Вторая рота

Глава 5

Старший прапорщик Шматко и его невеста Маша собирались в загс — подавать заявление. Предусмотрительный Шматко, который «упаковывался» по-военному быстро, уже минут пятнадцать терпеливо сидел на табуретке в прихожей и с нежной улыбкой наблюдал за суетливыми сборами невесты.

Маша волновалась, то и дело открывая свою сумочку, выкладывая из её бездонных недр различные женские мелочи и вкладывая их обратно.

— Олег! А где мой паспорт? — взволнованно спросила девушка.

— В надёжном месте! — Шматко извлёк паспорта из внутреннего кармана кителя и продемонстрировал их невесте.

— А мы не опаздываем? — нервничала Маша, но Шматко было просто воплощением железного спокойствия.

— Там до трёх! — ответил он, мельком взглянув на часы. — Чего ты так волнуешься?

— Не знаю, — пожала плечами Маша и назвала первое, что пришло ей в голову: — Две недели ж без паспорта ходить!

— Ну это ж лучше, чем потом всю жизнь без штампика! — довольно ухмыльнулся Шматко.

— Вот именно, штампик! — вздохнула Маша. — Штампик можно за минуту поставить!

— А фамилию менять?! — привёл Шматко очередной аргумент в защиту бюрократии. — Это ж целая процедура! Через паспортный стол!

Маша удивлённо вскинула брови и замерла на месте, теребя в руках многострадальную сумочку.

— Какую фамилию? Мою? — спросила она. — Ой, Олежек, я об этом даже не думала!

— Как это не думала? — В голосе прапорщика натянутой басовой струной загудели грозовые нотки. — Ты ж теперь будешь кто? Мария Шматко! Так?

— Шматко? — В её голосе не слышалось особого энтузиазма. — Мария Шматко?

— Ну это ж лучше, чем Мария Струк? — спросил её прапорщик. — По-моему…

Маша, похоже, была другого мнения.

— Чем это лучше? — с сомнением покачала она головой. — Я уже привыкла… Столько лет! Меня даже на учёбе все звали «Стручок»!

— За клички ты не волнуйся! — усмехнулся Шматко. — Такие вещи на всю жизнь! Никуда они не денутся. И между прочим… Шматко — это родовая фамилия, а не хухры-мухры! У меня в прадедах пять атаманов из донских казаков!

Но этот аргумент тоже не пробрал Машу.

— Олежка, — опустив глаза, тихо сказала она, — я как-то не готова… стать Шматко!

— Приплыли! — шумно вздохнул прапорщик и едва сдержался, чтобы не подпустить более крепкого словца.

Он наклонился и стал развязывать шнурки на ботинках.

— Олежка… Ладно, — Маша нежно обняла прапорщика за плечи и поцеловала, — я пошутила… Пошли!

Вот и пойми после этого женщин. Шматко вздохнул, широко улыбнулся и принялся завязывать шнурки. В такой день ему трудно было испортить настроение.

На следующий день Шматко, как всегда, обедал в офицерской столовой части в компании прапорщика Данилюка. Данилыч с брезгливым лицом ковырялся в своей тарелке, тщательно обнюхивая каждый кусочек пищи, прежде чем отправить его в рот.

— Скажи, Николаич, — заговорил прапорщик-гурман, прожевав очередной кусок котлеты, — вот мы уже лет десять живём при капитализме, так?

— Ну… — рассеянно согласился Шматко.

— А почему в нашей столовой котлеты до сих пор советские? — Данилыч проявил себя как мастер сатиры и заковыристых вопросов. — Вот это вот разве котлета? Это какое-то хлебобулочное изделие…

— А по-моему, вполне ничего, — пожал плечами прапорщик, приканчивая вторую порцию. — Привередничаешь, Данилыч…

Зажрался…

— Это на твой вкус ничего! Потому как ты человек холостой! К домашней пище не приучен! Привык всю жизнь по столовкам питаться!

— Считай, что информация устарела, — приосанился Шматко, — насчёт холостого…

— Как это понимать? — Данилыч завис с открытым ртом, на полпути остановив в воздухе стакан коричневого компота.

— Понимай это как приглашение на свадьбу, — официальным голосом заявил Шматко. — Вот так, брат прапор, охомутали меня, понимаешь… Кончился холостяк Шматко!

— Оба-на! — с лёгким злорадством ухмыльнулся Данилыч. — Значит, нашего полку прибыло… Интересно девки пляшут… Я её знаю?

— На концерте со мной была, — ответил прапорщик, — в клубе.

— Я так и думал, — кивнул Данилыч, возвращаясь к компоту. — В свадебное путешествие поедете?

— А как же? — ухмыльнулся Шматко. — Классический маршрут: загс — памятник — столовая.

— А где гулять будем? — от души просмеявшись, спросил Данилыч.

— Ещё не знаю, — развёл руками прапорщик, — пока не решили.

— Даю ценный совет, — Данилыч наклонился к товарищу с видом знатока, — для такого мероприятия лучше, чем наша столовая, ничего не найдёшь.

— Здесь, что ли? — Шматко с сомнением обвёл взглядом нехитрый интерьер офицерской столовой.

— А что? — Данилыч стал сыпать аргументами. — Места навалом…

Хоть в футбол играй… Аренда бесплатно… Повара свои… Даже охрана…

Вон, вся часть охранять будет!

— Ты же говорил, они котлеты делать не умеют, — Шматко погрозил Данилычу пальцем, — а мне надо, чтобы всё было по высшему, понимаешь, разряду.

— «Не умеют» и «не хотят» — разные вещи, — философски заметил прапорщик. — По сотке дашь, они тебе такие котлетки сварганят…

Короче… Здесь — лучший вариант. Дёшево и сердито.

— Ну не знаю, — почесал затылок Шматко, — свадьба всё-таки раз в жизни бывает.

— Серьёзно? — Голос Данилыча дышал сарказмом.

— Ну два максимум, — ухмыльнулся Шматко.

У хитрого, в хорошем смысле этого слова, старшего прапорщика уже были кое-какие идеи по поводу празднования свадьбы, но делиться ими с кем бы то ни было он не хотел, чтобы не сглазить.

Через час старшина уже был на боевом посту — в своей каптёрке.

На столе лежал длинный свёрток из красного бархата, плотно перетянутый парашютными стропами.

Шматко аккуратно развязал тугие узлы и развернул ткань. В его руках оказалась отделанная червлёным серебром кавалерийская шашка в ножнах, украшенных позолотой и камнями.

Прапорщик с трепетом взялся за эфес и вытянул из ножен длинное, слегка изогнутое лезвие, переливающееся на свету фиолетовыми разводами. Шматко, любуясь, рубанул шашкой по воздуху и, довольно крякнув, тихо затянул: Эх, любо, братцы, любо, любо, братцы, жить, С нашим атаманом не приходится тужить…

Пение Шматко прервал Соколов, который без стука вломился в каптёрку и, увидев в руках прапорщика старинное оружие, застыл в изумлении.

— Уау… Вот это вещь! — восхищённо сказал он. — Она старинная или сейчас сделали?

— Обижаешь… Это реликвия наша, семейная, — важно ответил Шматко, — личное оружие знаменитого казачьего атамана Шматко.

Клинок амосовской стали, тройная закалка. Платок можно на лету разрубить… У тебя есть платок, Сокол?

— Не-а, — мотнул головой Сокол, не отводя восхищённого взгляда от сверкающего клинка. — А этот… атаман Шматко — он родственник ваш?

— Прадед… — ответил прапорщик и со значением добавил: — Адъютант самого Нестора Ивановича Махно.

— Так вы у нас казак, Олег Николаевич? — дошло до каптёра. — А можно подержать?

— Тока это… аккуратно… сам понимаешь… вещь…

Шматко протянул шашку Соколу, и тот с трепетом принял её.

Обхватив ладонью прикладистую рукоятку, Сокол стал ловко вращать клинком и несколько раз со свистом рубанул воздух вокруг себя.

Шматко ревниво наблюдал за действиями бойца.

— Да-а… Вот это сабля… Настоящее произведение искусства, — глаза Сокола горели от восхищения, — и в руке лежит, как родная…

— Ну всё, всё, Соколов, казак, блин… Всё… Будет… Давай назад… — Шматко привстал из-за стола и осторожно принял шашку из рук каптёра, — Оружие всё-таки… Поранишься ещё…

Вложив семейную реликвию в ножны и аккуратно завернув шашку в бархат, Шматко посмотрел на ефрейтора, который внимательно наблюдал за его действиями, и спросил:

— Ты вообще… по делу зашёл? Или как?

— По делу, — кивнул Соколов, — но вам, наверное, сейчас не до меня. У вас же свадьба, говорят.

— Вот блин! — Прапорщик с негодованием хлопнул ладонями по столу. — Уже и говорят все… Как они только всё узнают?

— Товарищ старший прапорщик, а где свадьбу отмечать будете? — полюбопытствовал Сокол. — У нас, в части?

— Ресторан «Графский замок», — важно пробасил Шматко, — знаешь такое заведение?

— Вот это да! Круто! — присвистнул Сокол. — Только там же цены космические.

— Так и это вещь не дешёвая… — Прапорщик кивнул на свёрток с шашкой. — Сам понимаешь…

— В смысле? — не сообразил Сокол.

— Ну… я узнавал, сколько она стоит, — негромко пояснил Шматко, — тут на две свадьбы хватит.

— Так вы что? Саблю продавать будете?

— А где я, по-твоему, деньги на ресторан найду? — вздохнул Шматко, поглаживая ладонью свёрток с дорогой реликвией. — На зарплату там только пива бокальчик выпить можно…

— Но вы ж сами сказали: прадед… род Шматко…

— Род продолжать надо… — заявил прапорщик. — Потому и женимся. Понимать надо, Соколов, — это на благо будущих поколений, так сказать…

Когда Сокол ушёл, прапорщик сообразил, что забыл спросить, какое дело привело бойца к нему. Он подошёл к двери и выглянул в казарму, но Соколова поблизости уже не было.

Полковник Бородин занимался изучением бумаг, когда в дверь его кабинета тихо постучали.

— Войдите! — приказал полковник.

На пороге появился лейтенант Смальков:

— Разрешите войти, товарищ полковник?

— Уже вошёл, — ответил Бородин, отодвигая бумаги в сторону. — Ну? Чего у тебя? Только быстро.

— Товарищ полковник, тут мой солдат… — едва слышно промямлил Смальков. — Он позвонить хотел…

— Чего? — переспросил Бородин. — Говори громче… Ты ж командир.

Лейтенант смущённо откашлялся.

— Товарищ полковник! Лейтенант Смальков… Э-э… Прибыл просить вашего разрешения совершить междугородный звонок моему подчинённому, ефрейтору Соколову!

— А где это твой Соколов, что ты ему собираешься по межгороду звонить? — нахмурился Бородин.

— Не я ему собираюсь, — смущённо стал объяснять Смальков, — а он хотел домой позвонить…

— Вам здесь что… переговорный пункт? — взвился Бородин.

— Он письмо с родины получил… — совсем скис лейтенант. — У него с матерью что-то… «Скорая» забрала…

— С матерью? — Лицо Бородина стало серьёзно- сосредоточенным. — Так, а где он сам?

— В коридоре… Ждёт…

— Ну зови, — кивнул Бородин. — Раз с матерью…

Смальков выглянул за дверь и позвал Соколова.

Полковник Бородин посадил взволнованного плохими новостями ефрейтора в своём кабинете, а сам вместе с лейтенантом вышел из штаба на свежий воздух. Достав пачку сигарет, полковник протянул её Смалькову:

— Кури, лейтенант, не стесняйся…

— Спасибо, товарищ полковник, но я не курю, — в очередной раз смутился лейтенант, — не приучен…

— Не куришь? Это хорошо… — одобрительно закивал Бородин, — С одной стороны… А с другой… Когда куришь, голос грубеет… Солиднее становится… Тебе бы не помешало…

Смальков хотел что-то ответить, но тут Бородин заметил Шматко, который стоял возле стенда с периодикой и делал вид, что внимательно вчитывается в пожелтевшие строки «Красной Звезды», которая бессменно висела там уже почти месяц.

— Шматко! — окликнул прапорщика Бородин.

— Я, товарищ полковник! — Прапорщик обернулся и козырнул командиру.

— Ты чего там пялишься? — спросил Бородин. — Стенд уже месяц не меняли… Там ничего нового.

— Я так… Просто хотел к вам… По делу… — Шматко подошёл поближе.

— Ну говори, раз по делу, — строго сказал Бородин и сделал глубокую затяжку. — Или у тебя от лейтенанта секреты какие?

— Почему? Нет… Я просто, это… — заменжевался прапор. — Ну…

Хотел вас пригласить на свадьбу…

— На свадьбу? Поздравляю! — Бородин крепко пожал прапорщику руку. — Свадьба — это хорошо… А то тут у некоторых сплошной развод… — Бородин похлопал по плечу Смалькова. — Как, лейтенант? Погуляем на свадьбе у старшины?

— Ну, я… — заделикатничал Смальков. — Вообще-то…

— Ты ж лейтенанта уже пригласил? — спросил Бородин прапорщика.

— Так точно… — пробурчал Шматко без особого энтузиазма. — Это… приглашаю…

Смальков сник, а прапорщик внутренне выругал себя за неосмотрительность — дёрнул же его чёрт пойти в штаб именно сейчас.

Шматко двинул обратно в роту, но, заметив на другой стороне плаца Колобкова, отчитывающего какого-то нерадивого бойца, свернул в сторону. Однако замкомандира части заметил прапорщика и, закончив дрючить недисциплинированного солдата, пошёл наперерез «жениху».

— Шматко! — позвал он, и прапорщик понял, что скрыться от всевидящего ока «замполита» у него не получится.

— Я, товарищ подполковник, — без особой радости козырнул прапор.

— А что это тебя на рабочем месте нет? — въедливо спросил Колобок.

— А разве нет? — удивился Шматко.

— Ну, я зашёл во вторую роту… проверить, — заехидничал Колобков. — Каптёрка закрыта… Старшины нет… Дежурный говорит — где-то ходит…

— Так я, это… по делам хожу, — с напускной серьёзностью ответил Шматко. — По делам роты…

— Ходишь, всех на свадьбу приглашаешь? — хитро, по-ленински, прищурился подполковник. — По делам роты?

— Ну… я… — Руками прапорщик нарисовал в воздухе круг. — Эта…

— Старшина лучшей роты части женится, а заместитель командира части по воспитательной работе ни сном ни духом? — укоризненно сказал Колобков. — Нехорошо, Шматко…

— Ну, я… — Теперь у прапорщика получился овал. — Эта…

— Нехорошо… — покачал головой Колобков. — Я ж не прошу, чтобы ты меня приглашал на свадьбу… Просто… зашёл бы… поделился радостью…

— Так я как раз к вам и иду! — нашёлся прапорщик.

— Поделиться радостью? — ухмыльнулся Колобок.

— Никак нет… Пригласить… на свадьбу… — Эти слова стоили прапорщику больших усилий.

— Да ты что?! — всплеснул руками Колобок и радостно заулыбался. — Вот это сюрприз! Ну спасибо, не ожидал! Свадьба — это дело хорошее. Ты же у нас на свадьбе был?

— Так точно.

— Ну вот… Сейчас мы… с ответным визитом… то есть я… — поправился подполковник и, сделав серьёзную мину, спросил: — А сколько сейчас дарят на свадьбу?

— Ну… Не знаю… — развёл руками Шматко.

— Ну мне ты сколько подарил? — продолжал докапываться в своей обычной манере Колобков.

— Э-э… не помню…

— Ладно, у меня где-то записано…

Колобков покатился к штабу, а прапорщик побрёл в роту, стараясь держаться малолюдных мест. Чтобы не дай Бог не схватить на свою голову ещё каких-нибудь «хвостопадов» — любителей халявного пойла и жратвы.

В родной каптёрке прапорщик вздохнул с облегчением — здесь он чувствовал себя как в надёжной и неприступной крепости. Странно, но Соколова на месте не было. В этот день каптёра Шматко больше не увидел.

Вечером в каптёрку к Соколу зашёл Медведев. Сержант застал товарища сосредоточенно копающемся в шкафу — Сокол перекладывал с места на место солдатский скарб, наводил в каптёрке уставной порядок.

Медведев присел на стул и закинул ногу на ногу.

— Слыхал, что в автороте случилось?

— Что? — рассеянно спросил Сокол.

— Двое старых в самоход дёрнули — на речку купаться. А их патруль накрыл, форму экспроприировал. Так они на построение в одних трусах явились! Говорят, ротный их так слюной брызгал, что пацанам в баню на этой неделе не надо! Вот такой прикол.

Сокол никак не отреагировал на рассказ товарища, он, казалось, и не слышал его.

— Ладно, я чё зашёл-то… — Медведев внимательно посмотрел на запаренного товарища. — Дай ткани подшивочной… метра два… чтоб не бегать.

— Ага… — Каптёр открыл нижний ящик шкафа, достал из него вафельное полотенце и протянул Медведеву: — Держи…

— Ты б ещё наждачку дал… — прикололся сержант. — У тебя что, случилось чё? С Варькой опять?

— Да нет… — махнул рукой Сокол и опять полез в шкаф. — Так…

— Так «да» или «нет»? — продолжал допытываться Медведев. — Не понял, чё за секреты между земляками?

Сокол, всё так же сжимая в руках полотенце, сел на стул и, уставившись в пол, тяжело вздохнул.

— В деревне у меня, дома… С мамой проблемы… Инфаркт был…

«Скорая» забирала…

— Ничего себе новости, — сочувственно произнёс Медведев и попытался успокоить расстроенного товарища: — Ну ты это… не грузись так… Обойдётся. У меня вон дед — три инфаркта перенёс, потом ещё пятнадцать лет по снегу бегал!

— Сказали, операцию делать надо… — продолжал вздыхать Сокол. — Лекарство какое-то нужно… А в районе у нас такого нету…

— Что за проблема?! — Медведев встал со стула и стал мерить каптёрку шагами. — В районе нету, значит, тут есть! Сокол, щас за деньги всё, что хочешь, достать можно! Пойдёшь в город, по аптекам прошуршишь… С почтой отправишь, экспрессом!.

— В принципе, Варя могла бы завезти. — В голосе Сокола послышалась надежда, это уже было хорошо.

— Или так, — согласился Медведев. — Ты, главное, не горюй… Всё будет нормально… — Сержант посмотрел на полотенце в руках каптёра и добавил: — И это… дай мне чё-нить более подходящее.

Сокол широко улыбнулся и полез в шкаф за подшивой. Для товарища, а тем более земляка каптёру ничего было не жалко.

Понурый Смальков, которого уже окончательно достали наезды вышестоящих командиров по поводу его голоса и насмешки подчинённых, зашёл в «чепок», — единственное место в части, где он чувствовал себя в своей тарелке.

Эвелина разбирала товар, за дальним столиком гоняли чаи «черпаки» второй роты — Гунько, Кабанов и Медведев.

— Крем-соду и пирожное, пожалуйста, — упавшим голосом сказал лейтенант, выложив на прилавок деньги.

Эвелина, услышав знакомый голос, вздрогнула, обернулась и увидела перед собой кислую физиономию Смалькова.

— Валера, что-то случилось? — озабоченно спросила она, доставая газировку и пирожное.

— Да так… Потом как-нибудь… — Смальков махнул рукой и, взяв со стойки свой заказ, пошёл к ближайшему столику.

Эвелина постояла несколько секунд, наблюдая за расстроенным лейтенантом, а потом громко обратилась к отдыхающим «черпакам»:

— Так, бойцы, всё, заканчиваем! Я закрываюсь!

— До восьми же, Эвелина Георгиевна, — попытался возмутиться Гунько, но буфетчица наградила его таким взглядом, что сержант сразу заткнулся.

— Переучёт! — подгоняла бойцов Эвелина. — Давайте, давайте!.

Солдаты ретировались. В «чепке» остались только сама хозяйка заведения и лейтенант Смальков, который рассеянно жевал пирожное…

Эвелина повесила на дверь «чепка» табличку «ПЕРЕУЧЁТ», закрыла дверь на щеколду и подсела к столику лейтенанта:

— Валера, рассказывайте, что случилось…

— Я, наверное, уволюсь, — едва слышно сказал Смальков.

— Это ещё что за новости?! — удивилась Эвелина. — Опять старая песня…

— Я не создан для офицерской службы… — сокрушённо сказал Смальков. — Физиологически…

— Кто вам это сказал? — нахмурилась Эвелина.

— Что я, дурачок? — Смальков был на грани срыва. — Сам вижу… — Он сделал большой глоток газировки и вдруг истошно заорал, безбожно «петуша» своим неустойчивым голосом: — Рота, равняйсь! Смирно! Разве это командный голос? Цыплячий писк.

— Ну, вы ещё молодой, Валера, — голос переломается, не расстраивайтесь, — стала успокаивать лейтенанта буфетчица. — Это дело времени…

— Ломается в пятнадцать лет, а не в двадцать три, — вздохнул Смальков.

— Ну… может, вам попить чего? Гормоны там или… О! — Эвелину, кажется, осенило — она вскочила со стула и бросилась к холодильнику. — Я знаю верный способ!

Смальков с надеждой в глазах следил за ней. Буфетчица достала из холодильника три бутылки запотевшего пива и выставила их на стол перед ошарашенным лейтенантом.

— Зачем это? — настороженно спросил он.

— Пиво!. Холодное! — объявила Эвелина, орудуя открывалкой. — Говорят, Высоцкий так… Пиво пил, и потому… Ну, может, это и не правда, но я точно знаю: связки садятся, голос становится ниже!

Пенный напиток наполнил стакан до краёв. Смальков смотрел на пиво с опаской.

— Вы же знаете, я пиво не пью, — сказал он. — Оно горькое.

— А лекарства и не бывают сладкими. — Эвелина решительно подвинула стакан к лейтенанту: — Надо, надо, Валера.

Смальков медленно поднёс стакан ко рту, сделал маленький глоток и поморщился. Но ради командного голоса можно выдержать и не такое.

Прапорщик вернулся домой. Его встречали Маша и Анжела Олеговна.

Шматко пребывал в хорошем расположении духа.

— Половину офицеров пригласил! — громко объявил он женщинам. — И командир части будет… И Зубов! И Колобков!

— А лейтенант ваш?! — спросила Маша. — Ну этот… который на пианино играет…

— А-а… Смалькова тоже пригласил! — кивнул прапорщик, засовывая ноги в домашние тапочки. — Я вот думаю, может, музыку не заказывать?

Пусть Смальков на пианино сыграет.

— Да ну… — покачала головой Маша. — Что он сыграет? Брамс или Бах!

— А мы попросим, он выучит и Дрымс и Туц! — схохмил прапорщик и сам рассмеялся своей шутке.

— Какой туц? — не въехала Анжела Олеговна.

— Ну, туц, туц, туц! — Прапор вполне реалистично изобразил бой электронных барабанов.

— Подожди, Олег! — нахмурилась Маша. — А где он сыграет? У нас же пианино нету!

— В том ресторане, который я присмотрел, — всё есть! — сказал прапорщик. — И пианино, и светомузыка, и бильярд!

— В ресторане?! — насторожилась Анжела Олеговна. — Я думала, мы как-нибудь дома… скромно…

— Анжела Олеговна! Дома мы будем семечки грызть! — Шматко навис над будущей тёщей стотонной громадой. — А свадьба в ресторане должна быть! «Графский замок»!

— Уау! — восторженно прокричала Маша и бросилась на шею прапора. — Олежка… Супер!

— Ой! — Анжела Олеговна с сомнением покачала головой. — Где ж мы денег возьмём на «Графский замок»?

— Кхм! Ну… Мне тут это… В общем… премию обещали дать… — замялся прапорщик. — В трёхкратном размере! Так что… гуляем, Машуня!

А? Завтра поедем платье выбирать!.

Обнявшись, жених и невеста прошли в комнату. Анжела Олеговна засеменила на кухню — зятя надо было кормить ужином.

Прапорщик водрузил своё усталое тело на диван, а Маша подошла к шкафу, достала из него книгу и протянула жениху:

— Олежка, смотри…

— Что это? — Прапорщик взял книгу и прочитал название — «Премудрый пескарь»… — И что?

— Ты не здесь читай, — сказала Маша. — Автор кто?

— Салтыков-Щедрин! — прочитал прапор, но так ничего и не понял. — Так я и так знаю! К чему ты?

— А есть же ещё Новиков-Прибой! Мамин-Сибиряк! Григорьев-Аполлонов!

— И что?

— Может, и мне двойную фамилию взять? — робко предложила Маша. — Буду Струк-Шматко… Ну или… Шматко-Струк!

— Опять начинается! — тяжело вздохнул прапорщик и помрачнел.

— Олежка! — Маша присела рядом и нежно обняла Шматко за шею. — Я это так… Не всерьёз!. Просто!. Ну не дуйся…

Прапор широко улыбнулся и поцеловал невесту в лоб.

Третья бутылка «лекарства» уже подходила к концу. Смальков через силу заглатывал стакан за стаканом, на его шее пульсировал тонкий кадык.

— Ну-ну-ну, — подбадривала его Эвелина, — давайте, Валерочка.

— Всё, больше не могу, — шумно выдохнул Смальков. — Не лезет больше…

— Это допьём, и всё, — как воспитательница в детских яслях, увещевала лейтенанта Эвелина, потрясая перед его глазами бутылкой с остатками пива. — Ещё один стаканчик, и всё…

— Я не хочу…

— Надо! — решительно оборвала Эвелина капризы Смалькова. — Вы, главное, во рту не держите… Сразу глотайте — чтоб не нагревалось… Вот так… Молодец!

Смальков залпом проглотил последний стакан и расслабленно отвалился на спинку стула. Его глаза заволокла мутноватая пелена.

Эвелина, как бы невзначай, положила свою руку поверх ладони лейтенанта. Смальков против руки не возражал.

— Всё! — решительно сказал он. — Достаточно алкоголя… У меня ещё свадьба на этой неделе…

— Какая ещё свадьба? — побледнела Эвелина.

— Шматко, старший прапорщик, пригласил… В воскресенье…

— Ой, а у меня платья подходящего нет! — сокрушённо всплеснула руками буфетчица, сразу успокоившись.

— А вы тоже идёте? — спросил Смальков.

— Ну, я думала — мы вместе, — с искренним недоумением посмотрела на него Эвелина. — А что?

— Дело в том, что он меня одного, — смутился Смальков, — и… я даже не знаю… это может, неудобно…

— Вы меня стесняетесь, да? — отдёрнула руку Эвелина. — Ну конечно, я для вас старая…

— Нет… вы… то есть ты… совсем даже наоборот… — Смальков был в полном замешательстве. — Мне всегда нравились женщины… ну… зрелые, так сказать… И вы… ты — очень даже!.

— Правда? — улыбнулась Эвелина.

Смальков смущённо кивнул, а потом посмотрел на часы.

— Ой, — сказал он. — Мне в роту надо — занятия провести. Зубов приказал.

— Ну, раз надо, значит, надо, — разочарованно вздохнула Эвелина.

— Но я ещё зайду, — сказал Смальков, — попозже…

Это был другой разговор. Эвелина снова улыбнулась, и смущённый лейтенант ответил ей тем же. По дороге в роту Смальков почувствовал в горле странное першение и жжение, словно бы он проглотил столовую ложку чёрного перца.

Похоже, что лекарство Эвелины начало действовать…

Взвод Смалькова был выстроен перед казармой в две шеренги.

Увидев приближающегося офицера, Гунько отдал команду «Смирно!» и пошёл навстречу командиру.

— Товарищ лейтенант, взвод на занятия построен! — бодро отрапортовал младший сержант. — Заместитель командира взвода младший сержант Гунько!

Смальков приложил ладонь к фуражке и попытался отдать приказ о начале занятий, но вместо этого из его горла вырвалось невнятное сипение.

— Что? — спросил Гунько. — Не понял, товарищ лейтенант…

За этой картиной со стороны наблюдал Зубов, сидящий в курилке. Он выбросил сигарету и подошёл к строю.

Смальков пытался сипеть, но Гунько его не понимал.

— Не будет занятий, — сказал ротный. — Не видишь, заболел человек… Ларингит…

Смальков отрицательно закачал головой.

— А что? — Зубов стал перечислять все известные ему болезни горла. — Фарингит? Трахеит?

На последнем слове Гунько невольно хихикнул.

— Что тут смешного? — набычился ротный.

— Слово смешное… Трахеит…

— Смеяться на территории будете, — сказал Зубов, — веники в руки, и вперёд…

Строй двинулся выполнять приказ командования без особого энтузиазма, всё-таки занятия Смалькова были предпочтительнее уборки — на них, по крайней мере, можно было «надавить массу».

Шматко, который уже окончательно определился со списком приглашённых на торжество гостей, теперь был запарен другой проблемой — сколько алкоголя необходимо для того, чтобы гости не чувствовали себя обделёнными.

В качестве эталона для вычисления литража он взял себя, так как выпить прапорщик мог много, а потом выпить ещё больше. Шматко сидел за столом в каптёрке, наклонившись над листком с вычислениями, и, что называется, «чесал репу», а проще говоря, размышлял. Так как в каптёрке был и Соколов, Шматко размышлял вслух, надеясь, что выдающиеся математические таланты бойца могут сослужить ему неплохую службу и в этот раз.

— Соколов, ты как считаешь… двух ящиков водки по ноль-пять на тринадцать человек хватит? — воззрился прапорщик на рассеянного каптёра. — Или на свадьбу больше надо?

— Ну, смотря сколько дней гулять, один или два, — неохотно ответил Сокол, голова которого сейчас была забита другими проблемами. — У нас в деревне всегда два гуляют.

— Так то деревня! Не, ты меня не сбивай! — Шматко погрозил каптёру карандашом. — Нам и одного дня хватит выше крыши. Тем более, как говорится, водки на два дня не бывает!

Шматко громогласно расхохотался, но, как ни странно, Сокол, всегда отличавшийся весёлым нравом, шутки не поддержал.

— Соколов, ты чё такой? — осёкся прапорщик. — Случилось что?.

— Да так…

— Что «да так»? Рассказывай давай… Что стряслось?

— Мать у меня заболела, — тяжело вздохнул Сокол.

— Что-то серьёзное? — нахмурился Шматко.

Соколов молча кивнул в ответ.

— Ну, может, обойдётся, а, Соколов…

— Инфаркт был. Операцию на сердце делать надо, а лекарств нужных в деревне нет.

— М-да… ситуация. — Шматко скомкал свой список и убрал его со стола.

— Товарищ старшина… я хотел попросить вас… может, в городе нужно что? Я бы заодно по аптекам прошёлся… вдруг здесь продают…

— Какие разговоры, Соколов?! — развёл руками Шматко. — Завтра же ноги в руки — и бегом!

— Спасибо, товарищ старшина…

— За это, Соколов, спасибо не говорят, — вздохнул прапор. — Вот так.

— Всё равно спасибо…

Когда Сокол ушёл, Шматко снова достал список и попытался сосредоточиться на вычислении литража. Ничего не вышло — проблема Соколова не выходила у него из головы.

Смальков, оставшись без работы, поплёлся туда, откуда пришёл, — в «чепок». В чайной было пусто — Эвелина уныло сидела за прилавком, мечтательно размышляя о чём-то, не имеющем отношения к работе.

Лейтенант зашёл в «чепок», остановился у прилавка и попытался что-то сказать буфетчице, но вместо слов из его горла раздались всё те же невнятные хрипы, которые так озадачили младшего сержанта Гунько.

— Валера, что с вами? — заволновалась Эвелина и с живостью, совсем не свойственной дамам таких габаритов, стала увиваться вокруг онемевшего офицера. — Это из-за пива, да? Это я виновата… Ой, дура!

Нужно было одну бутылочку, и всё!

Смальков прохрипел что-то невнятное.

— Вам нужно чай, горячий, с водкой! — решительно заявила Эвелина и тут же включила электрочайник.

Смальков выпучил глаза и замотал головой — водки ему не хотелось, даже с чаем.

— Ничего не хочу слушать! — настаивала Эвелина, доставая из-под прилавка бутылку водки.

Смальков импульсивно достал из кармана кителя ручку и что-то быстро написал на обложке бухгалтерской книги, лежащей на прилавке.

Надпись гласила: «Не надо водки!»

— Как это — «Не надо водки»?! Это же лекарство! Согревает связки! — сначала возмутилась Эвелина, но потом, увидев, как нахмурился Смальков, пошла на уступки. — Ну тогда — с бальзамом! И всё — больше ни слова…

Через пять минут лейтенант, под уговоры буфетчицы, через силу, морщась и потея, вливал в себя чёрный чай, смешанный с изрядной порцией душистого бальзама.

Он не рассчитал своих сил и сделал слишком большой глоток и закашлялся. Эвелина стала бить его по спине, а когда кашель успокоился, Смальков вдруг осознал, что находится почти в объятиях прекрасной буфетчицы. Её лицо было буквально в нескольких сантиметрах от его лица.

— Валера, я вам нравлюсь? — томно спросила Эвелина.

Смальков энергично закивал в отчет, чуть не попав своим высоким лбом по носу женщины.

— Вы мне тоже… очень… — продолжила свой односторонний диалог Эвелина.

После этих слов она стала наклоняться всё ниже и ниже, подминая под себя растерянного лейтенанта. Их губы были готовы слиться в поцелуе, когда Смальков стал извиваться и попытался что-то сказать. Эвелина поняла его.

— Дверь?. Я щас закрою… — Возбуждённо дыша, она щёлкнула замком и вернулась обратно.

На этот раз инициативу в свои руки взял сам Смальков. Он крепко обнял Эвелину, которая в его руках стала податливой, как пластилин.

Лейтенант осыпал её поцелуями, руки буфетчицы уже потянулись к застёжкам халата, когда неожиданный скрип за спиной заставил их вздрогнуть от неожиданности и прервать процесс страсти.

В дверях подсобки, разинув рот, стоял младший сержант Гунько.

— Извините, — промямлил он. — У вас закрыто было, я через подсобку зашёл…

Смальков, покраснев как варёный рак, зашипел что-то бешеное.

Эвелина тут же перевела:

— Пошёл вон отсюда!

— Есть, товарищ лейтенант!

После этого дверь подсобки тоже была закрыта…

Перед тем как отправиться домой, Шматко решил зайти в казарму — проконтролировать ситуацию.

В курилке он заметил Соколова, который понуро сидел на скамейке и сосредоточенно курил.

— Слышь, Соколов… я, короче, так решил, — бодро сказал прапорщик. — Возьму тридцать бутылок. Просто сам посуди: женщинам шампанское ещё нужно купить… Ну и коньяка сколько-нибудь…

Всё-таки ж не хухры-мухры… сам командир части присутствовать будет!

Соколов молча кивнул в ответ.

— Ты лекарства в городе купил? — озабоченно спросил Шматко.

— Нет… И не куплю, — еле слышно ответил Сокол.

— А что так? — удивился прапорщик. — Слушай, если денег не хватает, ты скажи. Мы ротой скинемся… это ж такое дело…

— Спасибо, товарищ старшина… Деньги ни при чём…

— А что тогда?

— Эти таблетки только на Западе делают, — сокрушённо объяснил каптёр. — А у нас пока не лицензированы… И ещё не скоро появятся… Ну, по крайней мере, не так скоро, как надо…

Шматко, не зная, чем крыть эти аргументы, хмыкнул и сосредоточенно почесал затылок. Проблема действительно была непростой.

— Соколов… ты ж это… раньше не курил вроде… — заметил прапорщик.

— Ага, — согласился боец, глубоко затягиваясь и выпуская клуб вонючего дыма.

— Ладно… слушай, дай мне сигарету.

Шматко присел рядом и выудил из пачки, протянутой Соколовым, сигарету. Понюхав её, прапорщик нахмурился.

— Слушай, ты если травишься, — назидательно сказал он, — то хоть нормальные кури, чем эту гадость без фильтра.

Шматко достал свои сигареты и протянул их бойцу. Соколов отказался. Он погасил свой окурок, поднялся со скамейки и выбросил «бычок» в урну.

Соколу было совсем плохо, и Шматко понимал его. Он подошёл к бойцу и положил ему на плечо свою тяжёлую руку. В свете фонаря Шматко увидел, что в глазах солдата поблёскивают слёзы.

— Знаете… — дрожащим голосом заговорил Соколов, — в детстве думал, вырасту — никому своих родителей в обиду не дам… Буду защищать… помогать им… А тут… тут вообще ничего сделать нельзя…

— Ты это, Соколов… ты не вешай нос… — сурово сказал прапорщик, сжимая плечо бойца. — Безвыходных ситуаций не бывает… Попробуем что-нибудь сделать… Как там твоё лекарство называется?.

— «Правалекс»… Праваприла тиазид… — чётко проговорил Соколов вызубренные наизусть слова.

— Ишь ты, хрен выговоришь, — сказал прапорщик. — Пошли-ка лучше в каптёрку — ты мне на бумажку запишешь.

Так они и сделали.

На следующий день Шматко, отпросившись у Зубова, нагрянул с визитом в женскую консультацию, где главным врачом работал его одноклассник и давнишний приятель Шурка Павлович.

Теперь, конечно, Шуркой этого худощавого мужчину с высоким лбом и умными глазами никто не называл, но, тем не менее, старая дружба между врачом и прапорщиком была крепкой, как и в прежние времена.

Шматко пришёл к другу не с пустыми руками — захватил с собой бутылочку коньяку. Павлович не возражал. Он закрыл свой кабинет изнутри, и старые приятели принялись уничтожать крепкий алкогольный напиток.

— …У Косолапова, кстати, месяц назад сын родился! — сказал Павлович после третьей рюмашки. — Так что из нашего класса я только у тебя роды не принимал!

— Ничего… — успокоил его прапорщик. — Скоро примешь!

— Серьёзно?! — искренне обрадовался Шурка. — Уау! За это надо!

Врач взял бутылку и начислил по рюмкам очередную дозу.

— Кто она? — спросил он Шматко.

— А ты, Санёк, на свадьбу приходи, посмотришь, — сказал Шматко.

— Так ты, значит, пришёл невесту на учёт поставить? — предположил Павлович. — Какой месяц?

— Не, это не сейчас… Я вообще по другому вопросу… — хмыкнул прапорщик и взялся за рюмку. — Мне… лекарство одно достать надо…

Вот, прочитай.

Павлович прочитал записку, написанную Соколовым, и озадаченно нахмурился.

— Хм… Где ж это ты такое выкопал?

— Понимаешь, у одного друга близкого… — горячо стал объяснять врачу Шматко, — с матерью совсем плохо… И вот…

— Да я понимаю, — сухо кивнул Павлович.

— В городе его нет… так я вот к тебе…

— Да что в городе! — со значением сказал врач. — Его, пожалуй, и в стране нет! Вот так…

— Санёк… ты скажи… сколько надо денег? Это не проблема!

— Да деньги тут не самое главное, — развёл руками Павлович. — Тут такие связи ворошить надо… Серьёзных людей поднимать…

— Саня… Очень надо! — Шматко с силой ударил себя в грудь кулаком. — Позарез!

Павлович призадумался, потом зачем-то полез в свой стол и достал оттуда старинный кремниевый пистолет, отделанный красивой серебряной вязью.

— Смотри, что вчера принесли! — хвастливо сказал он, демонстрируя оружие прапорщику. — Вещь! Из такого, говорят, Пушкин стрелялся! А?

— Не знаю, — равнодушно посмотрел на пистолет Шматко. — Мне «стечкин» больше нравится! А ты всё ещё собираешь это старьё?

— Не собираю, а коллекционирую! — поправил Павлович приятеля. — Это ж красотища! Ты там, кстати, саблю свою ещё не продал?

— Хм!. Вот ты к чему, значит? — сообразил Шматко, нахмурив брови. — Пока не продал.

— Ты ж знаешь, как я на неё всегда смотрел. — В глазах врача засветились алчные огоньки. — Она бы в этом деле… очень помогла…

— Нет, Шурик, — отрезал Шматко, — про саблю даже не заикайся…

Прапорщик встал из-за стола и начал собираться.

— Что, обиделся? — спросил его Павлович. — А зря… зря, Олег!

Сейчас время такое…

— Да всё я понимаю! — сказал прапорщик, берясь за ручку двери. — Надеюсь, роды ты… не за мушкеты принимаешь!!

Да, время сейчас действительно стало какое-то не такое. И некоторых людей оно изменило до неузнаваемости. Изуродовало, можно сказать…

Младший сержант Гунько решил зайти в «чепок» — выпить минералки.

День был жарким, занятия по строевой интенсивными, и сержанта замучила жажда. А ещё он хотел проверить на практике действенную силу компромата — ведь он был единственным, кто знал об истинных отношениях Смалькова и Эвелины.

И пока их связь не стала достоянием широкой общественности, это надо было использовать на полную катушку.

— Мне бутылку минералки, пожалуйста, — сказал Гунько, вытряхивая на прилавок мелочь.

Эвелина, что-то высчитывающая на калькуляторе, делала вид, что не замечает бойца. Гунько повторил свою просьбу.

— Не глухая… — огрызнулась она. — Обожди… Не видишь? Занята…

— А вчера у вас занятие повеселее было, — ухмыльнулся Гунько.

Это сразу подействовало — буфетчица выставила на прилавок бутылку минералки и сгребла мелочь в кассу.

— На свою минералку, — недобро прошипела она, но Гунько не взял бутылку, а продолжал спокойно стоять на месте.

— Ну?. Чего стоишь? — напряглась Эвелина.

— Открыть и стакан… — тут же забыковал боец. — Пожалуйста…

Эвелина, с трудом сдерживая накатывающие эмоции, открыла бутылку и вместе со стаканом подвинула её Гунько. Сержант взял бутылку, но, скривившись, поставил её на место и отодвинул обратно.

— Чего ещё? — вскинулась Эвелина.

— Слишком холодная, — заявил Гунько. — Простудиться боюсь. Вы мне чуть потеплее откройте.

— Щас… — Эвелина приняла боевую стойку, уперев руки в крутые бока. — А эту я куда дену? Давай забирай и иди.

— А если заболею? — с невинным видом спросил Гунько. — Трахеит — такая штука…

— Слушай, трахеит… — Эвелина решила применить угрозы. — Я щас командира позову…

— А он разве не здесь? — улыбнулся Гунько и заглянул за прилавок.

Эвелина сдалась. Убрав холодную воду, она заменила её бутылкой, более приемлемой для организма шантажиста температуры.

— Большое спасибо, — поблагодарил её Гунько.

— Большое пожалуйста, — ответила Эвелина, мысленно осыпая голову наглеца всеми возможными проклятиями.

Гунько понял, что наткнулся на золотую жилу, которую надо разрабатывать как можно быстрее, пока она не истощилась.

Шматко, матерясь очень тихим шёпотом, пытался починить светильник, в котором перегорела лампа. Проклятая лампочка просто впилась в патрон, и вывернуть её оттуда не было никакой возможности.

Появление Соколова прапорщика обрадовало — сообразительный боец мог помочь ему.

— Соколов, помоги… Подержи вот здесь… — попросил он, и ефрейтор плотно зажал светильник в руках.

Шматко продолжал пыхтеть, но лампочка не поддавалась.

— Ё, так её, — намертво засела! — выругался Шматко и спросил бойца: — Как дома дела?

— Плохо… — вздохнул Сокол. — Мать в больницу опять забрали…

Говорят, если в течение месяца не сделать операцию, то…

Боец обречённо махнул рукой…

— Не идёт, и всё! — продолжал мучить светильник прапорщик. — К свету поверни…

Лампа отказывалась подчиняться. Шматко попытался подцепить цоколь пассатижами — это тоже не помогло.

— Ладно, сука, — я тебя достану, — решительно сказал прапорщик и подвинул к себе мусорное ведро. — Как говорил мой дед, царствие ему, нельзя съесть яичницу, не разбив яйца.

Шматко со всей дури ударил пассатижами по лампочке, и та, жалобно лязгнув, рассыпалась на мелкие кусочки. Вывернуть голый цоколь не составило особого труда. Прапорщик, довольный проделанной работой, отвалился на спинку стула и посмотрел на приунывшего каптёра.

— Товарищ старшина, а я ведь могу отпуск получить? — спросил Сокол.

— Телеграмма нужна, заверенная врачом, — ответил Шматко. — В таком случае тебе должны отпуск дать. Десять суток… без учёта дороги.

— А больше можно?.

— Зачем тебе больше? — удивился прапорщик.

— Ну, вдруг не успею это лекарство найти.

Шматко принялся копаться в столе и выудил из его бездонных недр две лампочки в картонных упаковках.

— Сороковку поставим, — решил он. — И где же ты его искать собрался?

— Не знаю… В Москву поеду… Наверняка там должны быть люди, которые могут достать…

— А ты их знаешь, этих людей? — спросил прапорщик, ввинчивая лампочку в патрон.

Сокол молчал. Никого он, разумеется, не знал — это было написано у него на лице.

— Ты вот что… — сказал Шматко. — Иди пока отдыхай. А то на тебе совсем лица нет… С Зубовым насчёт отпуска я поговорю.

— Спасибо…

Когда за поникшей от горя спиной каптёра закрылась дверь, старший прапорщик Шматко принял решение, и решение это было единственно верным.

Утром следующего дня Шматко без стука завалился в кабинет доктора Павловича, который явно не ожидал этого визита. Шматко сжимал в руках бархатный свёрток, туго стянутый парашютными стропами. Он молча положил его на стол перед врачом и распаковал.

Павлович на несколько минут потерял дар речи, и было от чего — такая шашка могла бы стать украшением любой коллекции.

— Бери! — отрезал Шматко. — Название лекарства помнишь?!

— Конечно, помню! — закивал Павлович.

— Теперь ты сможешь поднять свои связи?! — спросил Шматко, сверля врача пронзительным взглядом.

— Надо позвонить, — кивнул Павлович. — Пока привезут… Я думаю, дня через три всё будет.

— Через два! — отрубил прапорщик.

— Олег! — начал лепить Павлович. — Это ж не так просто!. Тут надо…

Шматко молча стал заворачивать шашку обратно. Павлович остановил его:

— Хорошо… Олег… Я постараюсь!.

— Вот и отлично, — сказал Шматко и пошёл к двери.

— Завтра я тебе позвоню, — вслед ему сказал Павлович.

— Я сам зайду! — На выходе из кабинета он остановился и повернулся к врачу: — Знаешь, Шурик… Хотел тебе сказать… Изменился ты за эти годы…

— Ну… Ты тоже не помолодел! — ухмыльнулся врач.

— Я-то не помолодел… А ты вот… был мужиком, а стал сукой!

Да, терять друзей нелегко, но иногда и такое случается.

Гунько, затарив полный пакет «хавчика», стоял у кассы, наблюдая, как Эвелина пересчитывает деньги. Следом за младшим сержантом, дожидаясь своей очереди, стоял прапорщик Данилюк, в глубине души удивляясь, откуда у сержантского состава деньги на все эти яства, которые даже он, начальник продсклада, может позволить себе далеко не каждый день.

— Ещё пятьдесят рублей, — сказала Эвелина, закончив подсчёт.

— Извините, больше нет. — Гунько взял с прилавка свой пухлый пакет. — Буду должен…

— Э-э… Подожди, что значит «буду должен»? — растерялась от такой наглости буфетчица.

— Ну вы же мне тоже должны, — заявил Гунько.

— Чего это я тебе должна? — закипела Эвелина, но Гунько знал, чем охладить её пыл.

Он повернулся к Данилюку, который недоумённо наблюдал за этой сценой, и спросил его:

— Товарищ прапорщик, вы знаете, что такое трахеит?

— Ах да, вспомнила, — память вернулась к Эвелине, — всё… Можешь идти…

— Чего это ты ему должна? — спросил Данилюк.

— Сдачу… — проворчала Эвелина. — У меня позавчера сдачи не было.

— А трахеит здесь при чём? — продолжал «копать» любопытный Данилыч.

— Так, ты чё пристал? — вдруг как с цепи сорвалась Эвелина. — Я тебе чё, доктор?!

Данилыч так ни хрена и не понял.

Новость об отмене гулянки в ресторане не особенно расстроила членов новой семьи прапорщика Шматко.

Сам Шматко, похоже, расстроился больше всех. Маша и Анжела Олеговна вились вокруг него, убеждая, что значение свадьбы вовсе не в том, чтобы напоить как можно больше народу.

— Олежка… Ну не переживай ты так! — убеждала его Маша. — Мы с тобой потом вдвоём в этот ресторан сходим… После свадьбы! Может, тебе эту премию потом дадут!.

— Как же… — мрачно ухмыльнулся Шматко. — Догонят и ещё раз дадут!

— Оно и проще, если дома гулять! — С кухни выглянула Анжела Олеговна. — Я ж сразу так и предлагала! Деньги лучше на семью потратить, чем проесть!

— Мама правильно говорит! — поддержала её Маша.

— Наверное, — согласился прапорщик.

— Олежка… Ну… — Маша нежно обняла Шматко за шею. — На тебя страшно смотреть — у тебя через три дня свадьба!.

— Да какая свадьба! — махнул рукой прапорщик. — Так… расписались и поели!.

— Представляешь, — прошептала Маша на ухо жениху, — а я сегодня на учёбе сказала всем, что буду теперь Марией Шматко… Всем так понравилось… Я подумала: а что, звучит! Мария Шматко! А?

Это была хорошая новость, возможно, самая лучшая за сегодняшний день. Прапорщик широко улыбнулся и поцеловал невесту.

— Вызывали, товарищ старший прапорщик?

Шматко отвернулся от окна и подошёл к столу.

— Да, проходи, Соколов. — Прапорщик переложил на столе какие-то бумаги и сказал: — Короче… Насчёт отпуска твоего вопрос решён. С Зубовым я поговорил, телеграмма уже в штабе — всё оформляют… Так что завтра можешь ехать — зайди только в строевую бумаги подпиши.

— Спасибо, товарищ старшина! — обрадовался Сокол. — Разрешите идти?

— Погоди… Тут ещё кое-что… — Шматко выдвинул ящик стола и достал оттуда две оранжевые коробочки, которые аккуратно положил на стол и подвинул к бойцу: — Вот, возьми, матери отвезёшь.

Соколов взял коробочки в руки и с изумлением прочитал надпись на них: «Правалекс». Боец на минуту завис с открытым ртом, не в силах сказать и слова. Прапорщик смущённо опустил глаза.

— Откуда это? — наконец заговорил ефрейтор.

— Так… Есть места… — Шматко пальцем начертил в воздухе таинственную геометрическую фигуру.

Боец бросился к прапорщику и обнял его. Шматко не знал, куда деваться от смущения, — к таким изъявлениям солдатской нежности он явно не привык.

— Олег Николаич, родненький, спасибо! — рассыпался в благодарностях радостный Соколов. — Я… я даже не знаю!. Я для вас теперь всё! Вы только скажите!

— Соколов, ты что, с ума сошёл? — Шматко мягко отстранил бойца от себя и улыбнулся. — Сочтёмся как-нибудь.

— Деньги… Сколько оно стоит?. Я щас принесу… У меня семьсот рублей есть…

— Ничего не надо, — замотал головой прапорщик. — Тебе ещё на дорогу, туда-назад… Вырастешь, разбогатеешь — отдашь… Всё, иди…

Сокол, прижимая к груди оранжевые коробочки, пошёл к выходу.

В двери он остановился, его глаза радостно блестели:

— Спасибо… Олег Николаич… вы ТАКОЙ человек!

Всё правильно — именно таким человеком был, есть и будет старший прапорщик Олег Николаевич Шматко.

Хотя прапорщик и отменил застолье в ресторане, друзья решили поздравить его на дому, не отходя от кассы, как говорится.

Маша, Анжела Олеговна и Шматко сидели за накрытым столом втроём. Гостей они не ждали — бюджет прапорщика не позволял ему сейчас устраивать серьёзные кутежи.

И тут в дверь позвонили. Шматко пошёл открывать и, распахнув день, увидел на пороге Бородина, Зубова, Данилыча, Смалькова и Эвелину. Сюрприз был приятным — гостям, а тем более таким, Шматко был всегда рад.

— Ну, поздравляем! — наперебой заголосили гости. — Красавец! А где молодая? Ишь, заперлись они! Горько!

Полковник Бородин поднял руку, призывая всех к молчанию.

Когда гомон умолк, командир части спросил новоиспечённого мужа:

— Что, Николаич… Думал спрятать от нас нашего нового бойца?

Где супруга — знакомь!

Маша и Анжела Олеговна вышли в прихожую поприветствовать гостей. Появление невесты в белом платье было встречено восторженными комментариями.

— Здравствуйте, гости дорогие! — улыбаясь, сказала Маша.

— Ты смотри, Зубов! Какую царевну нашёл! — одобрил выбор подчинённого полковник Бородин.

— Шматко! — вырвался вперёд Данилюк. — Первый танец — мой!

— А они мне говорят, что гости не придут! — сказала Анжела Олеговна. — Что ж вы в прихожей-то… Проходите!

Гости шумной гурьбой прошли в комнату где уже был накрыт обильный стол. В углу, за телевизором, стоял ящик водки — стратегический запас прапорщика Шматко.

— Стол у нас, конечно, небогатый, — вздохнул прапорщик. — Но выпить найдём!.

— А мы уже нашли! — вышел вперёд капитан Зубов. — И выпить… И закусить! Смальков!

Лейтенант вышел из-за спин товарищей, держа в руках огромный пакет.

— Поздравляю! — сипло сказал он и протянул свою ношу прапорщику. Пакет был до отказа набит едой и напитками.

— Ого!. Так тут еды до утра! — оценил прапорщик.

— Какое «до утра»? — рассмеялась Эвелина, доставая еду. — Ещё в «ночник» побежишь!

В дверь снова позвонили. Шматко пошёл открывать.

На пороге с огромным букетом цветов стоял доктор Павлович.

— Чего пришёл? — сразу помрачнел прапорщик.

— Ну… У тебя ж свадьба!. Поздравляю! — Шурик достал из-за спины бархатный свёрток, перетянутый парашютными стропами, и протянул его Шматко. — А цветы — передай супруге. Поздравляю!

— Спасибо, друг, — расчувствовался Шматко, — только ты сам ей передай — проходи, гость дорогой!

Вот так бывает в жизни — человек и не предполагает, где найдёт, а где потеряет. Шматко всегда действовал так, как ему подсказывало сердце, и оно никогда его не подводило…