Вулкан любви

Глава 21

Когда Слоан вернулся, лошади были уже оседланы. Он проверил всю упряжь, с одобрением кивнул и подсадил Саманту. Она окаменела, когда он прикоснулся к ней, но времени размышлять о мелочах у него не было.

Он сознательно продлил пытку еще на сутки, но награда стоила того. Ему только надо проследить, чтобы она не злоупотребила этой маленькой уступкой снова – пока у него сохраняется такая жгучая жажда.

Он почти готов был гоняться за ее проклятым отцом по всему штату, если бы каждую ночь эта рыжеволосая колдунья делила с ним постель. Сейчас зима. Работы в такую пору ведутся не слишком активно. Какое-то время его люди обойдутся и без него. Он мог позволить себе неделю, может, даже две отдохнуть. В конце концов, ради чего он работал, как не ради денег? А они нужны, чтобы получать от этой жизни максимум удовлетворения.

Выезжая из городка вслед за ней и услаждая свой взгляд тем, как она покачивалась перед ним в седле, он почти уговорил себя. Не имело значения, что она не похожа ни на одну из тех, кого он знал. Она-таки женщина и отвечает на его призыв. Вот и все, чего ему хочется.

Но когда они ровным шагом ехали через долину, Слоан уже объяснял Саманте разные премудрости, а она с легкостью схватывала их суть, задавая все новые и новые вопросы. Она значительно лучше, чем он, разбиралась в сельском хозяйстве, и он не раз обрывал ее, когда она невольно уклонялась от темы, расспрашивая о фермах, мимо которых они проезжали. Прошло очень много времени с тех пор, как он разговаривал с равным себе собеседником. Его несколько озадачивало то, что сейчас это женщина.

О, Эммануэль Нили был великолепным собеседником – первые несколько вечеров, что он провел в поселке. Слоан отдал бы должное его уму, если бы не его слишком вольные взгляды. Но разговор с Эммануэлем был не то же самое, что разговор с Самантой. Эммануэль знал все и не интересовался чужим мнением. Саманта жадно ловила любую информацию; ее разум сравнивал вновь услышанное со сведениями, огромным количеством которых она уже обладала. С безупречной логикой она расправлялась с житейскими предрассудками, но внимательно прислушивалась к мнению Слоана, давая понять, что относится к нему с уважением.

Они все еще обсуждали противоречия между правом железнодорожных компаний прокладывать дороги ценой человеческих жизней, с одной стороны, и целесообразностью экспансии и выгодой коммуникаций – с другой, когда наконец стемнело и пора было устраиваться на ночлег. Саманта наивно отстаивала постулат, что цель не оправдывает средства, а Слоан уже помогал ей спуститься с лошади.

– Я собираюсь вас поцеловать, – сообщил он. – Расскажете мне про цель и средства, когда я кончу.

Протестуя, она открыла было рот, но он просто-напросто воспользовался ситуацией. Он обхватил ее губы своими и погрузил ей в рот язык.

Саманта едва не выскользнула из его рук, но когда пришла в себя, то ответила с такой силой, что его словно током ударило. Она догадалась обнять его за шею, и он поднял ее вместо того, чтобы наклоняться. Это было как поджаривание самого себя на открытой горелке. Но он не достиг своей цели.

Он всего лишь хотел радикальным средством прервать ее красноречие, а теперь не мог от нее оторваться. Ее незатянутые корсетом груди касались его груди, ее бедра колыхались в поисках более удобной позиции как раз в том месте, которое и так беспокоило его больше всего. Если он немедленно не оторвет ее от себя, они покатятся по земле, и им не потребуется даже одеяло, не говоря уже о кровати и чистых простынях.

Она отклонила голову, чтобы вдохнуть воздуха, и его губы скользнули по ее шее. У нее была прекрасная шея – длинная, тонкая, с легким ароматом лаванды. Вся она была вкуснее конфеты и не делала ничего, чтобы остановить его. Он видел все более соблазнительные ее местечки, но этот уродливый корсаж только прогибался под руками.

По-видимому, он расстегивается сзади. Он не имел ни малейшей возможности добраться под тяжелой шубкой до этих застежек, не поднимая всех ее тряпок. Вздохнув, Слоан признал свое поражение. Он поцеловал ее в щеку, потом в бровь и, еще раз глубоко вздохнув, оторвался и посмотрел ей в глаза.

– Может быть, нам придется ехать всю ночь. Пароходик уже отплыл, так что мы не сможем перебраться на тот берег, но если поторопиться, мы окажемся в постели уже к полуночи.

Она подняла на него глаза. Радость, которую она у него вызывала, он никогда не переживал ни с одной другой женщиной. Девушка не вспыхнула румянцем, не отвернулась застенчиво, не смеялась над ним. Она просто смотрела на него, как если бы он олицетворял собой что-то новое, изумительное и восхитительное одновременно. Слоан знал, что он очень далек от совершенства, но тем не менее ощутил восторг. Он провел пальцем по ее губам.

– Сэм?

Она покачала головой и отодвинулась.

– Ты ведь не хочешь, чтобы я натерла себе что-нибудь, – и это было все, что она сказала, поворачиваясь к нерасседланным лошадям.

Черт, теперь он мог взять ее как хотел, но для нее это будет не слишком хорошо. Он все еще был увлечен идеей научить ее наслаждаться сексом. Слоан понимал, что предложил ей трудную сделку, но хорошо бы ей получить от этого чуть больше, нежели определяется простым термином. Если Саманта решит когда-нибудь выйти замуж, она будет иметь больший опыт, чем имеет сейчас. Он отнюдь не страдал самомнением на этот счет. Он лишь имел основания считать, что знает больше, чем обычный мужчина.

– Как вы думаете, что могли эти люди с железной дороги сделать моему отцу? – осторожно спросила она на привале.

– Посадить его на тихоходный пароходик до Китая. Именно это он сам бы сделал при случае.

Она нахмурилась, не понимая, шутит он или нет.

– Они ведь не причинили ему вреда? Слоан пожал плечами.

– Люди, которые строят железные дороги, не всегда слишком покладисты, по правде говоря. Вы не можете взрывать горы и вгонять в гроб сотни рабочих, будучи одновременно внимательным и любезным. – Он взглянул на ее изменившееся лицо и пожалел о своей резкости. – Но ваш отец вряд ли значил для них больше, чем надоедливый москит, если бы только он не надумал раззвонить о своих взглядах в газетах, чтобы взбудоражить публику. Он интересовался газетами?

– Прежде никогда. – Саманта помешала маисовую кашу, которую готовила на ужин. – Он в основном изобретал. К тому же всегда имел собственное мнение и не боялся его высказывать.

– Да, я заметил. – Толботт посмотрел на нее с любопытством. – Он вряд ли одобрил бы наше совместное времяпрепровождение.

Саманта повела плечом.

– Единственное, что имеет значение, – это то, что с ним все в порядке. Вряд ли мы найдем его в Сан-Франциско. Он всегда писал письма и никогда не отсутствовал так долго. Что-то случилось. Мне надо узнать что.

– Поэтому я и нанял Хокинса. Он отправится вслед за нами. Вы дадите ему эту вашу фотографию перед нашим отъездом.

Она кивнула, и от этих печальных глаз у него защемило сердце. Не было у него больше сердца. Слоан поморщился и пошел прочь – заниматься другими делами. И времени у него не было сочувствовать таким диким кошкам.

Позднее, уже завернувшись в свое одеяло, Слоан прислушивался к ее дыханию и рисовал себе сладкие картинки их любви в том отеле. Конечно, – возвращаясь к истинной причине их совместной поездки – можно понять, как чувствуешь себя, когда твой отец исчезает навсегда. Она еще хорошо держится. Но этих Нили всегда отличала уверенность в себе. Они не нуждались в вечно понукающем маньяке, которого называют отцом или мужем. И ему нечего стыдиться того, что он делает.

Но что-то, что Толботт еще хранил глубоко в сердце, беспокоило его каждый раз, когда он видел эту неизбывную печаль в глазах Саманты. Его фантазии поблекли, и он наконец уснул.

Утро следующего дня было ярким и неожиданно теплым. Оба увязали свои теплые вещи вместе с одеялами и от души радовались солнцу. Узнав у Слоана, что сегодня они доберутся до города, Саманта вновь надела свое серое габардиновое платье. У него все еще не было возможности рассмотреть, что она носит под ним, но сегодня она надела поверх какой-то глупый розовый жакет, который по размеру соответствовал ее талии и был застегнут до самой шеи. Широкие рукава не мешали движениям, а мягкий материал скрывал слишком много, по мнению Слоана. Он хмыкнул, но ничего не сказал. Они двинулись дальше.

Он решил избегать цивилизованных мест вдоль реки, где они могли сесть на пароходик до Фриско, считая, что делает это для сохранения ее репутации. На самом деле Толботт просто хотел наслаждаться ее обществом как можно дольше.

Но к полудню они почти добрались до залива. Саманта, похоже, поняла это. Она не переставая расспрашивала Слоана об окрестностях и весьма нетерпеливо покачивалась в седле.

– Мы уже у океана? Мы его увидим?

Ему не приходило в голову, что она, вероятно, никогда не видела океана. Слоан тотчас сориентировался.

– Мы к югу от залива. Океан немного в стороне, но если хотите, подъедем туда.

– Правда? – Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами, и Слоан не смог ей отказать.

Они свернули с основной тропы и поехали полем. Сейчас она впервые увидит большую воду в ее природном окружении, а не с причалов Сан-Франциско с их рахитичными пакгаузами и брошенными судами. Даже он отдыхал и чувствовал себя, как дома, обдуваемый океанским бризом, в окружении великолепной природы этого дикого берега.

Слоан нашел защищенное от ветра место за дюной. Пока он стреножил лошадей, Саманта побежала по песку, поднимая юбку так высоко, что он видел не только ее щиколотки, но и икры. Весьма недостойно – для человека с его-то воспитанием – напрягаться, чтобы увидеть чьи-то икры! Но с Самантой все выходило как-то само собой. Она была отнюдь не расшалившимся ребенком, но и приличной леди того круга, к которому он когда-то принадлежал, ее тоже не назовешь. И тем не менее он никогда бы не сравнил ее с этими чересчур вольными женщинами, которые были у него позднее. Она не походила ни на одну из женщин, и потому Слоан чувствовал себя совершенно свободно. Похоже, она и не возражала.

К тому времени, когда Толботт перебрался через дюну и увидел прибой, Саманта уже добежала до самой воды. Она сбросила обувь и чулки и даже свой изящный жакет, но, кажется, совершенно забыла про юбку, которую могли намочить обрушивавшиеся рядом волны. Слоан сунул руки в карманы, сдерживаясь, чтобы не присоединиться.

Чайки кричали у них над головами, и зимнее солнце блестело в ее красных волосах, а она зачарованно застыла на ветру, обхватив себя руками. Волны бились у ее ног, пенились и уползали назад. Намокший подол платья облепил ее изящную фигурку, и Слоан вдруг увидел богиню, вышедшую из морской пучины. Она была частью природы, он не мог бы отделить одно от другого, и желание его бесконечно усилилось.

Он вдруг заметил гигантский вал, который накатывал из-за линии прибоя. Саманта никогда не видела океана и не знала ничего о его мощи, но он-то знал! Он вырос в Бостоне, ходил под парусом в Атлантике и знал, что Великий океан коварен. Не знал только, как круто в глубину уходит шельф в этом месте. А Саманта вообще ничего не ведала.

Слоан огромными прыжками ринулся вперед по ползущему под ногами песку. Саманта даже не слышала его приближения. Ее глаза расширились от ужаса и посинели, как море в глубине, когда она увидела, как выросла огромная волна и как на ее гребне появилась пена. С победным криком Слоан схватил девушку в тот самый момент, когда волна обрушилась на песок, обдав их брызгами снизу доверху.

Убегая, они споткнулись и упали на твердый песок, и веселый смех Саманты до краев заполнил его сердце. Оба мокрые, дрожащие, все в песке, а она смеялась так, будто это самый счастливый момент в ее жизни. Руки девушки инстинктивно сомкнулись на шее мужчины, когда он обнял ее, и они даже не пытались подняться.

Затаив дыхание, Слоан не открывал глаз, чувствуя ее под собой.

Их соленые теперь губы каким-то образом нашли друг друга. Глаза его были по-прежнему закрыты: он боялся спугнуть момент этого невинного отступления. Волны разбивались в нескольких дюймах от их ног, но сейчас имело значение только ощущение ее близости. Слоан скользнул языком между ее зубами, ощущая пламя взаимного желания, и перестал думать о чем бы то ни было.

Она промокла насквозь, он тоже. Но мужчина чувствовал отнюдь не холод, а напряжение ее сосков и ее груди, готовые вырваться из-под мокрой материи навстречу его ласкам. Он накрыл одну из них ладонью, она застонала, чуть изогнувшись и всецело принадлежа ему. Сотрясаясь от желания, такого сильного, что едва ли можно было его обуздать, он впился в ее рот и накрыл ладонями обе груди.

Она едва слышно кричала, то ли протестуя, то ли от страсти – он не различал. Над ними шумел ветер, но он укрыл ее своим телом. Воздух пах солью и Самантой. Слоан чувствовал ее особый аромат повсюду, сладкий, свежий, – и все это было его! Ее руки застыли у него на спине, потом поползли ниже, когда он проник ей под юбку, потом конвульсивно сжали его запястье, когда он погладил ее открывшееся бедро. Ему не нужно было заставлять себя отключиться. Природа взяла свое. Это случалось так редко, что он не делал никаких усилий, чтобы прийти в себя.

Она извивалась под ним, побуждая его неистовствовать. Слоан с благодарностью почувствовал, что корсаж ослабел, когда его рука проникла под пояс через бесчисленные складки юбки. Он ощутил шелк ее кожи, на этот раз под сорочкой. Девушка застонала, но теперь он не сомневался, что она рада его руке на своей обнаженной груди.

Ее поцелуи были столь неистовы, что он не осмеливался встретиться с ней взглядом. Момент был слишком внезапный, слишком невинный, чтобы вдруг разбить его очарование немым вопросом о правде или лжи. Их тела подчинялись собственной музыке, такой же естественной, как волны, разбивающиеся о песок и скалы. Он ни за что не согласился бы нарушить эту гармонию.

Слоан развязал ее панталончики и распахнул их. Из груди Саманты вырвался сильный высокий крик, когда его пальцы толкнулись туда, куда он хотел вторгнуться силой, но лоно уже увлажнилось, и она с готовностью отвечала на малейшее его движение. Все так и должно быть. Он не сделал ни одной ошибки. Она хотела его ничуть не меньше, чем он ее.

Слоан хотел целовать ее груди, но дурацкий корсаж опять преградил ему путь. Ничего, еще будет время, когда они лягут на простыни, как он и обещал. О, какое великолепное тело, все из тонких линий и мягких кривых! Он дотронулся до соска, скользнул рукой к талии, затем погладил полные ягодицы. Она бессознательно захныкала и приподнялась, и Слоан наконец открыл глаза и увидел ее темно-красный треугольник и кожу, сверкающую, как фарфор под полуденным солнцем. Он прикоснулся к ней снова, и ее бедра разошлись, открываясь только для него, и ждать больше было невозможно. Вокруг звенел сверкающий мир, но он хотел видеть лишь то, что перед ним. Это было как наваждение. Он понимал и не сопротивлялся.

Толботт застонал и со вздохом облегчения расстегнул пуговицы на брюках, высвобождая отвердевшую плоть. Пусть ветер свистел вокруг, не важно. Он нашел гавань, в которой нуждался.

Слоан накрыл Саманту всем своим телом, ища губами ее рот, как бы для одобрения, и подразнивая соски под ее нелепым туалетом. Ее пальцы вцепились во влажную рубашку, но она не отталкивала его. Он задвигался, чтобы скользнуть между ее ног, и она приоткрыла рот, ощущая прикосновения чего-то более толстого и твердого, чем палец, тем не менее вернув ему поцелуй.

Все так и должно было случиться. Океан за ними бился о берег, оба были все мокрые – снаружи и внутри. Жар их тел прогонял холод ветра. Возможно только одно – действо еще более совершенное, нежели уже было.

Он должен был проникнуть в нее.

Очень бережно Слоан развел ее ноги. К нему вернулась способность сосредоточиваться, но он едва не утратил ее снова, когда Саманта задрожала и слегка воспротивилась. Он снова прикоснулся к ней, поискал набухший бугорок, она дернулась и застонала, а он услышал свое собственное протестующее рычание. Он не мог больше терпеть, пытка и так длилась слишком долго.

Девушка застонала и вновь задвигалась, ее бедра поднимались и опускались в естественном ритме, и чувствуя это, он задышал свободнее и легче. Толботт обнял ее рукой, стягивая другой панталоны, пока не освободил ее совсем. Юбка уже не мешала, и теперь не стоило медлить.

Он погрузился в глубину – уверенно и точно – и услышал ее пронзительный крик, когда внутри что-то разорвалось.

Слоан ругнулся. И вскрикнул сам. Но его плоть уже не могла прекратить ни это погружение, ни весь последующий ритм. Он ждал слишком долго, заплатил слишком большую цену. Не мог, не мог он остановиться.

И к его удивлению, она не воспротивилась. Приподнимаясь навстречу его толчкам, задыхаясь, когда он наполнял ее, и удерживая, когда отступал, она следовала за ним, пока он не понял, что достиг вершины блаженства.

Со вздохом сожаления Слоан вынырнул из радушного тепла Саманты и вылил свое семя в песок.