Взлет черного лебедя

ИНСПЕКТОР

Несмотря на то, что мы находились на полуподвальном уровне здания, ступени лестницы от кабинета Игнациуса вели вниз еще на два пролета. Преодолев их, мы прошли по едва освещенному коридору и опять начали спуск. Если честно, я предположила, что нас ждет третья лестница, но Игнациус открыл дверь, за которой оказался туннель с арочным сводом. И потолок, и стены были украшены белыми и зелеными изразцами, уложенными «в елочку». Свод заканчивался куполом из матового стекла. Я поняла, куда мы попали.

— Надо же! Мы на станции метро «Сити-Холл»! — воскликнула я. Я читала о ней в книгах по истории города. Она открылась в тысяча девятьсот четвертом году, а строилась под руководством архитектора Рафаэля Гуаставино. Ее называли «жемчужиной короны» подземной системы Нью-Йорка. — Я слышала, что ее закрыли, поскольку здесь у рельсов слишком сильная кривизна, и не было возможности удлинить платформу для поездов нового поколения.

Игнациус и Оберон переглянулись.

— Такова официальная версия, — проворчал Игнациус и направился вперед.

— Кроме того, случались кое-какие происшествия, — добавил Оберон.

— Происшествия? — переспросила я.

Игнациус отпер очередную дверь и повернулся ко мне. В сумеречном подземном освещении его глаза горели красными огоньками.

— Кражи дамских сумочек, похищения детей, травмы у рабочих, ожоги…

— Почему? — удивилась я.

— Выбросы пара из люков отопительной системы, — пояснил Оберон. — Конфиденциальные выводы комиссии гласили, что «станция построена в геологически небезопасной зоне», и ее рекомендовали закрыть для пассажиров.

— С тех пор несчастные случаи свелись к минимуму, — добавил Игнациус. — Когда я приношу ему достаточное количество добычи, он почти не выходит на охоту.

— Я считал, ты полностью обезопасил территорию, — вздернул брови Оберон.

— Есть туннели, про которые даже я не знаю. Я же тут один дракон. Хочешь больше надежности, найми дополнительных помощников.

— У нас бюджет тоже урезан, Игги. Но сейчас он на месте?

Игнациус втянул носом воздух.

— В общем — да.

Он провел нас по очередному лестничному пролету. Ступени были высечены в горной породе. Теперь в глазах Игнациуса вспыхивали серебристые и серые прожилки. А навстречу нам поднимался запах — смесь подгоревших тостов, меди и чего-то сладковатого. Кроме того, я заметила, что по мере нашего продвижения в недра земли Игнациус начал изменяться. Постепенно его спина сгорбилась, верхняя часть туловища низко склонялась к полу, и в конце концов он стал передвигаться на четвереньках. Оксфордскую сорочку пробил чешуйчатый хребет. Сквозь дыры в рубашке просвечивала блестящая кожа. Когда я поравнялась с ним, то увидела, что лицо Игнациуса превратилось в удлиненную драконью морду. Но красные глаза и расширенные ноздри остались прежними, как и голос, убеждавший нас поторопиться.

— Его что-то возбудило, — сообщил Игнациус, снимая с последней двери три тяжеленных засова. — Лучше поскорее выяснить причину.

И будто в подтверждение его слов раздался жуткий рев. У меня сложилось впечатление, что прямо на нас мчится поезд метро. «Интересно, — подумала я, — сколько раз я слышала этот вой, чувствовала под ногами вибрацию, принимая все за издержки нью-йоркской подземки?»

— Ты уверен, что мы его не побеспокоим? — прошептала я Оберону.

— Если Драйк не в духе, — отозвался он, — надо ему помочь. Он очень… чувствителен.

Я с ним внутренне не согласилась, но переступила порог. Мы оказались в громадной пещере — гораздо просторней, чем заброшенный зал «Сити-Холл». Стены покрывали изразцы-«елочки», инкрустированные различными сплавами и драгоценными камнями. Высота сводов составляла не меньше двух этажей. А в самом центре развалилось громадное существо, и оно занимало свое жилище почти целиком. Одна красноватая чешуйка размером равнялась дверце «Хаммера», а глядящий на меня багровый глаз был диаметром с канализационный люк. Но больше всего меня напугало другое. Монстр являлся многократно увеличенной копией «Челюстей» — дракона, которого я создала по мотивам моих ночных кошмаров.

— А-а-а-а-ах, — выдохнул он, и его горячее дыхание ударило мне в лицо. — Гарет Джеймс. Мечтал… — Он умолк и свесил наружу длинный раздвоенный язык. — …С тобой познакомиться.

Затем пару раз подряд коротко фыркнул — наверное, смеялся.

— Как же так? — пролепетала я, обернувшись к Оберону. Но мои спутники предусмотрительно отстали от меня на несколько футов.

— Инспектор Драйк знает все, — улыбнулся король фейри. — Он — хранитель информации.

— Знание — сила, — проревел дракон. — Ты принес мне что-нибудь?

Игнациус бросил Драйку принесенный им мешок, и дракон принялся в нем рыться. Монеты, ювелирные украшения, часы рассыпались по полу. Я разглядела роскошный «Ролекс» и сверкающие обручальные кольца. Но Драйк проигнорировал их. Он выудил из груды сокровищ айфон, конфискованный Игнациусом у Дженны Лоренс. Сжав телефон шестифутовой лапой, дракон уставился на дисплей.

— Посты Снуп Догга[80] в Твиттере сносят мне крышу, — хмыкнул он, набрал какой-то текст кончиком хвоста и недовольно прорычал: — Курс евро опять подскочил. Сейчас все помчатся скидывать баксы. До чего же алчные эти торговцы валютой. Куда до них дракону.

Затем Драйк ловко вскрыл одним когтем айфон, словно тот был раковиной двустворчатого моллюска, и извлек монтажную плату. Обозрев потолок над своей головой, он извергнул язык пламени на металлическую пластину. Когда та раскалилась докрасна, он прижал к нему плату. Внимательно осмотрев своды, я поняла, что потолок испещрен монтажными платами вперемежку с драгоценными камнями, монетами и украшениями. Причудливый филигранный рисунок слегка поблескивал.

— Что он делает? — поинтересовалась я у Игнациуса.

— Суперкомпьютер, — со вздохом произнес он.

— А контроллеры не раздобыл? — проревел Драйк.

— Пока нет, господин, но я вызвал к себе двоих сотрудников компании «Apple» по обвинению в хакерстве. Предложу им заплатить штрафы терабайтами.

— Хе-хе! — обрадовался дракон. — Ты не забудь передать ребятам, что мы их используем!

Он прикоснулся кончиком когтя к одной из медных линий, и вся система засветилась. Искры побежали по сводчатому потолку, ринулись вниз по колоннам и расползлись по полу. Нас окутала пульсирующая алая паутина. В воздухе замерцали изображения и цифры. Они сменялись с огромной скоростью.

— Традиционно драконы охраняют золото, — произнес Оберон, — а Драйк с самого рассвета информационной эры заботится о данных.

— Знание — сила, — повторил Драйк. — Но порой бывает иначе. К примеру, этой осенью вы, люди, таких дел натворили… никакая логика, никакие закономерности не сработают.

И дракон буквально «нырнул» в сеть. Монтажная плата замигала еще быстрее, и данные слились в голубоватую дымку. Я застыла на месте: в пещере на краткую долю секунды не осталось ничего, кроме ослепительно-белого света — некоей концентрации хаоса. Потом система начала методично выбрасывать изображения и цифры, хотя уже более вяло. Почти устало. Драйк ухмыльнулся.

— Тенденция, чтоб ее, — проворчал он. — И отрубается без предупреждения. Ладно, — проговорил он, уставившись на меня красным глазом, — спрашивай, что хочешь.

— Где Ди? — выпалила я.

Драйк поднял лапу и выудил из сети струю яркого света. В воздухе возникла картинка: Ди сидел в красном кресле у камина. Обстановка в точности такая же, как в его логове и в фальшивой студии ТСМ, вплоть до серебряной шкатулки на столике и портрета печальной дамы из восемнадцатого века.

— А больше ничего нет? — жалобно спросила я.

— Но я лишь передаю данные, — ответил Драйк, склонив огромную голову к изображению. — Здесь могут быть раскиданы подсказки. А что делать дальше — решай сама.

Я внимательно наблюдала за Ди. Позади него в камине плясало пламя, но сам он не шевелился.

— Это постановочный кадр?

— Наверняка, — согласился Оберон. — Воспринимай увиденное, как сообщение от Ди. Кодовые слова — «меня нет на месте». Но Драйк прав. Давай, поищем какой-нибудь знак.

Я максимально сконцентрировалась. Сначала «просканировала» все кирпичи, из которых был сложен камин, потом перешла к картине. Женщина грустно смотрела на меня миндалевидными глазами. Я не сомневалась, что уже видела на себе этот взгляд. Но где и когда? Однако я прочитала на медной табличке, прикрепленной к раме, имя: «МАДАМ ДЮФЕ». Возможно, я обнаружила скрытую подсказку к местонахождению колдуна? Я снова вернулась к портрету. Краткий миг узнавания — и изображение растаяло в воздухе.

— Хватит! — взревел Драйк. — Я информацию даром не раздаю. Что ты мне предложишь взамен?

— Я? — прошептала я, оглядываясь на Оберона и Игнациуса, но те попятились к двери. — Вряд ли я могу вас чем-то повеселить.

Дракон вытянул шею, и его нос оказался совсем рядом с моим лицом. Меня чуть не стошнило от запаха жженных волос в его дыхании, когда он принюхивался, но я не дрогнула.

— М-м-м-м… А мне сдается, что у тебя отыщется парочка очень вкусных воспоминаний. Лакомые кусочки! Если ты позволишь мне их немножечко подогреть…

— Не забывай, Драйк, она — потомок Сторожевой Башни, — вмешался Оберон. — Мы в ней нуждаемся.

— Если так, то ей нечего бояться, — рыкнул дракон. — Ну как, Гарет Джеймс? Отправимся в прошлое вместе?

— Оберон? — чуть слышно проговорила я. — Путешествие… опасно?

Игнациус издал звук наподобие сдавленного смешка. После долгой паузы Оберон вздохнул.

— Важно помнить, что огонь выявляет правду — но не всю.

— Огонь? — переспросила я, но в ответ услышала глухой стук задвигаемых засовов. Я обернулась, а моих провожатых и в помине не было. Вдруг подул раскаленный пустынный ветер. Я крутанулась на месте и увидела, что Драйк встал на задние лапы и наклонил голову. Щеки и живот дракона раздулись. Меня втягивал в глубь пещеры его мощный вдох, а сейчас он готовился выдохнуть.

Пламя ударило по моему телу с такой силой, что меня отбросило назад и я стукнулась спиной о стену. Я хотела закричать, но в рот тут же попал огонь. Я почувствовала, как он сжигает слизистую оболочку трахеи и обугливает мои легкие изнутри, а в следующее мгновение он проник в мою кровь. Чудовищный жар пронесся через сердце, как степной пожар по сухой траве, и в мгновение ока добрался по сосудам до подушечек моих пальцев. Сильнейшая боль охватила мой головной мозг, проникла во все нервные клетки и синапсы и взорвала их крошечными взрывпакетами. Каждый взрыв озарял воспоминание… Мне три года, я раскачиваюсь на качелях в парке. Мамина рука крепко поддерживает меня, подталкивает вверх, и я взлетаю к верхушкам деревьев… Мне шесть лет, я сижу на крыльце и ем мороженое… Мне двенадцать, и я просыпаюсь от кошмара и хочу позвать маму, но понимаю, что я уже взрослая. Разрозненные обрывки мелькали, как стекляшки в калейдоскопе, и я потеряла им счет. Мне шестнадцать, и я курю сигарету в баре в Ист-Вилидже… Мне семнадцать, и я стою на смотровой площадке Эмпайр Стейт Билдинг вместе с Бекки… Мне двадцать шесть, и я умоляю Уилла Хьюза испить моей крови. Пламя на миг задержалось… и помчалось дальше. Мне четыре года, и я просыпаюсь в теплой лужице у себя в кровати… Мне восемь, и я разбила дорогую вазу фирмы «Лалик»,[81] подаренную отцом матери в день годовщины свадьбы. Я тщательно прячу осколки… Мне восемь, и я лгу маме о случившемся, а она очень погрустнела и осунулась от разочарования… Вчерашняя ночь, я лежу в объятиях Уилла Хьюза на острове Говернорс. «Мне не стыдно!» Кто это сказал? Я?

В страшный момент узнавания я поняла, что слабый голос и есть я — нынешняя. Огонь отбросил меня в прошлое, и я прилагала отчаянные усилия, чтобы услышать себя. Он был похож на едва уловимый радиосигнал, сопровождающийся потрескиванием разрядов статики, в метельную зимнюю ночь. Я изо всех сил хваталась за свой же голос, но он возникал лишь время от времени. Только бы не упустить его! Я держалась за него, как Мелузина за свое испаряющееся тело, — и ужасалась грозящему мне небытию.

А пламя смеялось и рвалось вперед. Я чувствовала, как оно обшаривает, обыскивает мой мозг в поисках того, что ему нужно… Мне четырнадцать, и я гуляю с мальчишкой, который мне не очень нравится… Мне двадцать, и меня жутко злит медлительная кассирша в супермаркете… Мне шестнадцать, и я на заднем сиденье взятой напрокат машины, а за рулем — мать…

Огонь закружился над этим мгновением, как хищная птица, и спикировал вниз.

«Нет! — выкрикнул мой голосок. — Я вовсе не хотела, чтобы она погибла!» К моему огромному облегчению, пламя покинуло салон автомобиля и вернулось к другим воспоминаниям о маме… Прикосновение ее руки к моей спине, когда я качаюсь на качелях. Радость в ее глазах из-за того, что я получаю школьную награду за успехи в учебе… Ее лицо, когда я лгу ей насчет вазы… Ее глаза в зеркале заднего обзора, и я, уныло застывшая на заднем сиденье.

«А-a-a-a-ах! — довольно вздохнуло пламя (я ощутила его сквозь завесу „белого шума“, но уловила разницу между собой и „огненными“ эмоциями). — Мы опять здесь. Мы ведь всегда тут, верно?»

Правда. Я скрючилась в салоне машины, когда мы возвращались из Провиденса. Я смотрела на метель за окнами и ненавидела мать… желала ей смерти. Я понимала, что в итоге все сделаю именно так, как хочет она, или буду до конца своих дней презирать себя. Я слишком сильно ее любила. Пока она была жива, я не могла обрести свободу.

«Это не то же самое, что желать ей смерти!» — выкрикнул мой нынешний голос, раздавленный скрипом «дворников» и жужжанием теплового вентилятора.

«Какой густой туман, — сказала моя мать. — Думаю, на следующем съезде я остановлюсь и пережду».

Я не ответила. Знала, что мама выберет наиболее безопасный способ. Она всегда совершала правильные поступки. И я не стану ее огорчать. Никогда.

Мимо нас проскочил красный «Форд».

«Скажи ей — пусть она немедленно съедет на обочину!» — воскликнула теперешняя я. Но шестнадцатилетняя Гарет просто прибавила громкость плеера.

«Форд» врезался в нас, и я предприняла отчаянную попытку выдернуть себя из прошлого. Я убеждала себя, что старые воспоминания уже исчезли… но меня крепко зажало внутри стального панциря автомобиля, взятого напрокат. Крошечная частица моего сознания еще витала в пещере Драйка, но мне становилось хуже. Я догадывалась — огонь будет прокручивать этот момент снова и снова, пока не прожжет дыру у меня в мозге. Я уже ощущала, как жар распространяется, захватывает остальные воспоминания, превращает их в пепел. Разве имело значение то, как сильно я любила мою мать? Я пожелала ей смерти и добилась своего. Вот такая истина лежала в самой сердцевине моей сути. Здесь мне предстояло провести остаток жизни.

«Гарет? Ты меня слышишь?» — спросила меня мама, сидевшая за рулем.

Шестнадцатилетняя Гарет ответила, что все хорошо. А я, двадцатишестилетняя, орала, что это — не так. «Твоя мать умрет, а ты будешь пленницей!» Но мой крик заглушил скрежет «Челюстей жизни», разрезавших металл. Пожарный вытащил меня из горящей машины…

А потом я опять оказалась на заднем сиденье. Я смотрела, как снег налипает на стекла, и желала моей матери умереть, прибавила громкость плеера, а мимо нас пронесся красный «Форд»… И все повторилось. Я была бессильна что-либо изменить. Огонь радостно потрескивал. Он нашел идеальное топливо, которое могло помочь ему пылать вечно: мою вину.

На десятый раз… или на сотый?.. я перестала кричать и замолчала. Меня баюкали интонации голоса матери, лгавшей мне, что она в порядке. «Всегда доверяй своим инстинктам», — произнесла она тогда.

«Да, и смотри, как все прекрасно обернулось!»

«Ты — редкая птица… уникальная… Решай сама…» Потом вой сирен заглушил другие звуки. И я разозлилась. Неужели я обречена до конца жизни переживать эти мгновения, так и не узнав последних слов своей матери?

Я сосредоточилась, но, увы, тщетно. Сирены безумно мешали. Вероятно, она вообще ничего больше не сказала.

Но меня осенило — ведь за последние сутки я обзавелась кое-какими магическими способностями. Я знала, как найти точное направление на север, могла узреть видения в воде… А еще научилась воспринимать чужие мысли. Что же думала моя мать сразу после аварии?

А понравится ли мне это?

Однако Оберон предупредил меня: огонь выявляет правду — но не всю. Но я решила попробовать. Все лучше, чем быть девчонкой, буквально убившей мать.

Как только жуткие мгновения начали прокручиваться по-новому, я предельно сконцентрировалась… но безрезультатно. Я сделала вторую попытку — и снова ничего. Но в третий раз, сразу после слов матери: «Какой густой туман. Думаю, на следующем съезде я остановлюсь и пережду», я четко разобрала в ее мыслях: «Джон Ди».

В ту же секунду мое сознание запнулось. При чем тут Джон Ди?

Глаза матери в зеркальце заднего вида внимательно посмотрели на меня. На них навернулись слезы. Такого прежде не происходило.

«Гарет?»

Пламя дракона бушевало во мне, и ее голос пропадал. Я закричала изо всех сил: «Да, мама! Это я — десять лет спустя… и сейчас будет авария…»

Я заметила, как мимо нас промчался красный «Форд». У меня еще есть время…

«Ты выжила?» — спросила она.

«Да, но тебя не спасут. Мамочка, ты должна остановиться…»

Но «Форд» уже врезался в нас, машина перевернулась и взлетела вверх. Но сейчас у меня что-то получилось. Если в следующий раз я постараюсь лучше…

«Гарет, ты слышишь меня?» — настойчиво произнесла мама у меня в голове, а не в воспоминаниях!

— Я здесь, — ответила шестнадцатилетняя Гарет. — Я в порядке, только не могу пошевелиться. А с тобой все хорошо?

«Нет! Нет, с ней все плохо!» — мысленно завопила я, но мама сразу ответила мне: «Ничего, милая. Прошлое изменить невозможно».

— Маргарита, — произнесла она вслух, — всегда доверяй своим инстинктам. «Я так люблю тебя, милая, я так тобой горжусь», — подумала она. «Ты — редкая птица… уникальная… Решай сама…»

Я услышала финальный вой сирен, но я не спускала глаз с ее лица, и ее последние слова эхом отразились в ее мыслях.

«Я знаю, ты любишь меня. Не бойся».

А потом она прокричала:

— Мне надо сказать тебе что-то еще!

«Я хотела поведать тебе о Сторожевой башне, — произнесла она мне — взрослой Гарет. — Я не должна была ничего скрывать от тебя, но ведь я видела, как Башня убила мою мать. Я думала, что если притворюсь, будто Башни не существует, то освобожусь от нее и помогу тебе. Но она начала разыскивать меня…»

В автомобиль впились «Челюсти жизни».

«Поэтому я хотела, чтобы ты уехала в колледж».

Меня вытащили из салона.

«Поэтому я и собиралась уйти. Передай отцу, что я не бросала его. Я сделала все ради того, чтобы уберечь вас обоих».

Шестнадцатилетняя Гарет начала вырываться из рук пожарного, но внутри меня воцарилось спокойствие. Мне следовало дождаться очередной прокрутки, и тогда я сумею проникнуть в мысли моей матери на несколько минут раньше. Я уговорю ее затормозить. Предотвращу аварию и сохраню ей жизнь. «Ты сама все скажешь Роману, — думала я, когда меня выволакивали на трассу. — Я люблю тебя, мамочка. Я тебя спасу».

Но внезапно я начала удаляться от машины. Когда я обернулась, автомобиль взорвался. Пламя дракона загудело у меня в голове, но вскоре затихло и угасло в моих кровеносных сосудах. Сцена передо мной поблекла, будто выцветшая фотография. И я закричала вместе с той глупой маленькой Гарет. Как я хотела задержаться в этих мгновениях! Я смогу! Я вперила взгляд в алые языки, охватившие машину, стала призывать огонь Драйка… но ощутила холодное прикосновение каменного пола к своей коже.

Перед тем как воспоминание окончательно растаяло, я заметила высокого человека. Он стоял рядом с медиками, прибывшими на помощь владелице «Форда». Темный силуэт колебался в жарком мареве и казался миражом. Но он действительно был там. Джон Ди смотрел на меня в упор.