Взлет и падение «Советского писателя»

Михаил Ромм (1901–1971)

Легенда советского киноискусства Михаил Ильич Ромм родился в Иркутске в 1901 году в семье врача Ильи Ромма, сосланного в Сибирь из Вильно за свою революционную деятельность. Точная дата рождения будущего кинорежиссера до сих пор обсуждается, хотя в 2007 году в книге метрик Иркутской синагоги была найдена запись «8 февраля в семье лекаря Ильи Монесовича Ромма и жены его Терезии Исааковны родился сын и наречено ему имя Михаил». Мама Михаила Терезия Исааковна происходила из семьи интеллигентов, очень любила театр и передала любовь к разным видам искусств своим детям. Через несколько лет семья возвращается в Вильно, а потом перебирается в Москву, где Миша учится в гимназии Кирпичниковой, после окончания которой поступает в скульптурную мастерскую А. С. Голубкиной. Но время было революционное, поэтому окончить мастерскую ему не удалось. Зато он едет в составе продовольственной экспедиции реквизировать излишки хлеба у крестьян Тульской и Орловской губерний. Идет гражданская война, и Михаила мобилизуют в Красную армию, где он служит связистом до 1921 года. После демобилизации Ромм продолжает обучение на скульптора во ВХУТЕМАСе у С. Т. Коненкова и А. М. Лавинского. Одновременно с этим пишет стихи и прозу, детские и исторические романы, переводит с французского, работает в газете. После окончания мастерских скульптором так и не становится, увлекается театром, пишет сценарии и ни в одной области успеха не добивается. Потом новый калейдоскоп увлечений: командирские курсы, их окончание в чине лейтенанта, решение стать кинорежиссером.

Но этой профессии нигде не учат: слишком молодой вид искусства. Михаил Ромм устраивается внештатным сотрудником в Институт методов школьной работы. По четыре часа в день он бесплатно изучает реакцию детей младшего возраста на кинокартины и за это получает возможность «вертеть в руках пленку, просматривать любые картины за монтажным столом или на маленьком экране и вообще возиться с ними как угодно, даже вырезать куски, а потом вставлять их обратно». Он препарирует таким образом лучшие фильмы того времени «В доках Нью-Йорка», «Чикаго», «Парижанка», «Броненосец Потемкин» и наизусть заучивает кадры. Это занятие и было его школой: он овладевал приемами мастерства лучших кинорежиссеров мира.

Ромм продолжает писать сценарии и самостоятельно и в соавторстве с более опытными партнерами, но без всякого успеха. Ни по одному из них так и не поставили фильма. Именно такая сложная творческая судьба заставила его прийти к выводу, что в кинематограф в те годы шли только неудачники, шли случайно, в основном из смежных творческих профессий. Про себя он напишет следующее: «Я был неудачником. Я поздно догадался заняться кинематографической деятельностью: мне было 28 лет, когда я получил первый гонорар за детскую короткометражку, написанную в соавторстве еще с тремя лицами. До этого я занимался всеми видами искусства, кроме балета и игры на тромбоне».

В 1931 году Михаил Ромм поступает ассистентом режиссера на киностудию «Союзкино» (нынешний «Мосфильм»), а через два года ставит свою первую картину.

Студия предложила начинающему режиссеру очень сложную задачу: поставить немую картину, чтобы в ней было занято «не свыше десяти дешевых актеров, не более пяти простых декораций, ни одной массовки и со сметой, не превышающей ста пятидесяти тысяч». Чтобы выполнить все эти требования Ромм решает ставить фильм по рассказу Ги де Мопассана «Пышка», сам за две недели пишет сценарий очень близко к тексту. В 1934 году фильм выходит на экраны страны. Он стал последним немым художественным фильмом в Советском Союзе. В нем впервые играли в кино блистательные, но никому не известные актрисы Фаина Раневская, Татьяна Окуневская, Галина Сергеева. С этого фильма пошли в жизнь знаменитые байки Раневской. Ходит байка, что однажды, посмотрев на Галину Сергееву, исполнительницу роли Пышки, и оценив ее глубокое декольте, Раневская своим дивным басом сказала к восторгу Михаила Ромма и всей съемочной группы: «Эх, не имей сто рублей, а имей двух грудей».

Ромм никогда не был во Франции, но его литературные знания, французский язык и воображение создали точный колорит мопассановской Франции. Эта способность режиссера и его потрясающее чутье на детали и предопределили успех картины. «На съемке проезда кареты в «Пышке» мы хотели чем-нибудь оживить кадр. Рядом бродило пятеро уток. Помреж быстренько вогнал их в кадр. Мы сняли…». Когда на «Мосфильм» приехал Ромен Ролан, дирекция решила в числе других картин показать и «Пышку». Тот посмотрел и сказал, что в картине есть Франция, особенно его растрогали «руанские» утки.

Когда Михаил Ильич начал съемки, к нему подошел уже известный тогда режиссер Абрам Роом и сказал:

— Молодой человек, вам придется сменить фамилию.

— Зачем?

— Нас будут путать.

— Я постараюсь, чтобы нас не путали.

Он очень быстро выполнил свое обещание. Фильм «Пышка» получил Кубок кинофестиваля в Венеции в 1934 году.

На первой же картине проявились смелость и остроумие молодого режиссера. Вот что вспоминает Ромм: «Кинозвезда тридцатых годов, известная своим вольным поведением, потребовала у меня, дебютанта, снимать ее в роли Пышки. Набрался смелости, ответил: «Мне нужна крестьянка, играющая проститутку, а не наоборот»».

В начале 1936 года маршал Ворошилов посмотрел боевик Джона Форда «Потерянный патруль» о гибели английского отряда в пустыне и предложил киностудии «Мосфильм» сделать свой вариант героического фильма. Так Михаил Ромм поставил свой второй фильм «Тринадцать» по сценарию Иосифа Прута. Фильм снимался весной и летом в пустыне Туркменистана в крайне тяжелых условиях: жара, песок, пыль, обжигающий ветер, температура на солнце достигала 70 градусов. Было множество и технических проблем: чувствительный слой пленки плавился и осыпался, первые отснятые кадры полностью пропали. Тем не менее, за полгода лента была снята. В ней было много кадров, которые потом станут классикой советских «истернов», превратятся в штампы, но тогда они выглядели новаторскими. Главную женскую роль в фильме играла Елена Кузьмина, «тоненькая, легкая, управляющаяся и с конем и с винтовкой». Через несколько лет она стала женой Ромма, единственной на всю жизнь.

С этим фильмом связан и конфликт Михаила Ильича с актером Николаем Крючковым, уже довольно популярным к тому времени. Он играл одну из главных ролей и, видимо, посчитал себя гораздо более ценным кадром для фильма, чем его режиссер. Ромм пошел на изменение сценария, раздал реплики героя Крючкова двум другим актерам и изгнал Николая Афанасьевича со съемочной площадки. В фильме осталось только двенадцать героев вопреки его названию.

Ромм рассказал и еще об одном забавном эпизоде, связанном с этим фильмом:

«Перед войной под Ашхабадом кто-то обнаружил в пустыне остатки поселения и сообщил в Академию наук Туркменистана, что, возможно, под песками скрыт древний город. Немедленно снарядили комиссию, начали раскопки. Выяснилось, что это остатки наших декораций, в которых мы снимали «Тринадцать».

Несмотря на успех его картин, жизнь режиссера на «Мосфильме» складывалась непросто: из-за конфликтов с начальством его дважды увольняли со студии, а потом восстанавливали в должности.

К 20-й годовщине Октябрьской революции во многих советских театрах были поставлены спектакли на ленинскую тему. Крупнейшие актеры исполняли в них роль вождя, например, в Театре Революции — Максим Штраух, в Театре Вахтангова — Борис Щукин. Кинематограф не мог отстать от театра: на студии «Ленфильм» Сергей Юткевич готовил постановку фильма «Человек с ружьем». Однако, почти сразу стало ясно, что в срок с выходом ленты он не успевает. На киностудии «Мосфильм» Михаилу Ромму доверили постановку фильма по сценарию Алексея Каплера «Восстание» при условии, что он его сделает в кратчайшие сроки. В свою очередь, Михаил Ильич выдвинул свои требования: полное подчинение ему всех цехов и организма студии, беспрекословное выполнение его распоряжений. Сложнее всего было привлечь к съемкам Щукина, потому что он дал согласие сниматься у Юткевича. Однако Ромм, помимо режиссерского таланта, обладал колоссальными пробивными способностями. Он приехал к Щукину, с которым до тех пор знаком не был, рассказал о своем замысле, о будущем фильме, в котором роль Ленина была гораздо больше, чем в фильме по сценарию Погодина. Короче говоря, Сергею Юткевичу пришлось довольствоваться Штраухом.

Ромм вдвоем с Щукиным разработали концепцию образа Ленина, которая потом на много лет стала классической. Манера исполнения роли должна была быть такой, чтобы сразу завоевать сердца зрителей юмором и человечностью. В разговоре с людьми у Щукина-Ленина не должно было быть и тени превосходства, дидактики, даже ругая человека, он должен был демонстрировать любовь и уважение к нему. В этом была непонятная для наших времен смелость. Шел 1937 год, мрачный, во многом страшный, с громадными памятниками и плакатами Сталина. По сути дела Ромм задумал в своем фильме противопоставить человеческий образ Ленина монументальности Сталина. Это было даже опасно, но, к счастью, фильм, получивший название «Ленин в Октябре», удался, был одобрен вождем и понравился народу. На следующий год успех был закреплен картиной «Ленин в 1918 году». Конечно, в дальнейшем стали ясно видны недостатки первой ленинианы. Ромм по мере изменения политической ситуации пытался перемонтировать фильмы, выбрасывал наиболее одиозные эпизоды. Но тогда, перед самым началом войны, эта дилогия разом вознесла его к вершинам советского кинематографа. Фильмы были удостоены Сталинской премии первой категории 1941 года.

С 1938 года Михаил Ромм начинает преподавать во ВГИКе, а с 1940 года он становится художественным руководителем Государственного управления по производству фильмов, то есть фактически возглавляет весь советский кинематограф с художественной точки зрения. В режиссерском плане довоенной вершиной творчества Михаила Ильича становится фильм «Мечта». Этот фильм посмотрел Рузвельт и сказал, что это один из величайших фильмов на земле.

В послевоенные годы Ромм удостаивается еще четырех Сталинских премий за свои фильмы. В 1950 году ему присваивают звание Народный артист СССР, он стал десятым Народным среди советских кинорежиссеров. Он руководит актерско-режиссерской мастерской ВГИКа и воспитывает десятки талантливейших учеников, среди которых Тенгиз Абуладзе, Григорий Чухрай, Василий Шукшин, Александр Митта, Алексей Тарковский, Никита Михалков, Сергей Соловьев и многие, многие другие.

Михаил Ромм был в числе тех немногих режиссеров кино, которым Сталин дал возможность снимать фильмы в эпоху «малокартинья». Считалось, что в год в стране должно появляться не более двенадцати фильмов, но все сплошь шедевры. Сам Ромм в 1954 году признается: «Делать мало картин оказалось ничуть не легче, чем делать много. Идея сосредоточенного внимания на единичных произведениях (что должно было привести к сплошь блестящему качеству) оказалась утопией». Но эта утопия, нужно признать, дала замечательные возможности для тех избранных, которые все-таки снимали фильмы. В 1950 году Михаил Ильич снимает фильм «Секретная миссия» о советской разведчице, которую, естественно, играла Елена Кузьмина. На следующий год выходит еще одна картина Михаила Ильича «Адмирал Ушаков».

О строительстве дачи в Красной Пахре блестяще, с тонким юмором, со своим, только ей присущим взглядом, рассказала Елена Кузьмина в книге воспоминаний «О том, что помню».

Этому способствовало одно обстоятельство. Она внезапно заболела какой-то странной болезнью. Сейчас бы все свалили на какой-то сложный вид аллергии, а в начале 1950-х годов такая болезнь была неизвестна. Елена Александровна то опухала, то покрывалась красной сыпью, а температура к вечеру вдруг поднималась, чтобы потом так же внезапно упасть. Потом начались ознобы. К счастью, в Москве жил прекрасной аллопат по фамилии Жаке, которого жизненные обстоятельства заставили стать модным тогда гомеопатом. Он принял Кузьмину, выписал ей гомеопатические средства, сказав, что вреда от них не будет, а под конец разговора посоветовал ей приобрести клочок собственной земли. Он подчеркнул, что непременно собственной земли, выкинуть «все кресла, романы и гамаки» и работать на земле, как только разрешит погода. И так из года в год. Он уверен, что уже к лету ей станет лучше.

Ромм безоговорочно принял совет гомеопата. «А доктор-то не дурак. Понял, с кем имеет дело», но дальше дело затормозилось. Свободной земли вокруг Москвы не было. Все друзья и знакомые были озадачены этой проблемой Ромма и Кузьминой.

И вот однажды к ним забежал Иосиф Прут, соавтор Ромма по сценарию фильма «Тринадцать». Он и сообщил, что разыскал старое постановление Совета Министров, подписанное самим Сталиным, в котором он выделял писателям надел земли. Это сообщение семью заинтересовало, хотя им казалось, что выделенная писателям земля находится на краю света. Кузьмина пишет, что их привлекло романтичное название Красная Пахра, но на самом деле председателем ДСК «Советский писатель» уже выбрали их друга Иосифа Прута, да и Владимир Маклярский с Константином Исаевым, сценаристы фильма «Секретная миссия», должны были быть их соседями по поселку.

В первое же зимнее воскресенье в Пахру двинулся караван машин. Снега было очень много, до свободного участка шли долго и с большим трудом, но, увидев свой участок, семья вопрос сразу же решила.

При всем творческом и материальном благополучии Михаила Ромма в первые послевоенные годы режиссер в своем творчестве шел на неизменные компромиссы, возможно, в сталинскую эпоху по-другому выжить было нельзя. С началом хрущевской оттепели он пытался снимать острые фильмы. В 1956 году Ромм выпустил свою самую спорную картину «Убийство на улице Данте». Он хотел показать в ней, что, несмотря на поражение Германии, фашизм полностью не побежден, он все еще таит в себе угрозу. Сценарий он писал совместно с Евгением Габриловичем. Причем, сценарий пролежал на полке почти десять лет. В фильме был собран прекрасный актерский ансамбль: молодой Михаил Козаков, Максим Штраух, Ростислав Плятт, Георгий Вицин, Валентин Гафт. Главную женскую роль впервые за много лет в его картине играла не жена, Елена Кузьмина, а Евгения Козырева, впоследствии народная артистка РСФСР. Объяснялась такая замена просто: вышел негласный запрет на съемку жен режиссеров в их фильмах, по поводу чего Михаил Ильич долго сокрушался. Фильм был признан в 1956 году: на «Мосфильме» получил призы за лучшую режиссуру и лучшую женскую роль.

Елена Александровна ужасно переживала свое отлучение от фильма «Убийство на улице Данте». Однажды даже напросилась на просмотр отснятого материала, долго излагала претензии к игре актрисы Козыревой, занятой вместо нее в фильме, пока второй режиссер фильма, тактичный Лев Индебом, не посоветовал ей гордиться тем, что получается на экране. Больше Елена Кузьмина на съемочной площадке не появлялась, а полностью отдалась строительству дачи.

Первое лето строительства самое ответственное. Оно связано с выбором типа дома, с закладкой фундамента, с общей планировкой участка. Главный архитектор поселка Л. О. Пиперсон, которого Кузьмина в воспоминаниях вывела под именем Остерман, видимо, в совершенстве обладал умением уговаривать обитателей поселка. Он с хода «впарил» Ромму и Кузьминой самый большой и дорогой проект дачи, представив смету, согласно которой она стоила сущие пустяки. Дача строилась несколько лет, ее цена в десять раз перекрыла первоначальную смету, что позволило Ромму как-то сказать:

— Я чувствую себя голым, но живущим возле довольно паршивых кирпичей…

Это ощущение усиливалось в несколько раз, оттого что коллега Михаила Ильича Иван Пырьев оказался соседом Ромма и Кузьминой по даче. С двумя очень существенными отличиями. Во-первых, его дача, хоть и примыкала к землям поселка, но формально в них не входила. Во-вторых, он не был членом кооператива, что позволяло Пырьеву вести себя достаточно независимо, например, строиться по индивидуальному проекту. Он был в те годы директором «Мосфильма», что и определяло его организационные и строительные возможности.

Он частенько заходил на участок к Ромму и своими разговорами выводил из себя Елену Александровну. Вместо большого кирпичного дома он привез откуда-то деревянный сруб, который поставили ему в течение двух месяцев, что получилось в десятки раз дешевле и быстрее. С каждым своим приходом в гости он учитывал все новое, что появилось у Роммов, и всегда говорил:

— А вы, ребятки, вылетите в трубу. Я вам ссуды не дам.

Он был во многом прав, и Кузьмина многое от него терпела, во-первых, потому что Ромма рядом не было — он снимал «Убийство на улице Данте», а, во-вторых, потому что Пырьев во времена борьбы с космополитами многих из «безродных» спас и дал им работу. Например, он выиграл бой за Исаака Дунаевского.

Кузьмина вспоминает, что то лето, когда закладывали фундамент их дома, было на редкость дождливым. Как выяснилось, земля поселка имела перепад от самой высокой своей точки на западе до самой низкой на востоке около двух с половиной метров. Участок Ромма оказался почти самым низким, поэтому вода после вялой весны никак не хотела уходить в землю. На участке вода стояла по пояс, что, естественно, затрудняло работу по закладке надежного фундамента. В связи с этим был нанят прораб Георгий Вениаминович Пропер, о котором подробно было рассказано в главе «Рождение». Нужно отдать ему должное. Помимо своих жуликоватых наклонностей, строить он умел. Поэтому когда бригада приведенных им рабочих прокопала, наконец, яму под фундамент глубиной около полутора метров, которую хозяева так и не увидели из-за высокой воды, он не дрогнувшим голосом приказал подсыпать в нее песка, бутить, а затем влить в воду громадное количество смеси цемента, песка и воды.

Что и говорить, качество цемента тогда было не чета нынешнему. Если смесь не схватывалась, то можно было на ответственном строительстве при Иосифе Виссарионовиче пойти и под расстрел. Фундамент успешно вышел из лужи, был оформлен как полагается и простоял вот уже почти шестьдесят лет.

Настоящей победой Кузьминой было приобретение шифера — дефицитного тогда материала и предмета зависти Ивана Пырьева. Ей пришлось проделать тройной обмен с покупкой ста яиц в Москве, сдачей их в деревенскую скобяную лавку и покупкой после этого в ней шифера, не самого красивого, но очень желанного.

Дальше начался настоящий детектив. Пришло время закупать тес — деревянные детали в виде бруса для перекрытий, толстой доски для полов и гладких рам для окон и дверей. Пропер под расписку сдавал Кузьминой завезенный тес и брал за него деньги. Счастливые хозяева спали около теса, вдыхая его запах, усталые до такой степени, что засыпали в беспамятстве. Наутро теса не было. Какой ушел, каким способом и куда было абсолютно неизвестно, тем более, что хозяйский пудель Булька даже не гавкал.

Прораб Пропер неизменно говорил, что нужно было лучше смотреть, и привозил тес снова, возможно тот же самый. Так продолжалось несколько раз. Ничего не помогало. Был нанят сторож, который ходил по участку вечером с трещоткой, но когда в окне времянки гас свет, изрядно лечился водкой от простуды и падал на заготовленную кучу валежника, где и спал беспробудно до утра. Утром обнаруживалось, что теса нет. Сторож объяснял все это происками лешего или нечистого, потому что болото рядом. Наконец, Елене Александровне это надоело. Она уволила сторожа, вступила в охотничье общество, где ей дали разрешение на покупку дробовика и двух коробок патронов к нему. Было сразу же приобретено ружье. Кузьмина позже написала: «Не знаю, как можно было охотиться с этим предметом, но отдача и грохот от него были такие, что я еле удерживалась на ногах».

С этим предметом она пошла на другой край поселка, где стоял барак с рабочими и где частенько бывал прораб. Кузьмина пальнула дробью в воздух, отчего Георгий Вениаминович высоко подпрыгнул:

— Вы что, с ума сошли?

Она с гордостью продемонстрировала всем сбежавшимся на выстрел свой охотничий билет и пообещала стрелять без предупреждения в любого, кого увидит у себя на участке. После этого эпизода воровство прекратилось, хотя Елена Александровна еще долго перед тем, как лечь спать, палила в воздух из своего дробовика.

Как и говорил доктор, все ее болезни кончились, прекратились озноб и повышение температуры. Чтобы полностью не расслабляться, Кузьмина сразу после окончания строительства стала растить сад. Ее сад стал одним из лучших в поселке. Чувствовалось, что она полюбила неплодородную пахринскую землю по-настоящему. Что касается дома, то Елена Александровна оставила его отличную характеристику.

«На участке стоял прелестный кирпичный дом с белыми окнами и белыми решетками. Жизнь пошла в нем спокойно и уютно. Странно, несмотря на весь отчаянный труд, который мне пришлось вложить в эту постройку, я осталась к ней равнодушной. Я достраивала какие-то мелочи и украшала ее ради Ромма. А Ромм рвался туда каждую свободную минуту, и я с удовольствием ездила с ним».

Чтобы достроить дачу, семья залезла в большие долги, зато этот дом был завершен одним из первых в поселке, и многочисленные писатели ходили в начало Восточной аллеи, чтобы полюбоваться на него и представить себе, что их ждет в будущем.

Теперь настала пора Ромма проявить свои созидательные способности. Он купил множество рубанков, молотков, стамесок и устроил себе на даче настоящую столярную мастерскую. Почти вся мебель в его кабинете была сделана его собственными руками, начиная от большого письменного стола, на который он с большой гордостью взгромоздил свою пишущую машинку. Этой машинкой он оправдывал бытующее мнение, что Ромм является «лучшим литератором среди кинематографистов».

Пока он работал со столярными инструментами, он был счастлив, отдыхал от московских проблем по-настоящему. В конце концов он полюбил и сад. Кузьмина утверждает, что «он был лично знаком с каждым посаженным кустиком и цветком. С каждым бутоном и с каждым вылезшим из земли ростком».

Ромм вставал очень рано и успевал обежать весь участок. Кузьмина еле-еле за ним поспевала, чтобы услышать «его радостные крики:

— Лешка, ты посмотри, что у тебя творится! Открылись пять тюльпанов! Остальные вот-вот… Появились бутоны на ругозах! Как это красиво…»

Михаил Ильич никогда не давал срезать цветы, утверждал, что им больно.

Ромм был великим грибником. Появление грибов в лесу для него было настоящим праздником. Кузьмина утверждает, что «Ромм мог чуть не целый день ходить по лесной путанице и выуживать грибы в самых удивительных местах. Каждый грибок он аккуратно зачищал и домой приносил корзину, как с витрины». Но главное, Ромм приносил домой и совсем незнакомые грибы, на «вид зловещие», которые он блистательно знал благодаря справочнику на немецком языке. Споры же насчет съедобности того или иного гриба Михаил Ильич решал просто. Он отгрызал кусок от гриба, дегустировал и говорил:

— А я вот жив! Гриб съедобный. И будем их собирать…

Внук Ромма, тоже Михаил, с которым они потом и собирали грибы, утверждал, что «грибов тогда было очень много. И хороших, и таких, которые были в этой книжке. Все грибы поэтому делились на две части: одна, большая, — для цензуры в лице Кузьминой, другая, поменьше, — для души».

Ромм преподавал, писал, руководил вместе с Юлием Райзманом Третьим творческим объединением «Мосфильма», но сам практически не снимал художественных фильмов шесть лет. За эти годы он переосмыслил свой подход к кинематографу, а для себя раз и навсегда решил: «Если ты убеждён, что исследовать человека нужно в исключительные моменты его жизни, пусть трагические, катастрофичные, — бери этот материал, не боясь ничего…» Возможности, предоставляемые относительной социальной свободой, Михаил Ильич реализовал только в 1961 году в своем самом удачном художественном фильме позднего периода «Девять дней одного года». Фильм получился новаторским, смелым, возвысился над прежними достижениями мастера. Как сказала критик Майя Туровская: «Ромм сменил добротную, как двубортный пиджак, завершенную сюжетность на свободную… непринужденную… новизну стиля жизни и кино. Его раскованные герои были воплощением того времени: «что-то физики в почете, что-то лирики в загоне…»»

Лев Анненский высказался еще более определенно: «Фильм произвел фурор. Дураки попятились. Настал час для умных: умных споров, умных находок, умных ошибок. «9 дней» прозвучали как гимн разуму, и отклик был соответствующий».

Фильм заслуженно собрал множество премий. Он стал лучшим фильмом 1962 года, собрав в прокате 23,9 миллионов зрителей, Алексей Баталов был признан лучшим актером года. Государственной премией имени братьев Васильевых в 1966 награждаются режиссер, сценарист, оператор, художник и актер А. Баталов. Картина получила и международное признание: Хрустальный глобус МКФ в Карловых Варах, диплом МКФ в Мельбурне, премии в Чехословакии и Польше. На фестивале в Сан-Франциско в 1962 году главный приз получает фильм «Иваново детство» ученика Ромма Тарковского, «Девять дней» демонстрируется вне конкурса и получает почетный диплом.

Михаил Ромм обладал принципиальным и бесстрашным характером, временами до потери инстинкта самосохранения. В 1943 году он пишет письмо напрямую Сталину с жалобой на действия Ивана Большакова, всесильного председателя Комитета по делам кинематографии при СНК СССР. Отсутствие патриотических фильмов военного времени Ромм объясняет Сталину несправедливым отношением руководства к лучшим творческим силам: Траубергу, Райзману, Эрмлеру, Козинцеву. У руководителя крупнейшей тогда Алма-Атинской студии Фридриха Эрмлера приказом Большакова сменили его замов по художественному руководству Трауберга и Райзмана на Ивана Пырьева, даже не поставив Фридриха Марковича в известность. Ромм не пишет Сталину впрямую об антисемитизме в руководстве Советского кинематографа, но это из текста письма абсолютно понятно.

Двадцать лет спустя Михаил Ильич выступает в Москве на конференции «Традиция и новаторство» в ВТО. Он впрямую обвиняет Н. Грибачева, В. Кочетова и А. Софронова в антисемитизме: «Сегодня, когда компания, когда-то предававшая публичной казни «безродных космополитов», — Кочетов, Софронов и им подобные — совершает открытую диверсию, нападает на все передовое, на все яркое, на все новое, что появляется в советской кинематографии, мне кажется, что придерживаться в это время академического спокойствия и ждать, что будет, не следует».

Когда стало ясно, что Ромм проигрывает в схватке с кандидатом в члены ЦК КПСС товарищем Грибачевым и с членом Ревизионной комиссии ЦК КПСС товарищем Кочетовым, и дело выдающегося режиссера шло к партийному разбору, тот прибег к испытанному средству. Он уехал на дачу и там заболел на полтора-два месяца. Дозвониться ему туда по телефону было невозможно. За это время Михаил Ильич тщательно продумал свою позицию и написал соответствующее объяснение. Своих ошибок он не признал, хотя признал некоторую резкость формы критики оппонентов. По содержанию же привел множество примеров своей правоты во времена антисемитских погромов и космополитизма. Множество людей помогли ему собрать для этого материал. Он долго ждал на даче, когда же будет разбирательство его дела, потом, поздней зимой 1963 года, поехал в Москву, и дело его понемногу рассосалось.

Ромм по поводу времени, проведенного на даче, никогда не жалел. Тем более, что ему составляли компанию две громадные белые южнорусские овчарки, Ганга и Митька, бабушка и внучек. Псы любили Ромма самозабвенно, признавали хозяином только его. В этом убедилась писательница Наталия Ильина, неосмотрительно заглянувшая на участок Роммов и лишившаяся части своего носа.

В этот период Ромм увлекается новым для себя видом творчества: устными рассказами. Он наговаривает большинство рассказов на магнитофон «Грюндиг», привезенный им из-за границы. Благодаря этим записям мы знаем и о его четырех встречах с Никитой Хрущевым, и о неподражаемом руководителе советского кино Семене Дукельском, и о работе Ромма над своими фильмами.

Впрочем, на следующий год обвиненные Ромом деятели взяли реванш: Михаила Ильича вынудили уйти из ВГИКа. Но в этом увольнении были и свои положительные стороны: Ромм начал работу над главным фильмом своей жизни, который теперь все знают как «Обыкновенный фашизм».

О создании этого фильма написаны горы литературы, нет нужды их повторять. Можно только заметить, что старую хронику автор заставил звучать совершенно по-другому, виртуозно используя десятки тонких приемов в монтаже, звуковом оформлении, комментариях. Фильм особенно выиграл оттого, что за кадром звучал голос самого Михаила Ильича, а ведь поначалу планировалось, что текст будет читать профессиональный артист. К счастью, вовремя одумались.

Юрий Трифонов: «Сила этого фильма в том, что явление, о котором идет речь, раскрывается изнутри. Больной рассказывает о себе сам, и никто не сделает это ужасней, откровенней. Мы видим кадры, заснятые в «часы пик» фашизма, в дни упоения. Мы видим, как дрогнул и захмелел целый народ».

Фильм получился очень глубоким, многослойным, и далеко не каждому было дано заглянуть в самую гущу мыслей, заложенных в нем Роммом. Зато те, кто был способен на это, открывали для себя новые бездны. Очень быстро стало ясно, что лента разоблачает не только фашизм, но и любое тоталитарное государство.

Говорят, что после просмотра фильма главный идеолог КПСС Михаил Суслов тихо спросил у автора: «За что же вы нас так ненавидите?»

Фильм получил Высший приз жюри МКФ документальных и короткометражных фильмов в Лейпциге. Вот впечатления самого Михаила Ильича от Лейпцигского фестиваля: «Это был первый массовый просмотр картины за рубежом. Кончились надписи, переводчик объявил конец картины: «Шлюс». Медленно зажегся свет, закрылся занавес. Тысячи человек молчали. Я стоял в ложе и старался понять, что происходит. А происходило то, чего я так хотел добиться, — люди думали. Они думали еще минуту после того, как зажегся свет. Но для режиссера картины такая минута кажется годом. Потом раздались первые несмелые аплодисменты, потом кто-то заметил меня. Весь зал встал, и мне устроили овацию».

Между тем Ромм возвращается во ВГИК, на его новом курсе Никита Михалков, Сергей Соловьев. Опала ничему не научила смелого режиссера. Он присоединяется к коллективному письму Л. Брежневу против тенденций в искусстве, направленных на реабилитацию культа личности Сталина. Слово автора «Обыкновенного фашизма» в нем звучит особенно веско.

Здесь обязательно нужно сказать и еще об одном свойстве Михаила Ильича. Желании помочь людям. Его внук так пишет об этом качестве деда: «Люди были всегда. Приходили по делу, посоветоваться, приходили и просто так. Иногда расстроенные, грустные. Ромма хватало на всех». Вот тут внук немного ошибся. Его на всех не хватило.

Вначале постоянную борьбу не выдерживает сердце, осенью 1967 года он переносит тяжелейший инфаркт. Стоит ему немного оправиться, как он приступает к работе над документальным фильмом «Мир сегодня». Этот проект по масштабности не должен был уступить «Обыкновенному фашизму», а по историческому охвату задумывался автором еще шире: две мировые войны, атомный взрыв над Хиросимой, Китайский путь, съемки во Франции, в Германии… Завершить фильм Михаилу Ильичу не довелось.

Ромм умер дома в Москве 1 ноября 1971 года. Он раскладывал за письменным столом карточки с кадрами своего нового фильма. Когда в кабинет заглянула Елена Александровна, он сказал: «Сегодня мне что-то нездоровится. Я, пожалуй, прилягу». Жена помогла ему лечь на диван. Вскоре он тихо скончался.

Похоронен Ромм на Новодевичьем кладбище.

Его ученики и друзья — М. Хуциев, Э. Климов и Г. Лавров — завершают начатое Михаилом Ильичем. В 1975 году на экраны выходит фильм, поменявший свое название, «И все-таки я верю». В нем авторский текст, который успел наговорить сам Ромм. Фильм завершается взрывом атомной бомбы над Хиросимой. Далее следует надпись: «Здесь обрывается голос автора. Далее пойдут титры».