широты и 114°5′ долготы к востоку от острова Ферро. Так как все время дул северный ветер, то долгота не могла измениться сколько-нибудь значительно.
Церматт определил по секстанту,[44] что «Лендлорд» отклонился не более чем на шесть градусов к югу, и таким образом Палаточный дом должен располагаться на географической карте где-то между девятнадцатой и двадцатой параллелями.
Рассуждая подобным образом, Йоханн решил, что земля, куда заброшена семья, находится приблизительно на расстоянии трехсот морских лье от Западной Австралии. Несмотря на горячее желание выбраться отсюда, Церматт все же не решался подвергнуть своих близких опасности переправы на маленьком суденышке, учитывая столь частые в этих широтах неистовые бури и циклоны.
Оказавшись в сложных условиях, потерпевшие кораблекрушение могли уповать лишь на милость Провидения. Парусные суда в то время пересекали воды Индийского океана, направляясь главным образом в голландские колонии, что довольно далеко от берегов этой земли. А Западная Австралия, еще мало известная, с труднодоступными для высадки берегами, не имела в ту пору ни географического, ни торгового значения.
Некоторое время семейство вынуждено было жить в палатке, разбитой на правом берегу Шакальего ручья. Это название являлось напоминанием об одном нападении злых хищников. Но здесь, между двумя скалами, жара порой становилась невыносимой и никакой морской бриз от нее не спасал. Поэтому Церматт решил оборудовать жилище немного поодаль от бухты, получившей название бухты Спасения.
Однажды на опушке великолепного девственного леса, недалеко от моря, Церматт увидел гигантскую манглию, нижние ветви которой отстояли от земли футов на шестьдесят. Лучшее место для жилища трудно себе и представить. Используя вывезенные с корабля доски, отец и сыновья построили на огромных ветвях площадку, а на ней — дом с несколькими комнатами — Воздушный замок, или Соколиное Гнездо.[45] Вся сердцевина манглии, как это часто бывает у крупных деревьев, сгнила, и в громадном дупле гнездились пчелиные рои. В этом дупле со временем устроили винтовую лестницу, заменившую первоначальную, веревочную.
Церматты постепенно знакомились с местностью и вскоре исследовали близлежащие окрестности на протяжении трех лье, вплоть до оконечности мыса, названного мысом Обманутой Надежды, после того как у спасшихся окончательно пропала надежда найти здесь уцелевших пассажиров или матросов «Лендлорда».
У входа в бухту Спасения, как раз напротив Соколиного Гнезда, лежал маленький островок примерно в половину лье по окружности. Ему дали название Акульего острова, напоминающее о громадном морском животном, голова которого показалась у самого плота, когда он проплывал с потерпевшими кораблекрушение мимо этого островка. А именем Китового окрестили через несколько дней другой островок, расположенный в четверти лье от Акульего острова, у входа во Фламинговое болотце. Сообщение между Воздушным замком и Палаточным домом, отстоявшим от него на целое лье, стало более удобным, когда построили Семейный мост, заменивший первоначальный разводной мостик, через Шакалий ручей.
Устройство Соколиного Гнезда почти завершили еще до начала сезона дождей, и семейство переехало туда вместе с домашними животными. Стойла оборудовали на земле, между корнями дерева, прикрытыми просмоленным холстом. Нападения хищников опасаться не стоило, так как до сих пор их следов нигде не обнаружили.
Но пора было подумать и об устройстве семьи на время зимнего сезона, не очень холодного, но сопровождающегося сильными шквальными ветрами тропического пояса, продолжительностью от восьми до десяти недель. Держать в Палаточном доме и дальше запасы и материалы, вывезенные с «Лендлорда», — значит рисковать драгоценным грузом, спасенным при кораблекрушении. Палаточный дом не являлся безопасным убежищем. От дождей уровень воды в речке поднимется, превратив ее в бурный поток. И если она выйдет из берегов, то вода может унести с собой хозяйственный инвентарь Церматтов.
Глава семейства был очень этим озабочен, но на помощь ему пришел случай, и вот как это произошло.
На правом берегу Шакальего ручья, позади Палаточного дома, возвышалась крутая скалистая гора. С помощью динамита, кирки и молотка, подумал Церматт, в ней можно оборудовать настоящий грот. И отец вместе с Фрицем, Эрнстом и Жаком принялись за дело. Работа продвигалась медленно, но однажды утром кирка Жака неожиданно вошла в стену легко, он почувствовал за стеной пустое пространство.
— Я пробил скалу! — радостно закричал юноша.
В толще горы оказался большой провал. Прежде чем туда проникнуть, решили очистить внутри воздух. Сначала в этот естественный грот бросали зажженные травы, а затем — гранаты из корабельного ящика с пиротехникой. После чего все семейство: отец, мать и сыновья — смогли с восторгом рассмотреть при свете факелов сталактиты, свисающие со сводов грота, скопления кристаллов каменной соли и красивейший рисунок ковра из мелкого песка под ногами.
После этого зимнее жилище стало строиться быстро. В ход пошли снятые с корабля окна, а его пароотводную трубу приспособили как дымоход для домашней печи. Слева расположили комнату для подсобных работ, стойла для животных, конюшни, позади них — кладовые, разделенные деревянными перегородками. Справа оборудовали три жилые комнаты: спальню для родителей, столовую и спальню для братьев, койки которых подвесили к сводам грота. Через несколько недель жилище выглядело так, что лучшего нельзя и желать.
С течением времени среди полей и лесов на западной стороне побережья, между Соколиным Гнездом и мысом Обманутой Надежды, возникли и другие постройки. Недалеко от маленького озера, названного Лебяжьим, построили ферму Лесной бугор, западнее ее — ферму Сахарная Голова, далее на холме, около мыса, — дачу Панорамный холм и, наконец, около ущелья Клюз,[46] замыкающего на западе территорию Земли обетованной, — усадьбу Кабаний брод.
Обетованной назвали тот участок плодородной земли, границей которого служила высокая горная гряда, тянувшаяся от Шакальего ручья на юге до бухты Жемчужных Корабликов — на западе. На востоке — от Скального дома до мыса Обманутой Надежды — простиралось омываемое морем побережье, на севере — открытый океан. Эта территория в три лье шириной и в четыре лье длиной оказалась вполне достаточной для потребностей маленькой колонии. Здесь хватало кóрма и для домашних животных, и для прирученных диких — онагра,[47] двух буйволов, страуса, шакала, обезьянки и орла. На местных полях прекрасно прижились плодовые деревья, разнообразные саженцы которых перевезли с «Лендлорда». Здесь были апельсиновые, персиковые, абрикосовые деревья, каштаны, яблони, вишни и даже виноградная лоза. Под местным жарким солнцем лоза давала прекрасный виноград, а виноградное вино намного вкуснее обычного пальмового вина тропического пояса.
Природа, конечно, благоприятствовала успехам колонистов, но надо отдать должное и их трудолюбию, энергии и смекалке. Они сумели превратить свою землю в цветущий край и назвали его в честь родины — Новой Швейцарией.
К концу первого года от корабля, разбившегося о подводные камни, ничего не осталось. А после взрыва, произведенного Фрицем, отдельные обломки судна, разбросанные по всему побережью, служили лишь напоминанием о нем. Разумеется, с «Лендлорда» предварительно сняли все, что представляло какую-либо ценность, в том числе и предметы, предназначавшиеся для обмена с плантаторами Порт-Джексона[48] и туземцами Океании, а также драгоценности, принадлежавшие пассажирам погибшего судна: часы, табакерки, кольца, ожерелья из золота, серебряные и золотые монеты на огромную сумму, не имевшие, естественно, никакой ценности на затерянной в Индийском океане земле. Здесь колонистам нужнее всего самые простые предметы и инструменты, увезенные с «Лендлорда»: железные брусья, дробь, колеса для телег, точильные камни, мотыги, пилы, кирки, лопаты, плуги, свертки железной проволоки, верстаки, стол для разделки рыбы, кузнечные, слесарные и столярные инструменты, ручная мельница, лесопильня и, наконец, запас семян пшеницы, кукурузы, овса и т. д., зерен гороха и других бобовых, семян овощных культур — все это отлично произрастало на земле Новой Швейцарии.
Усилия людей дали свои результаты. Первый сезон дождей семья встретила в благоприятных условиях. Переселясь в свою пещеру, Церматты продолжали заниматься обустройством нового жилища. Разумные советы матери выполнялись неукоснительно, и вскоре под ее руководством навели в этом доме образцовый порядок. В комнатах появилась вывезенная с корабля мебель — стулья, зеркала, столы, диваны, кровати. Уютное жилище не шло ни в какое сравнение с палаткой, и ему дали новое имя — Скальный дом.
Прошло несколько лет. Ни одно судно так и не появилось на горизонте, но колонисты не теряли надежды. Чтобы о них узнали случайно проходящие неподалеку корабли, решили регулярно подавать сигналы. С этой целью на Акульем острове установили две небольшие пушки, а на мачте водрузили швейцарский флаг. Отсюда Фриц и Жак два раза в год давали по нескольку залпов, но на них, к сожалению, ни разу не последовал ответный выстрел.
По всей видимости, остальная территория Новой Швейцарии вряд ли населена, хотя и довольно обширна. В этом Церматт и его сыновья убедились после обследования южной части Земли обетованной.
Через узкое ущелье они попали в заросшую зеленью долину, которую так и назвали Зеленая долина. Перед ними, насколько охватывал взгляд, расстилалась обширная равнина, а вдали, примерно на расстоянии десяти лье, виднелась горная гряда. Не может ли оттуда угрожать опасность нападения диких племен? Эта мысль тревожила Церматта, хотя до сих пор ничто как будто не говорило о присутствии туземцев. А вот нападение хищников вполне вероятно. Неподалеку от обжитой территории появлялись то медведь, то тигр, то лев, не говоря уже о змеях. Одна из них — боа[49] огромной длины — доползла до Скального дома, и ее жертвой стал бедный ослик.
Глава семейства Церматт обладал основательными познаниями во многих областях зоологии, ботаники, геологии, и это очень помогало семье осваивать природные богатства края, извлекать из них максимальную выгоду. Так, надрезав кору дерева, похожего на дикую смоковницу, обнаружили капли тягучей смолы. Из нее стали получать каучук, используя его не только для хозяйственных нужд, но и для изготовления непромокаемой обуви. Из кустарника вида Myrica cerifera[50] смогли извлечь вещество, похожее на воск, и наладили производство свечей. Кокосовый орех ценился не только за вкусовые качества, но и использовался для изготовления столовой и чайной посуды, не уступающей по прочности железной. Из листвы капустной пальмы добывали освежающий напиток, известный как пальмовое вино, из бобов какао — горький шоколад, из сердцевины саговой пальмы[51] — питательную муку. Не испытывало семейство недостатка и в сладких продуктах: пчелы давали мед, из него получался вкусный медовый напиток. Колонисты имели собственный лен из листьев растения Phormium tenax.[52] Чесание и прядение нитей из этих листьев, очень похожих на лен, оказалось, однако, делом далеко не простым. Обжигая и раздробляя осколки скальных пород, колонисты получали штукатурку. Они были обеспечены и хлопком, благо хлопчатник в этих краях произрастал в огромном количестве. Из тончайшей пыли, обнаруженной в одном из гротов, отец и сыновья получали сукновальную глину,[53] из которой варили мыло. Необычайно сочные и ароматные плоды коричневого дерева, известные под названием «кашиман»,[54] использовались при приготовлении всевозможных питательных блюд. Из коры равенсары[55] извлекали вещество, в котором сочетались ароматы мускатного ореха и гвоздики. Оно служило хорошей приправой к различным кушаньям. Стекла заменяла слюда, полученная из обнаруженного в соседней пещере амианта.[56] У колонистов всегда имелся под рукой молочайный растительный клей, используемый в самых разных, в том числе и медицинских, целях. Из морских водорослей, растущих у Китового островка, Бетси варила вкуснейшие конфитюры…
Богатства фауны Новой Швейцарии, не менее обильные, являлись важным подспорьем для семьи при таких умелых и отважных охотниках, как Фриц, Эрнст и Жак. Из диких зверей и хищников, от которых им приходилось иногда защищаться, здесь водились тапир, лев, медведь, тигр, тигровая кошка,[57] шакал, крокодил, пантера, слон и многочисленные обезьяны. Тех даже приходилось уничтожать, потому что они наносили урон плантациям и полям. И, как нам уже известно, в хозяйстве имелись прирученные животные — онагр, буйвол, орел, с ним Фриц не разлучался на охоте, так же как и Жак со своим страусом.
Леса Лесного бугра и Кабаньего брода изобиловали разнообразной дичью. Шакалий ручей снабжал семью прекрасными раками, у прибрежных утесов всегда находили моллюсков и всевозможных ракообразных. И наконец, в море ловилась самая изысканная рыба — осетры, лососи, не говоря уже о сельди.
За все довольно продолжительное время существования семьи Церматт на острове осваивалась только земля, находящаяся между бухтой Жемчужных Корабликов и бухтой Спасения. А за мысом Обманутой Надежды подробно исследовали берег на протяжении десяти лье. Эту задачу облегчали имеющиеся у колонистов шаланда и шлюпка, построенная под руководством отца. Позже, по инициативе Фрица, соорудили еще и легкую лодку на манер гренландских, такую обычно называют каяк. Остовом для нее послужили пластины китового уса, взятые у животного, выброшенного когда-то на берег Фламингового болотца, а обшивку сделали из акульей кожи. Этот легкий переносной челнок не пропускал воду, так как был законопачен мхом и пропитан смолою. Такая лодка рассчитана на двух гребцов, она доказала свою безупречность и на первом испытательном плавании по течению Шакальего ручья, и далее за пределами бухты Спасения.
Так, без особенно заметных событий, прошли десять лет. Йоханну исполнилось сорок пять, но он по-прежнему отличался крепким здоровьем и выносливостью, стойкостью и неутомимой энергией, а трудные условия жизни лишь закалили его характер. Бетси, матери четверых взрослых детей, было уже сорок три года, но она оставалась по-прежнему молодой, энергичной и деятельной, прекрасной хозяйкой, любящей женой и заботливой матерью. Фрицу теперь двадцать пять лет. Он стал здоровым, ловким молодым человеком в расцвете духовных и физических сил, с привлекательной внешностью и открытым умным взглядом. Эрнст, слишком серьезный для своих двадцати двух лет, проявлял больше рвения к научным занятиям, чем к физическим тренировкам тела. Он стал самым образованным из братьев, углубленно изучив всю вывезенную с «Лендлорда» библиотеку. Он был во всем не схож со старшим братом Фрицем. Жак выглядел гораздо моложе своих двадцати лет — живой, очень подвижный юноша, любитель приключений, такой же страстный охотник и рыболов, как и Фриц. Самому младшему — Францу — исполнилось уже шестнадцать, однако мать баловала его, будто сын был еще совсем ребенок.
Жизнь семьи протекала счастливо, насколько это возможно в таких необычных условиях. Но иногда Бетси мучила тревога и она говорила мужу:
«Мой дорогой, можно было бы назвать истинной радостью такую вот жизнь с нашими детьми, если бы это уединение не обрекало нас одного за другим на полное исчезновение, повергая оставшихся в отчаяние и горе… Я никогда не забываю благодарить Небеса, пославшие нам этот рай на земле! Но, увы, настанет день, когда наши глаза закроются…»
Подобные невеселые мысли часто навещали Бетси, омрачая радость семейного счастья. Но на десятом году существования колонии произошло событие, которому суждено было коренным образом изменить жизнь семьи, если и не сразу, то в недалеком будущем.
В этот день, девятого апреля, отец и сыновья встали пораньше, собираясь приняться за хозяйственные работы. Среди братьев не оказалось лишь Фрица. Напрасно его звали, полагая, что парень где-то поблизости. Всем известно, что у Фрица есть привычка отлучаться из дома, к этому привыкли и уже не беспокоились. Только мать по-прежнему не могла отделаться от страха за сына, в особенности когда он выходил в открытое море, за пределы залива Спасения. Скорее всего и теперь отважный юноша в море, о чем свидетельствовало отсутствие каяка на обычном месте.
После полудня Церматт, Эрнст и Жак отправились на шлюпке к Акульему острову, думая дождаться там возвращения Фрица. А чтобы мать не волновалась, условились в случае непредвиденной задержки дать залп из пушки.
Но это не понадобилось. Едва отец и сыновья высадились на островок, как увидели каяк Фрица, огибающий мыс Обманутой Надежды. Они тотчас же сели в шлюпку и причалили к бухточке Скального дома как раз в тот момент, когда спрыгнул на песчаный берег Фриц.
Вот что рассказал он о своем плавании, длившемся без малого двадцать часов. Уже давно Фриц задумал произвести разведку северного берега. Взяв с собой орла Блиц, что на немецком, родном языке Фрица, означает «молния», он сел в каяк, не забыв захватить небольшой запас еды, топор, гарпун, багор, сети, ружье, пару пистолетов, ягдташ, флягу с медовым напитком. Попутный ветер быстро понес лодку от мыса, и, воспользовавшись приливом, юноша направил каяк вдоль берега, отклоняющегося к юго-западу.
Сразу же за мысом он увидел нагромождение скал в хаотическом беспорядке, по всей видимости, следствие давнего геологического катаклизма. За ними в углублении вырисовывался большой залив, отгороженный с противоположной стороны остроконечным мысом. Залив служил пристанищем для множества разнообразных птиц, оглашавших воздушное пространство своими криками. На песчаном берегу грелись огромные туши морских животных — морских волков,[58] моржей, тюленей, а по поверхности залива носилось несметное количество изящных жемчужных корабликов.[59]
Фриц двигался среди этого скопления ластоногих осторожно, боясь их нападения на хрупкую лодочку. Выйдя из залива в открытое море, он продолжал плыть на запад. Обогнув мыс причудливой формы — Фриц тут же нарек его Курносым, — каяк проскользнул под своды естественной арки, о подножие которой с силой разбивались морские волны. Внутри арки нашли приют тысячи ласточек, их гнезда висели или, точнее, лепились в расщелинах стен и изгибов арки. Фриц оторвал несколько таких гнезд, удививших его своей формой, и положил в сумку.
— Эти гнезда ласточек, — прервал рассказ сына отец, — очень ценятся на рынках Поднебесной империи.[60]
За аркой Фриц увидел другой залив, тоже между двумя мысами, отстоящими друг от друга на расстояние полутора лье, не более. Между ними торчали верхушки рифов, оставляя узкий проход, через который не могло пройти судно водоизмещением в 300–400 тонн.
За заливом простиралась необозримая степь с ее светло-зеленым ковром трав, местами покрытая рощами, болотами, — пейзаж открылся весьма разнообразный. Что же касается самого залива, то для промышленников Азии, Европы или Америки он явился бы истинным сокровищем из-за обилия жемчужных раковин. Несколько таких великолепных образцов Фриц захватил с собой.
Продолжая огибать залив, Фриц миновал устье речки — воды ее казались зелеными от подводных растений — и наконец достиг второго мыса.
На этом он решил закончить свое путешествие. Было уже поздно, и юноша повернул каяк обратно, к мысу Обманутой Надежды. Он почти обогнул мыс, когда услышал залп с Акульего острова.
Вот что поведал молодой человек о путешествии, которое привело его к открытию Жемчужной бухты. Но оказалось, что это далеко не полный рассказ. Отец был поражен, когда, оставшись наедине с сыном, услышал следующее.
Среди многочисленных птиц, круживших над заливом — крачек, чаек, фрегатов,[61] — Фриц заметил несколько пар альбатросов и одного из них свалил ударом багра. Взяв в руки оглушенную птицу, он заметил небольшой лоскуток, привязанный к его лапке. Отвязав лоскуток, прочитал слова на английском языке: «Кто бы вы ни были, если Бог наведет вас на это послание, найдите вулканический остров. Вы узнаете его по пламени, вырывающемуся из кратера. Спасите несчастную, выброшенную на Дымящуюся гору».
Значит, подумал взволнованный юноша, на одном из островков Новой Швейцарии, может быть уже несколько лет, томится несчастная девушка или женщина, лишенная всех благ, какие «Лендлорд» предоставил их семейству.
— И что же ты сделал? — нетерпеливо прервал его отец.
— Единственное, что было возможно: привел в чувство альбатроса, оглушенного ударом. Для этого оказалось достаточно влить в его клюв несколько капель медового напитка. На обрывке носового платка я написал по-английски кровью убитой выдры: «Уповайте на Бога! Его помощь близка!» Затем привязал этот лоскуток к лапке альбатроса. Похоже, что он ручной, и сразу же полетит к Дымящейся горе, унося с собой мою записку. Почувствовав свободу, птица взмыла в воздух и понеслась к западу с такой быстротой, что я скоро потерял ее из виду.
Потрясенный Церматт стал думать о том, что делать, как спасти несчастную. Где находится эта Дымящаяся гора? Вблизи Новой Швейцарии или в сотне лье от нее? Альбатросы, сильные и неутомимые странствующие птицы, могут преодолевать огромные расстояния… Не появился ли он с одного из отдаленных островов, до которого невозможно добраться и на шаланде?
Отец похвалил намерение Фрица не разглашать пока эту тайну. Зачем напрасно волновать мать и братьев! К тому же неизвестно, жива ли еще обитательница Дымящейся горы? В записке нет числа, и с того времени, как девушка привязала ее к лапке альбатроса, могло пройти много лет.
Итак, тайну решили не открывать, но, к сожалению, отец и сын пока не придумали, как найти англичанку…
Но Йоханн все же решил тщательно обследовать Жемчужный залив, чтобы узнать, насколько безопасно продвижение по нему. Мать хоть и неохотно, но согласилась остаться дома с Францем. А Эрнст, Фриц и Жак, естественно, сопровождали отца.
Итак, на следующий день, одиннадцатого апреля, шлюпка вышла из устья Шакальего ручья, течение быстро подхватило и понесло ее к северу. Путешественники взяли с собой некоторых домашних животных — обезьянку Щелкунчика, принадлежащего Жаку шакала, собаку Билли, хотя при ее почтенном возрасте такие плавания для нее опасны, и, наконец, двух молодых догов — Каштанку и Буланку.
Фриц шел впереди на каяке. Обогнув мыс Обманутой Надежды, он повернул на запад, направляясь к скалам, где на валунах грелись моржи и другие морские млекопитающие. Внимание же отца привлекли не эти громадные неуклюжие животные, а жемчужные кораблики, которыми любовался несколькими днями раньше и Фриц. Бухта буквально кишела этими грациозными головоногими. А когда при бризе они раскрывали свои прозрачные перепонки, то казалось, что плывет настоящая маленькая флотилия.
На расстоянии трех лье от мыса Обманутой Надежды появились характерные очертания другого мыса, того самого, что был назван Фрицем Курносым. А еще через полтора лье показалась арка, за ней и находился Жемчужный залив. Проходя под этой естественной аркой, Эрнст и Жак не удержались от того, чтобы не набрать несколько гнезд саланган, несмотря на то что птицы остервенело защищались.
Миновав узкий проход под аркой и между грядой скал, путешественники вышли наконец к цели своей поездки — обширной бухте величиной семь-восемь лье по окружности.
Они испытывали истинное наслаждение, когда продвигались по этой великолепной водной глади, посреди которой иногда возникали лесистые островки, а по берегам шумели густые лесные массивы, поднимались невысокие холмы… На западном берегу они увидели небольшую речушку, терявшуюся в лесу.
Шлюпка причалила к маленькому заливчику, недалеко от отмели с множеством жемчужниц. Близился вечер, и Церматт решил расположиться на берегу лагерем. Развели огонь, испекли в золе несколько яиц. Они вместе с пеммиканом — высушенным мясом, сладким картофелем и кукурузным печеньем пригодились на ужин. На ночлег из предосторожности перешли в шлюпку, оставив Каштанку и Буланку защищать лагерь от шакалов, их вой уже слышался вдали от берега.
Три дня, с двенадцатого по четырнадцатое, занимались ловлей моллюсков, между перламутровыми створками которых находились драгоценные крупные жемчужины, а с наступлением вечера Фриц и Жак отправились пострелять диких уток и куропаток в ближайшем леске на правом берегу реки. При этом они соблюдали осторожность, ибо в лесу водились кабаны и более опасные хищники.
И действительно, в последний день мужчины наткнулись на льва и львицу, оглашавших окрестности могучим рычанием. Не ожидавших нападения хищников сразили на месте две меткие пули Жака и Фрица. Правда, львица успела все-таки ударом лапы раздробить череп старушки Билли, о чем Жак горько сожалел.
Этот случай подтвердил, что к юго-западу от Жемчужной бухты, совсем недалеко от Земли обетованной, водятся хищники. И если они не проникли до сих пор через ущелье Клюз во владения колонистов, то просто по счастливой случайности: Церматт стал уже подумывать о том, что следует заградить, насколько это возможно, узкий проход в скалистой преграде. А пока отец ограничился строгими внушениями: страстным охотникам Фрицу и Жаку не увлекаться рискованными походами и избегать опасных встреч.
Весь третий день посвятили добыванию из раковин жемчуга. Огромная куча моллюсков, сваленных на песчаном берегу, начала уже разлагаться, выделяя вредные для здоровья миазмы,[62] поэтому отец и сыновья решили возвращаться, тем более что долгое их отсутствие, конечно, вызывает беспокойство у матери.
Ранним утром каяк и следовавшая за ним шлюпка отчалили от берега Жемчужной бухты. Но, дойдя до арки, Фриц вдруг резко повернул лодку на запад. Отец, заранее предупрежденный сыном, не сомневался, что тот отправился на поиски Дымящейся горы.