Взлет и падение «Советского писателя»

Зиновий Гердт (1916–1996)

О Зиновии Гердте писать необыкновенно трудно по двум причинам. Во-первых, о нем писали замечательные авторы, остроумнейшие люди наших дней, которые были его друзьями и знакомыми. Во-вторых, потому, что Гердт является, как бы высокопарно это ни звучало, совестью нации. Таких людей за последние тридцать лет можно пересчитать по пальцам: академики Андрей Сахаров и Дмитрий Лихачев, музыкант Мстислав Ростропович… Причем, Зиновий Ефимович был совестью с иронической улыбкой, пожалуй, таких, как он, больше в России не было. Мнение Гердта по многим вопросам было своеобразным нравственным камертоном общества.

Залман Эфроимович Храпинович родился 21 сентября 1916 года в городке Себеж на границе с Латвией за чертой оседлости евреев. В Себеже жили примерно в равных количествах русские, евреи и поляки. Это было, по словам самого Гердта, «трехнациональное местечко». Жители знали три языка: русский, идиш и польский. В городке были православная церковь, синагога и костел. Православную церковь и костел взорвали большевики, синагогу сожгли фашисты. Сегодня православную церковь в Себеже восстановили. Залман был четвертым, младшим, ребенком в семье. Его отец был мелким служащим, работал в конторе «Заготзерно». В разгар НЭПа поехал в Москву с пачкой денег, которые ему собрали мелкие лавочники, чтобы он привез для них товар. На Сухаревском рынке ему разрезали пиджак и выкрали все деньги. До конца жизни он отдавал чужие деньги как собственные долги.

Еще учась в школе в Себеже, будущий народный артист СССР проявил актерские способности. В аттестате директор школы записал: «Имеет склонность к драматической игре».

Старший брат Залмана женится на москвичке, и семья переезжает в Москву в дом к невестке. Домом это строение назвать трудно, скорее это был барак на территории Тимирязевской академии. Атмосфера в доме была тяжелая: невестка постоянно ругалась с сестрой мальчика, а мать неизменно принимала сторону невестки: ведь они жили в ее доме. Много лет спустя Гердт предложил повесить на стене этого барака памятную доску: «Здесь жил и от этого умер Зиновий Гердт».

В 14 лет Залман пошел учиться в фабрично-заводское училище Электрокомбината на слесаря-лекальщика. Он не собирался всю жизнь посвятить этой профессии, но учеба в ФЗУ в течение двух лет давала необходимый рабочий стаж для поступления в институт. В одном из зданий Электрокомбината располагался заводской ТРАМ — театр рабочей молодежи, куда юноша и поступил. Прежде всего, для того, чтобы как можно меньше бывать дома. В ТРАМЕ играли Исай Кузнецов, Всеволод Багрицкий, сын знаменитого поэта Эдуарда Багрицкого, Александр Галич, тогда еще Гинзбург. Через некоторое время в ТРАМ пришли драматург Алексей Арбузов и будущий главный режиссер Театра Сатиры Валентин Плучек. В 1937 году ТРАМ был закрыт, но его основные артисты перешли в 1938 году в Арбузовскую студию, первым спектаклем которой стал нашумевший «Город на заре». Здесь и родился Зиновий Гердт, что для сцены звучало гораздо лучше Залмана Храпиновича. Вот как об этом событии вспоминал ближайший друг Зямы, знавший его еще до войны, «целеньким», писатель и сценарист Исай Кузнецов: «Кому-то пришла мысль, поначалу шутливая, что Зямина фамилия звучит несерьезно и недостаточно благозвучно. Не потому что еврейская — никому не пришло в голову считать неподходящей фамилию Саши Гинзбурга. Решили, против чего не возражал и Зяма, придумать ему псевдоним.

Посыпались предложения, самые неожиданные, подчас не лишенные насмешливого подтекста. Они отвергались одно за другим. Кто-то предложил фамилию известной балерины Елизаветы Герд.

Предложение было встречено одобрительно, в том числе и Зямой.

— Только обязательно — Герд-т! С буквой «т» на конце, — категорически заявил Арбузов.

— Герды-ты — это звучит гордо-то, — сострил кто-то. Так Зяма, Залман, как мы часто его называли, стал Зиновием Гердтом».

С началом войны Зиновий Гердт уходит добровольцем в армию, хотя театр давал своим артистам «бронь» и возможность участвовать в артистических бригадах, выступающих в прифронтовой полосе, поднимая настроение и дух бойцам. Сначала его отправили в военно-инженерное училище, откуда он вышел сапером в звании младшего лейтенанта и сразу же был отправлен на фронт под Воронеж. Провоевал Гердт чуть больше года. В феврале 1943 года под Белгородом он был тяжело ранен в ногу снарядом из немецкого танка. Четыреста метров до опушки леса под вражеским огнем его тащила на плащ-палатке медсестра Вера Веденина, которая фактически его и спасла. А позже врачи спасли и его ногу. Правда, для этого пришлось перевозить его целый месяц из деревни в деревню, сделать одиннадцать операций. Нога стала короче на 8 сантиметров, а Гердт остался хромым на всю жизнь. Но он остался благодарен Вере Ведениной тоже на всю жизнь. Когда он был уже на пике славы и попал в число деятелей искусств, приглашенных в московскую мэрию, к нему подошел Юрий Лужков и спросил:

— Что я могу сделать для вас? Вы никогда ничего не просили.

— Для меня ничего, а вот поменять квартиру на большую медсестре, которая вынесла меня с поля боя, можете.

Трудно представить себе ситуацию, менее благоприятную для актерской карьеры: младший ребенок в многодетной еврейской семье из захолустного местечка с внешностью и фигурой, далекой от образа героя-любовника, хромой наконец. Гердт доказал, что все эти обстоятельства еще не приговор, доказал с помощью всего двух качеств: таланта и силы духа. Он решил спрятаться за ширмой кукольного театра, чтобы скрыть свой физический недостаток. После строгого прослушивания Зиновий Ефимович поступил в самый знаменитый кукольный театр страны к Сергею Образцову, где и проработал 36 лет.

Спектакли этого театра «Чертова мельница», «Божественная комедия» и особенно «Необыкновенный концерт», в которых играл Гердт, стали необыкновенно популярными. В создании «Необыкновенного концерта» он принимал большое участие. Именно с этим спектаклем Образцовский театр много гастролировал за границей. Зиновий Ефимович, который вел и озвучивал куклу конферансье, выезжал на три дня раньше остальной труппы и не только осваивал конферанс на языке той страны, где проходили гастроли, но и узнавал местные новости, обыгрывая их в злободневных шутках.

Благодаря спектаклю «Чертова мельница» Гердта пригласили на дублирование фильма «Фанфан-тюльпан». Режиссер дубляжа Юрий Васильчиков попросил Зиновия Ефимовича попробовать озвучить закадровый голос Историка, который с юмором комментирует основные события, происходящие на экране. Уж очень понравился Васильчикову голос черта первого разряда из кукольного спектакля. Гердт не только озвучил роль Историка из «Фанфан-тюльпана», он переделал текст ближе к своей «чертовской» манере. Фильм пользовался в СССР бешеным успехом, актера стали приглашать озвучивать и другие роли. Например, в фильме «Полицейские и воры» знаменитый Того говорит голосом Гердта.

Однако до выхода Гердта на экраны прошло еще шесть лет, да и то долгое время он играл только в эпизодах. Первой ролью, которая принесла Зиновию Ефимовичу общесоюзное признание, была роль Паниковского в «Золотом теленке» Михаила Швейцера, вышедшем на экраны в 1968 году. Сейчас кажется невероятным, но главным кандидатом на эту роль был Ролан Быков. Швейцер попросил Гердта подыграть другим актерам на пробах вместо уехавшего на гастроли Быкова. Зиновия Ефимовича вооружили канотье и тросточкой… Пробы показали полное, невероятное совпадение артиста и его героя. Режиссер тут же позвонил Зиновию Ефимовичу и сказал:

— Произошло ужасное. Паниковского будешь играть ты, а не Быков. Он тоже так считает.

Вскоре позвонил и Ролан Быков:

— И речи быть не может, играешь только ты!

Так и получилось, что роль Паниковского досталась Гердту. Впрочем, он тут же отплатил Быкову той же монетой, отказавшись от роли Ефима Магазаника в фильме Александра Аскольдова «Комиссар» и порекомендовав режиссеру занять вместо себя Быкова.

Роль Паниковского оказалась для Гердта стопроцентным попаданием в цель. Именно таким остался Паниковский в памяти миллионов советских кинозрителей. В центре Киева в 1998 году был поставлен памятник Михаилу Самуэльевичу Паниковскому, в котором без труда узнается Зиновий Ефимович. К сожалению, он сам до открытия памятника не дожил.

Всего Гердт сыграл в кино семьдесят девять ролей, в основном эпизодических, и озвучил более 30 фильмов. Во многих фильмах он не только озвучивал голос за кадром, но сам писал для себя тексты. Дублирование приносило в Советском Союзе большие деньги. Как сказал сам Зиновий Ефимович, «фильмов было много, и я стал богат».

Зиновий Ефимович пользовался невероятным успехом у женщин. Его находчивость, искрометный юмор, умение облачить глубокие мысли в шутливую форму, талант на невероятные комплименты перевешивали недостатки его внешности. Гердт любил женщин. Молва приписывала ему невероятное количество жен, хотя на самом деле официально он был женат трижды. Сергей Образцов как-то в шутку сказал про него: «У Гердта есть один недостаток: он любит жениться». Но череда женщин для Зиновия Ефимовича закончилась в 1960 году окончательно и бесповоротно. В том году он познакомился с Таней Правдиной.

Знакомство это подробно описано в десятках статей и интервью. Удивительно, как на этой встрече все сошлось. Так бывает только в удачных кинофильмах, когда возникает волшебное соответствие игры актеров, музыки, авторского текста, потрясающей операторской работы. При этом режиссер полностью растворяется в фильме, становится невидимым, но незаменимым, как Бог. Видимо, не обошлось без провидения и в пересечении жизненных линий Зиновия Гердта и Тани Правдиной.

Она была далека от театрального мира, работала востоковедом-арабисткой. Ее пригласили работать переводчицей на гастролях театра в Египте, Сирии и Ливане. Помимо чисто профессиональных качеств, она обладала еще одним достоинством, решившим дело: ее рост не превышал 160 сантиметров. В театре существовало негласное правило: на сцену не должны были выходить участники, превосходящие ростом невысокого Сергея Образцова. Гердт с Таней выехали в Египет, как водится, на несколько дней раньше труппы. Работать пришлось много. Тане выдалось переводить конферанс главной куклы «Необыкновенного концерта» не просто на арабский язык, а на разговорный, существенно отличающийся от литературного. Конечно, она попала под обаяние артиста, но сдерживала свои чувства, опасаясь, что все его ухаживания — это чисто гастрольный роман.

Попутно Гердт очаровал ее друзей-арабистов, которые жили в странах, где проходили гастроли. Гердт блистал, рассказывал анекдоты, шутил, но Таня до поры до времени держалась.

Бурный роман, закончившийся, естественно, женитьбой, вспыхнул на второй день после прилета в Москву. Роман этот длился до самой смерти артиста, а для Татьяны Александровны продолжается и поныне. Сам Гердт называл ее своей «окончательной женой».

В 1967 году семья Гердтов снимала времянку на участке писателя Владимира Крепса в Красной Пахре. На соседнем участке жил Орест Георгиевич Верейский, давний и очень близкий друг Гердтов, к которому теперь можно было ходить через калитку в заборе. Именно тем летом подвернулась редкая возможность купить в поселке собственный домик.

Этот дом являл собой небольшую часть дачи Константина Михайловича Симонова. Три года назад прораб, очень популярный в поселке, Абрам Юрьевич Долинский завершил постройку дачи советского классика, создав ему замечательный рабочий кабинет. Симонов предложил ему в качестве оплаты за работу три маленькие комнатки в задней части своей дачи, которые можно было легко изолировать, и гараж, а главное, небольшой участок земли. Гараж примыкал к тыльной стене дачи. Долинский согласился. Делить участки в поселке в то время было категорически запрещено, но Симонов есть Симонов, ему это сделать удалось. Долинского приняли в кооператив. К сожалению, Абрам Юрьевич вскоре после этого события умер, и его вдова, обремененная долгами и детьми, решила дачу продать. Дело сильно осложнялось тем, что небольшая дачка примыкала к стене дачи Симонова, поэтому нужно было найти такого покупателя, против соседства с которым классик бы не возражал. Пару раз сделка срывалась именно по этой причине. Верейские и еще одни соседи, Воробьевы, начали усиленно уговаривать Зиновия Ефимовича и Таню купить дачу Долинских. Когда возникла кандидатура Гердтов, Симонов не стал возражать против такого соседства. Гердт с Таней отправились посмотреть на строение. Увидев убогое помещение, Таня сразу же сказала: «Нет!» Зиновий Ефимович сформулировал свое впечатление от дачки более витиевато: «Я артист и могу произнести все, что угодно, даже эту астрономическую сумму. Я ее могу вымолвить, но у нас таких денег и близко нет!» Все друзья и соседи принялись Гердтов усиленно уговаривать. Много лет спустя и Зиновий Ефимович и Таня будут им несказанно благодарны, но в тот момент покупка казалась сомнительной. В тот год Гердт снялся в двух главных ролях в картинах замечательных режиссеров — «Фокусник» Петра Тодоровского и «Золотой теленок» Михаила Швейцера. Актер получил за это очень приличные деньги. Но семья всегда жила трудно, в долгах, обидно было тратить все на халупу в Красной Пахре. К тому же эти деньги составляли только половину требуемой суммы.

Танин школьный друг внес свой голос в хор уговаривающих их сделать эту покупку. Он сказал:

— Нужно занять денег. Не бойся, это дача, это не автомобиль. Дача — это солидно!

— А деньги? — спросила убитая Таня.

— Не бойся, я тебя научу занимать деньги.

Друзья деньги одолжили. Таня завела амбарную книгу, в которую скрупулезно вносила фамилии, даты и суммы, одолженные и возвращенные. Через три года все долги были выплачены.

С лета 1968 года для Гердтов началась дачная жизнь в собственном доме! В даче жили они сами, Танины родители и ее дочка. Разместиться такой компании в двух комнатушках было очень сложно. В начале 1970-х было принято общее семейное решение расширить их дачное владение. Зиновий Ефимович уезжал с театром в длительные гастроли во Францию. Таня предложила переделать гараж в жилую комнату. Им все равно было неудобно пользоваться, так как он был развернут воротами в противоположную сторону от внешнего забора. Гердт поехал в аэропорт, а Таня поехала на кирпичный завод. Был найден и строитель по имени Ваня. Ваня был, безусловно, настоящим строителем, так как трезвым его Таня не видела ни одного дня. Гердта она предупредила в день отъезда, что берется за стройку в его отсутствие при одном условии:

— Когда ты вернешься, ни одна твоя фраза не будет начинаться со слов «надо было».

Положа руку на сердце, у Зиновия Ефимовича были поводы к таким словам. Оконную раму купили из неликвидов, потому что других на складе просто не было. Потом ее долгое время приходилось тщательно утеплять перед зимним сезоном, пока в начале 1990-х не появились стеклопакеты. Если посмотреть внимательно на потолок построенной комнаты, получившей статус «спальни», то можно заметить, что ни одна дощечка вагонки, из которой он сделан, не имеет одинаковых стыков.

Следующее расширение произошло через несколько лет. Гердт только что вернулся из поездки в Японию. На все деньги, полученные на гастролях, он купил новейшую аудиотехнику. Он был меломаном и обожал слушать и классическую музыку, и джаз в высококачественном звучании. В Москве такая техника была большой редкостью. По приезде был приглашен прораб по фамилии Виталинский, очень популярный в поселке, весьма поэтическая личность, этакий Остап Бендер. Ему объяснили, что от него требуется, и прораб озвучил сумму — пятнадцать тысяч. Таня предложила продать мебель красного дерева. Эту мебель привезли из Ленинграда в таком плачевном состоянии, что рабочие, разбивавшие ящик с этим «кладом», долго говорили, что подобный хлам можно было найти и в Москве. Однако, мастерство приглашенного мастера-краснодеревщика сотворило чудо: гарнитур выглядел великолепно, настолько хорошо, что Гердт продавать его наотрез отказался:

— Будем продавать японскую технику.

Требования Виталинского и определили ту сумму, которую Гердты хотели получить от продажи стереосистемы. Покупатель был найден быстро. Гердты впервые тогда столкнулись с богатыми советскими людьми, получив от этого и первое потрясение. Пришел невзрачный человек с небольшой барсеткой, в которую как раз поместились пятнадцать тысяч. На них и была сделана пристройка к дому.

Гердт, несмотря на больную ногу, обожал гулять по поселку. С ним рядом шел кто-то либо из соседей, либо из многочисленных знакомых, приезжавших из Москвы в гости. Он был заядлым грибником. Доезжал на машине по просеке до ближайшего грибного места и отправлялся по грибы. Однажды его взял с собою в лес Твардовский, о чем Гердт много лет вспоминал с гордостью.

Долгое время Гердты приезжали на дачу только на выходные дни и в праздники.

Между тем, в театре Образцова постепенно копились противоречия между его художественным руководителем и ведущим актером. Сергей Владимирович крайне болезненно воспринимал чужой успех у публики. На гастролях с «Необыкновенным концертом» он не мог устоять за кулисами, когда раздавались аплодисменты труппе, переходящие в овацию при появлении Гердта с куклой. Образцов выскакивал на сцену, стремясь распространить аплодисменты, предназначенные Гердту, на себя. Зиновий Ефимович не стеснялся выражать при Образцове свое мнение относительно того, что в театре творческий застой, нет развития, актеры не растут, довольствуясь многочисленными гастрольными поездками. Дело дошло до того, что их вместе вызвали в Министерство культуры. Образцов поставил вопрос ребром: «Или я или Гердт!» Однако Гердт и в мыслях не держал встать на место Образцова. Выйдя из начальственного кабинета, он попросил у секретарши чистый лист бумаги и ручку и написал заявление об уходе.

В любом событии можно найти и положительные стороны и отрицательные. Гердт ушел из театра, которому отдал тридцать шесть лет жизни, отказался от ролей, которые прославили его голос и его имя, ушел в никуда, так как не подготовил для себя «запасного аэродрома». Он очень высоко ставил кукольный театр, считая, что в нем присутствует чудо превращения в живое неживого. Но, с другой стороны, он понимал, что этот этап творчества для него завершен. Зиновия Ефимовича пригласил к себе в Театральный центр имени Ермоловой главный режиссер Валерий Фокин. Тогда он был зятем Гердта и уговорил своего тестя войти в коллектив этого театрального центра. Там режиссер Евгений Арье по инициативе Фокина поставил блестящий спектакль «Костюмер» с Зиновием Гердтом и Всеволодом Якутом в главных ролях.

Гердт возвращался из театра поздно, шел в душ, как он говорил «отмываться от искусства». Вставал относительно поздно, не в семь и не в восемь. Завтракал всегда одинаково: овсяная каша, кофе и какие-нибудь бутерброды. Успевал после очередной работы на радио, телевидении, в киностудии, на озвучивании заскочить домой пообедать.

С 1993 года Гердты стали жить в Красной Пахре постоянно. У обоих были машины, оба прекрасно их водили, да и пробок тогда не было. Доехать в любой момент до Москвы проблем не составляло.

Дом Гердтов всегда был открыт для друзей и знакомых. Гердт был очень общительным. Он любил гостей. Мама Тани Правдиной, кстати, дочка знаменитого винодела Сергея Николаевича Шустова, научила Таню не стесняться и принимать гостей, даже если в доме, на первый взгляд, ничего нет.

— Как ничего, а винегрет? Приходят ведь не для того, чтобы поесть, а чтобы пообщаться.

Гердты этому всегда следовали. Если в доме была икра, деликатесы и изыски, их сразу же подавали на стол. Если ничего не было, то пекли картошку. Зато недостатка в общении не было никогда.

Необыкновенной популярности Гердта способствовало телевидение. В начале 1960-х годов на центральном телевидении стали готовить новую передачу «Кинопанорама» о новинках советского и зарубежного кинематографа, знаменитых деятелях кино, актерах. И первым ведущим этой программы, сразу же ставшей очень популярной, был приглашен Зиновий Гердт.

Личность ведущего «Кинопанорамы» во многом определяла ее стиль и популярность, так как форма тележурнала, состоящего из отдельных страничек-рубрик, не всегда связанных тематически, требовала авторского комментария. Создатели программы стали убеждать Зиновия Гердта в том, что ведущим должен быть именно он и обязательно в кадре. Именно Гердт задал общий тон этой программы: не только изложение некоторого набора фактов и событий, но и авторский комментарий. Но то, что в начале 1960-х было требованием времени, во второй половине десятилетия стало раздражать высокое начальство. Уж слишком свободно чувствовал себя на экране кукольник, позволял себе иметь личное мнение, собственный взгляд на кинематографические события. Слишком часто у него с экрана звучало: «Я думаю» в отличие от принятого тогда: «Существует мнение». В итоге с 1966 года у «Кинопанорамы» появился другой ведущий, Алексей Каплер, который, кстати, тоже жил в поселке писателей.

Второй серьезный приход на телевидение в качестве ведущего у Гердта состоялся только через тридцать лет. В 1993 году начал вещание новый телевизионный канал «ТВ-6». Канал с трудом нащупывал свой путь, свою линию в телевизионном мире. Кто-то из руководителей канала решил немного поэксплуатировать популярность и мастерство Гердта. Вспомнили, что он любит анекдоты, хохмы, театральные байки, смешные истории. Кроме того, на канале не сомневались, что в гости к Гердту будут приходить замечательные люди, интересные собеседники. Форма передачи также возникла очень быстро: все шали, что Гердт не мог жить без гостей, без застолий, без питья, а что пить — коньяк или чай — это уже не столь важно.

Когда Зиновий Ефимович в 1994 году получил предложение от канала поработать ведущим, он спросил:

— А что я должен буду делать?

— Чай пить, — на полном серьезе ответил ему создатель программы Лев Николаев. Это и решило дело. Ток-шоу «Чай-клуб» снималось на даче Гердта в Красной Пахре. Гости пили полезный напиток и беседовали с радушным хозяином. Зиновий Ефимович чувствовал себя в таком формате передачи, как рыба в воде. Хотя он знал сотни анекдотов и веселых баек, прекрасно их рассказывал, но предпочитал живой юмор, который рождался прямо в данную секунду, на глазах у собеседников: неожиданная реплика, нестандартный вопрос, мгновенная игра слов — вот в чем он был особенно силен. Программа выходила я эфир еженедельно, причем график не изменился, даже когда болезнь Гердта вошла в смертельную стадию, и он очень плохо себя чувствовал. К камере его выносили на руках, но в кадре он привычно шутил и смеялся. Сам он говорил по этому поводу: «Старая цирковая лошадь, услышав фанфары, встает на дыбы — это кураж». Последний эфир «Чай-клуба» состоялся 21 октября 1996 года, меньше чем за месяц до ухода замечательного человека из жизни.

Гердт был необычайно популярен. Высшая степень всенародной любви — это уменьшительно-ласковое имя Зяма, которым его звали простые зрители. Кстати, Зямой его называли либо очень близкие друзья, либо совсем незнакомые ему люди и разговорах между собой. Те, что оказывались в промежутке между двумя этими категориями, обращались к Гердту не иначе, как Зиновий Ефимович.

Когда Гердт, управляя автомобилем, вдруг нарушал правила, к нему вальяжной походкой шел гаишник, козырял и заглядывал в окошко, намереваясь попросить документы и выписать штраф. Рассмотрев, кто сидит за рулем, инспектор мгновенно менял выражение лица с властного на восторженно-мальчишеское и произносил:

— Ой, товарищ Гердт, какие творческие планы?

Дальше шел шутливый разговор, причем его длительность определял только Зиновий Ефимович.

С Гердта не брали деньги за покупки на рынках, когда его узнавали. Он очень этого стеснялся, старался заплатить всеми правдами и неправдами.

Гердт частенько использовал свою популярность, но только для того, чтобы помочь — помочь своим друзьям, а порой и вовсе незнакомым людям: устроить в больницу, восстановить справедливость.

Когда в конце 1980-х поселку стало остро не хватать прежде выделенных телефонных номеров, Правление составило бумагу с просьбой предоставить жителям поселка дополнительные телефонные номера. На телефонный узел города Видное повезли Зиновия Ефимовича. Его визит, шутки и рассказы мгновенно сделали свое дело. Резолюция была получена, и вскоре телефонисты уже тянули к поселку новые многожильные кабели.

Дача Котовых загорелась 9 мая 1995 года. Был праздник, пожарные машины долго не ехали. Обитатели дачи успели выбежать из дома, достать собаку, забившуюся под диван, и вместе с жильцами времянки даже вытащить на улицу этот злополучный диван. Больше ничего спасти не удалось. У жителей времянки, сданной внаем, в тот момент в гостях было много друзей-приятелей. Жарились шашлыки, лилась водка. Все с интересом смотрели на догорающую дачу. Как говорится, на огонек зашел прогуливавшийся по аллее Гердт, чтобы выразить Лене Котовой соболезнование и предложить свою помощь. Его тут же угостили, Зиновий Ефимович пригубил для проформы, еще раз посочувствовал и пошел к калитке. Один из съемщиков времянки искренне произнес:

— Сегодняшний день — лучший в моей жизни, я выпивал с самим Зямой Гердтом!

Гердт всю свою жизнь был настоящим демократом. Не таким, которые надолго сделали это слово в России ругательным, а подлинным, смелым, бескомпромиссным.

В погожий октябрьский день 1993 года, как раз после победы демократических сил над реакционерами, объединившимися вокруг Верховного Совета во главе с Хасбулатовым, Зиновий Ефимович гулял по поселку с приехавшим к нему в гости писателем Григорием Гориным и всех встречных, даже малознакомых ему людей, поздравлял, пожимая руки:

— С нашей победой!

Он имел на это право, потому что одним из первых откликнулся на призыв Егора Гайдара прийти к Моссовету и защитить достижения молодой российской демократии. Он пришел с женой и внуком Ориком. Площадь была запружена народом. Такое было, может быть, только 9 мая 1945 года. Стояли плечом к плечу, как в трамвайной давке. Была реальная угроза, что войска и милицию, подконтрольную Верховному Совету, бросят разгонять собравшихся. В толпе Гердта узнавали, радостно приветствовали. Подошел Василий Мищенко, актер театра «Современник», обратился к толпе:

— Ребята, Гердту трудно стоять.

Кто-то притащил деревянный ящик, на который и усадили артиста. Мищенко попросил:

— Зиновий Ефимович, скажите несколько слов.

Гердту дали в руки микрофон. Татьяна Александровна, его вдова, до сих пор помнит этот момент: «В полной напряженной тишине раздался голос Зиновия Ефимовича, который знала вся страна. У меня до сих пор мурашки по коже. Он сказал: «Мы столько просрали, что давайте хоть сейчас стоять»». К счастью, трагедии не случилось, Гердту не пришлось еще раз в своей жизни взглянуть в лицо смерти, но он был к этому готов на сто процентов.

Зиновий Ефимович долгое время был одним из сопредседателей Правления ДСК «Советский писатель». Уговорил его на это его друг Эльдар Рязанов, выбранный председателем Правления. Ему хотелось, видимо, с большим удовольствием проводить заседания Правления. Нужно сказать, Рязанов не ошибся. Зиновий Ефимович смог превратить достаточно скучное времяпрепровождение в здании конторы поселка в искрометные и остроумные дискуссии. Сопредседатели начали с того, что цвели в свой маленький коллектив третьего — Григория Бакланова, — кто-то ведь должен был работать. Поначалу Григорий Яковлевич отказывался. Дело происходило на заседании Правления. Тогда слово взял Гердт:

— Гриша, ты же ушел с главных редакторов, у тебя теперь много свободного времени. — Бакланов в течение восьми лет был главным редактором «толстого» журнала «Знамя».

— Я ушел, чтобы написать еще одну книгу, — отбивался Григорий Яковлевич.

— Гриша, а нужно ли это? — иезуитским голосом спросил Гердт. Смех членов Правления продолжался минут пять, после чего Бакланову не оставалось ничего иного, как согласиться войти в триумвират сопредседателей.

Во время одного особенно скучного заседания Правления, где речь шла о необходимости прокладывания общей канализации, когда аргументы сторонников и противников новых коммуникаций «пошли» по третьему кругу, Гердт вдруг встал и сказал:

— Вспоминаю, что мой отец Эфроим часто придумывал шарады. Его любимой шарадой была такая: первый слог — шипящий звук, второй — часть тела еврейской женщины, вместе — город на Волге.

Правление оторвалось от своих проблем и надолго задумалось.

— Чебоксары! — после некоторой паузы изрек Зиновий Ефимович.

Правление отсмеялось и сразу же перешло к обсуждению следующего вопроса.

Как-то после доклада Председателя Ревизионной комиссии, состоящего в основном из чисел, Гердт пожал ему руку и сказал:

— Редкостной силы выступление!

— Что же вы хотите: рубрика — только числа, — ответил тот, подстраиваясь по мере сил под стиль Зиновия Ефимовича.

Гердт обладал множеством способностей, одна из главных — умение дружить. Он был замечательным другом: отзывчивым, внимательным, способным искренне радоваться чужим успехам, всеми силами способствовать этим успехам. Но и друзья его любили беззаветно. Это не означало, что в отношениях между друзьями была тишь да гладь. Напротив, неукротимый и принципиальный характер Зиновия Ефимовича частенько приводил к длительным конфликтам. Если ему что-то не нравилось, он говорил об этом в глаза без обиняков. Рязанов сделал прекрасную телевизионную передачу о своем друге, которую показали по первому каналу в день 80-летия Гердта буквально за полтора месяца до его смерти. Она была пронзительная, остроумная и трагическая одновременно. Снимали на даче. Гердт был, как всегда, подтянут, в белой рубашке, бабочке, черных туфлях, все тревоги Рязанова, что артист в кадре покажет, как ему плохо, слава Богу, не оправдались. Напротив, перед камерой сидел высочайший профессионал, с тонким юмором, со знанием жизни, который выверял каждое свое слово, словно чувствовал, что эти слова останутся навсегда.

Очень тесно дружил Гердт и с другим своим соседом по поселку — Петром Ефимовичем Тодоровским. Их связывали как профессиональные отношения, так и общность истории их жизней — оба прошли войну. Первую большую роль в кино Гердт сыграл как раз в фильме Тодоровского «Фокусник». С той поры Гердт стал вроде талисмана для замечательного режиссера. В главных своих фильмах Тодоровский неизменно снимал Зиновия Ефимовича. Это и «Городской романс», и «Военно-полевой роман», и «Интердевочка». Чего только стоят слова Петра Ефимовича о своем друге, сказанные уже после смерти Гердта.

«Всякий раз, когда я выхожу из своей дачи на Южную аллею, мне кажется, что вот-вот из знакомого переулка появится фигурка Зямы. В своей неизменной кепочке, которая ему очень шла; он отставит чуть в сторону свою левую изуродованную войной ногу, дождется, пока я подойду, и обязательно произнесет: «Интуиция, дорогой Петя, рождает невероятные фантазии. Как ты догадался, что я направляюсь к тебе?»»

Но Рязанов и Тодоровский были коллегами Гердта, они были связаны также и по работе в кино, а вот третий сосед и друг Зиновия Ефимовича, Орест Георгиевич Верейский, был совсем из другой сферы искусства. Верейский был замечательным графиком, народным художником РСФСР. Орик — так ласково называли его ближайшие друзья, в том числе и Гердт. Зиновий Ефимович любил и уважал соседа. Своего внука он назвал Ориком именно в честь Верейского.

У Зиновия Ефимовича был единственный родной сын от первого брака. Он родился, когда родители уже развелись. Отношения отца с сыном не сложились, тот не мог простить Гердту, что был вынужден расти без него. Свою любовь к детям Зиновий Ефимович всецело перенес на приемную дочь Катю. Катя почла за честь взять фамилию Гердт, когда ей исполнилось шестнадцать лет, и это о многом говорит.

Друзья Гердта не ограничивались соседями по Красной Пахре. У него на даче частенько бывали Александр Ширвиндт, Григорий Горин, Виктор Шендерович, Булат Окуджава, Юлий Ким, Сергей и Татьяна Никитины. Барды любили посвящать Зяме свои песни-стихи. У Окуджавы это «Божественная суббота»:

У Кима — «Есть этот бархат»: