Взлет черного лебедя

БРИЛЛИАНТОВЫЙ ПОЛДЕНЬ

На следующее утро я проснулась от женского вопля. Вскочив с кровати, я сбежала по лестнице в пижамных штанах и футболке и только потом поняла, что кричали не вслух, а мысленно. «Звук» исходил со стороны галереи.

Я накинула куртку, взяла длинный шарф и обмотала им шею. Затем сунула ноги в ботинки, брошенные мной вчера в коридоре, и отперла дверь. Я надеялась, что вид у меня не самый непотребный. Я впервые отправилась в галерею после дня ограбления, и наша репутация могла пострадать из-за того, что дочь владельца превратилась в пугало.

Майя сидела за столиком администратора и была, по обыкновению, мила и деловита. Ее наряд состоял из короткого трикотажного платья шоколадного оттенка и замшевых ботфортов под цвет рыжеватых колготок. В ушах девушки блестели узорчатые мексиканские серебряные серьги. Она вежливо улыбалась женщине, грозно нависшей над ней, но про себя кричала: «Заткнись! Заткнись!»

Что за переполох. В чем дело? Незнакомка угрожала Майе? Но ничего ужасного в посетительнице не было. Типичная матрона с Лонг-Айленда. Для таких клиенток я порой отливала медальоны. Дорогая укладка, вельветовый воротник клетчатой куртки «Burberry», в руке — огромная сумка от «Louis Vuitton». Думаю, что в ее недра поместился бы десятифунтовый пакет риса.

— Я могу вам чем-то помочь? — спросила я. — Я — управляющая…

Незнакомка вытаращилась на мои пижамные штаны и скептически сдвинула брови. Потом уставилась на Майю, но та и не подумала признать во мне самозванку. Женщина вздохнула.

— Я просто втолковываю вашей галеристке, что в разгаре финансовый кризис.

Майя внутренне возмутилась, и ее крик усилился на пару децибел. Она ненавидела определение «галеристка».

— Что, простите? — осведомилась я невинным тоном.

— И, учитывая экономические проблемы, большинство заведений идет навстречу своим клиентам… короче, снижают цены.

— Миссис Бирнбах понравилась акварель Дюфи,[58] — сообщила мне Майя. — Но она полагает, что картина слишком дорога.

— Я уже давно положила глаз на это произведение, — призналась миссис Бирнбах. — Дюфи будет прекрасно смотреться в нашем доме в Бока.[59] В общем, не согласны ли вы сделать скидку?

Некоторые наши клиенты любили торговаться. Обычно переговорами занимался Роман, и в итоге он часто оказывался в выигрыше. Но при мысли о том, что дамочка с сумкой за восемьсот долларов и особняком на берегу океана решила воспользоваться нами, у меня сразу вскипела кровь. Кроме того, картина для нее является лишь предметом декора!

Я открыла рот, готовясь произнести гневную тираду, и вдруг услышала тонкий девичий голосок: «Пожалуйста, не кричите на меня!» Он исходил из сознания миссис Бирнбах. Я оторопела и на целую минуту онемела. Вихрь образов пронесся перед моим мысленным взором. Сердитый мужчина, размахивающий каким-то счетом. Хорошенькая девочка-подросток, указывающая на дорогую книжку карманного формата. Мальчик помладше с брекетами на зубах… «Аарон поступит на медицинский или на юридический…» Ее жизнь рушилась. Но тогда зачем она здесь и хочет купить Дюфи?

Я перевела взгляд на акварель. Художник изобразил морское побережье с множеством ярких зонтов. А в голове миссис Бирнбах мелькал подобный пейзаж. То ли Нью-Джерси, то ли Лонг-Айленд… Солнечный пляж, напоминающий юг Франции. Дети играли у кромки воды, в синем небе кружили чайки, а старик… папочка Розенфельд… протягивал девочке блестящую розовую раковину. Я моргнула — видение пропало, как брызги прибоя. Я присмотрелась к миссис Бирнбах и заметила, что лак на ее ногтях — точно такого же оттенка, как ракушка, которую ей подарил дед.

Я снизила цену на тридцать процентов.

Майя хлопала ресницами. Даже миссис Бирнбах, передавая ей карточку «American Express», удивилась. А я гадала, к чему приведет моя «благотворительность». Муж наверняка закатит миссис Бирнбах скандал. Роман, несомненно, изумится, с какой стати я так продешевила. Майя непременно возмутится моей неуместной щедростью, поскольку пострадают ее комиссионные. Но сейчас мы с миссис Бирнбах улыбались друг другу как старые добрые знакомые.

Но несмотря на эйфорию, я понимала, что должна кое-что предпринять. После того, как клиентка покинула галерею, я сказала Майе, что комиссионные она получит согласно первоначальной стоимости Дюфи. Она успокоилась, у меня полегчало на душе, и я отправилась наверх, чтобы принять душ и одеться для встречи с Обероном в полдень. У двери, ведущей в комнаты отца, я остановилась и прислушалась. Там царила тишина. Наверное, Джей еще спал. «Хорошо хоть я не вижу чужие сны», — подумала я.

В студии тоже был мир и покой. Никаких следов Лол. Ночью, прогнав Уилла Хьюза, она несколько минут отчитывала меня, а потом улетела. Полагаю, отправилась докладывать Оберону о том, что я едва не превратилась в вампира. Если бы не вмешательство Лол, я бы уже стала «темным созданием ночи». В резком утреннем свете было трудно поверить, насколько близко я подошла к этой черте. В ванной комнате я встала перед зеркалом, отбросила волосы в сторону и изучила шею. Чуть выше яремной вены краснели две ярко-красные колотые ранки и небольшой порез — следы клыков Уилла. Отметины не побледнели, как его первые укусы в парке — видимо, вчера у него не было времени их залечить. Зрелище моей раненой плоти повергло меня в шок. Неужели я вправду осмелилась на такое — отдать свою жизнь ему, этому человеку… вернее, бессмертному существу, чудовищу…

«Тело — храм души» — вспомнились мне слова Романа. Они прозвучали осуждающе, укоризненно. Я побледнела, представив себе, что бы подумал мой отец, если бы все узнал. Возможно, позволив Уиллу Хьюзу выпить мою кровь, я бы потеряла душу?

А она у него есть?

Я глубоко задумалась о собственных чувствах и о натяжении той серебряной нити, которая связывала нас. Что она соединяла между собой, если не наши души?

Обработав ранки неоспорином, я мельком посмотрела в зеркало и охнула. В обоих зрачках сверкали красные огоньки. Я затаила дыхание — и они увеличились, но спустя миг исчезли. Мои глаза вновь стали нормальными. Однако у меня возникло странное ощущение, будто за мной кто-то внимательно наблюдал.

Адрес, который мне дал Оберон, привел меня к Национальной ювелирной бирже. «Неужели фейри занимаются бизнесом?» — удивилась я, расхаживая по демонстрационному залу. Я всегда считала, что это — дело хасидов. Так или иначе, но работа у них спорилась. Везде толпился народ. Никаких признаков кризиса.

Я медленно бродила вдоль стендов. Некоторые посетители что-то покупали — молодые пары в обеденный перерыв выбирали себе обручальные кольца, а офисные служащие подыскивали подарки к Рождеству и Хануке. Но многие намеревались продать украшения. Хотя не всегда легко определить, кто имеет такие намерения. Потенциальные продавцы зачастую ходили от прилавка к прилавку, просили показать часы или кольцо. Потом, будто ненароком, выуживали из кармана или из сумочки бархатный мешочек и небрежно интересовались, не занимается ли человек сбытом ювелирных изделий. Эти типы просто игнорировали вывеску «ПОКУПАЕМ ЗОЛОТО И БРИЛЛИАНТЫ».

Я понаблюдала за одной из сделок. Усталого вида женщина пятидесяти с лишним лет продавала обручальное кольцо.

— Бывший муж подарил, — сообщила она продавцу. — Растяпа несчастный.

— Зачем вспоминать о плохом? — пожал плечами тот — коротышка с лысиной, обрамленной венчиком седых волос, и длинной седой бородой. Черный жилет туго обтягивал его брюшко. Он улыбнулся женщине, сверкнув золотым зубом. — Отправляйся в круиз, дорогуша, — посоветовал он, разглядывая бриллиант в два карата через монокль. — Познакомишься с парнем, который подарит тебе колечко в два раза дороже.

Она рассмеялась и вмиг помолодела. Сегодня я не обращала внимания на ауры, но заметила, как от веселых комплиментов нимб над головой женщины засиял небесно-голубым. А свет, исходящий от продавца, был ослепительно-белым.

— А вы правы, — ответила клиентка, облокотившись о прилавок, когда ювелир принялся измерять камень микрометром. — Что думаете про Багамы в декабре?

— Холодновато, — ответил он, отняв монокль от глаза. — На Арубе[60] лучше.

Затем он написал на листке цифру с большим числом нулей и подвинул его по прилавку к женщине. Та изучающе взглянула на кольцо, затем перевела взгляд на бумажку. Она измеряла расстояние между ними, словно это были географические ориентиры. Перед ней лежало ее прошлое и будущее. Я почувствовала, как ее сознание до краев наполнилось цифрами.

— По-моему, цена справедлива, — наконец произнесла она.

— Конечно, милочка! И еще я вам сделаю скидочку на двадцать процентов, когда в будущем году вы ко мне явитесь с мистером «То-Что-Надо» за новым украшением. А где вы с ним познакомитесь, не забыли? Правильно, в круизе.

Женщина улыбнулась, и продавец выписал чек. Когда она за ним потянулась, мужчина взял ее руку, склонил голову и прикоснулся губами к костяшкам пальцев. Его лысина сверкнула под флуоресцентными светильниками, как один из его бриллиантов.

— До лучших времен, моя дорогая, — добавил он.

Когда женщина проходила мимо меня, я четко услышала ее мысли: долги за квартиру и электричество, счета за телефон, суммы, которые нужно потратить на продукты. Она подсчитывала, надолго ли ей хватит вырученных денег. Места для круиза не оставалось.

Когда она покинула зал, появился Оберон. Он выглядел усталым и изможденным. Кожа приобрела землистый, пепельный оттенок. Из него прямо высосали жизненную силу, как из световых сильфов в Центральном парке.

Поравнявшись со мной, Оберон кивнул мне, но обратился к бородатому толстяку:

— Здравствуй, Ном. Как бизнес?

— Грех жаловаться, — тот пожал плечами. — А если и пожалуюсь, какой толк? Покупаю больше, чем продаю — не слишком хороший знак. Но у меня хотя бы капиталец имеется, чтобы переждать грозу. Другим не так повезло.

— Да, — согласился Оберон и поманил меня к прилавку. — Ном Эрдман, познакомься с Гарет Джеймс.

— А-а-а, Сторожевая Башня. Ну разумеется, я сразу догадался. — Он подержал мою руку в холодных сухих ладонях и прижал к ней губы. — Мне выпала большая честь увидеть тебя.

— Очень рада познакомиться с вами, мистер Эрдман.

— Пожалуйста, называйте меня просто Ном, — улыбнулся он, однако карие глаза ювелира были печальными. Их окружали глубокие морщины, похожие на борозды на сухом поле. А сами они казались мне глубокими, бездонными колодцами, прорытыми до самой сердцевины земли. Я ощутила, как от кончиков его пальцев к моим бежит ток, распространяется по всему телу, пронзает пол здания, фундамент и горную породу, лежащую в самом низу…

— Эрдман? Это означает…

— «Человек земли», — подсказал ювелир и похлопал себя по широкой груди. — Мой народ тысячелетиями искал драгоценности. — Он пожал плечами. — Там мы и живем. А если уж речь зашла о хлебе насущном… то всем надо порой поесть. Почему бы нам немножко не перекусить, пока мы будем беседовать? — Он ткнул большим пальцем в бельэтаж, где находился кошерный ресторан. — Давайте-ка, не пожалеете. Там одна официанточка ко мне неровно дышит. Можно рассчитывать на бесплатные маринованные огурчики и капустный салат.

Он подмигнул мне, встал с табурета и выбрался из-за прилавка. Я с изумлением обнаружила, что его лысая макушка едва достигает моего плеча. Он был не выше Бекки, но повел нас по залу с видом наследного принца. По пути он часто останавливался, чтобы перекинуться любезностями с другими продавцами и посетителями. Оберон являлся королем фейри, а здесь явно было царство Нома.

— Насчет «Эрдмана» мне понятно, — шепнула я Оберону, когда мы начали подниматься по лестнице. — Но имя… «Ном»…

— Напоминает «гном», правда? А он действительно оберегает сокровища и ресурсы земли.

— И какому же дару я смогу обучиться у него? — поинтересовалась я, наблюдая за приземистым коротышкой. «Стоит ему нацепить остроконечный колпак, и он превратится в садового гнома», — подумала я.

На верхней ступени лестницы Оберон обернулся ко мне. Ном топал впереди нас. Он радостно поприветствовал обладающую весьма пышными формами официантку с волосами цвета спелого баклажана.

— Мы попросим его, чтобы он тебя немного заземлил, — заявил Оберон. — Буквально спустил с небес на землю. Если честно, я был бы рад, если бы ты научилась выбирать себе компанию.

Оберон многозначительно кивнул на мою шею, закрытую воротом водолазки. Я не успела спросить его, рассказала ли ему Лол о вчерашнем происшествии на крыше. Наконец мы приблизились к столику с низкими диванами, обтянутыми винилом. Отсюда открывался отличный вид на демонстрационный зал. Я села рядом с Обероном, напротив Нома. Решила, что лучше уж смотреть в грустные глаза ювелира, чем в осуждающие — Оберона.

— Блинчики здесь обворожительные, — сообщил Ном, когда официантка принесла нам пластиковые стаканы с теплой водой. — И борщ тоже.

Судя по бейджику, женщину звали Сэди.

— Беру блины и борщ, — сказала я Сэди. — И чашку горячего чая.

— У леди хороший вкус, — произнес Ном, подмигнув мне. — Мне то же самое, только я предпочитаю крем-соду.

Оберон заказал китайское рагу из курицы с лапшой и холодный чай со льдом. Вероятно, ради того, чтобы мне насолить.

Когда Сэди записала наши заказы и направилась к соседнему столику, Ном посерьезнел.

— Правда, что сильфов погубил Ди?

Оберон «просканировал» обстановку и вздернул брови. У стойки ел суп хасид, пожилая пара неподалеку от нас мирно разговаривала. Король фейри молча вздернул брови. Ном быстро извлек из кармана серый бархатный мешочек. Распустив шнурки, он высыпал его содержимое на свою широкую ладонь. Полдюжины бриллиантов и других драгоценных камешков так и засияли на фоне старческой кожи. Одни были ограненными, некоторые в форме круглых или овальных кабошонов. Ном выбрал прозрачный ромбовидный кристалл и водрузил его на середину стола. Перистые черные прожилки изящно выделялись на камне — вылитые миниатюрные листья папоротника.

— Дендритовый кварц, — произнесла я. — Он безупречный.

Из курса геммологии я знала, что подобный рисунок образуется из-за железистых соединений, которые накапливаются в горном хрустале. Но для меня этот узор всегда ассоциировался с окаменевшими растениями.

— И он очень полезен, если надо посекретничать.

Ном взял стаканчик с водой, вылил каплю на кварц и пробормотал несколько гортанных слов. Тот зашипел, завибрировал, дважды повернулся против часовой стрелки и замер. А потом столик с пластиковой скатертью начал покрываться перистым орнаментом. Добравшись до краев, линии не остановились. Они продолжали разрастаться, и спустя минуту нас троих накрыл хрустальный купол. Тонкие темные ветви аккуратно поддерживали его. Я ахнула, любуясь этой красотой, и эхо моего голоса отлетело от стен. Я принялась озираться по сторонам, но хасид продолжал невозмутимо доедать суп, а пожилая пара лениво тыкала вилками в омлет. Официантки о чем-то сплетничали у кухонного окошка.

— Итак? — спросил Ном, убирая остальные камни в мешочек.

— Не менее сотни сильфов были убиты. Полагаю, бедняги наглотались тумана, который наслал Джон Ди.

Ном Эрдман сокрушенно закряхтел и стал еще более печальным.

— Трагедия. Что же он за зверь? Тебе известно, как он переместил мглу?

— Увы… я надеялся, что ты мне поможешь. Твой народец проводит много времени под землей.

— Сейчас уже нет, по крайней мере, в черте города. Теперь там слишком многолюдно, постоянно ведутся работы — от строительства на «Нулевой отметке»[61] до прокладки нового водопровода и железнодорожного туннеля для Трансгудзонского экспресса. Сейчас внизу даже собственных мыслей не услышишь. По выходным я отправляюсь в Катскильские горы, чтобы обрести хоть немного покоя. Да и мои сородичи их полюбили. Правда, там началась добыча природного газа, но пока в тех краях относительно тихо.

— Что касается Нью-Йорка, то здешние туннели доступны для Ди, — заметил Оберон.

— Понимаю. Но если я призову своих родных обратно в город, где гарантия, что они тоже не будут отравлены, как сильфы?

— Кто-то должен стеречь водопроводные сети. Когда Ди проникнет в них…

Оберон не договорил. Появилась Сэди и принесла нам еду. Официантка прошла с подносом через купол так, словно того не было и в помине. Однако ее губы беззвучно шевелились.

Ном улыбнулся Сэди и показал два поднятых вверх больших пальца, а затем сказал Оберону:

— Ладно. Я соберу несколько рабочих, чтобы они сторожили Кротонский резервуар[62] и станции линий метро до Мидтауна. Но дальше Четырнадцатой улицы никто и шагу не ступит. Ты в курсе, кто заседает в совете?

— Еще бы. Как насчет IRT?[63]

Пока Оберон с Номом обсуждали наилучшие способы защиты туннелей и нью-йоркской подземки, я уплетала блинчики и борщ. Суп был со сметаной, ярко-красный и кисловатый. Блинчики по краям хрустели. Повар начинил их мягким сладковатым сыром. Я съела все подчистую и принялась за чай. А Оберон и Ном успели поделить между собой ответственность за большую часть Манхэттена. Мне было положительно нечем заняться, и у меня возникло чувство, что меня могут отправить под домашний арест до завершения сражения с Джоном Ди. Тем не менее, когда я глядела на суровые лица Оберона и Нома, это не казалось мне такой уж непривлекательной идеей.

Наконец Ном решил сменить тему.

— Ситуация накалилась, — изрек он. — Если она будет сражаться с Ди под землей, ей понадобится помощь. Сама она вряд ли отыщет дорогу.

Это — нечто новенькое. Мне очень не понравилась фраза Нома. Я бы предпочла полеты мрачной перспективе встречи со злодеем в полузатопленном туннеле. Кроме того, в канализации могли водиться гигантские крысы и крокодилы-мутанты.

— Наверное, мне бы пригодилась карта, — робко пробормотала я.

Ном лукаво улыбнулся и снова вытащил из кармана бархатный мешочек.

— У меня есть кое-что получше, сладенькая.

Он опять высыпал на ладонь сверкающие кристаллы.

«Он выдаст мне магический бриллиант», — подумала я, наклонившись к столу и внимательно глядя на ладонь Нома. Но он выбрал серый блестящий камешек, обточенный в форме слезы.

— Гематит, — произнесла я. — Кровавик.

— Точно! — одобрительно мурлыкнул Ном и аккуратно положил его на мою ладонь. Он оказался более тяжелым, чем я предполагала. — Мы называем его камнем-компасом. Он наделен и ферромагнитными, и антиферромагнитными свойствами. Работает он превосходно.

Внезапно гематитовая слезка завертелась. Остановившись, она указала острым концом в сторону демонстрационного зала.

— Это — север, да? — спросила я, поддела камешек пальцем и повернула в противоположную сторону. Он мгновенно развернулся к северу. — Здорово! Значит, мне просто нужно носить его с собой?

Ном отвел грустный взгляд от моей ладони и посмотрел на Оберона. Тот кивнул. Ном накрыл мою ладонь двумя руками и сжал. Я будто оказалась в тисках. Короткие и широкие пальцы Нома были жесткими, как сталь. Я испугалась, что он сломает мне кисть. Кровавик вдавливался в мою плоть, подобно ледяной стреле.

— Эй! — воскликнула я, пытаясь встать и вырваться, но Оберон преградил мне путь. Я впала в отчаяние. Конечно, никто из посетителей ресторана не слышал моего крика. Я уставилась в печальные глаза Нома, безмолвно умоляя его перестать. На них навернулись слезы, но он сдавил мою руку еще крепче.

— Прости, милая, — прошептал он и с чудовищной силой сжал мою ладонь.

Дикая боль распространилась по нервным окончаниям. Ном чуть-чуть ослабил хватку.

«Если он сейчас поцелует мои костяшки, влеплю ему пощечину», — решила я.

Но Ном только разжал мои пальцы и подул на них. Опустив глаза, я ожидала увидеть изуродованную культю, но все было целым. Кожа нежная и розовая, ногти — идеально ровные… но на ладони (точнее — внутри нее) светился гематит. Я приблизила руку к лицу, слезка завертелась и замерла острием к северу. И я почувствовала, как в ответ на движение камешка все мое тело — кровь в сосудах, волоски на коже, даже атомы моих клеток — шевельнулось и повернулось к северу. Ном не только вживил в меня камень-компас. Он превратил в компас меня.