За окном казармы второй роты, впрочем, как и за окнами всех казарм в части, светило яркое солнце. Стрелки на часах, висящих над тумбочкой с сонным дневальным, приближались к полудню, а рота была в кроватях.
Медведев посмотрел на часы и, словив кивок капитана Зубова, закричал во всю силу своих молодых сержантских лёгких:
— Рота, подъём!! Тревога!!
Бойцы как ошпаренные повыскакивали из коек и стали натягивать на себя пятнистые хэбэ. У каждого здесь своя система — общего алгоритма быстрого одевания не существует — каждый сам находит его в процессе службы. «Черпаки», конечно же, оделись первыми — этот норматив отлетал у них, как отлузганные семечки, — сказывались месяцы длительной практики.
— Бегом! Чего копаетесь? — подгонял бойцов дежурный по роте. — Лавров, по дороге заправишься!
За сборами солдат, стоя на центряке казармы, придирчиво наблюдали Зубов и Смальков. Перед ними уже образовалась шеренга из одевшихся солдат, и только в самом углу казармы ещё продолжалось какое-то копошение.
— Папазогло! — закричал Медведев. — Опять тебя ждём?
Наконец и разгильдяй Папазогло встал в сторой.
— Равняйсь! Смирно! «Смирно!» была команда!
— Вольно! — командует Зубов.
— Вольно! — повторяет за ним Медведев.
Ротный смотрит на часы и начинает прохаживаться вдоль строя, осматривая бойцов.
— Сорок секунд… — резюмирует командир. — Без Папазогло… С Папазогло — минута тридцать! Значит, так, товарищи солдаты и сержанты! Довожу до вашего сведения, что завтра… внезапно… в четыре часа утра… часть будет поднята по тревоге. Как действовать по тревоге, вы знаете. Получаем автоматы, средства индивидуальной защиты, строимся на плацу и так далее. Будут проверяющие из штаба округа… естественно, командир части. Надеюсь, вы меня не подведёте.
Медведев! Отдельно потренируешь Папазогло!
— Есть! — чётко отвечает Медведев.
— Остальные, разойдись! — командует Зубов, и строй мгновенно распадается на индивидуумов в солдатской форме.
Казарма пустеет в одно мгновение.
— Товарищ капитан, я считаю, что так нечестно, — тихо говорит Зубову Смальков.
— Как нечестно? — не понял Зубов.
— Нечестно заранее предупреждать о тревоге…
— Об учебной, — уточняет ротный.
— Всё равно нечестно, — продолжает долдонить своё честный лейтенант. — В боевой обстановке противник о нападении не предупреждает.
— В боевой обстановке, говоришь? — ухмыляется Зубов. — Хорошо…
А если в боевой обстановке у тебя есть информация о возможном нападении? Ты ею воспользуешься?
— Конечно…
— Ну вот, Смальков… Считай, что наша разведка раздобыла такую информацию.
Тут Смалькову крыть было нечем — со всех сторон капитан оказался прав.
На крыльце Медведев и Соколов начищали до глянцевого блеска свои сапоги. Сокол сосредоточенно елозил щёткой по грубой кирзе, пытаясь добиться от неё глянцевого блеска. Сделать это было совсем непросто.
— Блин, я уже забыл, как нормальные туфли на ноге сидят, — сказал ефрейтор.
— А они у тебя были, нормальные туфли-то? — усмехнулся Медведев.
— Очень смешно… — ухмыльнулся Сокол. — Вот вернусь… лакированные надену!
— Какие?! — переспросил Медведев, но Сокол проигнорировал его вопрос.
— А что? На свадьбу… — размечтался Сокол. — И костюмчик чёрненький!
— Слушай, Сокол… вот куда ты ломишься всё время с горы?!
— В смысле?
— Какая свадьба? Тебе сколько лет? — прорвало Медведева. — Ты поживи, погуляй как нормальный парень. По мне, так до тридцатника даже рыпаться не надо… а потом… и то, только по брачному контракту.
— Что, один раз обжёгся — теперь все плохие? — Вопрос Сокола долбанул Медведева прямо в лобешник.
Сержант нахмурился:
— При чём здесь это? Все они из одного теста.
— Ты так говоришь, потому что до сих пор Ирину любишь, — предположил Сокол и снова попал в десятку.
— Слышь, ты, психолог… — завёлся Медведев. — Ты-то свою сколько знаешь?
— Варьку? Да мы с ней… со второго класса.
— Вот именно! Ля-ля-ля, тю-тю-тю… Детский сад! Что у вас было-то? А ты её деньгами проверил? Бытовухой? Бабы, они, знаешь…
— Варя, она не такая, — вступился Сокол за свою невесту.
— Слушай, ты достал уже своей Варей! — сорвался Медведев. — «Варя, Варя…» — уже в ушах звенит! Носишься с ней как с писаной торбой! Я тебе так скажу: замес у них такой, природный… Всё любовь да клятвы, а выбирают там, где поудобнее. Генетика!.
Сокол, ничего не объясняя, откинул в сторону обувную щётку и пошёл в казарму.
— Сокол, ты чё, обиделся? — закричал ему вслед Медведев. — Так зря! На правду не обижаются! Кузьма… Сокол! Ну и вали! На обиженных воду возят!
Младший сержант продолжил чистку сапог.
После вечерней поверки началась подготовка к отбою. Бойцы сновали от спальни к умывальнику и туалету, а дежурный по роте Гунько, зажав под мышкой журнал учёта личного состава, беседовал с корефанами — Медведевым и Кабаном.
— Слышь, Гуня, — смачно зевая, сказал Медведев, — я бы с твоим везением из казино не вылезал. Как тревога, так ты в наряде. Один хрен не спать. А мне, блин… только сменился… В четыре утра подъём…
— Зато мне ружпарк вскрывать… — стал оправдываться Гунько. — Геморрой с автоматами… Что там с Папазогло? Тормозит?
— Да задолбал… — выругался Медведев. — Никак из минуты вылезти не может.
— Пусть сразу одетым ложится, — предложил Кабанов.
— Не парьтесь… — успокоил товарищей Гунько. — Я без десяти четыре всех разбужу.
— Давай сверим тогда, — сказал Медведев и посмотрел на часы: — На моих ровно половина.
— Аналогично, — кивнул Кабан.
— О-о… Мои на три минуты отстали… — покачал головой Гунько и стал подводить стрелки. — Пора баиньки. Рота, отбой! Через минуту все спят! Кто не успел, тот ночует на толчке!
Хороший боец отрубается, как только его голова касается подушки, плохой — чуть позже…
Судя по тому, как спали бойцы, во второй роте плохих солдат не было — над спальней стояло дружное сопение, негромко похрапывал Кабан. Его храп был особого разряда, он не раздражал, а наоборот, гипнотизировал, вызывая сонное настроение.
Гунько, услышав храп Кабанова, сразу начинал зевать и потягиваться. Но спать сержанту было нельзя — сегодня будет тревога.
Часы на стене показывали 2.55, когда над ружпарком загорелся красный фонарь боевой тревоги. На тумбочке сразу же затрезвонил телефон.
— Рота, подъём! — заорал дневальный. — Тревога!! Боевая тревога!
Гунько забегал между койками, подгоняя бойцов то резким словечком, то ощутимыми пинками под задницу:
— Побыстрей! Двигаем поршнями!
Тут и нашли Гунько заспанные Медведев и Кабан.
— Гуня… Ты чего? — с укором спросил Медведев. — Дрыхнул?
Договорились же… За десять минут…
— Да у него вообще с головой проблемы… — выдвинул свою версию Кабанов. — Ты на часы глянь! Ещё трёх нету…
— Мужики… Кажись, в самом деле тревога… — ответил на эти наезды младший сержант Гунько. — По-честному…
Тёмные коробки полностью экипированных рот быстро заполняли собой ночной плац, освещённый холодным светом фонарей.
Бородин смотрел, как бликует свет на оливковых касках, как играет он на воронении автоматов и бляхах ремней. Такое обилие оружия, стали и камуфляжа само по себе создаёт тревожную атмосферу, в воздухе сразу начинает пахнуть порохом.
Бородин, прошедший войну, предпочитал, чтобы порохом пахло только на стрельбищах и чтобы эти пацаны, стоящие в строю, не видели в своей жизни ничего страшнее нарядов вне очереди и обычных марш-бросков. Но сегодня обстоятельства распорядились иначе.
— Чего случилось-то, интересно? — Кабан с любопытством оглядывался вокруг. — Может, сбежал кто?
— Не похоже… — сказал Медведев. — Офицеры бы знали.
Зубов, Смальков и Шматко, стоящие на небольшом отдалении от построения роты, тоже обсуждали этот вопрос.
— Николаич, что происходит? — ворчал прапорщик. — Подняли на час раньше.
— Без понятия… — пожал плечами Зубов. — Никто не в курсе.
— Товарищ капитан, а может, в штабе решили настоящую проверку устроить? — предположил Смальков. — Специально время перенесли.
— Вряд ли… — логично рассудил Зубов. — Проверяющие уже бы на месте были… А их, как видишь, нету.
Все подразделения собрались на плацу.
— Часть! Равняйсь! Смир-р-рна! — скомандовал Бородин, и, окинув застывших в строю бойцов внимательным взглядом, заговорил: — Товарищи солдаты, сержанты, офицеры и прапорщики! В пятидесяти километрах от нашей части находится исправительно-трудовая колония усиленного режима. Час назад поступила информация… Двое заключённых, убив часового, завладели оружием и совершили побег. В связи с этим до поимки преступников в части объявляется повышенная боевая готовность! Усиливается караульная и внутренняя служба! И ещё…
Понятно, что преступников разыскивают. Милиция и внутренние войска подняты на ноги. Но сил у них недостаточно. Охватить весь район они не могут. Поэтому просили помочь нас. В общем, так, сынки! Приказать я вам не могу… Каждый решает сам… Кто согласен участвовать в операции по прочёсыванию местности, выйти из строя!
От общего строя отделилось несколько бойцов — не больше полутора десятков.
— Прошу учесть, — продолжил Бородин, — что в районе поиска расположено несколько детских летних лагерей!
Эта информация задела многих — из строя, один за другим, стали выходить бойцы, их становилось всё больше и больше.
Строй второй роты первыми покинули Зубов и Смальков. Следом за ними потянулись Медведев, Соколов, Кабан, Нестеров, Папазогло.
Лавров остался в строю, провожая выходящих ехидной улыбкой.
Шматко, тщательно взвесив все «за» и «против», вышел последним.
— Спасибо, сынки! — с надрывом произнёс Бородин. — Выступаем на рассвете! В четыре тридцать! Офицеры и прапорщики — в штаб на совещание! Солдаты и сержанты — получать паёк и дополнительные боеприпасы!
Рота вернулась в казарму. Добровольцы, которых набралось девятнадцать человек, стали споро собираться в дорогу. Нестеров и Папазогло сидели в углу казармы и наматывали портянки, когда к ним подошёл ехидно улыбающийся Лавров.
— Бойцы перед атакой? Грустим? Небось уже жалеете, что вызвались? — стал стебаться он над товарищами. — Сначала в герои подались, а теперь призадумались… Очко жим-жим… А? Нестеров… жим-жим?
— Лавров, тебе чего надо? — спокойно спросил Нестер. — Пасись, военный…
— Да так… Хотел пожелать ни пуха… — продолжал прикалываться Лавров. — Да ты ж у нас интеллигент. Послать нормально не сможешь.
— Зато я смогу, — сказал Папазогло. — Легко…
— О… Папазогло заговорило… — продолжал глумиться Лавров. — Тебя-то чего на подвиги потянуло? Ах, да… У тебя же отсутствует часть мозга, отвечающая за страх…
— Слышь, ты, солист… — послышался голос Медведева. — Не по таланту тексту набрал…
Лавров мгновенно скис.
— А я это… Подбодрить хотел… — стал отмазываться он. — Шутить пытаюсь.
— Ты чё, не видишь? Тут взрослые мужики… — без тени улыбки сказал сержант. — И шуток твоих детских не понимают. Давай сдавай автоматик и в люлю… И в туалет сходи… А то навалишь от страха.
Со всех сторон раздался дружный хохот.
— Вы чё, думаете, я испугался? — захорохорился Лавров. — Меня, между прочим, дома мама ждёт.
— Между прочим, у детей в детских лагерях тоже мамы есть… — заметил Медведев. — Свободен, клоун.
Лавров, понурив голову, срулил. А к Папазогло подошёл Кабан:
— Папазогло, ты в лесу ориентироваться умеешь?
— Что? — затупил воин.
— Ну, где север, знаешь?
— Знаю… — кивнул Папазогло. — Север там, где мох.
— Ни хрена, Папазогло… Север там, где холодно.
А Медведев беседовал с Нестеровым.
— Нестеров, а ты живого зэка видел когда-нибудь?
— Видел… — кивнул боец, — по телевизору.
— Смотри… — покачал головой сержант, — если что, стрелять придётся не по телевизору.
— Медведев! — послышался голос Гунько. — К старшине! Паёк получать!
У каптёрки Медведева поджидал Лавров:
— Товарищ младший сержант, разрешите обратиться?
— Не понял… — сверху вниз посмотрел на «клоуна» сержант. — Ты почему ещё не в кроватке?
— Я это… — замялся боец. — Разрешите и мне… со всеми…
Порою людям свойственно совершать странные поступки, хотя люди в военной форме совершают их реже остальных.
Добровольцы, экипированные по полной форме, выстроились на центряке в две шеренги. Командиры встали перед строем.
— Равняйсь! Смирно! — скомандовал Зубов, и строй застыл как взведённая пружина. — По порядку номеров рассчитайсь!
Команда была выполнена безукоризненно — в строю насчитывалось двадцать бойцов.
— Почему двадцать, Медведев? — не понял Зубов. — На плацу было девятнадцать. Медведев, ты что, заснул? Я тебя спрашиваю — кто в строю лишний?
— Никто, товарищ капитан… — бодро ответил Медведев. — Должно быть двадцать… Это я посчитал неправильно.
Ротного вполне удовлетворил ответ, в конце концов — двадцать лучше, чем девятнадцать, а если и не лучше, то, по крайней мере, больше…
Начало светать. Сметая с веток зябкую утреннюю росу, группа добровольцев второй роты двигалась на исходные позиции, определённые штабом поиска беглецов для начала прочёсывания местности.
Параллельно с группой Зубова по лесу шли солдаты других рот — с флангов были ясно слышны треск ломаемых веток и приглушённые звуки голосов.
— Товарищ капитан… Надо как-то цепь организовать… — выступил с очередной инициативой Смальков и сразу же получил по шапке.
— Не торопись, лейтенант… — ответил ему Зубов. — Это не наш квадрат. Придём на место — пойдём цепью.
Группа гурьбой двигалась дальше.
— Товарищ капитан, а какие-нибудь отличительные приметы сообщили? — обратился к ротному Кабанов.
— Нет! — отрезал Зубов.
— Да и так всё понятно! — сказал Медведев. — Заключённые — значит, в робах. С оружием, значит… Товарищ капитан, а не сказали, с каким оружием?
— Нет!. Я знаю столько же, сколько и вы! Ясно?
— Ясно… — в один голос ответили Медведев и Кабан.
Шматко, идущий в арьергарде колонны, снял с пояса мобильник, недавно подаренный ему тёщей, и посмотрел на табло.
— Ого! — удивился старшина. — Здесь в лесу берёт лучше, чем на территории части! Четыре палки!
— Ну вот и отлично… — стебанулся Зубов. — Теперь вместо туалета в лес будешь бегать звонить!.
Общественный туалет возле территории части был единственным местом, где трубка Шматко работала безупречно. Когда у него появился мобильник, Шматко оттуда почти не вылезал. Зная эту его слабость, бойцы дружно рассмеялись шутке Зубова.
— Очень смешно, — парировал прапорщик, — животики надорвёшь…
И в этот самый момент его телефон зазвонил, что вызвало ещё один приступ смеха. Прапорщик отстал от группы и нажал на кнопку ответа:
— Алло!. Да, котёнок… Нет… ничего серьёзного… Мгм… учебная, как и обещали!. Ну… Да вот… по лесу ходим… ищем воображаемого противника… Мгм… И я тебя… Пока!
Группа продолжила движение вперёд. Над лесом показались первые лучи восходящего солнца. День обещал быть сухим и жарким.
Наконец они вышли на исходные. Зубов достал планшетку с картой, покрутил на ней компас и, определив, что место найдено правильно, собрал бойцов вокруг себя и начал постановку боевых задач.
— Наш участок начинается здесь… — капитан ткнул пальцем в точку на карте, — и заканчивается деревней Рогачёво. Слева по границе квадрата — дорога, справа — река. Дорогу патрулирует милиция… На той стороне реки — первая рота. Значит, так… Основная группа пойдёт цепью на расстоянии видимости!! Всем ясно?
— Так точно! — хором ответили бойцы.
— Вдоль дороги цепь замыкают… Кабанов и Гунько. Вдоль реки…
Медведев и Соколов. Вопросы есть?
— Товарищ капитан, а можно мне в основную группу? — спросил Соколов, неприязненно косясь на Медведева.
— А замыкать я что, Лаврова поставлю? — набычился Зубов. — Идёшь с Медведевым по берегу! Ясно?
— Ясно… — ответил Сокол. — Просто у меня рация…
— Значит, далеко не убегай. Чтобы всегда был на расстоянии крика.
— Товарищ капитан… Может, я буду замыкать? — предложил Смальков.
— Ты со Шматко в основной группе! У тебя — левый фланг, у Шматко — правый! — Зубов обвёл бойцов строгим взглядом. — И помните, ребята… У вас у каждого — боевые патроны! А это значит, предельная осторожность и внимательность! Если что… сами ничего не предпринимайте… Помните, рядом с вами всегда есть офицер или прапорщик…
— А если я с ними нос к носу столкнусь? — спросил Нестер.
— Ну… тогда обними их покрепче, — улыбнулся Зубов. — И целуйся, пока остальные не подоспеют! А если серьёзно, то дело такое: если не дай Бог кто-нибудь случайно на них напорется — стрелять только в случае непосредственной угрозы. Повторяю для Папазогло, Лаврова и прочих деятелей: стрелять только в крайнем случае! И внимательнее — в лесу в это время года много грибников. Их стрелять у нас задачи нет…
До всех дошло?
— Так точно! — слаженно ответил строй.
Смальков, Нестеров и Папазогло оказались в одной группе. Они двигались на небольшой дистанции друг от друга, внимательно осматриваясь вокруг.
— Товарищ лейтенант… — спросил Нестеров. — А сколько километров до этой деревни?
— Точно не помню! — ответил Смальков. — Километров двадцать где-то… Короче, часов за пять дойдём.
— А я, товарищ лейтенант, не верю, — сказал Нестеров после недолгого молчания.
— Во что? — не понял Смальков.
— Ну, что мы на этих… уголовников выйдем… Ну сами посудите…
Тут две воинские части в округе… деревни… Столько людей… Чего им сюда переться?
— Хм… А вдруг, Нестеров… преступники думают, что мы все думаем, как ты сейчас думаешь? — Лейтенант и сам с трудом мог разобраться в том, что сказал. — Бдительность ещё никого не подводила.
— Товарищ лейтенант… — пожал голос рядовой Папазогло.
— Что такое? — насторожился Смальков.
— Идите сюда! Я кое-что нашёл!.
Лейтенант, на всякий случай сняв с плеча автомат, подошёл к Папазогло, который стоял, держа в руках какую-то бесформенную корягу.
— Смотрите! На барсука похоже! — восторженно сказал боец, протягивая корягу лейтенанту.
— Папазогло, — прошипел Смальков, — при чём здесь барсук?
— Ну… вы же собираете.
— Нашёл время.
Лейтенант вырвал корягу из рук Папазогло и бросил её на землю.
— Все по местам! — скомандовал он и, подойдя к выброшенной коряге, поддел её носком сапога. — Хм… Где он тут барсука увидел? Это больше похоже на поросёнка-мутанта с шестью ногами.
Гунько и Кабанов прикрывали левый фланг, который упирался в шоссейную дорогу.
— Кабанов… А ты в лесу хорошо ориентируешься?! — спросил Гуня.
— А чего тут ориентироваться?! — удивился Кабан. — Мы же дорогу слышим.
— А может, выйти на эту дорогу… словить машину, — предложил Гунько, — да подъехать до той деревни… Там наших и подождём… А?
— Ага… — усмехнулся Кабан, — особенно повезёт, если на патрульную нарвёмся.
— Эх, Кабанов… Нет в тебе духа авантюризма… О!. Смотри… Это что там… опята?
В траве виднелись небольшие пупырышки грибных шляпок.
— Не знаю я… Может, и опята… — сказал Кабанов. — Я в этих грибах не разбираюсь… Вдруг ядовитые…
— Вот я и говорю… Нет в тебе духа авантюризма!
Гунько сделал несколько шагов в сторону дороги и тут же пластом свалился на землю и стал махать рукой, чтобы Кабанов сделал то же самое.
— Туда смотри… Что это там? — сказал Гунько, показывая в сторону небольшой рощицы, которая возникла у них на пути. — Вон там, справа…
Кабанов разглядел небольшой, примитивно сделанный шалаш, сверху покрытый еловыми ветвями.
— На шалаш похоже, — сказал Кабанов.
— Ага! — кивнул Гунько. — А вдруг они там?
— С виду так и нет никого…
— Они же не дураки… Небось слышали, как мы тут с тобой лясы точим!. Притихли…
Бойцы затихли у кромки леса, всматриваясь в загадочное сооружение, пока Гунько не решил действовать.
— Значит, так, — командирским голосом сказал он Кабанову, — дуй за остальными! Обойдёте эту хибару сзади… ясно? Я здесь буду… в засаде… Чтобы не сбежали… Давай, быстро!
Оставшись один, Гунько снял с плеча автомат и, пристроив его рядом с небольшим плоским камнем, взял шалаш на прицел.
Медведев и Соколов прочёсывали свой квадрат, определённым им для патрулирования капитаном Зубовым. Сокол, обиженный на Медведева, продолжал игру в молчанку, никак не реагируя на слова товарища, который хотел мира.
Сокол — упрямый парень, обидеть его непросто, но если это происходит, добиться прощения у него тоже непросто. Медведев это прекрасно знал, однако попыток к примирению не оставлял.
— Я думаю, если они человека завалили… — рассуждал младший сержант, — то нашу часть давно стороной обошли. Там явно волки матёрые… не с малолетки ж бежали… наверняка всё чётко просчитали…
Как думаешь?
Сокол мрачно молчал.
— Слышь, Сокол… если ты не будешь командиру отвечать, мы так никого не поймаем, — стебанулся Медведев. — Как мы взаимодействие в бою отрабатывать будем? А? Ты в курсе, что немых в армаду не берут…
Или ты глухой?
— Если «командир» будет так орать на весь лес, мы точно никого не поймаем! — угрюмо ответил Сокол и пошёл дальше.
— О, Герасим заговорил, надо же, — удивился Медведев, который уже отвык от голоса приятеля. — Наверное, дождь пойдёт, раз такое дело…
Кабан вёл основную группу к шалашу, возле которого остался в засаде младший сержант Гунько.
— Надо правее! — штурманил Кабан. — Чтобы в тыл выйти!
— …так почему ты оставил его одного? — Смальков уже в третий раз пытался добиться от Кабанова ответа на этот вопрос.
— Товарищ лейтенант, — тяжело дыша, затараторил Кабан, — кто-то же должен был пойти за остальными. Не кричать же вам.
— Ты вообще ориентируешься, где это? — нервничал Смальков.
— Да… Уже пришли… Вон, смотрите! — Кабан, прячась за стволом дерева, показал Смалькову на шалаш, притаившийся в зарослях кустарника. — Гунько — с той стороны… вон за тем пригорком.
— Хорошо… Так… все осторожно за мной… — скомандовал Смальков и первым двинулся вперёд.
Бойцы потянулись за ним, растянувшись в жиденькую цепочку.
Когда они подобрались поближе, стало заметно, что в шалаше кто-то есть, — там было заметно какое-то движение. Смальков стал делать руками какие-то мудрёные жесты, похожие на те, что показывают друг другу спецназовцы, но бойцы в этой пальцевой азбуке ни хрена не смыслили и поэтому смотрели на лейтенанта, как на полного идиота. И он в конце концов это понял и перешёл на нормальный человеческий шёпот:
— Я говорю, двое обходят с той стороны, один здесь…
Смальков снял автомат с предохранителя, и вся группа последовала его примеру.
Бойцы обложили шалаш со всех сторон и стали медленно приближаться к нему. Внезапно раздался шум и из шалаша появился…
Гунько.
— Расслабьтесь, тут нет никого! — громко объявил он, но увидев направленные прямо на него стволы автоматов Кабана и Смалькова, замандражировал. — Э-э… мужики… вы чё?
— Идиот! — выругался Смальков и до упора поднял предохранительную планку.
— Сейчас бы как пристрелили тебя, Гуня! — добавил Кабан.
— Ты же сказал, он в засаде! — Теперь от Смалькова перепало Кабану.
— Да я запарился тут вас ждать! — стал оправдываться Гунько. — Тем более что в шалаше и не было никого!.
Пока они спорили, Папазогло стал осматривать окрестности вокруг шалаша. Он потрогал ладонью кострище и определил, что его погасили не позже полутора часов назад.
За это Гунько тут же назвал его Шерлоком Холмсом, на что, Папазогло, впрочем, не обиделся.
— По крайней мере — не уголовники, — объявил Гунько. — Смотрите, чё нашёл…
И он продемонстрировал бойцам обломок пилочки для ногтей и расчёску, в зубцах которой застряло несколько длинных локонов.
— Вряд ли зэки с такими патлами ходят, — пояснил он свою догадку. — Да и пилочкой для ногтей решётку не перережешь!
— Это где… в шалаше было? — спросил Смальков.
— Ага… Так что… если тут кто-то и ночевал… То им тут было очень весело…
— Ясно! — сделал вывод Смальков и хрипло скомандовал: — Все на исходную!
Взвалив на плечи тяжёлые автоматы, бойцы двинулись в указанном командиром направлении.
Но буквально через час испытание повторилось — Зубов наткнулся в лесу на двух подозрительных мужчин в телогрейках, которые тащили с собой четыре огромные корзины, накрытые тряпицами. По виду они были похожи на грибников, но это ещё предстояло проверить.
Расставив бойцов вокруг поляны, на которой перекуривали «грибники», капитан Зубов, переложив пистолет из кобуры в карман брюк, вышел на полянку и направился прямиком к неизвестным.
— Здорово, мужики! — улыбаясь, сказал он.
— Здорово! — угрюмо ответили субъекты, коротко переглянувшись.
— Чё, грибы, ягоды? — кивнул на корзины капитан.
— Грибы…
— М-м-м… А чё за грибы? — Зубов стал подходить поближе к корзинам.
— Да так… опята…
— Опята?! — восхитился капитан. — Что, серьёзно?.
— Да-а… Их тут полный лес! — подтвердил один из мужиков, отодвигая корзины подальше от Зубова. — За три часа, считай, два мешка нарезали… А у вас что, учения?
— Ну, типа того… Чего-то я в этих опятах не разбираюсь… Где нормальные, где ложные? Как они хоть выглядят?
Зубов попытался заглянуть в корзинку, но мужики резко повскакивали с мест и оттолкнули его. Капитан едва удержался на ногах. Падая, он зацепил ногой одну из корзин. Она перевернулась, и на землю высыпались большие жёлтые корнеплоды, похожие на огромную репу.
Мужики бросились бежать, но отход им перекрыл прапорщик Шматко, который вышел из кустов с автоматом наперевес и заорал нечеловеческим голосом:
— Стоять! Суки!. Все на землю!. Перестреляю к ядрёной фене!.
Мужики сразу поникли и сдались на милость победителей.
— Товарищ старший прапорщик… Вы когда закричали, я сам чуть на землю не грохнулся… — рассказывал Лавров, живописуя картину задержания расхитителей корнеплодов. — Вы ж так их и перестрелять могли.
— Не мог… — самодовольно ответил прапор, — это так, для понту…
Сразу ж был видно, что никакие это не зэки…
— А что это у них в корзинах было? — продолжал сыпать вопросами Лавров.
— Ай… Не знаю я! Гигантская редиска какая-то…
— Это турнепс был… — с видом знатока и любителя корнеплодов заявил Папазогло. — У моей бабки в деревне целое поле засеяно… В основном скотину кормят… Но мне и самому нравится…
— Точно! — Вся картина сразу стала ясна Шматко. — Тут же за дорогой — колхозное поле… Они, значит, надёргали, надёргали… И в деревню шли… А тут мы!
— Ага!. Перекрыла налаженный маршрут по поставке турнепса в Рогачёво! — стебанулся Лавров.
— Контрабандного турнепса! — поддержал его прапорщик.
— Ага! — громко заржал Лавров. — В натуре…
— Тут, кстати, — заметил прапорщик, — до этого Рогачёва пара километров осталась!
— А нас оттуда заберут, или мы обратно тоже пешком пойдём? — спросил прапорщика Папазогло.
— Вообще-то обещали «Урал» прислать, — сказал Шматко. — Только, кажись, сядут не все! Первая рота тоже ж в деревню идёт… По тому берегу… Кто раньше придёт, тот и поедет!
— Так, может, поднажмём? — предложил Лавров. — Лучше в деревне лишний час потусоваться, чем потом весь день булки по лесу мять…
— Правильно мыслишь, Шарапов! — сказал прапорщик и потрепал Лаврова по плечу.
Они ускорили темп движения.
А Медведев упорно продолжал «лечить» Сокола, который всё никак не мог простить приятеля.
— …Ты пойми, я ж не конкретно твою Варю имел в виду… я — априори… — горячо доказывал он. — Варька твоя как раз, может, и исключение из правил… Но любое исключение правило только подчёркивает!
— Тихо! — Соколов замер на месте и прислушался.
— Что такое? — не понял Медведев и тоже остановился.
— Слышишь? Говорят…
Действительно, из-за кустов по ходу движения бойцов доносился негромкий разговор. Медведев снял с плеча автомат и аккуратно сдвинул предохранительную планку вниз. Сокол сделал то же самое.
Приготовив оружие, они двинулись вперёд, осторожно раздвигая перед собой густой колючий кустарник.
Когда зелёнка закончилась, они оказались на небольшой поляне и увидели возле воды двух совершенно обнажённых молодых женщин, которые, по-видимому, только вылезли из воды. Их мокрые стройные тела глянцево сверкали на солнце. Медведев невольно сглотнул слюну и опустил оружие. Сокол же, наоборот, оружие не опустил, зато упёр в землю глаза.
— Бесплатное кино! — комментировал зрелище Медведев. — Ты смотри, смотри… Деревенские, наверное.
— Ладно, хорош… — сказал приятелю Сокол. — Пошли отсюда.
— Да ладно, ты чё… — заулыбался Медведев, не спуская глаз с купальщиц, которые пока не заметили солдат. — Варьки рядом нету, можешь расслабиться… Моржихи, наверное, — купаться в такое время…
— Некрасиво подсматривать… — стоял на своём Сокол.
— Правильно, Сокол, — согласился с ним Медведев, — подсматривать — некрасиво.
Он вдруг раздвинул кусты и направился прямо к женщинам.
— Э, ты куда?! Оставь их в покое! — закричал ему вслед Сокол.
— Пойдём, Сокол… — продолжал насмешничать Медведев. — С девушками поболтаем… Пошли…
Младший сержант вышел на берег, расправил плечи и с фривольной улыбкой на устах двинулся к девушкам. Следом за ним стыдливо семенил Соколов.
Купальщицы заметили солдат и теперь, замерев за редкими кустиками, настороженно наблюдали за их приближением. Теперь бойцам удалось рассмотреть их получше. Они различались по возрасту: старшей было лет около тридцати, а второй — лет двадцать. Не сказать, что они были дурнушками, на непредвзятый солдатский вкус — «тётки» были очень даже ничего.
— Привет, девчонки! Что, закрытие пляжного сезона? Я дико извиняюсь, — сказал Медведев, приблизившись к ним метров на пять. — Вы тут никого подозрительного не видели?
Купальщицы молчали так, словно воды в рот набрали. Медведев обернулся к Соколу и, понизив голос до минимума, сказал:
— Сто пудов — деревенские… Глянь, какие зашуганные… Девчонки, вы чё, глухонемые?
— Сам глухонемой! — огрызнулась старшая.
— О!. А барышни-то с юмором! — ухмыльнулся Медведев. — Да вы не бойтесь… Мы чисто пообщаться… орально…
— Миха! — попытался урезонить пошлого товарища Сокол.
— Спокойно, Сокол… — Медведь продолжил натиск.
— Может, отвернётесь?! — хриплым голосом спросила младшая.
— А чё мы там не видели? — захамил Медведев. — Выходите, не стесняйтесь!. А хотите, мы к вам…
— А ты, часом, в обморок не упадёшь, солдатик? — недобро посмотрела на них старшая купальщица.
— Да я уж напрягусь как-нибудь, — успокоил её Медведев. — Я оловянный и очень стойкий!
— Ну смотри, — сказала старшая и вышла из-за кустов, двинувшись на солдат всей мощью своего упругого тела.
Сокол тут же отвернулся, но Медведев внагляк разглядывал женщину, ничуть не смущаясь.
— Миха, имей совесть, — прошипел Сокол.
— Спокойно, Кузя, — улыбаясь, прошептал Медведев. — Это как лобовая атака… кто первым отвернёт…
Старшая подошла к одежде, сваленной на траве рядом с солдатами, и остановилась.
— Ну, может, хоть щас отвернёшься? Нам с сестрой одеться надо…
Медведев замешкался, но Сокол с силой дёрнул его за рукав, и ему пришлось отвернуться. За спиной у них послышался лёгкий шум одевания, щебетание женского разговора, а затем произошло нечто необычное — бойцы услышали, как у них за спиной резко клацнул автоматный затвор. Его звук они не могли перепутать ни с чем.
Приятели обернулись одновременно и увидели ствол «калаша», который смотрел прямо на них своим немигающим зрачком.
— Тихо, не дёргаемся, — грозно сказала старшая и позвала подругу: — Зява, подгребай сюда!.
Такой херни наши бойцы не ожидали вообще — для них появление уголовниц с автоматом было полным сюрпризом.
А в это же самое время полковник Бородин, сидя в своём кабинете, выслушивал доклад начальника группы по поиску и задержанию сбежавших заключённых. Было заметно, что Бородин едва сдерживает бешенство.
— …И это вы называете «маленькой неувязочкой»?! — кричал полковник. — Да вы… вы вообще понимаете, что происходит?! У меня сто солдат… с оружием… ловят по лесу МУЖИКОВ!! А вы мне только сейчас сообщаете, что эти заключённые — женщины!. Что значит, не вы виноваты?! А кто? А меня это не волнует! Фамилия ваша? Так вот, майор Лященко! Если хоть один волос упадёт с моего солдата!. Алло, я вам это говорю!. Алло!. Алло!.
Бородин в сердцах бросил трубку на рычаги, потом полез в стол и достал из него бутылку коньяка.
— Чёрт знает что! — сказал он в сердцах. И замахнул добрую рюмку напитка…
— Автоматы на землю! — приказала старшая, держа бойцов под прицелом своего оружия. Обращалась со своим «калашом» она уверенно, было заметно, что пользоваться этим оружием она умеет не хуже, чем Сокол или Медведев.
— Ты это… спокойно, — попытался заговорить с ней Медведев. — Ты где это взяла?
— Я сказала, автоматы на землю!! — истерично закричала женщина, поводя стволом оружия.
— Ты поосторожней, — сказал ей Медведев. — Эта штука вообще-то и шмальнуть может.
— И шмальнёт, если вы щас автоматы не положите, — зло усмехнулась преступница, а потом прокричала вбок: — Зява, что ты там возишься?
Появилась вторая беглянка. Не в пример первой она выглядела испуганной и растерянной.
— Девчонки… — начал Сокол, — я не знаю, кто вы, но давайте как-то…
В этот момент за спиной Сокола предательски загомонила рация, выплёвывая из себя помехи, смешанные с какими-то неразборчивыми словами. Сокол автоматически потянулся рукой к переговорной тангетке, но старшая преступница недвусмысленным движением ствола автомата остановила его.
— Куда? — грозно спросила она, и Сокол замер, как морская фигура в одноимённой детской игре. — А ну выключай рацию!
Сокол потянулся за спину и отжал тумблер питания. «Северок» заткнулся.
— А теперь — в воду её, — приказала бандитка.
— Да вы что… это же рация… — не на шутку испугался Сокол. — Нас потом… да вы знаете, что нам будет…
— В воду, я сказала! — заорала преступница, и Соколу пришлось подчиниться грубой силе.
Он пошёл к берегу и, размахнувшись, бросил рацию в воду. А тем временем Медведев, косивший глазом на автоматы, которые лежали в траве неподалёку от них, вдруг резко сорвался с места и бросился к оружию.
Ему не хватило буквально нескольких секунд для того, чтобы завладеть автоматом. Бандитка оказалась проворнее — выпустив под ноги Медведева короткую очередь, она заставила его вернуться на место.
— А ну стоять! Пристрелю, сопляк! — прошипела она. — Ещё раз дёрнешься — завалю обоих!
И бойцам показалось, что эта точно сдержит своё слово: в её глазах уже не было ничего человеческого — она была загнанным зверем, которому нет пути назад. С такой дамой лучше не шутить…
Группы Зубова и Смалькова, раскинувшись в редкую цепь, двигались по лесу, когда до них донёсся звук недалёких выстрелов.
Все замерли на месте.
— Товарищ капитан… По-моему, стреляли, — взволнованно сказал Смальков.
— Да, — согласился Зубов — Из акаэма… Там…
Он махнул рукой в сторону реки, и все синхронно обернулись туда.
— Это Медведев! — побледнел Смальков и громко, чётко, ясно скомандовал: — Отделение, за мной!
Бойцы, приминая редкие кусты, бросились за своими командирами.
Бандитки отвели бойцов подальше в глубь леса и поставили их у дерева, заставив держать руки поднятыми вверх. Бойцы не теряли надежды «залечить» преступниц, подписать их на то, чтобы они сдались властям.
Единодушия среди бандиток не было, это стало понятно сразу — молодая адски боялась и уже, наверное, жалела, что побежала в компании со своей старшей товаркой, погоняло которой было Слива.
Слива же, наоборот, была настроена решительно — после того, как она завалила часового, терять ей было нечего. Скорее всего, вэвэшники даже не будут с ней возиться, а просто грохнут при задержании, чтобы отомстить за своего товарища.
Слива была намерена идти до конца, не останавливаясь ни перед чем, даже перед убийством.
— …Вы поймите… здесь полный лес солдат… — Сокол пытался воззвать к голосу разума, но его, похоже, не водилось у этих странных девиц. — Вас же всё равно поймают…
— Заткнись! — резко оборвала его Слива. — А то мамка не наплачется! Три шага назад!
Сокол и Медведь выполнили команду, и Зява подобрала с травы их автоматы.
— Слива, чё делать будем? — испуганно спросила она. — Слыхала, солдаты кругом…
— Фигня… Прорвёмся…
— Как?!
— А вот они нам и помогут… Ну-ка свяжи их…
— Слива, может, не надо?.
— Делай, что тебе сказано, дура!! — Слива едва не сорвалась на истерический крик. — Верёвка в мешке…
— Слышь… Слива… может, действительно не надо, — вмешался в их разговор Медведев. — Наломаете дров… только хуже будет…
— Для тебя, сопляк, я не Слива, а Сливакова Наталья Павловна.
Усёк?!
— Так точно, усёк, — испуганно ответил Медведев. Сдохнуть от руки сбрендившей зэчки ему вовсе не хотелось.
— Давай быстрее, что ты вошкаешься?! — прикрикнула Слива на молодую преступницу, и та, подойдя сзади к солдатам, плотно связала им руки нейлоновой верёвкой.
Положение сложилось — хуже некуда…
Полковник Бородин, как дикий зверь, носился по своему кабинету. За столом сидел Колобок, который разглядывал размытые факсовые распечатки с портретов беглых преступниц.
— Вот, полюбуйся! — рвал и метал Бородин. — Только прислали!
Барышни, мать их!. И мы узнаём об этом чёрт знает когда!!
— Ничего себе, — изумлённо покачал головой подполковник, вглядываясь в лица зэчек. — И это они убили охранника?
— Часового! — поправил Колобкова полковник.
— …Сливакова… ну с этой всё понятно, тут целый букет… — продолжал Колобок изучать портреты и письменные комментарии к ним. — А эта чё побежала? Молодая ж совсем…
— Да мне плевать, какая она там! — кипел Бородин. — Наши солдаты, Виктор Романыч, уже чуть двух колхозников не подстрелили…
Они мужиков ловят… понимаете? Му-жи-ков!. А мимо этих… могли пройти и…
Полковник в сердцах махнул рукой и пробурчал нечто очень заковыристо-нецензурное. Колобков с интересом посмотрел на командира, фиксируя в голове очередной оригинальный оборот, большим любителем которых он был.
В дверь кабинета постучали, и на пороге возник солдат-связист.
— Что у тебя? — резко спросил Бородин.
— Все подразделения оповещены… Связи нет только со второй ротой!
— Ну вот, допрыгались! — сокрушённо сказал Бородин.
— Ты хорошо вызывал, солдат? — спросил бойца Колобков.
— Полчаса… «молоко» в эфире…
— Что будем делать, Романыч? — устало спросил Бородин.
— Так это… у Шматко же есть сотовый… — вспомнил Колобков.
— Точно… Ты номер помнишь?
— Нет.
— Ч-чёрт! Раскудрить твоё направо!
— Но у меня где-то записан…
— Кажется, в конце тоннеля появились проблески света…
Бойцы групп Смалькова и Зубова, задыхаясь от долгой пробежки по пересечённой местности, выбежали на берег реки. По всем прикидкам это было то самое место, откуда доносились автоматные выстрелы.
Зубов приказал солдатам рассыпаться и осмотреть местность.
Результаты появились почти сразу — сначала Смальков нашёл гильзу от автомата калибром семь-шесть. Она пахла порохом, а это могло значить только одно — стреляли недавно, и причём не из автомата, который по штату стоял на вооружении роты, — калибр ротных «калашей» был пять-четыре.
Затем солдаты нашли следы сапог, чётко отпечатавшиеся на сырой земле, — они уходили по направлению к лесу и терялись в высокой траве. Последней находкой была кепка Медведева, которую Нестеров обнаружил в кустах.
Зубов побледнел: всё говорило о том, что с бойцами, посланными на правый фланг, произошло нечто очень неприятное.
— Твою мать! — выругался Зубов и приказал подразделению растянуться в цепь и начать тщательное прочёсывание местности. По всем прикидкам зэки с взятыми в плен солдатами не могли уйти далеко.
«Только бы не трупы, только бы не трупы, — пульсировала мысль в голове капитана. — Только бы живы были пацаны…»
А зэчки уводили парней в глубь леса. Сокол и Медведев со связанными за спиной руками медленно ковыляли вперёд, понукаемые тычками автоматного ствола Сливы в спины. Автоматы бойцов тащила молодая зэчка — Зява.
Зяве было тяжело — она не привыкла к таким марш-броскам, и поэтому она ныла.
— Тяжело, — жалобно стонала она. — Может, бросить один?.
— Я тебе брошу! — грозно осаживала её Слива, не забывая поддать стволом в спину Медведева или Сокола. — Шевелитесь, мать вашу!
Они шли через какие-то кусты, которые больно хлестали их по лицу, потом лезли через вязкое болото, по колено утопая в чавкающей грязи. Слива гнала их вперёд, не разбирая маршрута, — похоже, у неё вообще не было никакого плана. У Медведева зрело подозрение, что у зэчки вообще слетела крыша, и она не понимает, что творит.
А Сокол не оставлял попыток воззвать к разуму безумной преступницы, но все его попытки натыкались на глухую стену непонимания. Слива просто тыкала ему в ноздрю пахнущий порохом автоматный ствол и говорила:
— Заткнись — дыхалку береги, мальчик. Лечить своих мокрощёлок будешь… если доживёшь до них…
Впереди послышался шум автомобильных моторов — они вышли прямо на центральную трассу.
Слива приказала им остановиться, лечь на землю и, поправив автомат, подозвала к себе Зяву.
— Пасёшь обоих… — приказала она. — Если что — стреляй!.
— А ты куда? — От испуга у Зявы мелко дрожали руки.
— Я быстро… оглядеться нужно… — сказала Слива, бешено вращая безумными глазами. — С этих — глаз не сводить! Зевнёшь — урою!.
Она ещё раз посмотрела на пленных бойцов и быстро скрылась в лесу. Зява, положив на колени автомат, присела у дерева и полными ужаса глазами уставилась на связанных солдат.
Группы Зубова и Смалькова шли через лес, построившись в цепь.
Неожиданно впереди по ходу движения раздался страшный шум, как будто через лес ломился медведь. Бойцы напряглись, приводя оружие в боевую готовность, но оно не понадобилось — это были свои. На поляну вывалились прапорщик Шматко, Кабан и Гунько.
— Здесь стреляли? — спросил Гунько.
Ему никто не ответил. Вперёд вышел прапорщик, который направился прямиком к Зубову.
— Что у тебя? — спросил капитан.
— Николаич, сейчас звонили из части мне на мобильник… Говорят, что мы не тех ищем.
— Как это? — не врубился Зубов. — Что, блин, значит «не тех»?
— Это уголовницы… женщины, так их… — пояснил Шматко. — А мы ищем мужиков…
— Женщины убили часового? — спросил подошедший Смальков.
— Получается, так, — кивнул прапорщик. — А это, почему рация не отвечает? Где Соколов, Медведев? А, командир? И кто стрелял-то?
Зубов не ответил на этот вопрос. Он отдал приказ продолжать прочёсывание. Ответ дал Смальков — он протянул Шматко кепку Медведева, в которой лежал пахнущий порохом автоматный патрон калибра семь-шесть…
Зява, ни жива ни мертва, сидела у дерева, уперев ствол автомата в связанных бойцов. Где-то в лесу, совсем близко вдруг закуковала кукушка. Зява вздрогнула от неожиданности, и это не ускользнуло от взгляда Медведева.
— Кукушка-кукушка, сколько мне жить? — весело спросил он.
— Заткнись! — рявкнула на него Зява, но получилось у неё совсем не страшно, даже смешно.
— Ты поспокойней… — посоветовал ей Медведев. — А то ещё нажмёшь на курок… У «калаша» спуск мягкий, и не заметишь… Завалишь нас — будешь пожизненный срок мотать — сто процентов. Ведь мы — собственность государства, а оно не любит, когда кто-то эту собственность портит…
— Заткнись, я сказала! — Судя по голосу, Зява в любую секунду могла сорваться в истерику, а это не сулило ничего хорошего.
Медведев решил быть с ней помягче.
— Тебя как зовут-то? — тихо спросил он.
— Не твоё дело, — срывающимся, дрожащим голосом ответила девчонка.
— Зря вы это затеяли… — вздохнул Медведев. — Убьют вас…
— Замолчи! — завизжала Зява и направила на бойца ствол автомата. — Застрелю!
— Не застрелишь. Ты не такая, я же вижу… — тихо сказал Медведев, глядя ей прямо в глаза. — Часового Слива завалила?.
— Не твоё дело!.
— Она… — кивнул Медведев. — Точно… И бежать она придумала, так?
А у тебя выхода другого не было, верно? В России, между прочим, мораторий на смертную казнь.
— Это ты к чему? — упавшим голосом спросила Зява.
— Мне кажется, лучше сдаться… в живых хотя бы останешься. А так пристрелят молодую-красивую… Зачем умирать в восемнадцать лет?
— Мне двадцать один…
— Тем более. Мне тоже двадцать один… И жизнь ведь только началась… а здесь кругом войска, а на дороге вообще ОМОН! Те даже разговаривать не будут… Подруге-то твоей, понятно, одна дорога… А ты ещё можешь выкрутиться…
— Она мне не подруга! — всхлипнула Зява.
Молодая преступница явно поплыла. Медведев почти «сделал» её…
— Так может, скажешь, как тебя зовут на самом деле? — спросил Медведев.
— Ну Вика…
— Решай, Вика… — Медведев говорил спокойно, рассудительно и очень проникновенно. — Шанс есть… понятно же, что ты действовала под давлением…
— Кому понятно? — всхлипнула Зява.
— Ну, мы с Кузьмой подтвердим… — Медведев кивнул на товарища.
— Подтвердим, — сказал Сокол. — Точняк…
— Давай… Решайся, Вика, — сказал Медведев, пристально вглядываясь в набухшие слезами глаза девушки. — Или сейчас, или никогда…
— Вставай!. Повернись!. — решительно сказала Зява и, отложив в сторону автомат, подошла к Медведеву.
Младший сержант повернулся спиной, подставляя ей связанные руки. Зява стала возиться с узлом.
— Ты правильно решила… — продолжал «лечить» её Медведев. — Меня, кстати, Михаилом зовут… У меня одноклассница была… тоже Вика…
— Заткнись! — оборвала его Зява.
— Вот именно! — послышался зловещий голос Сливы.
Старшая беглянка вышла из-за дерева, держа автомат наперевес.
Выражение её лица не сулило ничего хорошего ни Зяве, ни бойцам.
Медведев едва успел спрятать свободные руки за спину, но Слива, кажется, всё-таки заметила, что её напарница освободила солдата.
— Что это ты делаешь? — ледяным голосом спросила она Зяву.
Та замерла, не зная, что ответить.
— Это… ничего… узлы проверяла… — выдавила она из себя с огромным усилием.
— А ну-ка повернись… — Слива направила ствол автомата на Медведева и передёрнула затвор.
— Зачем? — побледнел сержант.
— Повернись, я сказала!
Медведеву пришлось подчиниться. Слива увидела его свободные руки и зло ухмыльнулась.
— А ну-ка связала обратно! — прошипела она Зяве. — Быстро!.
Младшая, помедлив, снова связала Медведеву руки.
— Сел! — приказала Слива Медведеву, а потом перевела ствол автомата на обмершую от страха девушку: — А ты в сторону!
Зява отошла к дереву и покорно присела на корточки. Слива держала её под прицелом.
— Ну что, лярва! — зарычала она. — Соскочить удумала?.
— Сама лярва!! — зарыдала юная преступница. — Я не хотела!. Это всё ты!. Тут кругом солдаты, ОМОН!. Нас убьют, понимаешь?! А я не хочу умирать!. Хочешь, сама подыхай, ясно?! Ясно?!
— Ах ты, затычка! — взбесилась Слива. — Ты у меня прямо щас сдохнешь!
Она вскинула автомат, но в этот момент Сокол, оттолкнувшись от дерева, с силой ударил её в бок. Слива завалилась на землю, очередь, предназначенная Зяве, ушла в небо.
Слива тут же вскочила на ноги и, найдя глазами Сокола, в бешенстве направила автомат на него.
— Не надо! — завизжала Зява.
Медведев действовал, не думая ни мгновения. Увидев автомат, направленный на Сокола, он бросился вперёд и прикрыл собой товарища. В грудь ударило что-то тупое и тяжёлое. Медведев завалился на бок, удивляясь тому, как быстро наступает ночь и день меркнет в считанные секунды.
Слива, подстрелив солдата, трусливо убежала в лес. Зява каталась в истерике, Сокол со связанными руками извивался, как питон, пытаясь освободиться от верёвок. Он орал, матерился и плакал, видя, как его кореш, закатив глаза, истекает кровью. На губах Медведева выступила кровавая пена.
— Ми-ха-а-а! — во весь голос заорал Соколов. — Не умирай!
Из кустов вывалились бойцы во главе со Смальковым. Но Сокол не замечал их, думая сейчас только о друге, который защитил его от пули своим телом. Бойцы пошли в погоню за беглянкой, а Сокол вместе с Папазогло и Шматко потащил раненого товарища к шоссе — Медведев был ещё жив, и его надо было срочно доставить в госпиталь…
Сокол так и не смог до конца осознать всего, что произошло. Он почувствовал это только тогда, когда главный хирург госпиталя, вытирая высокий лоб клетчатым носовым платком, сказал: «Крепкий парень — этот ваш Медведев! Будет жить ещё триста лет!»