Выбор. Иное

Глава 4

Да. Она поняла это быстрее, чем я осознал, что именно произнес. Но уже поздно, слова сказаны. Почувствовал, как она напряглась, замерла. Что теперь… Берта медленно высвободилась. Не мешаю, не пытаюсь удержать. Жду. Что она скажет? Сделает? Предпримет? А если сейчас просто на дверь укажет? Велит уйти и больше не возвращаться? Что тогда делать, что ей сказать? Нет. Нет, Роберта, я не уйду. Слышишь? Понимаешь это? Я – здесь. И я – не уйду! А она просто молча смотрит. Какое же у нее бледное заострившееся лицо, губы приоткрылись, словно что-то хочет сказать, задрожали… Закусила их, пытаясь сдержаться… Устала, как же она устала от всего этого… От лжи. От неизвестности. От одиночества и безнадежности. И теперь, услышав, что тот, кого она до сих пор безнадежно любит, лгал ей все эти страшные месяцы – она просто молчит.

– Не прошу прощения. Это то, что было.

Молчит.

– Более лгать тебе не хочу и не буду.

Серьезно? Тогда признайся ей, кто ты. Решишься? Нет. Нельзя.

– И вообще… Берта… Пошли погуляем. Хочешь?

Встаю и протягиваю ей руку. Она молчит. И просто смотрит мне в глаза. Серо-голубые бездонные озера. В них можно утонуть… Утонуть… Стискиваю зубы и отгоняю непрошенное. Руку не опускаю.

– Ну же, девочка… Вставай. Идем, – а называл ли он ее так? Не знаю и не хочу знать…

Порывисто вздыхает и отворачивается к стене, сжав руки на груди.

– Зачем ты играешь со мной, Клайд… Ты жестокий. Очень. Если бы я знала… Или хоть догадывалась…

– Нет, Берта. Игры закончились. Все, что было до сегодняшнего вечера – закончилось. Так я решил.

Что я несу? Все только начинается. Но что ещё я могу сейчас сказать этой измученной девочке, что?

– Клайд, Клайд… Я не понимаю тебя… Я уже ничего не понимаю… – Роберта прижала ладони к лицу, снова начала тихо всхлипывать.

– Ты сказал, что все лгал. Ты признался.

– Да.

– Но ведь… Зачем… Клайд, не мучай меня, умоляю… Скажи, зачем все это… Ты пришел, когда я не ждала. Нет… Нет… Я ждала. Сидишь со мной… Я вижу, ты не такой как всегда. Я не вижу любви в твоих глазах. Но… – она запнулась, не находя слов, – я не знаю. Твои глаза, они другие… Ты признался… Зачем? Ты пришел попрощаться, расстаться, бросить меня окончательно?

– Послушай меня, Берта, – я должен ее поднять, должен. Я не могу смотреть в это кроткое бледное лицо. Не могу смотреть в эти широко распахнутые глаза, подернутые сдерживаемыми из последних сил слезами. Хочу зарыться в ее рассыпавшиеся по плечам волосы, вдохнуть их запах… И сказать ей правду… Нет. Нельзя.

– Если ты хочешь знать, что я чувствую к тебе, то этот вопрос не ко времени, Берта. Ты не видишь любви? А что ты видишь?

Говори с ней, говори. Дай ей высказать все. Не в этих страшных письмах, что ты побоялся открыть дома. Глядя в глаза.

Роберта осторожно и робко взяла мои ладони в свои. И прижала их к лицу. Горячие такие щеки. И бледные. Такие бледные. И глаза горят нездешним светом. Ее лицо в моих ладонях…

– Ты здесь. Не понимаю, почему. Ты уже очень давно так надолго не приходил. Ты никогда так не говорил со мной. Меня это радует. И пугает. Из твоих глаз исчезло равнодушие, они такие… Странные… Дай мне посмотреть в них…

Она наклонила меня к себе. Близко. Очень близко… Ее глаза прямо передо мной, чувствую тепло дыхания от приоткрывшихся губ… Берта, нет… Не надо… Нельзя… Тихий шепот…

– Ты сейчас уйдешь? Я чувствую, что ты хочешь остаться, Клайд… Правда?

Я не уйду, Роберта. Никогда.

– Правда. А погонишь – все равно не уйду, так и знай.

Я осторожно выпрямился, с усилием заставив себя немного отодвинуться от нее. Еще миг – и мы бы поцеловались, и бог знает, чем бы все закончилось… Нет. Не могу. Берта робко улыбнулась, а в глазах мелькнуло что-то даже лукавое, слезы исчезли.

– Я тебя не гоню. Ты правда хотел погулять?

Улыбнулся ей в ответ, в груди стало тепло и радостно.

– Конечно, давай пройдемся, солнышко.

Она удивленно вскинула глаза.

– Солнышко… Красиво… Ты никогда так меня не называл…

– Ну, а теперь назвал. – снова протягиваю ей руку, – давай, Берт, подъем.

– Берт… Подъем… – задумчиво так протянула, внимательно на меня посмотрев, – сегодня вечер новых имен? Новых слов?

Я тихо рассмеялся, покосившись на дверь, за которой спали Гилпины, и совершенно искренне сказал.

– Не только имен, Роберта. Все теперь будет новым, вот увидишь.

И это – чистая правда. Внезапно почувствовал – что-то особое протянулось сейчас между нами, то, что только наше. То, чего не было раньше. Я уже встал и Роберта подала мне руку, мягким движением поднял ее с кровати, она невольно подалась ко мне, почувствовал тепло ее тела, близко… Очень близко. С трудом подавил желание обнять, прижать к себе, вдруг понял, что она ждёт, хочет этого. Миг – и ее руки обовьются вокруг моей шеи, лицо запрокинется мне навстречу, губы приоткроются, и… Нельзя. Это будет… Это будет хуже той лжи, что была… Нет. И пока пауза не стала для нее обидной, просто подтолкнул Роберту к шкафу, незаметно переведя дух – когда наши пальцы на мгновение сплелись, словно ударило током, сердце зашлось… Надеюсь, она не заметила. Что же делать, что? Да, я уже все решил, но… Как же страшно… Как страшно будет ждать ее ответ…

– Одевайся, солнце.

Шкаф открыт и она нерешительно мнется, уже взяв платье и прочие принадлежности. Ну и? Аа… Мда… Точно. Ширмы тут нет, второй комнаты нет. Отвернулся к окну, вздох на этот раз скрыть, по-моему, не удалось. Краем уха отчетливо слышу вздох ответный. Еще и губы надула, небось… Обиделась. Он не отворачивался? Обрываю начавшуюся мысль. Роберта одевается, слышны характерные звуки. Тут молнии уже есть на платьях или нет? Вот попросит сейчас застегнуть на спине… А в стекле что-то видно, кстати. Не успеваю присмотреться, как все и закончилось.

– Клайд, я готова.

Оборачиваюсь. Улыбаюсь. Нарядно оделась, темно-синее выходное платье. Лёгкое зелёное пальто и задорная шляпка с маленькими шелковыми полями и парой вишенок на них. Ботиночки. В руке перчатки. На шее изящно повязан белый кружевной шарф. Чуть горьковатый свежий аромат, который почувствовал у окна, стал сильнее.

– Вот, совсем другое дело, – и мне улыбаются в ответ, – Пошли.

Смотрю на часы. Почти час ночи.

– Берт, ты как, на работу не проспишь?

– Не тревожься, я ведь раньше ни разу не опаздывала, помнишь? – она стрельнула в меня блеснувшим взглядом из-под шляпки, вложив в эти слова вполне понятное значение.

Ну, спасибо, дорогая, что не даёшь забыть… Но пора, хватит размышлять. И распахиваю ставни, в комнату ворвался прохладный порыв ветра, очень кстати остудив разгоряченный лоб.

– Прошу на выход, леди!

Она ошарашенно смотрит на меня и на окно.

– А ты что думала? Через Гилпинов пойдем? – ее напоминание о том, что не просыпает после… В общем, через дверь я идти не хочу. Я – не он! Глупо? Пусть. Теперь все – иначе.

А ведь я ее провоцирую, вдруг пришло понимание. Я делаю всё, чтобы она начала сомневаться. Начиная от тона, новых слов и манер, и кончая несуразным предложением лезть в окно. Пусть! Берта, не бойся, иди со мной. Со мной!

– Ой, Клайд… Я так никогда не вылезала в окно… Да я не умею…

– Зато я умею. Вперед! – от предвкушения прогулки нахлынуло озорное настроение, захотелось что-то сделать, чтобы Берта улыбнулась, рассмеялась. Пусть и ее захватит новизна!

И я легким отточенным пируэтом ухожу в заоконную тьму. Выпрямляюсь и оборачиваюсь. Роберта осторожно выглядывает и явно не знает, с какой ноги начать. Начинаю командовать.

– Шш… Ставь не ногу, а колено на подоконник. Давай руки… Шляпку сними пока, положи тут.

И ответный шепот…

– Клайд, осторожно! Платье… Ну подожди…

– Берта, черт!

– Что?

– Вернись и лампу погаси!

– Ой… Иду.

И через мгновение в комнате гаснет свет. На секунду пожалел об этом – чтобы поставить колено на подоконник, пришлось изрядно задрать платье, до середины изящного бедра… А теперь – темно. Не о том думаю… Но слишком бьёт в голову ее присутствие, слишком…

– Я тут!

– Давай. Колено. Руки мне на плечи. Ап!

– Ай! Клайд, Клайд!

– Чего?

– Я тебя не раздавила?

– Оо, как мне хреново-то… – это я замогильным шепотом.

И мы оба смеемся. Вместе. Надо ли говорить, что уронил я нас специально. Не удержался…

– Шш, Берта, тихо! Лежи!

Она удивленно поднимает голову и смотрит на меня. В лицо. Близко. Очень. Слишком близко. Ее дыхание на ночной прохладе почти обжигает. Глаза таинственно мерцают, завораживая, затягивая…

– Почему?

– Мы нашумели. Ждем пару минут.

– Аа…

Слышится что-то в ее голосе… Ждала других слов? Других действий? Ага, на голой земле и не снимая тройки. Мадам знает толк… Ерничаю… Пытаюсь так защититься от волшебства ее взгляда, ощущения тепла от ее тела… Получается не очень.

Роберта слегка поворочалась и послушно затихла. Лежим. Ждем. И мне расхотелось вставать. Вот же умник… В двух метрах шикарная кровать, а ему с сырой земли вставать не хочется…

– Клайд… Тебе разве не больно? Сильно же ушибся, наверное. Ну все, вставай. Простудишься…

И как-то ехидно вдруг добавляет…

– По-настоящему простудишься.

Вот оно что… Я теперь почти точно знаю, «в когда» попал. Клайди наш уже успел ей соврать про простуду. Делаю вид, что не расслышал.

– Берта, встаем.

И подал ей руку, она осторожно вложила в нее свою маленькую ладонь. Такая лёгкая… Вижу, что для неё всё это необычно, она замешкалась, поднимаясь. Поддержал под локоть, на мгновение мы прижались плечами и оба замерли. Почему? Я – понятно. А она? Ей ведь должны быть привычны прикосновения этих рук… Нет. Она уже видит и чувствует разницу, непонятную и странную. А я – не хочу, не хочу мешать этому. Вот надевает перчатки и поправляет шляпку. Молча переглянулись в слабом свете фонаря, ее лицо смутно белеет в полумраке. Серьезное такое… Я прислушался, быстро оглядел улицу, никого. Кивнул – идём. Выходим на Элм-стрит, темную и безлюдную. Тихо. Никого и ничего. На часах десять минут второго.

– Куда пойдем, Клайд? Только недалеко, хорошо?

Мелькнувшее в ее голосе смутное беспокойство сказало мне многое – она никогда ещё не выходила из дома в такой глухой ночной час, ни сама, ни с ним. Он никогда не звал ее вот так, просто пройтись ночью по затихшему Ликургу. Другое его интересовало в это время… Да, милый, в ее глазах ты все страннее и страннее. Роберта слушается, она все ещё любит и верит. Надеется… Потому и пошла сейчас… Ещё не со мной. С ним.

– Да, конечно, недалеко. Нам еще на работу утром. Ты когда встаешь обычно? – делаю вид, что задумался, – давай к реке пойдем? Погуляем по набережной.

Рискую. А если тут нет набережной? Но Роберта согласно кивнула, я галантным жестом предложил ей идти, дорогу же не знаю. Ох, сколько же проблем… А как хотелось бы взахлеб ее расспрашивать – а это что, Берт? А покажи мне… Расскажи… И бродить, бродить по этим безмолвным темным улицам, без страха, без сомнений. Говорить, говорить… Она бы рассказывала, и я тоже… Вместо этого – делать вид, что я все тут знаю… Что я – это он. Постарался, чтобы Роберта не увидела, как непроизвольно передёрнул плечами.

Она повернула направо и мы неторопливо пошли вдоль неширокой улицы, навстречу поплыли невзрачные дома, похожие друг на друга, как братья. После того, как Роберта погасила лампу, здесь не светится ни одно окно. Только редкие фонари освещают мощеную крупными булыжниками мостовую и местами неровный асфальт тротуара. Молчим. Осторожно посматриваю на нее, по сторонам. Лицо выглядит спокойным, но чувствую, что когда не вижу, она так же смотрит на меня. О чем думаешь, малыш? Что хочешь сказать, спросить? Ведь хочешь… Пришел, признался во лжи, сказал, что все теперь будет иначе, потащил гулять… И теперь – молчу. И что дальше? Что? Она хочет спросить… И не решается. И я понимаю, почему. Боится, не хочет снова услышать ложь. Мало ли что пришло Клайди в голову… Погуляет, поцелует… И уйдет. А завтра – все снова вернётся на круги своя, отговорки, пустые обещания, равнодушный взгляд. Постылая работа… И неотвратимо надвигающаяся катастрофа. Потому она молчит. Как же она ждёт хоть проблеска надежды…

В воздухе повеяло влагой, глубоко вдохнул, втянул носом воздух. Река близко, вот послышался тихий плеск медленно текущего величавого потока. Могаук. Но пора прервать неловко затянувшееся молчание. Роберта так и не ответила на мой вопрос.

– Так когда ты утром обычно встаёшь?

Вижу, как она чуть пожала плечами, явно услышав совсем не то, на что рассчитывала. По-моему, по ее лицу пробежала еле заметная досадливая гримаска. Прости, Берт… Нужно.

– Стараюсь в шесть тридцать, собраться, чай выпить. Еще идти минут двадцать. Клайд…

– Что?

– Ты никогда не спрашивал меня об этом.

– О чем? О подробностях твоей домашней жизни?

– Ну да… Странно как-то… Непривычно… Я не знаю даже, мне это приятно или нет…

Значит, встает в шесть тридцать. Дадим полчаса на утренние делишки. Семь утра. Чай. Семь пятнадцать. Одеться. Семь тридцать. Семь пятьдесят у ворот. В восемь на рабочем месте. Я, как начальник, приду, значит, чуть позже. Восемь десять. Не будем слишком важничать. Отлично.

– Мне просто это стало интересно, Берта. Разве так не бывает? Что-то заинтересовало – и спросил. Вот, спросил.

– Я понимаю. Но все равно странно. Ты какой-то не такой сегодня. Не как был…

Мягкий шум реки совсем близко, между деревьями уже виден неспешный поток, тут и там исчерченный серебристыми дорожками уличных фонарей по обе стороны.

– Пройдемся по набережной?

– Клайд… А если нас кто-то увидит?

– Не бойся, в этой полутьме трудно различать лица, все похожи одно на другое. Пошли.

Беру ее за руку. Не знаю, принято ли тут так ходить. И ладно. Ее маленькая ладошка чуть вздрагивает от прикосновения. И после секундного колебания доверчиво устраивается в моей ладони. Становится жаль, что она надела перчатки. Я иду по набережной Могаука, рядом со мной Роберта Олден… Мне кажется важным повторять это раз за разом, словно привязывая себя крепче и крепче к ней, к этому миру.

– Это и есть тот путь, которым ты на работу ходишь?

– Да, тут уже близко, вон видно уже фабрику, посмотри… – Берта показывает пальцем вдоль набережной и на тот берег.

Да. Мысленно утираю честный трудовой пот. Вот оно. Длинный фабричный корпус на той стороне реки. Неплохо освещен несколькими фонарями. Останавливаемся.

– Устала, солнце?

– Немного…

Роберта застывает на мгновение и словно прислушивается к чему-то. Ее лицо становится отстраненным, ушла в себя на пару мгновений. Ясно. На какой мы неделе? Ну, это выясню точно чуть погодя. Не сейчас, не надо давить на нее, не буду спрашивать. Я опасался, что Роберта заговорит о беременности, о необходимости срочно что-то делать, словом, заведется очередной тяжёлый разговор. Я ещё не готов к нему. Мы оба не готовы. И каким-то наитием она поняла – сейчас не нужно об этом. Успеется. А я уже увидел все, что собирался.

– Пойдем домой?

– Клайд…

И она прижалась ко мне, обняв. Так доверчиво обняв… Нельзя не ответить на такое. Пусть я все это затеял, чтобы узнать дорогу к фабрике… Пусть. Какое сейчас это имеет значение? Она наверняка надела то, в чем пришла когда-то на первое свидание. Надеясь, что я увижу. Замечу. Вспомню. Она простила ложь. Она… Она все равно верит, ждет и надеется. А я… А я не знаю, как с этим быть, что делать с этой верой, с этим чувством. Не знаю. Нельзя ответить на него, не сказав правду. О том, что я – не он.