Второе дыхание

11

На следующий день начальник заставы собрал в канцелярии командиров отделений и расчетов на подведение итогов службы. Сержант Будников, тоже присутствовавший на совещании, и не подозревал, что станет в этот раз «героем». Впрочем, за время службы Юрий не раз удостаивался благодарностей, был награжден всеми знаками солдатской доблести. Но так, обращаясь по имени, начальник заставы говорил с ним впервые. Проанализировав результаты деятельности, он пожурил одних командиров, подбодрил других, а в завершение, обращаясь к нему, сказал:

– А ты, Юрий, работал молодцом. Спасибо тебе. Готовься сдавать станцию – замена твоя уже в пути.

Нет, это было не поощрение, просто похвала. Но не догадывался ни капитан Антонов, ни сослуживцы Юрия, как остро завидовал он тем, кто удостаивался такой похвалы. Почему? Толком объяснить он бы не сумел, но твердо знал: так, на равных, начальник заставы говорил не с каждым и в исключительных случаях. Чтобы услышать такое, нужно было не просто отлично знать свое дело, выполнять порученные обязанности без скидок на трудности – житейские, климатические, служебные. Нужно было добиться, чтобы все на заставе признавали в тебе мастера. И вот, наконец, капитан, которого Юрий безгранично уважал, дал понять, что ему это удалось. Ценность этой похвалы возрастала еще и потому, что дело, которым Юрий занимался во время службы, он очень любил.

Такой вот парадокс: когда-то ему казалось, что нет ничего теплее и дороже родного дома, теперь же, когда до увольнения в запас остались считанные месяцы, застава казалась Юрию дороже всего.

Будникову вспомнился день, когда он принимал дела от своего предшественника Вячеслава Сахарова. Тогда они начали с радиолокационной станции.

– Привык я к ней, – говорил Вячеслав, – теперь ты о ней заботиться будешь. А она не подведет. Честное слово.

Сахаров говорил о станции, как о живом существе, и это немного смешило Юрия. Но виду он не подавал, внимательно слушал Вячеслава, отмечая про себя, что технику тот содержал в образцовом виде.

– А теперь, – Сахаров хлопнул Юрия по плечу, проверяй по комплектности, хотя сразу могу предупредить – все в ажуре.

Не спеша проверили работоспособность станции, ее укомплектованность. Там же, в помещении поста технического наблюдения, Юрий обратил внимание на вымпел, вручавшийся лучшему расчету.

Перехватив его взгляд, Вячеслав сказал:

– Видишь, как мы служили (он так и сказал «мы», подразумевая не только экипаж, но и станцию), не подкачай. О нас всегда только хорошее говорили. А ты вроде как эстафету принимаешь.

Юрий кивнул в ответ – не подкачаю, а про себя подумал: «Нелегко придется – ведь все познается в сравнении, будут сопоставлять… Впрочем, не боги горшки обжигают. И Вячеслав когда-то начинал. И он не сразу достиг совершенства».

– Не подведем, – сказал он, – и у нас расчет будет лучшим.

Расчет РЛС, который принял под свое начало Будников, – состоял из трех человек. Андрей Наговицин и Александр Менщиков призывались вместе. Сергей Изюров – на полгода позже их. О каждом из солдат Сахаров отзывался в превосходных тонах. Произвели они приятное впечатление и на Юрия.

– Что ж, будем охранять границу вместе, – сказал он, когда представлявший его коллективу расчета капитан Антонов ушел.

Его добродушный настрой сразу передался сослуживцам. Во всяком случае, Юрию так показалось. «Это хорошо, что понимают с полуслова, – подумал он, – спасибо тебе, сержант Сахаров, что научил ребят “чувствовать командира”». Но радовался он преждевременно. Не прошло и недели, как поймал себя на мысли, что управлять своей «гвардией» будет не так просто, как на первый взгляд представлялось. Он ощутил отчужденность ребят в отношении к себе. Она не была ярко выраженной, но тем не менее проявлялась. В чем? Во всевозможных шутках в его адрес.

Особенно усердствовал Наговицин. Энергичный, с постоянно оценивающим взглядом, он не пропускал ни одного удобного случая, чтобы не задеть новоиспеченного командира.

– Слушайте меня внимательно, – требовал Будников на занятии по строевой, – строевая стойка принимается по команде: «Становись». Стоять нужно прямо, без напряжения. Каблуки поставить вместе, а носки развернуть по линии фронта на ширину ступни. Понятно?

– Не совсем, – отвечал Наговицин. – Я насчет линии фронта. Во время войны, читал, было много фронтов. Какой именно имеется в виду?

На занятии по специальной Наговицин делал вид, что ему не по силам заменить предохранитель в вышедшей из строя станции. В городке следопытства постоянно путался в определении направления движения учебного нарушителя. Это Наговицин, считавшийся на заставе одним из лучших следопытов.

Будников задумался над создавшимся положением. Да, он был требовательным, полагая любой иной подход к подчиненным мягкотелостью. Да, он строго спрашивал с Изюрова, Менщикова и Наговицина по любому поводу. Но разве не на это его наставляли в учебке? Может, слишком часто повторял давно усвоенные им истины? Так почему на аналогичных занятиях не подтрунивали над Виктором Кравцовым, начальником отделения службы собак? Ведь он тоже напоминал солдатам, как принимается строевая стойка, заставлял их бегать кроссы, проводил набившие всем оскомину занятия по специальной подготовке.

Эти вопросы не давали Юрию покоя, однако обратиться за помощью к начальнику заставы он не решался.

Но на то и считался Антонов лучшим командиром не только в комендатуре, но и во всем отряде – он сразу заметил растерянность Будникова. Знал, как ему помочь, но решил: «Пусть разберется во всем сам».

– Понаблюдайте, как работает с солдатами Кравцов, – посоветовал он Юрию на одном из совещаний.

«Понаблюдайте… Что тут наблюдать и так все ясно – хотят легкой жизни», – подумал Будников, но к совету Антонова прислушался. Стал незаметно присматриваться к Виктору. Как к человеку и командиру. Кравцова отличали два качества – откровенность и вежливость. Однако во всем, что он говорил, чувствовалась некоторая недосказанность. «Сдержанный», – решил про себя Будников.

Спустя некоторое время, Юрий «открыл» Кравцова с другой стороны. Он видел, как Сергей работает с солдатами, и все чаще и чаще ловил себя на мысли, что характер у того не командирский. Будников никогда не слышал, чтобы Кравцов когда-либо повысил голос на солдат. Даже если те в чем-то допускали серьезные огрехи. Впрочем, не так, что-то другое в поведении Кравцова поражало Будникова.

Как-то он зашел в сержантский класс. Виктор беседовал с Романом Быковым.

– Не помешаю?

– Нет, – ответил Сергей и продолжил разговор с Романом. – Так в чем причина такого неряшливого вида? Служим и живем в одинаковых условиях, все опрятны, а вы… Если не ошибаюсь, разговор на эту тему у нас уже был?

– Да, – выдавил из себя Быков. Так показалось Юрию.

«Ясно, – подумал он, – не любит Кравцов наказывать. А может, и не хочет. Хорошие отношения с подчиненными – вещь хрупкая».

И все-таки Будников тогда заметил: неприятен Роману разговор с командиром. Стыдно ему, очень стыдно, что, пообещав однажды быть всегда опрятным, не сдержал слова.

А на следующий день Быков отутюженный, в начищенных до блеска сапогах, с сияющей пряжкой стоял на утреннем осмотре. На занятии по пограничной атаковал Кравцова вопросами. У него что-то не получалось, и он обратился за помощью к командиру, как будто и не было у них недавно неприятного разговора.

Будников потом не раз замечал, что пограничники обращаются к Кравцову по различным вопросам. Значит, верят: поможет, подскажет, поддержит. И Юрий сделал вывод: уважают Кравцова солдаты. Уважают, прежде всего, за то, что понимает их душу. Что в ответ на солдатское доверие отвечает своим, командирским. А не увлекается Кравцов наказаниями не потому, что не желает портить с подчиненными отношения. Просто боится обидеть каждого из них неосторожным словом, оттолкнуть от себя и коллектива.

Чуткости, внимания к людям, доверия, наконец… Этого, пожалуй, Юрию и недоставало. Теперь Будников точно знал, где он промахнулся.

«Конечно же Наговицин привык к большему, чем я от него требую. Андрей был первым помощником уволившегося Сахарова, его правой рукой, – рассуждал он, – ему вполне по силам наравне со мной заниматься обучением новичков. А разве в расчете нет нуждающихся в опеке? У Изюрова по физической – слабая тройка. На итоговой проверке может подвести. Почему бы не закрепить за ним Наговицина. И начальник заставы на это намекал».

Тот разговор с Андреем стал переломным в их отношениях.

– Нужно Изюрову помочь, – сказал он Андрею. – Я знаю, у тебя получится.

Впервые за время совместной службы на лице Наговицина не запечатлелось ироничной улыбки. Он уже привык: просить не в характере нового начальника расчета. Но в голосе Юрия он не уловил привычной начальственной нотки. Нет, Будников ему не приказывал. Он доверял ему Изюрова, доверял, как равному себе.

– Все будет сделано, – серьезно ответил Наговицин. – Слово.

Конечно, он должен был отчеканить «Есть», и не ответь подобным образом Наговицин еще день назад, несдобровать бы ему. Но в тот раз… Нет, ко всему, что сказал Андрей, вряд ли нужно было что-то добавлять.

А месяц спустя Наговицин пригласил Юрия в спортгородок. На перекладине подтягивался до пояса раздетый солдат, со спины его трудно было узнать.

– Изюров, – подсказал Наговицин. – Рекорды пока не ставит, но надежды подает большие.

Вскоре после прибытия Будникова на заставу капитан Антонов получил письмо от матери Менщикова. «Как служит мой сын?» – интересовалась она.

Антонов познакомил Юрия с содержанием письма.

– Я подготовлю ответ, – сказал он, – но, мне кажется, будет неплохо, если и вы выскажете свое мнение о Менщикове. Как командир и как товарищ.

Юрий попросил немного времени на то, чтобы получше узнать Александра и в суматохе дел забыл о поручении начальника заставы. Вспомнил о нем только после того, как разобрался в своих педагогических ошибках. Как служит Александр? Да разве можно пожелать заставе лучше солдата, чем Менщиков? Отзыв его был пространным и теплым.

– Мой не намного отличается от вашего. Сегодня отправлю, – положив в папку исписанные убористым почерком листы, сказал Антонов. И добавил: – Я рад, что вы нашли общий язык с подчиненными.

Начальник заставы рад. А что говорить о Будникове! Он был на гребне счастья. Требовательным, но вместе с тем уважительным отношением к солдатам, тонкостью наблюдений за их душевным состоянием, умением прийти на выручку в трудную минуту – всем этим обрел он величайшее из достояний командира – доверие своих подчиненных. В расчете, как в былые времена, установились отношения, которые рождали у каждого пограничника чувство спокойной уверенности в себе. Между солдатами возникли незримые нити взаимного притяжения, каждый стремился внести что-то свое в общее дело, причем внести максимум того, что он мог.

Свою вторую солдатскую весну Будников встречал в приподнятом настроении. Он возмужал, набрался командирского опыта. А главное, как считал сам Юрий, он сдержал слово, данное своему предшественнику – расчет на проверке подтвердил звание лучшего. И в заслугу это ставил не только себе – всему коллективу.

Следуя на позицию поста технического наблюдения, Будников с нескрываемым восторгом наблюдал за тем, как крепко слежавшийся, шероховатый снег комьями срывался с ветвей деревьев, как оживали промороженные за зиму кустарники.

– Пробуждение природы, – с наслаждением говорил он. – Не видел картины более привлекательной.

До месячника по инженерно-техническому оборудованию границы еще оставалось время, но расчет РЛС, с одобрения начальника заставы, начал готовиться к нему загодя. Ребята устлали шлаком раскисшую колею дороги – на позицию стало возможным без проблем добираться на машине, обновили на посту стенд с документацией, кое-что покрасили. Помещение поста преобразилось. Строгая его обстановка побуждала к серьезной, вдумчивой работе. А наблюдение за прилегающей к границе местностью разве не этого требует?

Капитан Антонов, отмечая прогресс в делах Будникова и его подопечных, радовался напористости и деловитости начальника расчета. Но в беседах с Будниковым был сдержан: «Так следует держать и впредь. Граница нуждается в нашей полной самоотдаче».

Вроде толковал прописные истины, но каждый раз эти слова наполнялись для Юрия особым смыслом, побуждали с еще большей ответственностью выполнять свои обязанности, готовить себя к экзамену, который на границе наступает всегда неожиданно. И экзамен такой состоялся.

В ту безлунную ночь Будников заступил в наряд вместе с Наговициным и Менщиковым. Во втором часу ночи вышел подышать свежим воздухом, оставив за себя дежурить у станции Менщикова. Обычно в это время небо покрывалось звездами. В этот раз оно было черным. Сторожкая, ломкая тишина, нависшая над землей, не нарушалась ни единым звуком. Постояв несколько минут в одиночестве, Юрий уже собирался возвращаться обратно. И вдруг – голос Наговицина:

– Товарищ сержант, в квадрате шесть – цель. На миг появилась и исчезла.

Будников вбежал, нет, ворвался в помещение поста. Оторопевший от такого натиска Менщиков привстал, освобождая ему место, но Юрий жестом показал: «Сиди». Он не сомневался в Александре, он верил в Менщикова, как верил в своих ребят сержант Кравцов, как верил в него, Будникова, начальник заставы. Он только впился взглядом в зеленоватый экран индикатора и стал с нетерпением ждать появления всплеска. Менщиков быстрыми, отточенными движениями манипулировал рукояткой и тумблерами. Наговицин, стоявший рядом, сверял показания приборов с нанесенной на планшет схемой местности. Всплеск на экране индикатора они обнаружили одновременно. Но Будников не торопился. Он вопросительно посмотрел на Александра, и только когда тот утвердительно кивнул головой – похрустывание в наушниках подтверждало, что в поле зрения станции находится движущаяся цель, – доложил на заставу. Об этом он оповестил и прожектористов.