Выбор Пути

Глава 17 ТЕОРИЯ ВЗАИМНОГО ПРИСМОТРА

Отель «Сойка» был бедненький, но чистенький.

— Ничего, мы тут быстро всё изгваздаем, — сказала Лиса, оглядевшись.

Пошутила, конечно. С дороги всякая шутка хороша.

Прилетели в Вену мы в девять сорок пять по местному времени. Разница с Москвой два часа, ощутимо. Летели с комфортом, на «Ил-18», но в Шереметьево мы прибыли к шести по московскому. А встали и вовсе в половину пятого, то есть по местному времени в половине третьего ночи. Заграничный вылет для нас дело ещё непривычное, волнующее, хотя виду я не подавал, держался уверенно. Я-то уже летал в Хельсинки, бывалый путешественник.

Ладно. Сели, полетели, посмотрели с высоты на заснеженную родину. Долго смотрели, поели, чем Аэрофлот порадовал, опять посмотрели, а там и Швехат, венский аэропорт. Мы вышли, получили багаж, а самолет полетит дальше, в Африку. Без нас.

Ничего, как-нибудь и мы туда слетаем. А пока — Вена. Двадцать минут электричкой, и мы в великой столице теперь уже маленькой страны. А ведь были времена…

Но нам было не до исторических экскурсов. График!

Сначала — отель «Сойка», где забронированы три номера: первый одноместный, получше, для меня, второй одноместный, попроще — для Антона, и двухместный — девочкам. Отель маленький, на двенадцать номеров, и мы сразу заняли три. Февраль — не сезон и в Вене, потому нам очень рады.

Заселились, умылись, приоделись, и на вызванном такси поехали в редакцию «Фольксштимме», газеты австрийских коммунистов. Да, да и да! Это мы придумали ещё в январе. Точнее, придумала Лиса. Когда она проходила выездную комиссию в обкоме, старая большевичка, спросив сначала, кто лидер австрийской компартии (товарищ Франц Мури, разумеется!), потом какая газета у австрийских коммунистов, и под конец посоветовала, буде мы попадем в Вену, читать именно её, газету австрийских коммунистов, а не клеветнические буржуазные. Тут-то Надежде и пришла идея: а не задружить ли нам с газетой? От этого большая польза может быть — в перспективе.

Списались. Договорились. И теперь едем в редакцию органа австрийской коммунистической партии, газеты «Фольксштимме». Я и Антон, как внештатники «Молодого Коммунара», Ольга состоит в редколлегии журнала «Степь», а Надежда — в редколлегии институтской многотиражки «За здравие!». То есть, некоторым образом, журналистике мы не чужды. Дружеский визит журналистов-комсомольцев СССР к коллегам, журналистам-коммунистам Австрии — что может быть естественнее? Тем более, что в обкоме нашу идею одобрили.

Помещение редакции, прямо скажу, не потрясало. У нашей молодежки и помещений, и сотрудников в десять раз больше. И тираж тоже в десять раз больше. Или в двадцать. Трудно коммунистической газете в капиталистической стране.

Но нам обрадовались. Все четверо сотрудников газеты. Очень. Особенно когда Антон достал из портфеля сверток с бутербродами (куплены в Вене) и бутылку «Столичной» (привезена из Москвы). Пока очищали стол от бумаг, у меня успели взять интервью (о турнире, о моих надеждах, о положении шахматистов в СССР, ведь и о спорте, и о шахматах «Фольксштимме» тоже пишет, а как же!) и сфотографировать с газетой в руках, так, чтобы был виден заголовок. И порадовали: Венский шахматный конгресс будет проходить в Доме Железнодорожника, принадлежащем австрийскому профсоюзу работников железнодорожного транспорта. Сговорились они, что ли? Но примета хорошая.

И с остальными тоже провели коротенькую беседу-интервью под карандаш. О советской прессе, о советской жизни, о советской молодежи. Потом выпили водку (ни я, ни девушки не пили, что было воспринято с пониманием, переходящим в воодушевление, да и Антон тяпнул крохотную рюмочку, граммов десять, остальное — хозяева, по чарке на человека и вышло), съели бутерброды, и расстались с чувством усилившегося взаимопонимания. Ах, вот ещё: мы подписались на газету. На месяц. С доставкой в гостиницу. Я выиграл спор. Ольга считала, что подписку нам просто подарят, я — что возьмут деньги до последнего гроша. Взяли, конечно. Капиталистическое окружение, оно способствует…

Кстати, о грошах. В австрийском шиллинге сто грошей, за немецкую марку дают семь с половиной шиллингов. Такова реальность. И с ней следует считаться.

Доехав до Немецкого Банка, мы такси отпустили. Пошли за валютой. У меня на счету пять тысяч марок, приз за победу над Кересом. Свободный от налогов — налоги за меня уплатил оргкомитет того матча. Я взял часть наличностью, в шиллингах, на первоначальные расходы, поскольку рублей нам в Союзе поменяли маловато. Ну совсем маловато. А везти рубли через границу я не стал. Австрия не Финляндия, спрос на рубли тут невелик. А риск велик.

Из полученных средств раздал команде соразмерно, чтобы можно было поддержать марку советского человека. В пределах «экономь, но не дури».

Дошли до отеля «Штефания», уже ногами, ориентируясь по карте и расспрашивая по дороге. Шли, как и положено советским людям в капиталистической стране, вчетвером. Ну, не то, чтобы положено — рекомендовано. Теория взаимного присмотра. Четверых и обидеть трудно, и запугать, и обмануть, и вообще, вчетвером по незнакомому городу идти куда веселее, чем одному. И, конечно, в окружении товарищей-комсомольцев семь раз подумаешь, прежде чем сделать какую-нибудь глупость. Подумаешь — да и не сделаешь. Правда, в отличие от многих наших туристов, язык мы знали. Учили в школе, Антон продолжает в институте, и все мы последние месяцы часто ходили в интернациональный молодежный клуб нашего чернозёмского университета, где практиковали разговорный немецкий: в университете немало восточных немцев. Так что не потеряемся, конечно. Но вчетвером не потеряемся и подавно.

В отеле «Штефания» располагался штаб турнира. Будь я один, то в «Штефании» и остановился б, но вчетвером выходило накладно. Ещё рано нам останавливаться в таких отелях. Да и не по-советски будет — в хоромах. Нам что попроще… «Сойку» подавай!

Встретился с организаторами, доложился, что вот-де прибыл, оставил координаты для экстренной связи, уточнил место и время жеребьевки. Сегодня вечером в семнадцать тридцать в Доме железнодорожников! А где это? Рапид-клуб — десять минут по Таборштрассе. Пропустить невозможно!

Я попросил, чтобы все призовые, если они мне достанутся, были переведены на мой счет в Немецком банке. Выслушали спокойно и заверили, что так и сделают: серьёзное отношение к деньгам здесь приветствуется.

До жеребьевки время ещё было. Конец февраля в Вене — как конец марта в Чернозёмске. Прохладно, но не морозно. И днём, и ночью плюс, пусть и небольшой. И мы решили погулять, а для начала пообедать: аэрофлотовский завтрак стал вспоминаться с завистью, а это показатель голода.

— На главных улицах в рестораны ходят только туристы! — сказал я с бывалым видом.

— А мы кто? — спросила Лиса.

— Участники соревнований всеевропейского уровня! — и мы свернули на улицу поскромнее, нашли кафе, с виду обыкновенное. «Balduin». По названию — студенческое.

Мы не ошиблись. Обедали там именно студенты, студентов ни с кем не спутаешь. Мы тоже студенты, так что всё вышло очень демократично.

— А ведь здесь неподалеку располагается Коммунистическая Молодежь Австрии, — сказала, глядя на карту, Лиса.

— Так вот прямо вся коммунистическая молодежь и располагается?

— Центральная штаб-квартира.

— Погоди, погоди, — охладил я пыл Надежды. — Нужна артподготовка. Пусть сначала выйдет «Фольксштимме» со статьей о нас. И начнется турнир. Тогда и пойдешь. Вместе пойдем. Всеми. С водкой. За болельщиками. Ведь нам нужны болельщики, не так ли?

На этот раз в качестве сувениров каждый захватил по две бутылки «Столичной». Итого — восемь бутылок. Одну уже израсходовали, надеюсь, дельно.

Мы погуляли по Вене, но немного. Вечерело. И пора было на жеребьевку в Дом Железнодорожника.

Прошло всё тоже демократично, почти как в кафе. Мне достался восьмой номер, что означало: я начинаю турнир белыми, завтра играю с девятым номером, немецким международным мастером Шмидтом.

Быть по сему!

Турнир «Венский шахматный конгресс», несмотря на звучное название, был турниром не самым знаменитым. Не первого десятка. Некогда Вена была одной из шахматных столиц. Но в период аншлюса многие шахматисты бежали, а многие не успели. Из оставшихся немало шахматистов запятнали себя сотрудничеством с нацистами. Сейчас-то шахматы возрождаются, но до прежнего величия пока далеко. Посылая меня, в спорткомитете сказали, что поскольку международного звания у меня никакого нет, и этот турнир — высокая награда. Будут новые успехи — будут и новые турниры.

Международного звания у меня и в самом деле нет. Пока. Турниры в Туле и Омске были домашними, вне ФИДЕ, и потому у меня нет международного рейтинга. Матч с Кересом был частным, и тоже вне всемирной шахматной федерации. Вот и отсутствует у меня рейтинг. Для его получения нужно сыграть минимум двадцать партий в обсчитываемых турнирах. На чемпионате СССР я сыграл семнадцать. Трех партий не хватило. За победу мне присвоили звание гроссмейстера СССР — по положению о чемпионате. Но для звания международного мастера — или международного гроссмейстера — мне следует набрать два балла в турнирах соответствующей категории. Хорошая новость: первенство СССР хоть и внутренний турнир, но число принимавших в нём участие международных мастеров и гроссмейстеров дало ему внушительную категорию, и потому моя победа принесла мне первый гроссмейстерский балл. Новость посерьезнее: для получения второго гроссмейстерского балла в Вене мне нужно только победить, и победить с отличным результатом.

Но мне ль бояться и печалиться?

Мы поймали такси и отправились в оперу. В знаменитую венскую оперу. На удачу.

Почему такси? Ну да, трамвай дешевле, и они тут, в Вене, вполне приличные, трамваи. Но вчетвером, в перерасчете на человека, такси не такой уж и дорогой транспорт. Венские трамваи ведь не за три копейки везут… А, главное, времени жалко.

Перед началом представления в венской опере продают остатки билетов — и недорого. Такова традиция. Нам повезло. И мы слушали «Аиду».

И уже поздно вечером вернулись в бедненький, но по-прежнему чистенький отель «Сойка».

Заграница есть заграница. Возможны провокации, чужие глаза, чужие уши. И потому мы вели себя пристойно, не шалили, к полуночи разошлись спать.

И в час меня застали врасплох. Это здесь час, а в Черноземске все три. Вот они и пришли — крысы. Много. Голодные. И попировали мною вволю. Год назад я бы кричал, катался по полу и выпил бы стакан рома, чтобы прийти в себя. Или два стакана. А сейчас ничего. Проснулся волевым усилием, сел, выпил полстакана местной минералки «гаштайнер», походил тихонько по номеру минуты три или четыре, и улегся назад. Включил «Грюндиг», поймал Люксембург, отсюда, из Вены, его слышно замечательно, и под тихую-тихую, на пределе слышимости, музыку, продремал до утра.

— Что-то у тебя глаза красные, — сказала утром Ольга.

— Это чтобы лучше тебя видеть, — ответил я.

— Нет, правда, ты плохо спал?

— Новое место, — честно ответил я. — Идём, не будем выпадать из графика.

По графику у нас так: подъем и утренние процедуры с семи до семи пятнадцати, утренняя разминка семь пятнадцать — семь сорок пять.

Разминались мы все четверо в небольшом скверике в квартале от «Сойки». В динамовских шерстяных спортивных костюмах и спортивных же туфлях. Ничего особенного — легкие пробежки, утренняя гимнастика, отжимание (травка здесь чистая, но мы, конечно, были в перчатках), дыхательные упражнения… Местные жители смотрели на нас с почтением: здоровый образ жизни — это гут. Отшень карашоу.

Вернулись в отель бегом. Душ, свежая одежда, завтрак. Завтрак здесь не какой-нибудь, а английский, это и склонило нас в пользу «Сойки». Мы неторопливо ели яичницу с ветчиной, а я ещё и смотрел доставленную газету, «Фольксштимме». С собственной фотографией. «Чемпион Советского Союза приехал в Вену побеждать! Эксклюзивное интервью нашей газете!» и дальше: «Это новые русские! Они уверены: будущее за коммунизмом!»

Можно было бы и поскромнее, но и так неплохо.

Я отдал газету девочкам.

— А почему новые? Кто тогда старые?

— Может, белоэмигранты? — предположил я.

— Какие белоэмигранты, — не согласилась Ольга, — кто их помнит, белоэмигрантов?

— Тогда прямо и не знаю. Обыкновенные туристы?

— А мы разве не обыкновенные?

— Мы? Не совсем. Кто у нас обыкновенные туристы? Труженики, передовики. Люди среднего и старшего возраста. По-немецки хендехох знают, и гитлеркапут. Слова правильные, слова хорошие, но не всегда к месту. А мы молодые, красивые, нахальные — в хорошем смысле этого слова. Шиллера наизусть читаем, Гёте…

— А у слова «нахальный» есть хороший смысл? — поинтересовалась Ольга.

— Конечно. «Нахалёнок» Шолохова. Мы смотрим на мир по-хозяйски, даже если сейчас этот мир капиталистический. Потому что знаем: победа коммунизма неизбежна. Почтенным бюргерам это представляется явным нахальством.

— Интересный взгляд, — и Ольга зацарапала карандашом в блокноте. Она всюду с блокнотом ходит, мысли заносит. С писателями это бывает. Они каждой мелочью дорожат. Что для обыкновенного человека пустяк, для них — жемчужина.

Поели. Поблагодарили хозяйку — она наблюдает за работой служащих, глазок-смотрок. Ну, и когда нужно, сама подставляет плечо под бревно.

— Итак, мы в Вене, — сказал я. — Теперь уже целиком и полностью. Выполняем программу. Есть поправки, дополнения, изменения? Нет? Хорошо. Больные, усталые есть? Нет? Опять хорошо. Надежда, тебе красный флажок вожатой.

Надежда, действительно, ещё в Черноземске составила программу нашего пребывания. Листала путеводители, читала журналы, интуристовские буклеты. И тут, в аэропорту, купила путеводитель и карту, и всю ночь — хорошо, половину ночи — изучала, что и как. Чтобы не было мучительно больно за бесцельно потраченное время. Ну не сидеть же в гостинице, играя в дурака. А, говорят, на шахматных турнирах это встречается сплошь и рядом. Ну, не в дурака, так в преферанс, невелика разница.

Важно было подстроить график под меня. С учётом того, что туры начинались в шестнадцать часов. И приходить на игру я должен бодрым, а не измотанным экскурсиями по дворцам, музеям и монастырям. С другой стороны, времени у нас было немало. Куда больше, чем у обычных туристов. Двадцать одна ночь: в «Интуристе» считают ночами, и в «Сойке» мы на двадцать одну ночь, покинем утром пятнадцатого марта. Будут и полноценные выходные, не меньше трех, когда можно выехать на загородные экскурсии. Почему не меньше? Потому что есть ещё дни доигрывания. Если не будет отложенных партий — тогда опять выходные. Но с доигрываниями — как получится.

Мы вышли. До остановки трамвая — два квартала. Два венских квартала, что совсем немного, особенно когда тебе девятнадцать лет. Трамвай D, маршрут рассекает город, как нож — блин. Забрались. Нам, как студентам, дали скидку. Мелочь, а приятно.

Сегодня Надежда повела нас в Хофбург. Просто погулять. Хофбург — это вроде нашего Эрмитажа, только постарше. Зимний дворец. Много дворцов. Смотреть, не пересмотреть.

Но мы не собирались объять необъятное махом. Мы собирались объять необъятное потихоньку, частями. Пока — составить общее впечатление. Неспешно гуляли, много фотографировали: я передал наградной «ФЭД» Лисе, она тоже увлекается фотографией. Иногда просили других туристов сфотографировать нас «ФЭДом». Ну, и мы фотографировали их. Само — и взаимофотография. Хорошо, я накануне купил десять кассет плёнки «Кодак» — она тут прямо в кассете продается, очень удобно.

Посмотрели на памятник Марии-Тересии. Серьезный такой памятник. Большой. Похож на памятник Екатерине Великой в Ленинграде. Ленинградский установлен пораньше, так что, не исключаю, венцы сплагиатили. Или стиль такой в те времена был?

Так мы шли, шли, шли, глазея на дворцы, площади и памятники. Жаль, турнир не летом. Летом тут, конечно, веселее многажды. Но и сейчас неплохо: развиднелось, солнышко светило ярко, даже грело немножко.

Последним мы посмотрели памятник Францу-Иосифу в Бурггартене. Печальный дедушка, он пережил и многое, и многих. Но распада империи всё-таки не увидел.

А кабы не война, жили бы себе, и жили…

Но война войной, а обед по расписанию. И мы отправились в «Балдуин». Понравилось нам там.

Всем четверым.