Взаимосвязи

Взаимосвязи

В одиннадцатом классе, когда все его одноклассники только думали, куда и на кого пойти учиться, он уже знал, чем заполнить свою жизнь. Понимание пришло в тот день, когда необъятный ствол липы, росшей в его дворе, после сильного урагана упал на соседский дом. Старое здание раскололось точно посередине. Пыль поднялась в небо. И ужасное зрелище подвигло две семьи на трогательный момент.

Никто не погиб, кроме самого дома. Две стены полегли в разные стороны, шиферная крыша уместилась между ними, окна покосились, зазвенели стекла, а на шум тотчас высыпали люди, особенно те, кого это касалось меньше всего. Артем тоже вышел из своего дома, но не на шум. Такие звуки, как скрип и скрежет, его никогда не отвлекали. Он заметил на улице слишком много народа для скучного, ветреного дня и отправился за калитку, посмотреть, что там не так. Он не сразу понял, что липа — пожалуй, самое большое дерево, встретившееся ему за семнадцать лет, — уже не стоит как прежде, и тень от ее листьев больше не закрывает половину двора. Возможно, если бы осеннее солнце вышло из-за облаков, он бы заметил тень, точнее, внезапно исчезнувшую тень, и обернулся. Но Артем не увидел ни того, ни другого, и начал расспрашивать старых бабок, по какому поводу начался их внеочередной сбор. А потом будто сам Господь заставил его оглянуться.

— Ма-терь… — вымолвил он наконец, рассмотрев последствия того, что произошло пару минут назад.

Через несколько лет, когда Артем откроет свою собственную мебельную фабрику, он скажет: «Счастья не было, да несчастье помогло». Упавшая липа изменила всю его жизнь, хотя, как говорила его мать, лучше бы толчком послужило что-нибудь другое. Матери всегда виднее, особенно если нет отца и советовать, в общем-то, некому.

Липу разрубили на десятки крупных колод. Так как в селе по-прежнему были дома, не имеющие газового отопления, и люди собирали дрова везде, где только можно, часть колод удалось продать. Липа оказалась одной из трех сотен деревьев, уложенных ураганом в тот день, и люди не знали, то ли радоваться, что зимой никто не замерзнет, то ли жалеть того, кто остался без дома. Артем жил в хате, где не было ни ванной, ни кухни, ни каких-либо других помещений, предназначенных для нормальной жизни. Зато в их хате была печь, которая отгораживала одну комнату от другой, и был стол, за которым Артем делал уроки…

И однажды стал резать дерево.

Он и сейчас помнил тот момент, когда впервые вырезал из куска дерева человечка. Артем подарил его маме, мама поставила человечка на шкаф, и с тех пор он так и стоял там. Корявый, неотесанный — фигурка, вызывающая смех и сожаление. Артем назвал ее Отрыжкой. После первой Отрыжки появилось немало других «отрыжек»: Артем сохранил несколько гладких веток липы, обтесал их рубанком и делал фигурки людей, животных, героев мультиков и фильмов, книг и песен. Он делал все, на что был способен его мозг. Он сидел дни и ночи, и, пока его сверстники оттягивались на дискотеках, ходили в рестораны, пили виски с колой и курили кальян, Артем работал.

Он работал так усердно, что не заметил, как прошло девять лет. Ему исполнилось двадцать шесть, а он все так же сидел за столом и делал фигурки. Только уже не для себя, а для многих курортных городов, где иностранцы покупали их за большие деньги. Его банковский счет тоже рос, но никто этого не замечал. Артем был увлечен работой, люди — сплетнями, а мама — радостью за своего сына. Только банк знал, сколько магазины перечисляют на его счет, и только счет знал, что сумма год от года неуклонно увеличивается.

Когда ему исполнилось двадцать семь, мама внезапно ушла из его жизни. И ее смерть тоже явилась своеобразным толчком.

Каким?

Артем начал видеть взаимосвязи.

Нет работы — нет денег, нет денег — нет еды. Нет еды — смерть.

Таких взаимосвязей было немного, но одна из них оказала на его жизнь особое влияние. В двадцать семь Артем понял, что он тоже умеет любить, и ему, как и каждому нормальному мужчине, нужна женщина. Подруга. Девушка, с которой он будет проводить дни и ночи. Временами, засыпая после тяжелых будней, он мечтал, что эта девушка объявится сама. Просто придет и скажет ему, что хочет остаться с ним навсегда. И им будет тепло вдвоем. А потом — втроем… Значимость женщины в жизни мужчины огромна. Он знал это, как никто другой, ему не раз об этом говорила мама. Но однажды он понял, что в кругу его знакомых и друзей нет девушек, с которыми он мог бы завести отношения, а идти и знакомиться самому… оказалось невозможно. Слишком много времени было потрачено впустую. А счет в банке — это всего лишь счет. Артем даже не знал, как распорядиться этими деньгами.

В центре села находилась площадь, где вечерами собиралась молодежь. Как-то раз Артему в голову пришла идея обзавестись биноклем и глянуть на село с возвышенности. Его не интересовал вид окрестностей, пустых домов, озер, полей и прочего, что восхищает художников и пробуждает вдохновение писателей. Его интересовали люди. То, чем они занимаются, и как проводят будни. Он купил самый дорогой бинокль из тех, что продавались в ближайшем городе. Идеальные стекла, оптическое увеличение, широкий угол обзора. Этот бинокль был предназначен для того, чтобы в него не просто смотрели и любовались чем попало. В нем словно отражалась вся жизнь, перемешанная с вульгарным шпионством и простой правдой.

Артем шел в парк, забирался на крышу долгостроя, находившегося прямо перед центральной площадью, и наблюдал. Он наблюдал за девушками и парнями, их объятиями и поцелуями, он видел драки, видел, как в синее небо пускают салют и как пьяные девочки и мальчики обсыкают углы глухих улиц. Все это он смотрел как фильм, пока однажды не пристрастился к нему так сильно, что его жизнь разделилась надвое. Один Артем делал сувениры для магазинов, другой — сидел на крыше и смотрел на людей.

Когда он смотрел на людей, он думал о взаимосвязях. Артем понимал, что ни один из тех парней, кто обнимается с подружками на лавочке, не знает, что это такое. Для них взаимосвязи — такая же непонятная тема, как для девочек — футбол. Парень мог что-то осознать, но суть и исход все равно останутся ему непонятны, потому что, имея девушку, он чувствует жизнь и счастье, а, не имея, — перейдет на другой уровень и станет ближе к взаимосвязям. Станет таким, как Артем, и будет больше рассуждать, нежели делать. А Бог таких не любит. Бог любит тех, кто делает, кто предпринимает, кто трудится и шевелится. И Богу плевать, что ты гений и никто из твоих друзей, знакомых не способен вырезать из дерева фигурку стоимостью в четверть однокомнатной квартиры. Твоя жизнь — это твоя жизнь, и тебе ею распоряжаться.

К тридцати годам Артем переехал в город. К тому времени у него уже было три бинокля и подзорная труба. Он быстро овладел купленной оптикой и записывал в блокнот свои чувства и мысли о том, что видел сквозь увеличительные стекла и что, как ему казалось, должно произойти. В городе он подыскал место, возле которого стоял большой девятиэтажный дом. Его окна были максимально приближены и открыты. Напротив него Артем развернул строительство будущей фабрики. Впрочем, построить цех, откуда бы он мог наблюдать за всеми окнами девятого этажа, он так и не сумел, но Артем провел огромную инженерную работу, высчитывая всевозможные точки, откуда угол обзора максимально охватывал весь соседский дом.

Строительство затянулось на три года. В тридцать три Артем имел мебельный цех высотой в восемь метров, над цехом располагались административные помещения высотой еще в два этажа, а над ними находились еще два этажа прочих комнат, где он сделал точки обзора, оборудованные биноклями и подзорными трубами. На самом верхнем этаже был пентхаус с окнами во всю стену, и иногда Артем думал, что, создав себе такое пространство для наблюдений, он не позаботился о собственной безопасности. Ведь из сотни людей, живших напротив, все равно найдется один засранец, способный взять в руки бинокль и следить за ним точно так же, как он следил за семьями в доме напротив. Так или иначе, он действовал согласно своему плану.

Вечером, когда сгущалась тьма и в окнах соседского дома загорались огни, Артем включал свет в одной из комнат административного здания, показывая охране и всем, кому интересно, что он отдыхает именно там, а сам шел в пентхаус и начинал наблюдать.

Записи в блокноте он делал на месте, пользуясь лунным светом, а если луна была за облаками, подсвечивал мобильником.

«Девятый этаж, третье окно справа. Живет молодая семья и дочка. Дочке около пятнадцати. Постоянно ругается с родителями. Жестикулирует, кричит. Когда остается одна, окно своей комнаты держит занавешенным». Запись датирована двадцать четвертым ноября две тысячи пятнадцатого года. Позже будут возникать дополнения. Девочка становилась старше, красила волосы то в красный, то в оранжевый цвет, курила в своей комнате, пока родителей не было дома, обожала танцевать. Многое менялось, в том числе и стиль девочки, но кое-что оставалось неизменным: она задвигала шторы в момент переодевания. Такие женские привычки вызывали у Артема раздражение.

«Седьмое окно справа, девятый этаж. Живет молодой парень, один, без семьи. Сутками просиживает у компьютера с наушниками на голове. Иногда приглашает в квартиру друзей и вместе с друзьями сидит у компьютера, пьет пиво, смеется и играет. Встает из-за стола, только чтобы размять спину. Иногда сидит до утра. Ставит возле себя чашку с попкорном и ест, чтобы не уснуть». Таких людей Артем считал больными и потерянными. Если он еще видел взаимосвязи, то они лишались и этого. Свою жизнь они уже проиграли.

«Восьмой этаж, третье окно от лестничной площадки. Живет одна из семей, которые в документах социальных служб принято обозначать красным флажком. Неблагополучная семья. Отец пьет каждый день. Иногда бегает за женой по трехкомнатной квартире с разными предметами в руках: вилкой, карандашом, бутылкой, графином, спичками, настольной лампой. Соседи вызывают полицию, после чего мужчина пропадает на несколько суток. А по возвращении начинается все по-новой. Детей нет».

«Шестой этаж, третье окно. Живет молодая пара. Окна не закрывают. Занимаются сексом раз в три дня. У девушки очень хорошая фигура. Когда одна дома, проводит время с телевизором и спортивным каналом. Выполняет сложные физические упражнения». Артем предположил, что она бывшая спортсменка. Он никогда не видел посторонних людей в их квартире. Пара живет без детей, для себя.

«Шестой этаж, третье окно справа. Живет состоятельная семья. Отец появляется в квартире редко. Дочке около двадцати лет. Регулярно крутится перед зеркалом, примеряет новые платья, джинсы, шорты. Особенно помешана на нижнем белье». В ее комнате было на что посмотреть. И хотя даже на расстоянии Артем чувствовал, какой от нее исходит негатив, он смотрел на ее окно часами.

«Пятый этаж, второе окно от лестничной площадки. Живут пожилые люди. С ними — женщина лет тридцати и мальчонка не больше пяти. Свет в окне кухни загорается около семи каждый день, кроме воскресенья. Свет гаснет в десять, после того как женщина укладывает мальчика в кровать». Артем предположил, что женщина — мать-одиночка, а пожилые люди — ее родители. Несколько раз он видел женщину в окне кухни с сигаретой. В такие моменты ему удавалось хорошо рассмотреть ее. И если бы кто-нибудь спросил его, почему эта женщина ушла от отца своего ребенка, он бы нашел что ответить. В этом тоже крылась своя взаимосвязь.

Он делал пометки по каждому незанавешенному окну. Большинство записей имели историю. Иногда Артем листал блокнот и вспоминал, что было вчера, а что — много дней назад. Он подглядывал за людьми, находясь в полной темноте, и если его глаза требовали передышки, он ложился на один из диванчиков и думал.

Всем людям суждено развиваться и совершенствовать свои навыки, потому и Артем все ближе подбирался к ответу на вопрос, для чего все это. Однажды он внезапно понял, что пользы от его шпионажа столько же, сколько от ядовитых сплетен. И тогда он предположил, что, если бы у него была своя женщина, он не стал бы заниматься этой ерундой, а тратил бы время на что-то полезное.

К тридцати пяти он уже не занимался сувенирами. Мебель, которую производила его фабрика, делали другие люди. Артем только руководил производством и получал огромные деньги. К нему бегали за советами и разрешениями. Он ездил на Мерседесе «С» класса, и видел, как раз от раза на его машину оборачивались молодые девушки. Казалось, жизнь сама стелется ему под ноги, но женщины рядом с ним не было, даже когда ему стукнуло сорок. Тогда в его голову пришла еще одна взаимосвязь.

«Нет женщины — нет семьи, нет семьи — нет детей, нет детей — в сорок пять застрелиться».

— Мне сорок, — сказал себе Артем, глядя на окно, где горел свет и веселились две молодые пары. — Почему я не могу говорить с женщинами? Почему я не понимаю их языка? Почему я могу только наблюдать за ними?

«Тот, кто не говорит, — смотрит, — ответил голос в его голове, и он понял: к нему пришла новая взаимосвязь. — А кто говорит — чувствует».

— Разве я не пытался ничего изменить? — спросил он у пустой комнаты. — Разве я не пытался?

«Заговорить… — вторила комната.

— Всю жизнь я боялся к ним подойти. Всю свою проклятую жизнь я провел заложником своего страха. А им было так легко. Им было приятно, когда к ним подходили уверенные парни и приглашали их гулять на набережную. И я видел это сотни раз, а потом пытался сделать то же самое, и у меня ничего не получалось. Я боялся. Мое сердце вырывалось из груди. Я не мог дышать. Не мог вымолвить ни слова. Они смотрели на меня и тоже начинали бояться, потому что вид испуганного парня, который хочет познакомиться, но внезапно понимает, что ничего не выйдет, страшнее, чем смерть. Теперь мне сорок. И я один.

«Люди, кто меня слышит! Не делайте так, как я! — хотел закричать он, но испугался собственного голоса. — Выход есть. И выход — в вас самих!»

Он валился с ног от усталости, потому что мысли день ото дня мучили его все сильнее. Он жил лишь в светлую часть суток. Как только сгущалась тьма, он полз наверх, как наркоман за очередной дозой, и все начиналось сначала. Только мысли и тяжесть, мысли и тяжесть… В какой-то момент его голова перестала принадлежать ему. В ней словно завелся дьявол. И дьявол сказал ему, что пора оборвать взаимосвязь.

Ему исполнилось сорок пять.

Артем зашел в свой кабинет, открыл ящик стола и вытащил пистолет. Ощущение, охватившее его тело, было ложным. Он уже знал, что стоит одной ногой в аду. Он мог бы написать записку своим приближенным. Он мог бы напоследок обойти цех. Он мог сказать Богу спасибо, если бы не осознал, что богатство, машины, уважение и оптимизм — все, за что его ценили приближенные, оказалось ничем по сравнению с одной элементарной миссией, с которой все нормальные люди привыкли справляться легко и непринужденно. А он — не смог.

Артем сунул дуло пистолета в рот, и в последний момент вспомнил о стволе дерева, обрушившемся на дом соседей.

«Если бы в тот год липа упала на наш дом, — подумал он, — многого удалось бы избежать».