Взлет черного лебедя

НЕ В ТУ СТОРОНУ

— Мне очень жаль, Гарет, — шепнул Оберон. — Но Драйк оказался прав: ты становишься намного сильнее и проворнее, чем я ожидал.

Он наклонился ко мне совсем близко. Мне безотчетно хотелось увеличить расстояние между нами, но я не могла даже моргать. И я не дышала!

— Ты сумела общаться с прежними Сторожевыми Башнями. Конечно, они поведают тебе, почему ты не должна позволять мне завладеть шкатулкой. А твоя мать почти ничего от тебя не скрывала. Ты установила контакт с Маргаритой Дюфе и почти докопалась до сути.

Если бы я могла изумленно вытаращить глаза, я бы так и сделала… но, увы! Сколько времени я пробуду в таком состоянии?

— Около часа, — заявил Оберон, читавший мои мысли. — И наступит конец. Так о чем бишь я? Ах да, Маргарита Дюфе. На редкость несговорчивая Сторожевая Башня, да еще влюбленная по уши в вампира.

Образ из воспоминаний мадам Дюфе предстал перед моим замороженным взглядом. Мужчина в синем переливчатом камзоле и полумаске, украшенной перьями, приглашает меня потанцевать… Блеснули знакомые серебристые глаза… Уилл! Вот имя избранника мадам Дюфе!

— Я должен был их разлучить, — буркнул Оберон.

А я на миг снова очутилась на мокрой от дождя парижской улочке и застыла перед окном аптеки. Но, приглядевшись получше, поняла, что за прилавком находится вовсе не Джон Ди, а Оберон. Именно он продал художнику колдовские краски для «Ока возлюбленной».

Оберон улыбнулся.

— Порой мне кажется, что я целую вечность буду пытаться разлучить вас. Проходит сто лет, и я успокаиваюсь… думаю, что наконец-то разрушил связь между вами. А потом…

Оберон поднес руку к моей шее и уставился на отметины от укусов. А когда он выпрямился, я заметила краем глаза, как затрепетали крошечные крылышки.

— Вуаля! Вы опять вместе!

Он откинулся на спинку дивана. Шелест крыльев прозвучал ближе. Лол! Она парила над книжным шкафом, в нескольких футах позади Оберона.

— Одна жизнь сменяет другую, и вы опять находите друг друга.

Я зациклилась на Лол и перестала слушать речи Оберона, но его последняя фраза меня отвлекла. Что он имел в виду? Уилл говорил мне, что он, в принципе, не встречался с потомками Маргариты с тех пор, как они расстались в начале семнадцатого века. Но вскоре мое внимание окончательно переключилось на Лол, которая устроилась на верхней полке стеллажа в позе лотоса. Затем она сменила положение, ловко согнулась пополам и завела руки за спину, как пловчиха перед заплывом. И, приподнявшись на цыпочки, спрыгнула так стремительно, что превратилась в желто-оранжевое пятнышко. Она помчалась к стикеру у меня на лбу, чтобы снять заклятие. Однако Оберон мгновенно поднял руку и, не спуская глаз с меня, отшвырнул Лол в сторону.

Я услышала неприятный звук — фея обо что-то ударилась, но я все еще пребывала в зомби-состоянии и не могла повернуть голову.

— Бедняжка Лол, — вздохнул Оберон, поцокав языком. — Она очень к тебе привязана. Но она знает, какова цена любви к человеку вместо любви к себе подобным.

Он встал, и я перестала его видеть. Но спустя секунду он нагнулся ко мне, и я с изумлением увидела в глазах Оберона боль и сожаление.

— Тебе тоже пора это понять.

Затем он исчез из моего поля зрения, и я услышала его шаги на лестнице. Скрипнула и захлопнулась входная дверь.

Оберон оставил меня перед телевизором. Я сидела неподвижно, словно приготовилась смотреть любимое шоу. Картинка на экране замерла. Джон Ди притворялся Робертом Осборном и сидел у камина. Маргарита Дюфе грустно смотрела на меня. Оберон сказал, что я проживу около часа. Прошло, наверное, уже десять минут. Часы на дисплее видеорекордера показывали половину пятого. Итак, времени у меня немного. Неужели Оберон хотел, чтобы я видела, как уходят последние минуты моей жизни? Что за жестокость! Как я могла так ошибаться? В больнице он был добрым и приветливым. Он лечил Романа и Зака своей зеленой аурой… Отец! Кто позаботится о нем, когда я умру?

Глаза у меня защипало, но слезные протоки онемели. Правда, я не утратила способность мыслить. И я начала размышлять, почему Оберон поступил со мной таким образом? Он был искренне расстроен — будто действовал по принуждению. «…они поведают тебе, почему ты не должна позволять мне завладеть шкатулкой», — вспомнила я его слова. Ди утверждал, что Оберону шкатулка нужна исключительно для власти над человечеством. Значит, король фейри использовал меня, а теперь я ему больше не нужна. Кроме того, он испугался моих способностей. Но я все равно не могла смириться с тем, что он убил Лол и бросил меня умирать.

Электронные часы показывали шесть часов три минуты. В моем распоряжении — полчаса. Может, из больницы вернется Джей — ведь он там с середины ночи. Наверняка он захочет принять душ и переодеться. Но перед моим внутренним взором встало тоскливое лицо Джея, сидящего у кровати Бекки. Конечно, он не сдвинется с места. А ключ от таунхауса — только у него.

Правда, был один человек, для которого замки не являлись помехой. Уилл обещал, что навестит меня вечером — но когда именно? Уже закат… а Уиллу необходимо подкрепиться. Где он находит своих жертв? Или у него есть добровольные доноры? Мысль о том, что он в этот момент пьет кровь другой женщины, едва не вызвала у меня слезы. Но плакать я не могла.

Хоть бы щелкнуть пальцами и зажечь огонек!.. Оставалось надеяться на то, что вампирский радар поймает мой мысленный сигнал бедствия. В конце концов, Оберон заявил, что мы с Уиллом всегда находим друг друга. А если между нами существует духовная связь?

«Да, но она не помогла мадам Дюфе», — подумала я. Она бросилась спасать Уилла и погибла.

Цифры на дисплее сменились. Шесть пятнадцать.

Я вообразила его — таким, каким он был вчера при свете костра… серебристые глаза, жаждущие меня… И увидела другого Уилла. Длинные волосы, стянутые в хвост на затылке, шею обвивают белые кружева. Печальное лицо озаряют оранжевые отсветы вечернего солнца. Почему-то я поняла, что таково последнее воспоминание Маргариты Дюфе. Она сохранила эту картинку, запечатленную ее гаснущим зрением, для меня. Ее возлюбленный опоздал.

Не таким ли будет и мое последнее воспоминание?

Я прогнала прошлое из своего сознания и сосредоточилась на памяти о мужчине (ну, ладно, о вампире), с которым провела прошедшую ночь.

Шесть двадцать три.

— Уилл, я люблю тебя, — мысленно произнесла я, поражаясь тому, что это правда. — Приходи скорее.

Наверху, в моей мастерской, зазвенел металл — так звенят ветряные колокольчики. Окно распахнулось? Что-то сбило ветром со стола?

Шесть двадцать пять. Красные цифры горели, как огонь.

Зашумел ветер. Он проник в дом и мчался по лестнице. Должно быть, пришла смерть. Могучий вихрь. Но ведь пара минут у меня есть? Перед глазами потемнело. Цифры на дисплее расплылись. Между мной и телевизором пролегла тень. Огромное черное крыло обняло меня. Сейчас смерть заберет меня. Почему бы и нет? У нее настолько прекрасное лицо… как у ангела… белоснежное, как мрамор, а глаза — как две новенькие серебряные монеты.

Смерть прикоснулась к моему лбу, и я почувствовала, как моя душа улетает через точку между глазами. Прав мой учитель йоги: третий глаз действительно является центром познания! Миллионы воспоминаний — из моей жизни и из десятка других — замелькали передо мной с головокружительной скоростью. Я была всеми Маргаритами одновременно. Но наконец слайд-шоу замерло на одном-единственном кадре. Круглый пруд около каменной башни, и черный лебедь, скользящий по глади воды. «Да, — услышала я свою мысль (вернее, мысли всех Маргарит), — конец всегда одинаков». Неподвижный воздух со свистом рассекла стрела, и испуганный крик нарушил безмолвие.

— Гарет!

Испуганный голос смешался с криком лебедя. Я ощутила, что тону в темной воде, но внезапно сильные руки подхватили меня, встряхнули, и кто-то вновь произнес мое имя:

— Гарет!

Я открыла глаза и увидела Уилла.

— Ты… — прохрипела я, будто молчала сто лет. — Ты меня услышал.

— Да, — ответил он. Похоже, его искренне удивило то, что я сумела его вызвать. — Где ты такому научилась?

— У Маргариты Дюфе, — пробормотала я, когда Уилл помог мне выпрямиться.

— Дюфе? — прошептал он.

Я разжала правую руку с «Оком возлюбленной». Уилл посмотрел на брошь. Его кожа, и без того бледная, приобрела голубоватый оттенок. Он взял украшение и приложил к своему глазу. Я заметила, что он, в отличие от Оберона, не боится прикасаться к «Оку».

— Откуда она у тебя? — спросил Уилл так же хрипло, как и я.

— Из магазина Ди. Я догадалась, что там изображен глаз женщины, запечатленной на портрете в логове Ди. Я разыскала его с помощью «Ока».

— Я подозревал, что именно он наделил несчастного Огюста Рено колдовской краской.

— Возможно, Ди похитил у тебя брошь, но «Око» стало магическим благодаря Оберону.

— Оберону? — нахмурился Уилл.

— Он намеревался вас разлучить.

Уилл покачал головой.

— Но он вряд ли желал гибели Маргариты.

— Ну, моей-то смерти он точно хотел… и почти наверняка убил Лол!

Я вскочила с дивана, ругая себя за то, что не сразу бросилась искать фею. Я быстро осмотрела пол и обнаружила ее за горшком, в котором рос папоротник. Тело ее обмякло, крылышки потускнели и съежились, как выброшенные в мусорное ведро целлофановые обертки. Я прикоснулась кончиком указательного пальца к груди Лол и ощутила еле слышное трепетание.

— Она жива, — сказала я Уиллу, и он опустился на колени рядом со мной. — Мы можем ее спасти?

— Однажды я видел, как Маргарита выхаживала раненую фейри. Она говорила, что фейри исцеляются сами — благодаря энергии, исходящей от некоторых растений. — Уилл перегнулся через мое плечо и сорвал несколько перистых стеблей папоротника. — Попробуй. Не уверен, что прикосновение вампира подействует на нее благоприятно.

Я нежно обернула листьями невесомое тельце Лол, стараясь не задеть сломанные кости. Потом уложила ее в цветочный горшок. Она стала похожей на вьетнамские весенние рулетики, которые подают в гриль-баре «Сайгон». Через пару мгновений я услышала слабое жужжание и заметила, что Лол окружило бледно-зеленое свечение.

— Сработало, — заключил Уилл. — Самое лучшее теперь — дать ей покой. Значит, это дело рук Оберона? Раньше я был свидетелем его грубости с сородичами, но такой жестокости не ожидал…

— По его словам, она получила по заслугам, потому что привязалась ко мне, а потом он добавил… — Я ненадолго умолкла. — Вот. Он заявил, что мне должна быть хорошо известна цена, которую платишь, когда переходишь на сторону людей. Оберон имел в виду решение первой Маргариты стать смертной ради любви?

Уилл отвел глаза, и его лицо исказилось болью.

— Наверное. Вероятно, Оберон так сильно меня ненавидит лишь из-за того, что тоже влюбился в Маргариту. Но все равно я очень удивлен тем, что он причинил зло тебе. — Взгляд Уилла упал на скомканный стикер, который он сорвал с моего лба. Он подобрал бумажку и расправил ее. — Конечно, здесь и есть доказательство, — произнес он. — Восьмиугольник рассечен половиной символа бесконечности. Если бы Оберон пожелал умертвить тебя, он бы изобразил знак целиком. Он знал, что я успею.

— Правда? Он мог бы предупредить меня.

— Вдруг он просто решил тебя запутать? — Уилл пожал плечами. — Оберон обожает всякие хитрости, но не злые. Он намеревался первым отправиться к Ди. Ему нужна фора. А тебе удалось определить, где находится Ди?

— Он в Хайбриджской водонапорной башне — по крайней мере, час назад был там. Дай-ка мне брошь.

Похоже, Уиллу не очень хотелось расставаться с «Оком» — или не хотелось, чтобы я снова смотрела глазами Маргариты Дюфе. Но ему не стоило огорчаться. Теперь мадам Дюфе не стала одаривать меня воспоминаниями. Она привела меня прямиком в логово Ди. Колдун неподвижно сидел в кресле у камина.

— Он там, — шепнула я Уиллу.

— А шкатулка на месте? — спросил он.

Я посмотрела на столик рядом с креслом.

— Да.

— А Оберон?

— Нет.

— Если так, то боюсь, что Ди от него уже избавился. Нам надо спешить.

Я сунула брошь в карман.

— Но как мы проникнем в башню? Ты сможешь на нее взобраться?

Уилл, наблюдавший за тем, как я прячу «Око возлюбленной», рассеянно посмотрел на меня и улыбнулся.

— Вряд ли, моя дорогая. Но я знаю другой путь. Отлично, что ты в ботинках, — добавил он, указав на мои «Doctor Martens», которые я надела, поскольку Оберон велел мне облачиться в рабочую одежду. — В том месте, где мы скоро будем, немного сыро.

У дома нас ждал «Роллс-ройс». Туман сгустился еще больше, но водитель невозмутимо повез нас по адресу, сказанному Уиллом. Мы направлялись в Бронкс, в парк Ван-Кортландт.

— Зачем нам туда? — поинтересовалась я у Уилла, сидевшего возле меня. Машина плавно мчалась по Джейн-стрит. — Хайбриджская башня — на Сто семидесятой улице Манхэттена.

— Если мы попытаемся проникнуть в нее с улицы, Ди нас заметит.

— Но как он может вообще что-то разглядеть в этом гороховом супе? — спросила я.

Мы доехали до угла Джейн-стрит и Вестсайд-Хайвей. Справа возвышался отель, в котором жил Оберон. Угловая башенка практически утонула в густом тумане. Из дверей вышел человек и поежился, вдохнув спертый воздух. Он поднял английский воротник плаща, закашлялся, прикрывая губы ладонью, и его кожа стала землистой. Я с изумлением узнала мужчину, на которого пару дней назад налетела на Двенадцатой улице. Он тогда обозвал меня дурой и сказал, что я иду «не в ту сторону». Мужчина устремился к перекрестку, но неожиданно пошатнулся и упал на капот «Роллс-ройса».

— Ему плохо? — проговорила я. — Ему нужна помощь.

Уилл торопливо протянул руку и захлопнул дверцу, которую я приоткрыла.

— Не слишком хорошая мысль, — сердито прошептал он.

Лицо мужчины, искаженное гневом, вдруг возникло рядом с моим окошком.

— Не в ту сторону едешь, дура! — прокричал он и замолотил кулаками по стеклу. — Думаешь, заимела крутую тачку и можно людей давить?

— Давай, — бросил Уилл шоферу. — И не останавливайся ни по какой причине.

Когда мы повернули на Вестсайд-Хайвей, я посмотрела в зеркало заднего вида. Тот тип выбежал на середину проезжей части. Он все еще осыпал нас непристойностями. Досталось от него и водителям других автомобилей.

— Ты спрашивала, как Ди нас найдет, — вот тебе и ответ. — Уилл кивнул на бурые клубы, поднимающиеся из канализационного люка рядом с разбушевавшимся грубияном. Туман завертелся над ним и принял очертания монстра с огромными медвежьими лапами и горящими желтыми глазищами.

— Туман тоже видит, — произнес Уилл. — Глазами Джона Ди.

Я испуганно поежилась. Чудовище обхватило мужчину в плаще и втащило его в люк. Бедолага вскоре исчез, однако я долго слышала его вопль: «Не в ту сторону едете, идиоты!»