Вверх дном

ГЛАВА ШЕСТАЯ, в которой внезапно прерывается телефонный разговор между миссис Скорбит и Дж. Т. Мастоном

Барбикен не только утверждал, что верит в достижение своей цели; он действительно был уверен в полном успехе и только потому решился открыть подписку на акции.

Итак, в самом недалёком будущем Северному полюсу предстояло сделаться достоянием человека.

Очевидно, Барбикен и его товарищи нашли средство сделать то, что не удавалось до сих пор никому. Они задались целью перешагнуть восемьдесят четвёртую параллель, вступить во владение обширной областью, приобретённою с аукциона и, водрузив на ней американское знамя, прибавить к его голубому полю ещё одну звезду в честь нового штата союза.

— Фантазёры! — продолжали повторять европейские делегаты и их сторонники в Старом свете.

А между тем ничего не могло быть проще, практичнее и разумнее того средства, которое «Арктическая промышленная компания» готовилась применить для того, чтобы овладеть Северным полюсом. Это средство было уже изобретено Мастоном, знаменитым математиком. Его мозг, прикрытый гуттаперчевой заплатой, был очагом фантастических и смелых планов.

Секретарь Пушечного клуба, как не раз было сказано, отличался необыкновенной способностью к математическим вычислениям, выкладкам и т. п. Для Мастона не существовало затруднений в математике.

Ах, эти коэффициенты, показатели степени, радикалы и другие знаки алгебраического языка! С какой лёгкостью они выпархивали из-под его пера или, вернее, из-под мелка, укреплённого в его железном крючке, так как он предпочитал работать на чёрной доске. Здесь, на пространстве десяти квадратных метров — меньше ему бы не хватило — он с жаром предавался алгебраическим вычислениям. На его доске не было обыкновенных мелких цифр: это были цифры огромные, фантастические, начертанные рукою пылкого гения. Цифры 2 и 3 выступали важно, как бумажные петушки; цифра 7 возвышалась, как виселица, не хватало только повешенного; 8 — смотрела на вас, как большие очки, а 6 и 9 — далеко расчёркивались своими длинными хвостами.

А буквы в его формулах, первые буквы алфавита — a, b, c, которыми он обозначал величины, известные или данные, и самые последние буквы — x, y, z, которые применялись у него для величин неизвестных, — какая жирная определённая линия, без теней и недомолвок! Особенно замечательна была буква z: она судорожно извивалась, как молния в небе. А какое изящество в греческих буквах δ, ω, α — им позавидовали бы Архимед и Евклид!

Чисто и безупречно начертанные мелом знаки действия были просто чудесны: + определённо указывал, что он означает сложение двух количеств; — был скромнее, но выглядел всё же вполне прилично. = эти две чёрточки, неоспоримо одинаковые, говорили о том, что Мастон гражданин страны, где равенство не является пустым звуком, по крайней мере в отношении белокожих. С тем же размахом и также внушительно были выполнены знак <, знак > и знак::, используемый в выражении пропорций.

Но что было его настоящим триумфом, так это знак √ который обозначает корень числа или количества. Когда Мастон заканчивал его длинной горизонтальной чертой, вот так:

казалось, что эта протянутая рука выходит за пределы чёрной доски и угрожает всему миру, грозит всё подчинить себе.

Не подумайте только, что математические познания Мастона ограничивались пределами элементарной алгебры. Нет! Ни дифференциальное, ни интегральное исчисления не были ему чужды; твёрдой рукой выводил он знаменитый знак интеграции, которым обозначают сумму бесконечного числа бесконечно малых элементов, букву простую и всё же страшную:

Словом, для Мастона в этой науке не было преград и пределов.[29]

Таков был уважаемый секретарь Пушечного клуба. И вот почему его друзья, возлагая на Мастона решение какого-нибудь вопроса, требующего математических познаний, вполне доверялись ему. Вот почему Мастону было поручено членами Пушечного клуба решить задачу о полёте пушечного ядра на Луну! И вот почему украшенный ореолом славы он пленил сердце Еванжелины Скорбит.

Впрочем, в данном случае, то есть в решении проблемы овладения Северным полюсом, Мастон не предвидел для себя особых трудностей. Предстоящая задача, очень сложная для всякого другого, для него была сущим пустяком.

Да, Мастону можно было довериться! Даже в таком деле, где ошибка могла обойтись в миллионы долларов! Никогда ещё во всю свою жизнь, начиная с детского возраста, когда его юная голова работала над решением какой-нибудь несложной арифметической задачи, не сделал он ни единой ошибки даже на тысячную долю микрона[30]. И если бы когда-либо в жизни с ним случилась подобная беда, он, не колеблясь, пустил бы пулю в свой гуттаперчевый череп.

Нам важно было остановить внимание читателей именно на этой особенности Мастона. Прежде чем продолжать рассказ, необходимо вернуться к событиям, которые произошли несколько недель назад.

Почти за месяц до опубликования известного читателям объявления о продаже Северного полюса, обошедшего Старый и Новый свет, Мастон получил поручение сделать все нужные для своего проекта вычисления.

Секретарь Пушечного клуба уже много лет жил в доме № 179, на Франклин-стрите — одной из самых тихих, спокойных улиц Балтиморы, вдали от беспокойных деловых кварталов города. Здесь к нему не достигал шум толпы, столь ему ненавистный.

Не имея никаких средств, кроме небольшой пенсии артиллерийского офицера в отставке и жалованья секретаря Пушечного клуба, Мастон занимал очень скромное жилище, известное под названием Баллистик-коттеджа. Он жил один, с слугой, которого он иначе не звал, как Пли-Пли — прозвище, достойное старого артиллериста. В сущности, это был не слуга, а скорее друг. Старый служака-бомбардир ухаживал за своим хозяином, как ухаживал он когда-то за своей пушкой.

Мастон причислял себя, и не без основания, к закоренелым холостякам, давно усвоившим убеждение, что если на свете и можно ещё существовать, то исключительно человеку, не связавшему себя брачными узами. Если он жил так одиноко в своём Баллистик-коттедже, то по доброй воле. Ему стоило только выразить малейшее желание, и одиночество его мгновенно сменилось бы на жизнь вдвоём, а его скудные средства — на миллионное состояние. Он не мог сомневаться в том, что миссис Скорбит сочла бы за счастье… Но в том-то и дело, что сам Мастон, по крайней мере до сей поры, не мог счесть за счастье…

Баллистик-коттедж был простым домиком в два этажа: нижний этаж состоял из гостиной с верандой, из столовой и пристройки, прилегающей к дому, в которой помещались кухня и кладовая. Во втором этаже была спальня, окнами на улицу, и кабинет почтенного математика, выходивший окнами в сад; это было тихое убежище, в стенах которого было сделано столько вычислений, что им позавидовали бы Ньютон, Лаплас и Коши[31], взятые вместе.

Великолепный дом, занимаемый вдовой Скорбит, представлял совершенную противоположность скромному коттеджу её друга. Он находился в одном из самых богатых кварталов Нью-парка и затейливой своей архитектурой, с резными балкончиками и колоннами, не то в готическом стиле, не то в стиле ренессанс, своими роскошно меблированными гостиными, высокой залой, картинной галереей, в которой преобладала французская живопись, лестницей на две стороны, наконец всей обстановкой богатого дома — невольно приковывал к себе внимание. Позади дома тянулся прекрасный сад, с лужайками, с большими деревьями и фонтанами. А над ним возвышалась башня, на которой развевался голубой с золотом флаг миссис Скорбит.

Целых пять километров, если не больше, отделяли особняк в Нью-парке от Баллистик-коттеджа. Чувствовать себя на столь далёком расстоянии от друга было слишком тяжело для Еванжелины Скорбит, и, по её настоянию, оба дома были соединены прямым телефонным проводом. Это позволяло их обитателям разговаривать друг с другом в любой час дня и ночи. Разговаривающие, правда, не могли видеть один другого, но слушать — сколько угодно. Никто, вероятно, не удивится, если мы скажем, что миссис Скорбит чаще вызывала к телефону Мастона, чем Мастон — миссис Скорбит. Когда в кабинете математика раздавался телефонный звонок, он нехотя оставлял свою работу, не спеша подходил к телефону и, проворчав что-то на дружеское приветствие миссис Скорбит, спешил вернуться к своим расчётам. Телефонная проволока, надо полагать, несколько смягчала резкий тон Мастона, так как богатая вдова отходила от аппарата вполне удовлетворённой.

3 октября, после окончательного, довольно продолжительного совещания, секретарь Пушечного клуба простился с товарищами и удалился в свой домик с целью приняться за работу. Важное дело, порученное ему, состояло в том, чтобы сделать вычисления по механике, относящиеся к предполагаемой эксплуатации каменноугольных копей в области полярных льдов.

На эти вычисления Мастон предполагал употребить не меньше семи-восьми дней. Чтобы избежать помехи в занятиях, было заранее условлено, что в это время никто не будет беспокоить математика в его домике. Такого рода решение было большим горем для Еванжелины Скорбит, но… она вынуждена была покориться. Накануне добровольного затворничества Мастона к нему зашли, в последний раз, Барбикен, Николь, Билсби и ещё несколько членов Пушечного клуба, чем воспользовалась миссис Скорбит и тоже присоединилась к друзьям математика.

— Нет сомнения, дорогой Мастон, что успех за вами! — сказала она ему, прощаясь.

— А главное, Мастон, смотрите, не сделайте ошибки! — улыбаясь, шутливым тоном прибавил Барбикен.

— Разве можно допустить, что Мастон ошибётся!.. Да что вы!.. — воскликнула вдова, оскорблённая за своего друга.

После обмена дружескими рукопожатиями, нескольких сдержанных вздохов вдовы, пожеланий полного успеха и просьб не изнурять себя чрезмерной работой, все простились и ушли. Дверь Баллистик-коттеджа была заперта на двойной замок, и Пли-Пли получил приказание до нового распоряжения не принимать ни единой души, хотя бы явился сам президент Соединённых Штатов.

Первые два дня своего затворничества Мастон посвятил обдумыванию данной ему задачи и не брал в руки мела. Он пробежал несколько известных сочинений, содержавших сведения об элементах Земли, её массе, плотности, объёме, форме, движении вокруг оси и вокруг Солнца, — словом, всё то, что должно было лечь в основание его вычислений. Вот те данные, с которыми нелишне будет познакомить и читателей[32].

Форма Земли: эллипсоид, большая полуось которого равна 6 378 388 метрам, а малая — 6 356 909 метрам. Таким образом, разница полуосей, вследствие сплюснутости эллипсоида, равняется 21 479 метрам.

Окружность Земли по экватору составляет 40 000 километров.

Поверхность Земли равна приблизительно 510 миллионам квадратных километров. Объём же — около 1083 миллиардов кубических километров.

Плотность Земли приблизительно в пять с половиной раз больше плотности воды.

Время обращения Земли вокруг Солнца совершается в 365 суток с четвертью, что составляет сидерический (астрономический) год, или, точнее, 365 суток 6 часов 9 минут 10 секунд. Скорость составляет 30 километров в секунду.

Каждая точка земной поверхности на экваторе при обращении Земли вокруг оси пробегает 465 метров в секунду.

За единицы длины, силы, времени и угла Мастон принял метр, килограмм, секунду и центральный угол, соответствующий дуге круга, равной радиусу.

5 октября, около пяти часов пополудни, — дело идёт о важных событиях и необходимо быть точным, — почтенный математик, обдумав всё зрело, приступил, наконец, и к письменным выкладкам. Начал он с числа, выражающего окружность большого круга Земли, иначе сказать, — с экватора.

Чёрная доска, на полированной дубовой подставке, стояла в углу кабинета, и свет падал на неё из окна, выходящего в сад. На рейке внизу доски лежали аккуратно сложенные мелки. Тут же, слева, висела и намоченная губка. Своей правой рукой с крючком математик будет чертить и писать.

Прежде всего Мастон начертил необыкновенно правильно и отчётливо круг, изображающий нашу планету. Чтобы сферичность фигуры выступала рельефнее, лицевая, видимая линия экватора была обозначена непрерывной линией, а заслонённая, невидимая — пунктиром. Земная же ось, начинаясь у полюсов, шла в виде перпендикуляра к плоскости экватора и на концах обозначена была буквами N и S.

Затем в углу доски Мастон написал число

длину окружности Земли в метрах.

Покончив с этим, математик стал перед доской, собираясь приступить к вычислениям. Он так углубился в свои занятия, что не обратил внимания на состояние неба, с полудня покрывшегося тёмными грозовыми облаками. Уже больше часа собиралась гроза, которая обычно оказывает сильное влияние на организм людей и животных. По тёмносерому свинцовому небу, низко опустившись над городом, медленно плыли тучи. Вдали раздавались раскаты грома. Два или три раза молния зигзагами прорезала душный воздух.

Но Мастон, всё больше углубляясь в занятия, ничего не видел и не слышал. Вдруг тишина кабинета была нарушена резким звонком телефона.

— Этого ещё недоставало! — проворчал Мастон. — Вот они, люди! Никогда-то от них не отделаешься! Нельзя в дверь, так по телефону!.. Нечего сказать, прекрасное изобретение для людей, ищущих покоя!.. Ну, да я положу этому конец: велю разъединить телефон на всё время, пока буду занят!..

С мелом в руке он не спеша подошёл к телефону.

— Что нужно? — спросил он.

— Сказать вам несколько слов!.. — ответил женский голос.

— Кто говорит?

— Неужели, милый Мастон, вы не узнали моего голоса?.. Это я, миссис Скорбит!..

— Миссис Скорбит!.. Она, кажется, никогда не оставит меня в покое!..

Последнее замечание, не особенно лестное для вдовы, было сказано на таком расстоянии от аппарата, что не могло долететь до телефона. Зная, что ответить всё-таки следует, Мастон сказал более любезным тоном:

— А, это вы, миссис Скорбит?

— Да, да, это я, мистер Мастон!

— Что угодно от меня, миссис Скорбит?

— Предупредить вас, что над городом сейчас разразится страшная гроза!..

— При чём же я тут?! Ведь не в моей власти помешать этому…

— Но я хотела только спросить, закрыты ли у вас окна…

Едва успела миссис Скорбит выговорить последнее слово, как раздался страшнейший треск и долгий раскат грома, точно кто-то раздирал длинный кусок шёлковой материи. Молния упала рядом с Баллистик-коттеджем, и электрический разряд пробежал по телефонной проволоке. Мастон, державший в руке приставленную к уху телефонную трубку, получил такую электрическую пощёчину, какой, наверно, не получал ни один учёный в мире. Молния, пройдя по его металлическому крючку, повалила почтенного Мастона на пол, точно бумажного солдатика. Падая, он толкнул чёрную доску, и она отлетела в другой угол. Наделав таких бед, молния ушла в землю.

Ошеломлённый толчком, Мастон встал с пола и стал ощупывать себя, чтобы убедиться, всё ли у него цело. Проделав это, нисколько не теряя самообладания, как и подобало старому артиллерийскому служаке, он поднял прежде всего доску, поставил её на прежнее место, подобрал обломки мела и снова принялся за работу, прерванную так неожиданно и грозно. Взяв мел, Мастон заметил, однако, что написанное им в углу доски число, выражавшее в метрах окружность нашей планеты, стёрлось. Он стал было писать это число заново, как вдруг в комнате снова раздался телефонный звонок.

— Опять! — воскликнул Мастон, отрываясь от работы и подходя к аппарату. — Кто говорит?..

— Миссис Скорбит.

— Что угодно от меня, миссис Скорбит?

— Скажите, не ударила ли эта страшная молния в Баллистик-коттедж?

— Имею основания думать, что это случилось…

— Ах! Боже мой!.. Какая молния!..

— Успокойтесь, миссис Скорбит…

— Она не повредила вам, дорогой Мастон?

— Ни малейшим образом…

— Вы уверены, что она не тронула вас?..

— Если я чем-либо тронут, то исключительно вашей любезной заботливостью обо мне, — галантно ответил математик.

— До свиданья!

— До свиданья, миссис Скорбит!

— Чёрт бы побрал эту прелестную особу! — ворчал математик, отходя от телефона. — Не позови она меня так некстати к телефону, я не подвергся бы риску быть убитым на месте!

Но помеха была на этот раз уже последней. Больше в продолжение всего времени, пока Мастон был занят, никто его не потревожил. Для этого он принял самые энергичные меры и велел выключить провод, соединявший его домик с особняком вдовы.

Взяв за основание начертанное им число, он ввёл его в ряд уравнений, затем, сделав конечный вывод, записал его на левой стороне доски, стерев все предыдущие цифры, и уже после этого пустился в бесконечные дебри алгебры.

Через восемь дней, 11 октября, вычисления были окончены, и секретарь Пушечного клуба торжественно преподнёс свою работу друзьям, ожидавшим этой минуты с понятным интересом.

Способ добраться до Северного полюса и приняться там за разработку каменноугольных залежей был найден при помощи математики. Следствием этого было немедленное основание нового акционерного общества, присвоившего себе наименование «Арктической промышленной компании», которой вашингтонское правительство обещало концессию в том случае, если Полярная область останется за американцами.

Читателям уже известны результаты аукциона и его последствия.