— Она хочет с тобой поговорить, — заявил Сет, сбегая вниз по лестнице с еще одним большим холодильником в руках.
— Ей придется подождать, — сказал он, открыл свои чувства и прислушался к сердцебиению Марты, убеждаясь, что ее сердце спокойно работает. Через минуту он полностью закрылся, сосредоточившись на Хлое. Ее дыхание оставалось неглубоким, но ровным, что давало ему надежду.
— Могу я кое о чем спросить? — спросил Сет с неподдельным любопытством, устанавливая капельницу. К сожалению, с этим процессом Кристофер был хорошо знаком из-за многочисленных операций, которые пришлось перенести Марте за свою жизнь.
Его первым побуждением было посоветовать вампиру не совать нос в чужие дела, но вспомнил, что не стоит отказывать, поскольку у него самого куча вопросов.
— Что ты хочешь знать? — пробормотал он, садясь рядом с Хлоей и сжимая ее холодную ладонь.
— Почему ты не изменил Марту? — спросил Сет, сосредоточившись на маленькой резиновой трубке, которую он прикреплял к мешочку с кровью, висящему на капельнице.
— Потому что моя кровь убивает, — объяснил он без долгих раздумий.
Сет выразительно посмотрел на Хлою.
— Она выглядит нормально.
— Она должна была умереть, — ответил он мягко, протянув руку, чтобы нежно провести костяшками пальцев по подбородку, желая прикоснуться к ней и доказать себе, что она в порядке.
— Что ты сделал иначе в этот раз? — спросил Сет, наклонившись, чтобы осторожно приоткрыть рот Хлои.
Покачав головой, Кристофер с трудом убрал руку от лица девушки, боясь, что оторвет руки ублюдку за такое прикосновение.
— Не знаю.
— Ты пытался ее изменить? — спросил Сет, нанося немного прозрачного геля на трубку, прежде чем начать осторожно вводить ее в рот Хлои.
— Нет, — ответил он, заставив себя отвлечься от манипуляций вампира.
— Тогда как она проглотила твою кровь?
— Без понятия, — ответил он, расстроенный тем, что до сих пор не понимает, как сильно облажался.
Более того, он злился, что не догадался о способе раньше. Если бы Крисофер знал, что возможно кого-то обратить, спасти от смерти, от ненужной мучительной боли, которая не пройдет, сколько бы не сделали операций и не выписали таблеток, он бы изменил Марту, как только ей исполнилось восемнадцать.
Он мог бы ее спасти, компенсировать все то время, что она провела в лаборатории с ним, вынужденная подвергаться экспериментам, хотя врачу давно поняли, что она совсем на него не похожа.
Он мог бы ее спасти.
Его взгляд метнулся к Хлое, и в голове возникла мысль. «Возможно, еще есть шанс». Если она переживет обращение, Кристофер сможет спросить ее о произошедшем, а затем…
— Слишком поздно, — мягко сказал Сет.
— Ты этого не знаешь, — рявкнул Сет, отказываясь смотреть на вампира и видеть жалость в его глазах.
— Есть причина, почему мы не обращаем стариков и детей, — начал Сет объяснять, пока Кристофер наблюдал, как прозрачная трубка становится красной, когда по ней начинает течь кровь и достигает губ Хлои. Потом ему пришлось отвернуться, поскольку желудок скрутило от мысли, что Кристофер с ней сделал.
— Когда они меняются, — продолжил Сет, — то оказываются в ловушке тела. Ребенок навсегда внешне останется ребенком, хотя его разум будет развиваться. Мир будет воспринимать его ребенком, слабым, зависимым, и никакое количество времени этого не изменит. Он не повзрослеет.
— Марта не ребенок, — напомнил он вампиру сквозь стиснутые зубы, пытаясь делать вид, что не понимает, куда ведет Сет.
— Знаю, — мягко объяснил Сет, проверив трубку Хлои. — Она старая женщина, чье тело изо всех сил пытается выжить каждый день. Ее организм изношен, кости слабы, кожа тонка, органы медленно отказывают, а ум устал, бессознательно приняв грядущую участь. Естественный процесс, и ее тело готовится к концу.
— Я могу это прекратить, — огрызнулся Кристофер, глядя на доказательство своей правоты.
— Если твоя кровь не убьет ее, всегда существует шанс, что тело не перенесет обращения. Из-за возраста и проблем со здоровьем сомнительно, что она выживет, а если и так, ты обрекаешь ее на существование умирающей от старости женщины.
— Ты сам сказал, что я не вампир. Моя кровь может работать иначе. Марта может…
Сет грустно хмыкнул.
— Может? Ты действительно хочешь рискнуть? Ты можешь убить ее мгновенно или обречь на адскую жизнь, в которой она каждый день будет при смерти, слишком слабая, чтобы защититься в нашем мире, и беспомощная, чтобы отразить нападение людей, если они узнает о ее сути.
— Я защищу ее, — процедил он сквозь зубы. Кристофер всегда защищал ее, это никогда не изменится, но если бы он ее обратил, то уже никогда бы не потерял.
— Ты действительно думаешь, что она захочет так жить? Она всегда будет слабой, уставшей, еще более зависимой от крови. Ты этого хочешь для своей сестры?
Нет, не этого.
Он хотел, чтобы у Марты появился шанс на жизнь, которую у нее отняли. Хотел вернуться в прошлое и все исправить. Он бы уехал задолго до той ночи, когда эсэсовцы ворвались в дом и забрали их, потому что услышали разговоры о подростке, который не растет.
Кристофер увел бы их от своей семьи, и, если его потом бы поймали, то это не имело бы значения, пока его семья избавлена от ада, который на них обрушил Гитлер.
Его отец никогда бы не получил пулю в затылок из-за попытки защитить сына. Его беременную мачеху никогда бы не отправили в концлагерь, чтобы она прошла через неимоверные ужасы и погибла. Марте не пришлось бы всю жизнь вспоминать о лаборатории. Он хотел все это исправить.
Но, похоже, он не мог этого сделать.
Его сестра страдала всю жизнь, и теперь, когда появился способ ее спасти, им нельзя воспользоваться, потому что слишком поздно. Спасти Марту невозможно, как бы сильно он этого ни хотел.
— Не трать впустую драгоценное время на сожаления о невозможном будущем для сестры, — сказал Сет после небольшой паузы, привлекая его внимание к мужчине, который обеспокоенно смотрел на Хлою.
Кристофер не ответил, а вампир, похоже, этого и не ждал. Долгое время они наблюдали за Хлоей, тихо меняя пустые пакеты на полные при необходимости, пока Сет объяснял ему некоторые вещи об их мире. Через несколько часов цвет лица Хлои улучшился, кожа потеплела, а его мысли крутились вокруг новых знаний.
— Ты родился таким или был обращен? — спросил Сет, пока Крситофер наблюдал за заменой очередного пакета, запоминая все его действия, чтобы потом не пришлось насильно кормить Хлою, заливая кровь в горло.
— Родился, — предположил он, все еще не понимая, что пошло иначе после стольких лет.
Сет кивнул, как бы записывая информацию.
— Это определенно исключает вампиров.
— Я думал, мы это уже выяснили, — сухо ответил Кристофер, когда перевел взгляд на часы и запомнил время.
— Мне скоро придется уйти, — сказал Сет, тоже увидев время.
Кристофер рассеянно кивнул, взял руку Хлои и поцеловал ладонь.
— Она может не обрадоваться при пробуждении, — заметил Сет очевидное.
— Она будет в ярости, — пробормотал Кристофер, уже зная, что она возненавидит его после того, как проснется.
— Оборотень, у которого ты ее украл, будет…
— Она никому не принадлежит, — рявкнул он, перебив вампира.
— Нравится тебе или нет, ее пометил оборотень. Заявил на девушку свои права. И он рассвирепеет, обнаружив кражу, — резко ответил Сет.
— Мне на это наплевать, — сказал он, не волнуясь о каком-то долбаном оборотне. Он был потрясен, когда Сет рассказал, что они действительно существуют, и разозлен, что тот позарился на Хлою.
Ублюдок мог идти нафиг, потому что Кристофер не позволит, чтобы кто-то обращался с Хлоей, как с дерьмом, особенно, когда Сет объяснил, что именно оборотни делают со своей собственностью. Когда он обнаружил, что означают отметины на ее спине, то едва смог сдержать ярость. Помогло только обещание, что однажды он найдет оборотня, который изуродовал девушку, и разорвет этот кусок дерьма голыми руками.
— Тебе не будет плевать, когда он приведет свою стаю за вами обоими, особенно, если Марта окажется на пути, — сказал Сет, заставляя все в нем замереть, а перед глазами опять все стало красным. — Тебе придется смириться с фактом, что не сможешь защитить их обеих. Однажды оборотень придет за ней и заставит тебя заплатить, и, если Марта будет рядом… — Вампир не договорил, но Кристоферу это и не нужно было, чтобы понять, что при появлении оборотня ему придется сделать выбор: защищать сестру, которую любил больше всех в мире, или женщину, которую считал своей.
* * *
«Пора», — с грустной улыбкой подумала Марта, осторожно проводя кончиками пальцев по куску пожелтевшего пергамента, который носила с собой с детства.
Тот факт, что он выжил вместе с ней в крохотной комнатке рядом с лабораторией, при их побеге из Европы, в бегах и в ее сумочке все эти годы, до сих ее поражал. Кристофер разозлился, когда понял, что она взяла этот рисунок.
Папа запретил ей входить в комнату Кристофера, но брат был ее самым любимым человеком на земле, и иногда, когда ей становилось слишком одиноко, пока он был на уроках или пока няни сердились на нее, она проникала в его комнату садилась перед камином и просматривала его рисунки. Ей нравилось смотреть на ее работы.
Даже ребенком, Марта понимала, что это что-то особенное. Она думала, что Кристофер использовал магию для создания своих рисунков и статуй, поскольку мог с легкостью запечатлеть детали лица, совершенно и без изъяна. Он не развеивал ее предположения и соглашался со смешком или подмигиванием, создавая произведения искусства, которые могли соперничать с работами мастеров. До сих пор она не видела ничего, что могло бы сравниться с талантом ее брата.
Дело не в том, что он мог передать чье-то сходство идеально, а в том, что он, казалось, мог запечатлеть сердце и душу. Именно выражение лиц, изгиб губ и манера держаться заставляли поверить, что Кристофер нашел способ превращаться людей в изображения на бумаге, в камень или мрамор. Она любила смотреть за процессом работы, любила все его творения, но это старый кусок пергамента…
Это ее любимая.
Бумага была простой, какую он обычно использовал для рисования. Линии немного размылись за годы, но рисунок все еще был идеальным, каким она когда-то нашла его в школьной тетради Кристофера.
На бумаге был изображен Кристофер, держащий ее на руках совсем крошкой, возможно, когда она только родилась, но выражение обожания на его лице заставило ее чувствовать себя особенной, в безопасности. Он всегда вселял в нее это чувство, даже когда она, вероятно, заслуживала шлепка по заднице. С этими мыслями Марта еще раз провела пальцами по рисунку, которую хранила большую часть жизни.
— Я защищу их, — слова Кристофера донеслись до нее сквозь решетку в полу, когда боль пронзила ее усталое тело, — я защищу их обеих.
«Нет, он не сможет», — подумала она с грустной улыбкой, беря еще один пузырек с таблетками, о которых Кристофер не знал. Марта начала глотать их одну за другой, делая маленькие глотки воды через каждые несколько минут, чтобы проглотить пилюли.
Когда пузырек опустел, она осторожно опустилась на пол и отодвинула маленький коврик, который Кристофер подарил ей на Рождество, чтобы ноги не касались холодного пола зимой.
Как можно тише и молясь, чтобы Кристофер все еще был поглощен своим делом, она дрожащими пальцами отодвинула доску, которую обнаружила после покупки дома, и сняла ее. Марта рисковала, делая это сейчас, пока Кристофер в доме, но сейчас у нее не осталось выбора, если она хотела сказать, как сильно его любит.
Она потянулась к коробке из-под обуви, которую хранила там, и в этот момент боль пронзила ее живот и спустилась к ногам, почти заставила ее сделать то, от чего она воздерживалась весь прошлый год, — закричать.
Крепко ухватившись за выступ, она закрыла глаза и попыталась успокоить дыхание, понимая, что в противном случае Кристофер услышит ее сильное сердцебиение и примчится, чтобы проверить.
Через несколько минут, когда ее тело начало неметь и дрожь усиливаться, ей удалось успокоиться достаточно, чтобы протянуть руку и убрать крышку с коробки. Сверху лежало письмо, которое она написала год назад, когда доктор поставил ей диагноз.
Одной рукой она прижала его к груди, а второй помогла себе подняться и снова устроиться на кровати. Сев на край постели, Марта закрыла глаза и крепче сжала письмо, жалея, что не могла сказать большего, чтобы поступить правильно для Кристофера, но времени не осталось.
Если услышанное ею из вентиляционного отверстия правда, тогда для Кристофера все изменилось. Теперь у него был шанс, шанс жить, быть рядом с кем-то, кто может сделать его счастливым, и она отказывалась это у него отнимать. Он и так многим ради нее пожертвовал.
Открыв глаза, она осторожно вздохнула, легла на кровать и положила письмо рядом с рисунком. Вознеся последнюю молитву за Кристофера и Хлою, она закрыла глаза в последний раз.