Второе лето союза «Волшебные штаны»

Тибби ехала вдоль зеленых лугов на север. Остановившись, чтобы заправиться, она вынула адресную книгу. Как ни странно, Тибби никогда не бывала дома у Брайана, но знала его адрес. Когда Ники исполнялось три, он захотел сам послать Брайану приглашение.

Было почти десять тридцать, когда Тибби подъехала к Бесенде. Район, где жил Брайан, походил на ее, но дома там были маленькие и новые. Тибби довольно долго колесила по улицам, прежде чем нашла его дом — одноэтажное кирпичное здание. Никакой аккуратно подстриженной живой изгороди или клумб с цветами. Только голубое мерцание телеэкрана виднелось в окне.

Тибби осторожно постучалась. Все-таки уже поздно, да и семья Брайана ее не знает. Тибби подождала пару минут и постучалась снова.

Дверь открыл толстый лысеющий заспанный мужчина.

— Да?

— Извините, а Брайан дома?

— Нет, — ответил тот с раздражением.

— А вы не знаете, где он?

— Нет. Его вообще здесь не было уже несколько дней.

Тибби решила, что это отчим Брайана.

— Может, его мама знает?

Мужчина потерял терпение:

— Не думаю. Ее здесь тоже нет.

— Хорошо, — сказала Тибби, — извините за беспокойство.

Она села в машину и уронила голову на руль. Ей было невыносимо жаль Брайана. Она медленно поехала в сторону компьютерного центра, потом свернула к небольшому парку, где обычно собиралась его компания, наигравшись в «Повелителя драконов».

Тибби увидела Брайана. Он сидел за деревянным столом, а рядом лежали рюкзак и спальный мешок. Тибби подъехала ближе. Брайан поднял голову, увидел ее в машине, встал и, подхватив рюкзак и спальный мешок, ушел.

Тибби не собиралась ехать домой, потому что не могла встретиться с мамой. К Лене или Кармен идти было поздно. Кроме того, Тибби слишком ненавидела себя сейчас, чтобы встретиться с ними.

Сердечко, вышитое на Штанах, не давало ей успокоиться. Тибби заплакала. Она стащила Штаны и поехала к Лениному дому. Там было темно и тихо. Тибби свернула Штаны так плотно, как могла, и запихнула в почтовый ящик. Потом она поехала в Вилиамстон, сгорая от стыда и в одних трусах.

Лена лежала на деревянном полу в своей комнате, жалела себя и ненавидела всё и вся.

Хорошо бы заставить себя порисовать. Лена всегда успокаивалась, когда рисовала, но сейчас ей не хотелось успокаиваться. Она упивалась своей грустью и думала: «В мире нет красоты».

Было так жарко, как бывает в Вашингтоне только в конце июля. Ленин папа не доверял кондиционерам, потому что был греком, а мама терпеть не могла открывать окна, потому что не любила уличный шум. Лена разделась и осталась в лифчике, взятом у Кармен и поэтому слишком маленьком, и белых шортиках. Она направила вентилятор прямо себе на голову.

Лена терпеть не могла ссориться с мамой. Она не выносила криков и битья посуды. Поиграть в молчанку еще можно, но не три дня подряд! Она ненавидела себя за то, что обидела Тибби. Она страдала из-за размолвки между ее мамой, Кристиной и Элис. Она готова была уничтожить Костаса и его новую девушку. Она злилась на Эффи за то, что та ей все рассказала. Но она любила бабушку за то, что та не любила новую девушку Костаса.

Лена, как и Кармен, предпочитала постоянство. Последние триста семь ее обедов состояли из хлеба с ореховым маслом.

Лена услышала звонок в дверь. «Ну их всех. Пусть Эффи откроет», — подумала она, но как-то машинально ждала и прислушивалась. Конечно, Эффи помчалась вниз, ведь она обожала звонки в дверь и по телефону. Потом Лена услышала, как Эффи радостно закричала. Странно. Может, пришла какая-нибудь ее подружка с новой стрижкой?

Лена прислушалась. Обычно Эффи говорила в пять раз громче, чем все остальные люди, но сейчас замолкла. Потом послышались шаги. Эффи поднималась с кем-то по лестнице, и этот кто-то шел медленно и уверенно. Неужели мальчик? Неужели Эффи хочет отвести мальчика наверх средь бела дня? Лена могла по пальцам пересчитать случаи, когда мальчики поднимались по этим ступеням. Ее родители были очень строгими в отношении дружеских и прочих контактов и старшей, и младшей дочери.

Лена услышала юношеский голос. Да, мальчик. Эффи сейчас пойдет с ним в свою комнату, и, вполне возможно, они будут заниматься любовью.

Шаги приближались, но не к Эффиной, а к ее спальне. Вдруг Лена в ужасе осознала, что дверь в комнату открыта, а она почти голая. Такого Лена точно не ожидала! Если она подойдет к двери, чтобы закрыть, Эффи и этот парень ее увидят, если останется на месте, увидят все равно. Если она встанет и возьмет халат…

— Лена?

Услышав голос сестры, Лена вскочила на ноги.

— Лена!

Рядом с Эффи стоял юноша. Высокий, знакомый и очень симпатичный. Эффи закрыла рот рукой, чтобы сдержать крик, потому что увидела Лену в трусах и лифчике.

Юноша смотрел на Лену с удивлением и интересом. Он отвел взгляд не так быстро, как надо бы, и у Лены закружилась голова, а сердце забилось с бешеной скоростью. В горле пересохло, а все тело горело.

— Костас, — слабо выговорила Лена и захлопнула дверь прямо перед его носом.

Лена нервно ходила по комнате, и ее лицо пылало. Костас. В ее доме Костас.

Настоящий, не воображаемый, а живой Костас.

Правда ли это, или у нее галлюцинации?

Конечно, она все придумала. Она его придумала. Лена задрожала от одной только мысли, что Костас — плод ее воображения. Боже, как она хотела, чтобы он был взаправдашним!

И ведь он был. Он остался таким же. Нет, стал еще красивее.

Он видел ее в лифчике! «Ой-ой-ой!»

Никто на свете, кроме мамы, сестры и трех подруг, не видел Лену без одежды. Лена была очень застенчивой. Она заходила только в те примерочные, где двери были от пола до потолка. А Костас видел ее дважды!

Он приехал ради нее! Он проделал ради нее такую долгую дорогу. Что бы это значило?

Стоп! У него есть девушка. Что бы это могло значить?

Лена ходила по кругу, и у нее начала кружиться голова. Она изменила маршрут и направилась к двери.

«Ой-ой-ой. Одевайся. Да, одевайся».

Волшебные Штаны спокойно висели на стуле, ожидая своего часа. Наверняка они все знают. Лена подозрительно осмотрела их, перед тем как надеть. Что задумали эти Штаны? Неужели они хотят сделать ее очень несчастной и лишь потом очень счастливой? «О, пожалуйста, нет».

Она натянула белую футболку и посмотрелась в зеркало. Ее лицо блестело от пота.

У нее были грязные волосы. У нее были какие-то разводы под глазами. «Ой».

А что, если Костас запомнил ее красавицей и сейчас подумал: «Боже, кто это? И зачем я сюда приехал?» Внешность всегда была Лениным козырем, но сейчас этот козырь уплывал у нее из рук.

А вдруг он даже не ждет ее? Вдруг он помчался из их дома, сломя голову, думая: «Ничего себе, как все меняется.» Наверное, он уже ждет автобуса на станции «Дружба».

В отчаянье Лена подвела губы контурным карандашом. Ее рука так сильно дрожала, что получилось неровно. К тому же карандаш оказался оранжевым. Выглядело ужасно. Лена побежала в ванную, стерла карандашный абрис и умылась, чтобы лицо не блестело. Грязные волосы она собрала в узел.

Замечательно. Если он решил, что она стала уродиной, пожалуйста. Если его интересовала только ее внешность, тогда ужасно. Да и вообще, у него другая девушка!

Лена посмотрела в зеркало. Бабушка считала ее симпатичнее новой подружки Костаса, но разве бабушка что-нибудь понимает?! Например, она уверена, что самая известная в мире актриса Софи Лорен. Не важно, что сказала бабушка. Конечно, Лена НЕ симпатичнее этой девушки.

Лена глубоко вдохнула «Успокойся. Успокойся». Ей надо было справиться со своими мыслями и чувствами. «Оставьте меня в покое!» — приказала она им.

«А-а-а-х. Так лучше».

Костас внизу. Она спустится вниз. Она поздоровается. Да, именно так она и сделает.

«Глубокий вдох. Отлично. Спокойствие».

Лена задержалась на нижней ступеньке. Еще вдох. Она вошла на кухню.

Костас сидел за столом. Он посмотрел на нее. Он был еще больше… таким, как раньше.

— Привет, — сказал он и вопросительно улыбнулся.

Действительно ли ее била дрожь, или ей это только казалось? Ее босые ноги стали мокрыми от пота. А что, если она сейчас поскользнется и упадет?!

Он посмотрел на нее. Она посмотрела на него. Ну же! Он мальчик, она девочка. Он мальчик, у которого другая девочка, но все же. Может, на арену пора выйти судьбе?

Она стояла и смотрела.

Даже Эффи, казалось, волновалась за нее.

— Садись, — велела она Лене.

Лена послушалась. Так было безопаснее.

Эффи поставила перед ней стакан воды. Лена не решилась к нему притронуться — слишком у нее дрожали руки.

— Костас целый месяц будет работать в Нью-Йорке. Разве не удивительно? — сказала Эффи.

Иногда Эффи знала, как помочь.

Лена кивнула, пытаясь осмыслить эту информацию. Своему голосу она сейчас не доверяла.

— Школьный друг моего отца возглавляет рекламное агентство, — сказал Костас. Он отвечал Эффи, но смотрел на Лену. — Он давно предлагал мне эту работу. Дедушка чувствует себя гораздо лучше, так что я решил попробовать.

В Лениной голове роилось слишком много мыслей. Она хотела бы иметь еще одну голову. Во-первых, отец Костаса. Костас никогда о нем не говорил.

Во-вторых, Нью-Йорк. Почему он ей ничего не рассказывал об этом предложении?

Решил ли он принять его сейчас или до того, как они расстались?

— Я всегда мечтал посмотреть Вашингтон, — продолжал он. — А еще я воспитан на столичных журналах. — Получилось высокопарно, и он улыбнулся скорее себе, чем им. — Бабушка решила, что эта поездка сделает меня больше американцем.

Ясно. Он приехал в Америку не ради Лены. Но пришел в этот дом, чтобы увидеть ее? Или просто поскользнулся у них на пороге? Может, его девушка сейчас выскочит откуда-нибудь из-за угла?

— Ничего, что я без предупреждения? — спросил он. — Просто ощущается, что место, где я сейчас живу, близко от вас.

«Не ощущается, а оказывается», — мстительно отметила Лена неверно использованное слово.

— Так что извините, если я… не вовремя, — Он сказал это Лене и кинул на нее влюбленный взгляд. Она бы сказала, страстный, если бы не знала, что больше не нужна ему.

— А где ты живешь? — спросила Эффи.

— У друзей нашей семьи. У Сиртесисов на Чеви Чэйз. Вы же знаете, греки для греков в любую бурю предоставят надежную гавань.

— А, знаю. Они общаются с нашими родителями. — Диалог вела Эффи.

— Они обещали показать мне Вашингтон и познакомить со всеми греками Америки.

Эффи кивнула:

— И надолго ты?

— До воскресенья, — ответил он.

Лене захотелось кинуть в него тарелкой. Она боялась, что расплачется. Почему он ведет себя так, как будто они даже не знакомы? Даже не друзья!

Почему не позвонил перед приездом? Почему она больше ничего для него не значит?

У Лены слезы навернулись на глаза. Они же целовались. Костас говорил, что любит ее. Она никогда, никогда ни к кому не чувствовала того, что к нему.

«Ты его бросила», — прозвучал в ее голове дуэт Эффи-Кармен.

«Но это не значит, что он имел право меня разлюбить», — возразила Лена.

Может, ее так легко забыть?

Она хотела убежать к себе в комнату, собрать все его письма и швырнуть ему в лицо.

«Видишь? — закричала бы она. — Я никто!»

Костас встал:

— Мне пора. Надо еще попасть в Национальную галерею.

Лена поняла, что до сих пор не произнесла ни слова.

— Приятно было тебя увидеть, — сказала Эффи. Она выразительно посмотрела на сестру: «Ну, ты даешь!»

Девочки проводили его до двери.

— Пока, — сказал он, глядя на Лену.

Все ее существо потянулось к нему. Они провели много месяцев в разлуке, в ожидании письма или звонка. И вот он тут, на расстоянии поцелуя, красивый до замирания сердца, и что, он вот так уйдет?

Он на самом деле уходил. Он оглянулся. Она побежала за ним. Она взяла его за руку. Слезы стекали по ее щекам.

— Не уходи, — сказала она. — Пожалуйста.

Конечно, ничего такого она не сделала. Она побежала в свою комнату и расплакалась.