Высокое окно

16

Пока шел, я забыл, у кого какой стакан, поэтому сполоснул все три, вытер их и едва начал опять готовить коктейли, как у меня за спиной вырос Спенглер.

— Не волнуйтесь, — сказал я, — сегодня вечером коктейли подаются без цианистого калия.

— Ты со стариком поосторожней, — шепнул он мне в затылок. — Он совсем не так прост, как ты думаешь.

— Спасибо за совет.

— Слушай, — сказал он, — я бы почитал про этого Кессиди. Интересное, видать, дело. Наверно, я тогда еще не работал.

— Да, — сказал я, — это было давно. И неправда. Я просто пошутил. — Поставил стаканы на поднос, отнес их в комнату и раздал. Взял свой стакан и вернулся к шахматному столику.

— Очередная липа, — сказал я. — Ваш дружок крадется на кухню и по секрету от вас советует мне быть с вами поосторожней, потому что вы, мол, не так просты, как я думаю. У него для этого как раз подходящее лицо: приветливое, открытое, чуть что — краснеет.

Спенглер сел на край стула и покраснел. Бриз окинул его равнодушным взглядом.

— Что-нибудь узнали о Филлипсе? — спросил я.

— Да, — сказал Бриз. — Филлипс. Джордж Энсон Филлипс. Тяжелый случай. Считал себя детективом, но, похоже, так никого и не убедил в этом. Я разговаривал с шерифом в Вентуре. Он сказал, что Джордж славный парень, может, слишком славный для хорошего полицейского, даже если бы у него была голова на плечах. Джордж делал то, что ему говорили, и делал бы совсем неплохо, если бы еще знал, с какой ноги шагать и в какую сторону идти. Но за годы службы он, что называется, не прибавил. Он был из тех полицейских, которые, пожалуй, могут задержать мелкого воришку, да и то, если видели кражу собственными глазами, а вор, пустившись наутек, врезался бы головой в столб и лишился чувств. В противном случае Джорджу было бы не справиться и ему пришлось бы возвращаться в отделение за инструкциями. Со временем шерифу это надоело, и в один прекрасный день Джорджа из полиции попросили.

Бриз отхлебнул из своего стакана и поскреб подбородок ногтем большого пальца, смахивающим на лезвие лопаты.

— Затем Джордж работал в универмаге в Сайми, у человека по имени Сатклифф. Продажа там велась в кредит, и у покупателей были кредитные книжки, которые доставляли Джорджу немало хлопот. То он вообще забывал записывать стоимость проданного товара, то вписывал счет в чужую книжку. Одни покупатели его поправляли, другие, наоборот, пользовались его забывчивостью. Вот Сатклифф и решил, что Джорджу лучше будет заняться чем-нибудь другим, и Джордж приехал в Лос-Анджелес. Тут он получил наследство, совсем небольшую сумму, но ее все же хватило на то, чтобы приобрести лицензию частного сыщика и снять скромное помещение под контору. Я был там. Комнатка с письменным столом, которую Джордж арендовал на паях с каким-то парнем. Парня зовут Марш. Уверяет, что занимается продажей рождественских открыток. Они договорились, что, если к Джорджу приходит клиент, Марш идет погулять. Где Джордж жил, Марш не знает. По его словам, клиентов у Джорджа не было. Марш, по крайней мере, ни разу не видел, чтобы Джордж вел в конторе какие-то дела. Но Джордж дал объявление в газету и, похоже, нашел-таки клиента. Во всяком случае, с неделю назад Марш обнаружил на своем письменном столе записку, в которой говорилось, что Джордж уезжает из города на несколько дней. Больше Марш о нем ничего не слышал. А Джордж под именем Энсона снял квартиру на Корт-стрит, где и был убит. Вот и все, что мы на сегодняшний день знаем о Джордже. Тяжелый случай.

Он посмотрел на меня спокойным, равнодушным взглядом и поднес стакан к губам.

— Какое он дал объявление? — спросил я.

Бриз поставил стакан, выудил из бумажника тонкий листок бумаги и положил его перед собой на низкий столик. Я подошел, поднял его и прочел:

«Зачем волноваться? Зачем пребывать в сомнении и неведении? Зачем терзаться подозрениями? Обратитесь к невозмутимому, осмотрительному, надежному сыщику — Джорджу Энсону Филлипсу. Гленвью 9521».

Я положил бумажку обратно на стол.

— Ничуть не хуже любого другого частного объявления, — заметил Бриз. — Не похоже, чтобы оно было рассчитано на богатую публику.

— Ему его составила секретарша в газете, — ввернул Спенглер. — Говорит, она с трудом удержалась от смеха, но Джордж решил, что объявление — лучше некуда. Редакция «Кроникл» на Голливуд-бульвар.

— Быстро вы все проверили, — сказал я.

— В информации нам никто не отказывает, — сказал Бриз. — Кроме вас, пожалуй.

— А что Хенч?

— Ничего интересного. Они с девицей выпивали. Выпьют, попоют, повздорят, послушают радио, сходят поесть, если не забудут. Так, думаю, продолжалось несколько дней. Мы вовремя вмешались. У девицы подбиты оба глаза. Еще один раунд, и Хенч мог бы свернуть ей шею. Таких, как Хенч и его подружка, — пруд пруди.

— А пистолет, от которого отказывается Хенч?

— Тот самый. Пулю мы еще не извлекли, но у нас есть гильза. Лежала под телом Филлипса. Она подходит. Мы пару раз из него выстрелили и сравнили следы на эжекторе с выбоинами на бойке ударника.

— Вы верите, что кто-то сунул пистолет под подушку Филлипса?

— Конечно. Зачем было Хенчу убивать Филлипса? Они даже не были знакомы.

— Откуда вы знаете?

— Знаю. — Бриз развел руками. — Понимаете, есть вещи, которые знаешь, потому что это доказанный факт, а есть вещи, которые знаешь просто потому, что иначе и быть не может. Не станете же вы убивать человека, а потом поднимать шум, привлекая внимание, да еще держать пистолет у себя под подушкой. Девица провела с Хенчем весь день. Убей Хенч кого-то, она бы знала. А она не знает. Знала бы — раскололась. Что ей Хенч? Сегодня он, завтра другой. Забудьте вы про Хенча. Убийца слышит, как орет радио, и понимает, что оно заглушит звук выстрела. На всякий случай он бьет Филлипса по голове, тащит его в ванную и, прежде чем выстрелить, закрывает дверь. Он не пьян. Он делает свое дело, он все время начеку. Выходит из ванной, закрывает дверь, радио замолкает, Хенч с девицей уходят поесть. Как раз в это время.

— Откуда вы знаете, что радио замолчало?

— Мне сказали, — спокойно ответил Бриз. — В этой дыре живут не они одни. Словом, выключили они радио и вышли. Убийца слышит, как они выходят, выглядывает из квартиры Филлипса и видит, что дверь напротив открыта. Иначе бы он не обратил на нее никакого внимания.

— Жильцы доходных домов, уходя, не оставляют двери открытыми. Тем более в таком районе.

— Да, но не пьяные. Пьяные невнимательны. Им трудно сосредоточиться. И они не в состоянии думать о нескольких вещах одновременно. Дверь была открыта, пускай приоткрыта. Убийца вошел спрятать свой пистолет и нашел другой. Его он взял с собой, чтобы Хенчу было еще хуже.

— Вы можете проверить пистолет.

— Пистолет Хенча? Попробуем, но Хенч говорит, что не помнит номера. Если найдем, что-то, возможно, это нам и даст. Хотя сомневаюсь. Пистолет, который у нас есть, мы проверим, но сами знаете, как бывает. Уже вроде бы что-то нащупал, думаешь, ну вот, теперь все пойдет как по маслу, — и тут след вдруг обрывается. Тупик. Подумайте, может, вам что-нибудь еще пригодится из того, что мы узнали?

— Я устал. Фантазия не работает.

— Еще совсем недавно фантазия у вас работала отлично, — сказал Бриз. — Когда речь шла о деле Кессиди.

Я промолчал. Набил трубку, но она оказалась слишком горячей. Положил ее на край стола. Пусть остывает.

— Честное слово, — медленно проговорил Бриз, — даже не знаю, что с вами делать. Нельзя сказать, чтоб вы были на плохом счету. И все-таки не верится, что вам и правда почти ничего не известно о случившемся.

Я опять промолчал.

Бриз подался вперед и раздавил в пепельнице окурок сигары. Допил коктейль, надел шляпу и встал.

— Долго еще собираетесь молчать? — спросил он.

— Не знаю.

— Зато я знаю. Даю вам чуть больше двенадцати часов, до завтрашнего полудня. В любом случае результаты вскрытия мне будут известны только завтра днем. За это время переговорите со своим клиентом и выкладывайте все начистоту.

— А если нет?

— А если нет, я иду к начальнику и говорю ему, что частный сыщик Филип Марло утаивает сведения, необходимые мне для расследования убийства. Уж он-то с вами церемониться не будет.

— Это точно. Вы осмотрели письменный стол Филлипса?

— Конечно. Аккуратный такой парень. В столе ничего не было, кроме какого-то маленького дневника. В нем тоже ничего особенного. Пишет, как ходил на пляж, как повел девушку в кино, но знакомство продолжения не имело. Или как без дела сидел в конторе. Один раз получил из прачечной плохо выстиранное белье, обиделся и исписал целую страницу. В основном же — по три-четыре строчки, не больше… Вот только почерк у него необычный. Пишет печатными буквами.

— Печатными? — переспросил я.

— Да, печатные буквы, чернилами. Не такие, знаете, большие прописные буквы, когда хотят скрыть почерк, а маленькие, аккуратные печатные буковки — похоже, он так всегда пишет.

— На его визитной карточке был другой почерк.

Бриз на минуту задумался. Потом кивнул:

— Верно. Может быть, вот в чем дело. Ведь на дневнике тоже не было его имени. Может, печатные буквы — это просто игра, игра с самим собой.

— Как у Пеписа?

— Кто это такой?

— Один человек, который давным-давно вел дневник, пользуясь особой системой записи.

Бриз посмотрел на Спенглера, который стоял перед своим стулом, высасывая из стакана последние капли.

— Пошли, хватит с нас, — сказал Бриз. — А то, по-моему, этот парень готовится выдать нам историю еще об одном Кессиди.

Спенглер поставил стакан на стол, и они пошли к выходу. Взявшись за ручку двери, Бриз переступил с ноги на ногу и покосился на меня:

— Вы знаете каких-нибудь высоких блондинок?

— Надо подумать, — ответил я. — Не исключено. Очень высокая?

— Просто высокая. Не знаю, очень или нет. Знаю только, что не ниже высокого мужчины. Дом на Корт-стрит принадлежит итальянцу по имени Палермо. Мы заходили к нему в похоронное бюро напротив. Оно тоже его. Он уверяет, что видел, как примерно в половине четвертого из подъезда вышла высокая блондинка. Управляющий Пассмор не припоминает, чтобы в доме жила такая. По словам итальянца, она красавица. Я склонен ему верить, потому что вас он описал довольно точно. Как она входила в дом, он не видел. Она была в брюках, спортивной куртке и в платке. Из-под платка выбивались светлые волосы, много волос.

— Что-то ничего не приходит в голову, — сказал я. — Но я вспомнил другое. Я записал на конверте номер машины Филлипса. По нему вы можете попробовать узнать его бывший адрес. Сейчас принесу.

Они стояли в дверях, пока я ходил в спальню за конвертом. Отдал его Бризу, тот прочел то, что я на нем записал, и сунул конверт в бумажник.

— Значит, все-таки вспомнили, да?

— Значит, вспомнил.

— Так, так, — сказал он. — Так, так.

И они пошли по коридору к лифту, качая головами.

Я закрыл дверь и вернулся к моему почти не тронутому второму коктейлю. Некрепкий. Отнес стакан на кухню, подлил в него виски из бутылки и со стаканом в руке подошел к окну, где в лиловых сумерках раскачивались податливые кроны эвкалиптов. Снова поднялся ветер. Он завывал за окном, и стены дома сотрясались от тяжелых глухих ударов, как будто толстой железной проволокой колотят по штукатурке.

Я попробовал коктейль и пожалел, что потратил на него хорошее виски. Выплеснул коктейль в раковину, взял чистый стакан и выпил ледяной воды.

За двенадцать часов ситуация, которая и без того оставалась для меня абсолютно загадочной, усложнится еще больше. Можно, правда, выдать клиента и навести на нее и ее родных полицию. «Если хотите иметь дело с полицией, обращайтесь к Марло. Зачем волноваться? Зачем пребывать в сомнении и неведении? Зачем терзаться подозрениями? Обратитесь к нетрезвому, беспечному, косолапому, опустившемуся сыщику. Филип Марло. Гленвью, 7537. Приходите, и я натравлю на вас лучших полицейских города. Не отчаивайтесь. Не унывайте. Звоните Марло — и ждите ареста».

Шутка получилась невеселой. Я вернулся в комнату и закурил давно остывшую трубку, лежавшую на краю шахматного столика. Медленно затянулся, но трубка по-прежнему пахла горелой резиной. Отложив ее в сторону, я стоял посреди комнаты, покусывая выпяченную нижнюю губу.

Зазвонил телефон. Я поднял трубку и зарычал в нее.

— Марло?

Хриплый шепот. Я его уже слышал.

— Вот что, — сказал я. — Говорите, что вам надо. Кто еще хочет дать мне заработать?

— Ты ведь парень ловкий, — проговорил хриплый голос. — Может, захочешь доставить себе удовольствие.

— И сколько же оно вам будет стоить?

— Скажем, пять сотен.

— Недурно. А что надо делать?

— Не совать нос в чужие дела. Хочешь об этом поговорить?

— Где, когда и с кем?

— Клуб «Веселая долина». В любое время. Морни.

— А вы кто?

В трубке раздался глухой смешок:

— Скажешь, что едешь к Эдди Прю.

Голос пропал. Я положил трубку.

Была почти половина двенадцатого, когда я выкатил машину из гаража и поехал по направлению к перевалу Кахуэнга.