Тихое дыхание Роберты мягко согревает и погружает в спокойный сон. Скоро я позволю ему усыпить меня. Но прежде ещё и ещё посмотрю на ее безмятежное и ласковое лицо. Вот губы дрогнули, намекнув на улыбку. Что ты видишь сейчас во сне, любимая? Что чувствуешь? Что слышишь?
– Lord, помоги им вечно помнить день первой встречи, когда Любовь расцвела между ними и соединила их. И ничто не сможет их разлучить, кроме неизбежной для всех смерти в назначенный срок.
Звучный торжественный голос преподобного Данкена наполняет собой огромное пространство старинного собора, эхом отражается и многократно умножается стенами и сводами храма, поднимается ввысь, к куполу – и оттуда возвращается к нам, исполненный силы.
Мы стоим перед алтарем, близко друг к другу, почти вплотную, безотчетно беру Роберту за руку и чувствую, как она дрожит.
– Роберта, держись, все хорошо.
Украдкой прошептал это ей, она повернула ко мне прикрытое вуалью лицо и вижу, что ее глаза широко раскрыты, впитывая каждую мою чёрточку, и я так же стараюсь запечатлеть ее облик, запечатлеть навсегда. Роберта не отвечает, только кивает и крепче сжимает мою руку горячими пальцами.
– Lord, вверяем этот союз в твои руки и да будет он вечен, как на земле, так и на небе.
На этих словах обряда голос преподобного наполнился силой и мы услышали, как, взлетев под купол, он породил отклик. Голос… Как будто мы получили ответ – Принимаю… Он принял. Так хочется в это верить…
– Перед лицом Бога и людей, я, преподобный Данкен Тайлер, властью, данной мне Верой и Церковью, объявляю вас, Клайд и Роберта, мужем и женой. И да будет так! Поднимите вуаль.
Мы повернулись друг к другу, Роберта порывисто вздохнула, вижу, как она закусила губу, чтобы взять себя в руки. Наклоняюсь к ней и шепчу, медленно поднимая тонкую вуаль.
– Улыбнитесь мужу, миссис Грифитс.
Эти безобидные слова вызвали у Берты сначала робкую, а потом все более веселую улыбку, задорный характер победил волнение. Она как будто очнулась и обвела всех каким-то новым, особенным взглядом. Взглядом Роберты Грифитс. Ольга и Сирил подбодрили нас энергичными кивками и вернули улыбки, Сирил шутливо, но четко кинул два пальца, отдав честь. Ольга, исполняя роль фрейлины, подошла к нам, держа на красной атласной подушечке наши обручальные кольца. И вот оно…
– Обменяйтесь кольцами.
Осторожно беру тонкий золотой ободок, по знаку Ольги Роберта снимает перчатки, передает их ей. Девочка моя… Смотрю на маленькую ладонь, протянутую так доверчиво… Любимая… Никогда не оставлю тебя. Только мертвым. Обещаю. И кольцо занимает своё место.
"Милый мой ангел, незнакомец, пришедший из темноты той отчаянной ночью… Я люблю тебя, жизнь моя, дыхание мое… И так будет всегда. Всегда! Ты, кто позвал его, ты ведь слышишь меня? Слышишь? Ведь я знаю, кто ты, теперь я поняла… " В руке Роберты мягко заискрилось второе кольцо.
Мы соединяем руки и поднимаем их вверх, самовольно нарушая размеренное течение обряда, но никто не против. Ольга и Сирил смеются и громко аплодируют, а преподобный, добродушно улыбаясь, произносит слова, завершающие церемонию.
– Можете поцеловать невесту.
Как будто нам нужно позволение… Губы Роберты нежно прижались к моим, и мы застыли, не считая времени, не думая, что мы тут не одни. Никого и ничего для нас сейчас просто не существовало. Аплодисменты повторились, я почувствовал, как на нас посыпались цветы. C трудом отрываюсь от сладких губ и вижу нашу парочку аристократов, азартно опустошающих большую корзину. Данкен наблюдает эту сцену, сняв очки и утирая глаза.
– Поздравляю, дорогие мои, поздравляю!
Мы обмениваемся рукопожатием, после чего настоятель галантно прикладывается Роберте к ручке, однако, силен, преподобный. Подходят Ольга и Сирил, Роберта попадает в ее объятия, глаза Ольги тоже влажно блестят.
– Берегите ее, Клайд.
Ольга подаёт мне руку, стараюсь выполнить поцелуй не менее шикарно, чем преподобный Данкен, и получаю в ответ улыбку. Мы прощаемся и медленно выходим на ступени перед входом в собор, наслаждаемся каждым мгновением происходящего.
– А теперь постойте несколько минут вот с такими как раз лицами.
Сирил держит фотоаппарат и делает несколько снимков, нас с Робертой, затем вместе с Ольгой. Вышедшего проводить нас преподобного просим сделать снимок нас четверых, тут же уговариваем и его сфотографироваться с нами.
– Фотографии я потом пришлю Ольге и она вам передаст, – Сирил прячет аппарат и с улыбкой смотрит вдоль улицы.
На часах около половины седьмого, народа немало, улица одна из центральных. И нас замечают, многие приветственно машут руками, поздравляя.
– Пойдёмте к гостинице, прогуляемся, проводим вас.
Ольга берет Сирила под руку, мы с Бертой следуем их примеру и неторопливо спускаемся по истертым ступеням, выходим на ярко освещённую улицу. Несколько проходящих мимо господ с улыбкой приподнимают шляпы, приветствуя. Пробегает стайка детей, они на ходу смеются при виде нас и бегут дальше, декламируя местный вариант «тили-тили-тесто…»
– Клайд, на нас все смотрят!
Роберта крепко держит меня под руку и явно слегка теряется под вполне доброжелательными взглядами встречных горожан. Сирил с Ольгой ушли вперёд, давая нам возможность побыть вдвоем.
– Конечно, на нас все смотрят, точнее, дорогая миссис Грифитс, они смотрят на тебя, такая ты у меня красавица.
Роберта вздыхает и крепче прижимается ко мне, не забывая с любопытством смотреть по сторонам. Улица выглядит празднично, ярко горят ажурно кованные фонари, открыты многочисленные магазины, витрины так и сверкают. Некоторые из проносящихся мимо автомобилей приветствуют нас клаксонами, что только добавляет приподнятого настроения. Берта поднимает руку и смотрит на своё обручальное кольцо, вздыхает, закрыв на мгновение глаза.
– Клайд…
– Что, милая?
– Я так тебя люблю.
– Я люблю тебя, Роберта.
Мы проходим мимо призывно освещенной витрины очередного магазина, Берта останавливается и наклоняет мою голову ближе к себе, смотрит в глаза близко близко.
– Хочу тебя поцеловать, сейчас, – шепчу ей.
Роберта округляет глаза в ужасе, скорее наигранном, но все же говорит в ответ…
– Клайд, ты что… Нельзя. Люди же вокруг.
А в глазах опять заплясали давешние чертики, захотелось прямо сейчас оказаться в номере гостиницы…
– Куда делись Ольга с Сирилом? – Роберта оглядывается, пытаясь их высмотреть в толпе прохожих.
– В самом деле… Где они?
Очень интересно, ушли по-английски, оставив нас наедине? Спасибо, конечно, но можно ведь хотя бы попрощаться, что-то они переигрывают малость.
Переглядываемся и дружно пожимаем плечами. Ещё раз осматриваемся, их и след простыл.
– Идём в гостиницу?
– Идём.
Убыстряем шаг, скоро появится наш «Клансмен», уже совсем стемнело.
– Устала?
– Немножко, но все в порядке, не волнуйся.
Проходим мимо скамеечек, вижу, что Берта посмотрела на них и непроизвольно замедлила шаг. Ясно.
– Присядем на пару минут? Отдохнёшь.
– Милый, я…
– Не спорь с мужем, дорогая.
И решительно усаживаю ее на скамейку, располагаюсь рядом. Смягчаю сказанное ласковым тоном.
– Ты же не спишь уже больше суток, на ногах с раннего утра. Не сердись, ладно?
– Не сержусь, мой любимый тиран и злюка, – шепчет в ответ, – только несколько минут посидим и пойдем.
– Хорошо.
– Ты тоже не спал уже сколько времени…
Молча зарываюсь лицом в ее волосы, вдыхая сводящий с ума запах, и неважно, что на нас смотрят. Неудобно вам? Идите мимо.
Милая моя… Пальцы осторожно перебирают спутавшиеся волосы, опасаясь разбудить. Спи, спи спокойно и долго, я тут и охраняю тебя и не могу насмотреться на твоё лицо… Не могу наслушаться, как ты дышишь…
На входе в гостиницу нас встретили шумные аплодисменты и… Ольга с Сирилом. При виде наших удивленных лиц они откровенно расхохотались.
– Думали, бросили вас на улице?
Сирил иронично поднял бровь, широким жестом открывая дверь и приглашая войти.
– Нет, нет, не наверх, вот сюда.
Ведёт нас по коридору направо, распахивает дверь. И мы выходим в празднично освещенный сад, а там нас ждёт свадебный торт, торжественно стоящий посреди стола в украшенной лентами и цветами беседке. Роберта в восторге захлопала в ладоши.
– Ольга, как это замечательно! Спасибо!
И обняла ее, поцеловав в щеку и закружив в радостном порыве, обе весело рассмеялись. Мы с Сирилом переглянулись, он улыбнулся.
– Мы просто хотели вас обогнать и все приготовить к вашему приходу.
– Спасибо, Сирил, вы столько для нас сделали, что…
– Не благодари, Клайд, мы сделали только то, что надо было сделать. Не больше. И не меньше.
– Я ваш должник. Знай это. И передай эти слова Ольге. Хорошо?
Сирил несколько мгновений молча смотрит на Ольгу и Роберту, весело хлопочущих у торта. Поворачивается ко мне и кивает.
– Хорошо.
Роберта, не просыпаясь, заворочалась и крепче прижалась ко мне, потершись щекой о грудь, устраиваясь удобней. Замер, не желая случайно разбудить. Пусть ещё поспит, спешить нам некуда. Улыбаюсь, глядя, как она уютно свернулась клубочком под одеялом, такая домашняя, рот приоткрылся, согревая грудь тёплым дыханием.
Сзади раздался драматический шепот.
– Клайд… Помоги, пожалуйста…
Оборачиваюсь и помимо воли расплываюсь до ушей, хотя растерянное лицо Роберты к шуткам не располагает.
– Ну перестань смеяться, помоги лучше, – взмолилась, щеки ее начинают предательски розоветь.
Вглядываюсь. Ясно. Бальное платье Ольги, память о первом выходе в свет, которое она любезно одолжила Берте на венчание, оказалось с норовом. Иными словами, надеть его с помощью Ольги проблем не составило. А вот обратный процесс…
– Что тут у тебя случилось, дорогая?
Отчаянно пытаюсь не расхохотаться, Берте не смешно.
– Ну не знаю, я хотела вот тут на спине распустить, а оно…
Она запинается и беспомощно опускает руки. Ой, мама, только не расплачься мне тут…
– Дай посмотрю, а поворотись-ка, ээ… Повернись, короче.
Таак… Конструкция нехитрая, просто там, где шнурок должен был лёгким движением развязаться и выскользнуть, он затянулся ещё сильнее. Ольга завязала не тот
узел.
– Ну что там, Клайд?
– Не брыкайся, надо узел развязать, сейчас.
Уфф, насилу распутал, резать не хотелось. Усмехаюсь, держа уже свободный конец двумя пальцами. Наклоняюсь к Берте и целую сзади в шею, откровенно вдохнув запах ее тела, от которого отчётливо закружилась голова и тонко зазвенело в ушах.
– Шнуровка готова развязаться, Берт… Сама справишься или помочь? Ольга разве не объяснила, что такие платья потом снимают с помощью мужа? – прошептал это ей на ухо, коснувшись его губами.
Сердце начинает разгонять кровь по жилам, дыхание перехватило, Роберта замерла.
– Я сама… Сама…
– Точно?
Мои руки обнимают ее сзади, ладони оказываются ну совершенно случайно под грудью, по телу Роберты прокатилась волна дрожи. Ее ладонь накрывает мои, уже сдвинувшиеся, дыхание участилось.
– Милый, пожалуйста… Подожди… Ну, пожалуйста, чуть-чуть только… Только не сердись…
С трудом перевожу дыхание и медленно поворачиваю Берту к себе, ее глаза закрыты, губы дрожат, лицо алеет как маков цвет.
– Шш, любимая, успокойся, все в порядке.
– Я… Просто, я…
– Хочешь, я подожду у окна, а ты все, что считаешь нужным, сделай пока. Хорошо?
Берта только кивнула в ответ, я легонько обнял ее, она глубоко вздохнула и ладонью подтолкнула к окну.
– Я быстро…
В комнате гаснет люстра и зажигается неяркий ночник, слышу шелест снимаемого платья, невольно прислушиваюсь, сердце стучит все быстрее. Смотрю в окно, темно, только садовое освещение неверным светом дрожит на ветвях деревьев и траве. Сзади слышны шаги босых ног, дверь в углу негромко скрипнула, плотно закрываясь. А это ещё что? Одно из деревьев совсем близко от нашего окна, и в его развилке, совсем рядом со мной вольготно развалился матёрый котище. Смотрит прямо на меня зелёными мерцающими глазами. Махнул на него рукой, брысь давай отсюда! Ага, щас… Лениво зевнул, показав всю степень равнодушия и ко мне, и ко всем жестам на свете. Маши, маши, махалка не устанет?
– Клайд…
Горячее прерывистое дыхание… Страх и опасение… И радость их преодоления… Спутанные каштановые волосы, разметавшиеся по подушке… Закрытые глаза и дорожки слез радости на щеках… Стон наслаждения и закушенные губы… Жар поцелуев и горячие пальцы, робко, неумело, потом все смелее и смелее скользящие по телу… Катящиеся от них тёплые ласкающие волны… Волны, переходящие в шторм… Ладони, наконец, получившие свободу и позволение не останавливаться… Губы, сначала осторожные, а потом властные и непреклонные… И их принимают сначала несмело, а вскоре так же жадно и ненасытно… Радость полного и окончательного единения двух душ… Двух тел… И будет так! Так… Будет… Всегда… Я… Люблю… Тебя… И глаза распахиваются навстречу широко-широко… Во всю свою бездонную погибельную ширь… Это дар, наслаждение, распахнуться навстречу… До конца… До дна… Отдать всю себя… И забрать все… Навсегда… Навсегда.
Он смотрел в глубь комнаты, полутьма нисколько не мешала. Глаза мерцали зелёными отблесками, он положил голову на сложенные лапы. Сколько он успел повидать в этой комнате за свою долгую жизнь… Чему только он не был невольным свидетелем… Если бы он мог говорить… Пасть раскрылась, зевнув, обнажив ряд острых зубов. Он смотрит… Двое в вечном ритуале любви и круговорота жизни… Пусть им будет хорошо, пусть будут счастливы, пусть они будут. Просто будут. Пусть. Но что это? Его голова приподнялась, глаза сузились, шерсть на загривке поднялась. Из пасти вырвалось чуть слышное шипение, когти вцепились в шершавую кору. Он смотрит на него. И силуэт его необычен. Да. Такое он уже видел, один раз, давно и не здесь. Это Пришедший. Вот он худощав, изящен, руки с нервными, чуткими пальцами. И вдруг сквозь него проступает другой силуэт, сухое, жилистое тело, лицо, утратившее юношескую мягкость. Другое, намного старше, резко очерченное, щека изуродована шрамом. Грозное лицо воина, прошедшего не одну битву. Сила, властность… Нежность и бережность… Как странно это сочетается в нем, когда обнимает хрупкое тело женщины, когда раз за разом овладевает им… И она, вначале робкая, все смелее отдает себя ему. И берет его, всего, без остатка… Вот затихли, шепчутся, тихо смеются. Она доверчиво кладет голову ему на грудь, обнимает. И спокойно засыпает, зная – он охраняет. Он не даст в обиду. Он – здесь. Если бы ночной охотник, смотрящий на них сейчас мерцающими зелёными глазами, мог говорить…
В комнате постепенно светлеет, начинается новый день. Роберта приподнимает голову, глаза сонные-сонные, на припухших губах улыбка. Смотрим друг на друга и ничего не говорим. Сейчас не нужны слова. Спустя несколько мгновений мы безмятежно засыпаем оба. А день… Пусть он начинается без нас.