Высокое окно

21

Лесли Мердок был в широких зеленых брюках, волосы влажные, как будто он только что принял душ. Он сидел сгорбившись, смотрел на свои белые туфли из оленьей кожи и крутил кольцо на пальце. Длинного черного мундштука на этот раз не было, и ему явно его не хватало. Даже усики и те как-то поникли — не то, что вчера.

Мерл Дэвис выглядела точно так же, как и накануне. Она, по-видимому, вообще никогда не менялась. Светлые, с медным отливом волосы так же туго затянуты, очки в роговой оправе такие же большие и нелепые, глаза за стеклами с тем же неопределенным выражением. И одета так же: полотняное платье с короткими рукавами, никаких украшений, даже серег.

Я испытал странное чувство, словно со мной происходит то, что уже было.

Миссис Мердок сделала глоток портвейна и спокойно сказала:

— Ладно, сынок. Расскажи мистеру Марло про дублон. Ничего не поделаешь.

Мердок бросил на меня быстрый взгляд и опять опустил глаза. У него подергивался рот. Заговорил монотонным, безразличным, усталым голосом, как человек, который признается в своей вине после мучительной борьбы с совестью:

— Я уже говорил вам вчера, что должен Морни много денег. Двенадцать тысяч. Я говорил неправду, когда потом отрицал это. Действительно должен. Не хотел, чтобы знала мать. Он очень торопил меня с долгом. Я, конечно, понимал, что в конце концов придется ей рассказать, но по малодушию все откладывал. Как-то днем, когда она спала, а Мерл не было дома, я взял монету, воспользовавшись ее ключами. Отдал дублон Морни, и тот согласился взять его в залог, так как я объяснил ему, что он никогда не получит за него двенадцать тысяч, если не будет знать историю монеты и не докажет, что она принадлежит ему по закону.

Он замолчал и взглянул на меня, чтобы узнать, как я реагирую. Миссис Мердок не сводила с меня глаз — точно приклеилась. Маленькая секретарша смотрела на Мердока с приоткрытым ртом и выражением страдания на лице.

— Морни дал мне расписку, — продолжал Мердок, — в которой говорилось, что он согласен взять монету в залог и обязуется без спроса или предупреждения не продавать ее. Что-то в этом роде. В таких вещах я плохо разбираюсь. Когда позвонил Морнингстар и спросил про монету, я сразу же заподозрил, что Морни или уже пытался, или, по крайней мере, собирается продать монету и обратился к специалисту, чтобы оценить ее. Я очень испугался.

Он взглянул на меня и скорчил гримасу. Возможно, изображая до смерти перепуганного человека. Потом вынул носовой платок, вытер лоб и зажал платок между ладонями.

— Когда я узнал от Мерл, что мать наняла сыщика, — Мерл не должна была говорить мне, но мать обещала не ругать ее… — он осекся и взглянул на мать. Старая полковая лошадь стиснула челюсти и угрюмо молчала. Девушка по-прежнему не сводила с него глаз, выговор хозяйки, казалось, мало ее волновал. Он продолжал: — Тогда мне стало ясно, что мать обнаружила пропажу дублона и поэтому наняла вас. Мне не пришло в голову, что она поручит вам разыскать Линду, я-то знал, где она была все это время. Тогда, надеясь что-нибудь выяснить, я отправился к вам. Выяснить удалось немного. Вчера вечером я поехал к Морни и все ему рассказал. Он было поднял меня на смех, но, узнав, что даже моя мать не могла бы продать монету, не нарушив завещания Джаспера Мердока, и что, скажи я ей, где монета, она непременно заявит на него в полицию, Морни смягчился. Он встал, подошел к сейфу, достал оттуда монету и без лишних слов отдал ее мне. А я принес монету домой и все рассказал матери.

Он замолчал и опять вытер лицо. Глаза девушки подымались и опускались вместе с его рукой.

— Морни угрожал вам? — спросил я в наступившей тишине.

Он покачал головой:

— Он сказал, что ему нужны деньги, срочно нужны и чтобы я достал их где угодно и как можно скорее. Но не угрожал. Он вел себя вполне прилично. В создавшейся ситуации.

— Где это было?

— В клубе «Веселая долина», в его кабинете.

— Там был Эдди Прю?

Девушка перевела глаза с него на меня.

— Кто такой Эдди Прю? — хриплым голосом спросила миссис Мердок.

— Телохранитель Морни, — ответил я. — Вот видите, миссис Мердок, кое-что я все-таки узнал за вчерашний день. — Я выжидательно посмотрел на ее сына.

— Нет, его я не видел, — сказал он. — Конечно, я знаю его в лицо. Такие лица запоминаются. Но вчера его не было.

— Это все? — спросил я.

Он посмотрел на мать. Та резко ответила:

— Вам мало?

— Как сказать. Где монета сейчас?

— А где она, по-вашему, должна быть?

Меня так и подмывало сказать им, где она, чтобы только посмотреть, как она подскочит. Но в последний момент я сдержался.

— С монетой, стало быть, все в порядке, — сказал я.

— Поцелуй мамочку, сынок, и можешь идти, — устало проговорила миссис Мердок.

Он послушно встал, подошел и поцеловал ее в лоб. Она похлопала его по руке. Опустив голову, он вышел из комнаты и неслышно прикрыл за собой дверь.

— Пусть он продиктует вам то, что сейчас говорил, — сказал я Мерл. — Сделайте копию, и пусть распишется.

Девушка удивилась.

— Только этого не хватало, — огрызнулась старуха. — Ступайте к себе, Мерл. Я хотела, чтобы вы слышали. Но если еще хоть раз проговоритесь, сами знаете, что будет.

Девушка встала и улыбнулась своими блестящими глазами:

— О да, миссис Мердок. Больше этого не повторится. Никогда. Даю слово.

— Очень надеюсь, — прорычала старая ведьма. — Убирайтесь.

Мерл тихо вышла.

Под глазами миссис Мердок выросли две огромные слезы, поползли по слоновьим щекам, докатились до угла мясистого носа и скользнули по губе. Она полезла в карман за платком, смахнула слезы и вытерла глаза. Убрала платок, потянулась к бокалу и спокойно сказала:

— Я так привязана к своему сыну, мистер Марло. Так привязана. Эта история ужасно меня расстроила. Скажите, неужели ему придется все рассказать полиции?

— Лучше не стоит, — ответил я. — Они ему все равно не поверят.

Она разинула рот и в полумраке блеснула зубами. Потом сжала губы и, подавшись вперед, злобно уставилась на меня.

— Интересно, что вы этим хотите сказать? — бросила она.

— Ровно то, что сказал. Его рассказ звучит неубедительно. Он что-то подозрительно прост. Сам все сочинил или вы научили?

— Мистер Марло, — сказала она зловещим голосом, — вы сильно рискуете.

Я махнул рукой:

— А кто не рискует? Хорошо, допустим, он сказал правду. Но Морни будет все отрицать, и нам придется начинать все сначала. Морни обязательно будет все отрицать: ведь в противном случае его заподозрят в двух убийствах.

— Что ж тут удивительного? — рявкнула она.

— Подумайте сами, зачем Морни, человеку со связями, протекцией и положением в обществе, идти на убийство вместо того, чтобы просто продать взятую в залог вещь? По-моему, это не имеет никакого смысла.

Она смотрела перед собой и молчала. Я улыбнулся ей, так как знал, что сейчас наконец-то я ее обрадую.

— Я нашел вашу невестку, миссис Мердок. Даже как-то странно, что ваш послушный сын не говорил вам, где она.

— Я его не спрашивала, — сказала она непривычно тихим — для себя — голосом.

— Она опять, как и раньше, поет с оркестром в клубе «Веселая долина». Я говорил с ней. Крепкий орешек. К вам большой любви не питает. Вполне возможно, она-то и взяла монету, отчасти назло вам. Возможно также, Лесли догадался об этом или узнал и выдумал всю эту небылицу, чтобы выгородить ее. Он уверяет, что очень ее любит.

Она улыбнулась. Нельзя сказать, что улыбка ее очень красила. И все же это была улыбка.

— Да, — с чувством сказала она. — Да. Бедный Лесли. Так на него похоже. Но в таком случае… — она замолчала, и ее лицо расплылось в почти безотчетной улыбке. — В таком случае моя дорогая невестка может оказаться причастной к убийству.

— Думаю, вы были бы только рады, — заметил я после паузы, дав ей возможность вдоволь насладиться своей догадкой.

Продолжая улыбаться, она кивнула. Она была так увлечена самой идеей, что не сразу почувствовала грубые нотки в моем голосе. Потом лицо ее напряглось, и улыбка исчезла. Поджала губы и процедила:

— Мне не нравится ваш тон. Совсем не нравится.

— Еще бы. Мне он самому не нравится. Мне многое не нравится. Не нравится ваш дом, сильно смахивающий на тюрьму, вы сами, вымученная улыбка вашей секретарши, ваш прохвост сын, вся эта история. Не нравится, что от меня скрывают правду, что лгут на каждом шагу…

И тут она завопила. Перекошенное от ярости лицо покрылось красными пятнами, глаза вращались от бешенства, голос срывался от ненависти:

— Убирайтесь! Вон из моего дома! Немедленно! Убирайтесь!

Я встал, подобрал с ковра шляпу и сказал:

— С удовольствием.

Смерил ее усталым злобным взглядом, пошел к двери, открыл ее и вышел. Держась за ручку застывшими пальцами, бесшумно закрыл ее и тихо щелкнул замком. Просто так.