Вверх дном

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ, в которой Дж. Т. Мастону приходится пожалеть о тех временах, когда толпа собиралась предать его суду Линча[53]

Все столицы Старого и Нового Света, большие города и даже самые скромные селения с ужасом ожидали этого момента. Благодаря вездесущим газетам каждый человек на земле точно знал, какой час по местному времени, в зависимости от различий по долготе, соответствует полуночи у Килиманджаро, расположенного на тридцать седьмом градусе.

Так как Солнце проходит один градус в четыре минуты, то в главнейших городах в это время было:

В Балтиморе, спустя двенадцать часов после прохождения Солнца через килиманджарский меридиан, должно было быть пять часов двадцать четыре минуты вечера.

Не стоит и говорить, какой ужас охватил всех в это мгновение. Самый талантливый из современных писателей не сумел бы передать, это не удалось бы даже изощрённейшему стилисту декадентской школы.

Пусть жителям Балтиморы не грозила опасность, что их сметут взбаламученные воды поднявшихся морей! Пусть им только предстояло увидеть, как Чесапикский залив опустеет, а замыкающий его мыс Гаттераса горной вершиной поднимется над высохшим Атлантическим океаном! Но не будет ли самый город, подобно другим городам, которым не угрожает ни потопление, ни вознесение, не будет ли сам город разрушен этим толчком? А если обвалятся здания и разверзшиеся в земле пропасти поглотят целые кварталы? А значит жители тех частей земного шара, которые не будут залиты сместившимися водами, тоже имели полное основание испытывать страх?

Очевидно, имели!

Каждый в этот роковой час чувствовал, что его до мозга костей пробирает дрожь ужаса. Да, все трепетали, за исключением одного человека — инженера Альсида Пьердэ. Не успев огласить сделанное им только что открытие, он отправился в один из лучших ресторанов города, чтобы выпить там бокал шампанского за здоровье старого мира.

Пять часов двадцать четыре минуты — время, соответствующее полуночи у гор Килиманджаро… Двадцать четвёртая минута минула…

В Балтиморе — ничего!

В Лондоне, в Париже, в Риме, в Константинополе, в Берлине — ничего!.. Ни малейшего сотрясения!

Джон Мильн[54], следивший за тропометром[55], помещённым им в шахте угольных копей Такашима в Японии, не отметил никаких ненормальных колебаний земной коры в этой части света.

В Балтиморе — по-прежнему ровно ничего.

Впрочем, хотя и наступил вечер, но небо, затянутое облаками, не давало возможности проверить, изменилось ли видимое движение звёзд, что указывало бы на смещение земной оси.

Какую ночь провёл Дж. Т. Мастон в своём тайном убежище, известном только миссис Эвенджелине Скорбит! Нетерпеливый артиллерист сходил с ума! Он места себе не мог найти! Как ему не терпелось стать старше на несколько дней и увидеть наконец, что путь Солнца изменился. Это неопровержимо доказало бы успех предприятия! Ведь утром 23 сентября изменение не могло быть установлено, потому что в этот день светило поднимается неизменно на востоке во всех точках земного шара.

Наутро Солнце, по свойственной ему привычке, показалось на горизонте.

Все европейские представители собрались на террасе своей гостиницы. Они взяли с собой точнейшие инструменты, чтобы определить, движется ли Солнце в плоскости экватора.

И вот через несколько минут выяснилось, что сияющий диск начал склоняться в сторону Южного полушария.

Его видимый путь, следовательно, остался прежним.

Майор Донеллан и его товарищи приветствовали небесное светило дружными возгласами, как приветствуют появление любимого актёра. Небо в эту минуту было ясное, последние остатки ночного тумана исчезли, и никогда ещё ни один великий актёр не появлялся на такой прекрасной сцене, в таком великолепном наряде и перед такими восхищёнными зрителями.

— Солнце-то снова на месте, назначенном ему астрономическими законами! — крикнул Эрик Бальденак.

— А эти безумцы, — заметил Борис Карков, — собрались было отменить старушку астрономию!

— Да, они безумцы, к своему стыду и на свою собственную голову! — добавил Якоб Янсен, устами которого, казалось, говорила сама Голландия.

— И арктические области останутся навеки под скрывающими их льдами! — подхватил профессор Ян Харальд.

— Да здравствует Солнце! — воскликнул майор Донеллан. — Мир доволен Солнцем, таким, какое оно есть!

— Урра! Урра! — хором закричали представители старой Европы.

Но Дин Тудринк, до сих пор не промолвивший ни слова, выступил с довольно здравым соображением:

— А может быть, они и не стреляли?

— Не стреляли? — воскликнул майор. — Надеюсь, что стреляли, и даже не один, а два раза!

Как раз об этом толковали и Дж. Т. Мастон с миссис Эвенджелиной Скорбит. И такой же вопрос, объединившись под давлением обстоятельств, задавали себе и учёные и невежды.

Об этом же размышлял Альсид Пьердэ, решивший в конце концов:

— Стреляли они или не стреляли — это не важно. Суть в том, что Земля не перестала вертеться и кружиться на своей оси по-старому!

И никто не мог догадаться, что же случилось у гор Килиманджаро. Но к вечеру был получен ответ на вопрос, который мучил всё человечество.

В Соединённые Штаты пришла телеграмма от занзибарского консула Ричарда У. Траста. И вот что в ней было сказано:

Действительно, всё обстояло благополучно, потому что в мире не произошло никаких изменений, если не считать бедствий, учинённых в области Вамасаи, почти сметённой с лица земли этим искусственным ураганом, да гибели нескольких кораблей от сотрясения воздушных слоёв. Не то ли случилось, когда знаменитая «Колумбиада» швырнула свой снаряд к Луне? Сотрясение передалось почве всей Флориды и ощущалось на сто миль вокруг! И ещё как! Разумеется, на этот раз действие должно было быть в сто раз сильней.

Как бы то ни было, население Старого и Нового Света узнало из этой телеграммы две вещи: во-первых, что огромная пушка была сооружена в самом склоне Килиманджаро, во-вторых, что выстрел был произведён в назначенный час.

И тогда весь мир испустил вздох облегчения; затем последовал невероятный взрыв смеха.

Попытка Барбикена и К° провалилась самым плачевным образом! Формулы Дж. Т. Мастона годились лишь на растопку печей! Арктической промышленной компании оставалось только объявить о своём банкротстве!

Что же случилось? Может быть, секретарь Пушечного клуба ошибся при вычислениях?

«Скорее я поверила бы, что ошиблась, полюбив его», — говорила себе миссис Эвенджелина Скорбит.

И уж наверное не было в этот день на свете человека более смущённого и растерянного, чем Дж. Т. Мастон. Увидев, что условия, в которых испокон веков совершается движение Земли, остались прежними, он тешил себя надеждой, что, быть может, Барбикен и Николь по какой-нибудь случайности отложили исполнение замысла…

Но после телеграммы из Занзибара ему пришлось всё-таки признать, что предприятие не удалось…

Не удалось!.. А уравнения, а формулы, которые предвещали ему успех предприятия? Неужели орудие в шестьсот метров длины и с внутренним диаметром в двадцать семь метров, выбросившее силою взрыва двух тысяч тонн мели-мелонита снаряд весом в сто восемьдесят миллионов килограммов с начальной скоростью в две тысячи восемьсот километров в секунду, — неужели такое орудие не могло вызвать смещения полюсов? Нет! Этого быть не может!

И всё-таки…

Объятый страшным волнением, Дж. Т. Мастон заявил, что желает покинуть своё убежище. Напрасно миссис Эвенджелина Скорбит пыталась удержать его. Она больше не боялась за его жизнь, потому что опасность миновала. Но ей хотелось уберечь его от насмешек, которым подвергнут автора злополучных вычислений, от шуток, которые посыплются на него со всех сторон, от издевательств, которые обрушатся на его великое дело.

И, что ещё важнее, как его примут коллеги по Пушечному клубу? Не станут ли они обвинять своего секретаря в неудаче, так опозорившей их всех? Не на него ли — автора вычислений — падёт вся ответственность за провал предприятия?

Дж. Т. Мастон и слушать ничего не желал. Он остался глух к мольбам и слезам миссис Эвенджелины Скорбит. Он вышел из дома, где скрывался. Он появился на улицах Балтиморы. Его узнали. И те, чьей жизни и имуществу он угрожал и чьи страхи он ещё усиливал своим упрямым молчанием, теперь, в отместку, старались всячески осрамить его и поднять на смех.

Надо было послушать американских уличных мальчишек! Они оказались не хуже парижских:

— Эй, ты! Выпрямитель оси!

— Ну что, подправил наши часы?

— А ну-ка покопайся в моём будильнике!

Растерянный, испуганный, секретарь Пушечного клуба вынужден был укрыться в особняке в Нью-Парке, и миссис Эвенджелина Скорбит исчерпала все запасы своей нежности, стараясь его утешить. Но всё было напрасно. Дж. Т. Мастон, по примеру греческой Ниобеи, noluit consolari[56]; ведь действие его пушки оказалось для земного шара не страшнее треска ёлочной хлопушки!

Через две недели мир, избавленный от былых страхов, и думать перестал о проектах Арктической промышленной компании.

И за эти две недели — никаких известий о Барбикене, о капитане Николе! Может быть, они погибли от сотрясения при выстреле, опустошившем страну Вамасаи? Может быть, они поплатились жизнью за эту величайшую мистификацию нашего времени?

Ничуть не бывало!

Сбитые с ног взрывом, они кувырком полетели наземь вместе с султаном, его двором и несколькими тысячами туземцев, но поднялись с земли целые и невредимые.

— Ну что, вышло? — спросил Бали-Бали, потирая себе плечи.

— А вы сомневаетесь?

— Я? Ничуть! Но когда это выяснится?

— Через несколько дней! — ответил Барбикен.

Догадался ли он, что предприятие не удалось? Может быть! Но он ни за что не сознался бы в этом перед правителем Вамасаи.

Через двое суток оба американца распростились с Бали-Бали. Правда, им пришлось заплатить кругленькую сумму за опустошения, произведённые в его государстве. Так как все деньги попали в личную казну султана, а подданным не досталось ни доллара, то его величеству нечего было жаловаться на это прибыльное дело.

Затем оба друга в сопровождении десяти мастеров переправились в Занзибар, где оказался корабль, отплывавший в Суэц. Отсюда, под чужими именами, на французском пассажирском пакетботе «Морис» они были доставлены в Марсель, и почтовый поезд без всяких крушений и несчастий быстро привёз их в Париж; затем по западной железной дороге они добрались до Гавра и, наконец, на трансатлантическом пароходе «Бургонь» прибыли в Америку.

В двадцать два дня друзья добрались из Вамасаи в Нью-Йорк.

И 15 октября, в три часа пополудни, они стучались у дверей особняка в Нью-Парке.

Спустя мгновение они стояли перед миссис Эвенджелиной Скорбит и Дж. Т. Мастоном.