Взять измором или наказать сказочника

Глава 22

Варя

Я уснула, когда уже было далеко за двенадцать. Обида заняла прочное место в моей голове. Этот хмырь Морозов оказался таким… Каким и должен быть. Таким, каким был изначально. Гадом бессовестным! Сказочником!

Нравлюсь я ему! Ишь удумала чего! Да таких, как я, у него по сто штук на день. Небось уже нашел другую простушку и ее водит за нос. Небылицы свои травит, улыбкой светит, а та и рада ослица уши развесить, прям… Прям, как я!

Так и уснула под думы досадные. И только во сне мне стало славно. Там Морозов был другим. Каким был в моей голове. Отзывчивым, забавным, искренним. А как же он целовал меня упоительно, а какие речи сладкие шептал!

«Варька! Варюша! Люблю… люблю! Моя! Никому не отдам!»

А я беззаботно улыбалась, прислонившись к его теплой груди. Он был хорошим, мой Илюша. Такой не обманул бы меня, не предал. Глаза его были чистые, теплые, не было там холода антарктического.

В животе трепетали бабочки и я парила над землей. Легкое платьице развевалось, волосы ветер развивал и я побежала, а Илюша вслед за мной.

Но сон прервался. Неожиданно, словно и не спала я вовсе. Сразу сообразила, что реальность обрушилась на меня.

Телефон, проклятый! Светился в темноте и пиликал. Смс за смс.

Дотянувшись до гаджета, что лежал на тумбочке, хмуро открыла сообщения.

«Минус один, Цветкова!»

Сонечка, чтоб все распродажи закончились! Совсем умом тронулась подруга? Не могла ли ее столь «важная» информация подождать до утра?

«Еще девять» — следующее.

«Я ему еще на голову коктейль вылила, так что за двух считается!»

Не считалось, но поделом ей егозе сумасбродной, лишь бы только не будила.

Перевернувшись, откинула телефон в сторону, но сон никак не шел.

Интересно, как он? Где он? Все ли с ним в порядке?

Так-с, а ну-ка выкинь этого иуду из своей головы, приказала себе.

Не нужна я Илье, вот и вся правда-матка. Впрочем, не шибко и хотелось! Коль мы вам не нужны, то и вы нам тоже!

— Морозов — скотобаза! — откинула одеяло и встала. — Свиная морда! — бранила сорванца, между тем топая на кухню.

Поставила чайник, села на стульчик и взглянула в окошко.

Дождь стучал в окно, гром пугающе гремел, а ветер завывал, дополняя мелодию.

Покуда немигающим взглядом сверлила окно и чайник засвистел, а вместе с ним раздался еще свист. Странный и гораздо громче, напоминая визг шин. Хмыкнула и махнула рукой.

Мало ли дурнев. Тут один Отелло к Верке из семнадцатой повадился. Два месяца, злыдня, не видно и не слышно было, может вернулся реванш взять… Все верещал:

«Открывай, зараза! Убью падла!»

Она не открывала. Впрочем, а кто бы осмелился?

Чайник выключила, а на улице дверь машины хлопнула.

Точно к Верке малохольный приехал, решила и усмехнулась.

Но когда услышала:

— Варька!

Голос настолько знакомый, что я тут же насупилась и оступилась.

— Ва-арька! Цветочек мой любимый! — орало нечто под моим окном.

В миг унеслась на балкон, а там Морозов с розами.

— Мала-ая!

— Тут я! — шикнула. — М-морозов — выплюнула, — ты мне щас всех соседей разбудишь!

Дождь капал мне на волосы, а тонкая хлопковая ночнушка уж точно не соответствовала погоде на улице.

— И пусть! — нагло заявил. — А я, Варька, к тебе, — и покрутил размашисто букетиком, отчего несчастные розы потеряли несколько лепестков.

— Не надо ко мне! — суровым тоном отрезала. — Уходи! Нечего под дождем стоять!

— Никуда я не пойду! — икнул и, сделав шаг, споткнулся и выматерился. — Открывай! — постучал в дверь подъезда, да вот только зачем, спрашивается? Дом-то мой не элитный, замков нет.

— Морозов, уходи!

Доперло, как до жирафа. Стукнул сперва не в чем не повинную, а после и открыл.

Вздохнув, почапала открывать непрошенному гостю. И чего приперся-то?

Когда Морозов с горем пополам поднялся, по стеночке по стеночке и доковылял, то протянул свои цветочки со словами:

— Держи.

Бровью повела и вскинула подбородок.

— Повторяешься, Морозов, — хмыкнула. — А вообще, ты бы завязывал, негоже так спортсменам квасить. Алкоголизмом попахивает.

— Это я? — показал на себя пальцем. — Я-то алкоголик? — и вылупился, словно я чушь сболтнула.

— Зачем ты приехал? — устало вздохнула, облокотившись на дверь.

— К тебе! — пьяно улыбнулся, а после вдруг серьезно изрек, — прости. Прости, Варюша! — притянул в свои объятия, бросив букет на пол— Малая, я идиот!

— Илья! — оттолкнула от себя и отступила на шаг.

— Цветочек, — пьяно проворчал, — зачем ты поспорила?

— Просто, — пожала плечами, а глазки потупила в пол.

Илья качнулся и начал заваливаться вперед. Рукой он уперся в стену, а другой в меня.

— Ой! — выдохнул, а в очах поволока.

Похоже, закончилось временное просветление. И куда его такого? Вот же, хряк!

— Заходи! — затащила в квартиру сие недоразумение.

Лукаво ухмыльнувшись, парень потянул ко мне свои культяпки, по которым в миг же схлопотал, от чего и надул свои губы.

Стянув с него куртку, мы общими усилиями справились с его кроссовками.

— Могла бы сразу сказать, что хочешь меня раздеть, — пьяно хихикнул и дернул за волосы.

Раздраженно закатив глаза, потянула за свитер в комнату, слушая его бубнеж.

— Ты что, Цветочек, я не такой!

— Спи, Морозов! Спи! — отрезала и толкнула на кровать.

Пьяное тело шлепнулось. Безмятежно улыбаясь, он закрыл глаза и промямлил:

— Варька, коза, влюбила своими пирогами.

И уснул, так и оставив меня замереть в изумлении около двери.

Чай я так и не попила. Под впечатлением от сказанных в бреду слов, долго рассматривала потолок в родительской комнате.

Это не могло быть правдой! Никак не могло! Парень вдрызг пьянющий, ему бы стоять нормально, не то что соображать. Но даже отрицание и холодный подход не мог стереть улыбки. Что у пьяного на языке, то у трезвого на уме. Насколько правдива эта фраза? Мне не терпелось узнать.

А утром я была бодра, как огурчик. Почему-то на Илью больше не злилась и даже когда зашла в комнату, то заботливо поставила на тумбочку стакан воды и таблетку от головы.

Должно быть, я не то, что наступала на одни и те же грабли, а всё время носила их с собой.

Вместо того, чтобы вышвырнуть за шкирку беспардонного волчару, я стала готовить завтрак.

«Нет! Не буду!» — сперва говорила, а сама, не соответствуя своим словам, топала на кухню.

«Он вновь с меня посмеется. Он же шут гороховый!» — а сама достала яйца из холодильника.

«Он же паразит! Негодяй!» — обзывала, между тем стряпая оладьи.

— Шикарный вид, — услышала я позади, отчего испуганно подпрыгнула.

Обернуться страшно. Встала, как вкопанная, даже дышать перестала. Своим появлением Илья перекрыл мне кислород. Вот он момент истины. Такой будоражащий и волнующий, с непредсказуемым концом.

— Цветочек, — усмехнулся, — сзади ты просто превосходна, но мне не особо нравится разговаривать со спиной.

Дежавю. Никак иначе. Снова тоже дрожь по спине, однако на сей раз в сто крат сильнее.

Последняя оладья оказалась в тарелке, медленно выключила конфорку и повернулась.

Илья выглядел неплохо, учитывая, какие вчера дрова показались на моей лестничной клетке. Волосы в беспорядке, штаны сидели неприлично низко на бедрах, но вот что действительно заставило меня на миг смущенно стушеваться, так это голый торс. Вчерашнего свитшота, как будто и не было. Ох, и красавец же этот Морозов! Неловко стало, пусть и это было глупо.

— Итак, что у нас на завтрак? — с любопытством поинтересовался, усевшись за стол.

Озадаченно, обернулась по сторонам, будто в поисках камеры, но ничего не нашла.

— Кхм, оладушки, — ответив, поставила перед ним тарелку. — Кофе? Чай?

— Кофе, — непринужденно буркнул, не сводя с меня своих карих глазенок, в который плясали дьяволята.

Пока кофе варился, я нашла себе дело. Поставила варенье на стол, маслице с холодильника, нарезала пару бутербродиков, а там и кофе был готов. Себе налила чай, которым, увы, ночью так и не довелось насладиться.

После мы сидели напротив. Тишина прерывалась лишь стуком чашек об стол и тиканьем часов.

Тик-так! Тик-так! Тик-так!

А сидеть, не шевелясь, пытаясь занять чем-то собственное внимание, ещё сложнее.

Что говорить? О чем? Казалось, только я себя мучила вопросами.

Морозов невозмутимо жевал, да пялился на меня. Поерзав, я отпила глоток и тут же на месте подскочила, когда чашка парня приземлилась на стол с громким стуком.

— Варька! — вся его напускная безразличность полетела в тартарары, — что мы как чужие друг другу?

— А кто мы, Илья? — спокойно отозвалась, вновь отпивая чай. Мне необходимо было чем-то занять свои подрагивающие пальчики.

— Малая, — со вздохом отчаяния вырвалось у него. Протянув свою руку, он взял мою в свою. — Ты злишься на меня?

Пожала плечами. Злилась. А как же не беситься, когда твоими чувствами играли?

«То-то же! Так что нечего, Морозов, мне тут чашками стучать!» — подумала я, а на деле в рот чая набрала и молчок.

— Зачем ты поспорила? — повторил вчерашний вопрос.

— А зачем ты девкам мозги пудришь?

— Что? — сам невинность, нимб только дома забыл. Однако, Варьку Цветкову не проведешь, он волк в овечьей шкуре! По крайне мере, когда делал такое изумленно лицо. — Когда такое было? — уже возмущенно.

— Всегда! — поставила со стуком чашку. — Сколько девчонок из-за тебя плакали? Зачем ты им пудришь мозги? — подорвалась со стула.

— Что-то не припомню такого, — сощурился и тоже поднялся.

— Конечно, ты не помнишь! — фальшиво рассмеялась. — Сделал дело и свалил! Что насчет той девчонки, что месяц назад в кафе от тебя сбежала? А тех двух предыдущих, которые повелись на твои сладкие речи?

— Ты про Аньку что-ли?

Фыркнула и сложила руки на груди. Это просто невероятно!

— Малая, а что ты о ней знаешь? — угрожающе рыкнул. — Ну, люблю я поговорить, а вы, бабы? Нет, что ли? — саркастически скривил свою морду. — Я не такая, я жду трамвая! — помахал руками. — Главное, чтоб человек был хороший! С милым и рай в шалаше! Не так вы, разве, говорите?

Промолчала, отвернув голову.

— И кто сказки рассказывает?! Это просто обычный треп. Вы рассказываете, чтоб в кошелек залезть. Мы рассказываем, чтоб в трусы. Все по чесноку! В этом мире не придумали ничего другого. И если ты думаешь, что Анька была «не такая», то спешу тебя огорчить. Неделя и «святая» и «невинная» Анечка вдруг превратилась в обычную подстилку.

Его слова были гадкими, но почему они звучали так правдиво? Почему на глаза наворачивались слезы? Неужели, и я для него была такая? Обычная… подстилка?

— А мне? Морозов, зачем ты мне все это говорил? Звезды для меня! Глаза красивые! — всхлипнула.

— А чем ты отличалась от всех? Ты строила глазки и что-то я не замечал, чтобы ты была особо против.

— Потому что это спор! — истерично закричала, ударив его в грудь своим маленьким кулачком со всей имеющейся силой.

— Откуда я нахрен знал? — схватил меня и притянул к себе. Со всей накопившейся яростью мы убивали друг друга глазами. — Откуда я мог знать, что ты, коза, меня пирогами своими влю… — оступился и сглотнул, — бишь, — шепотом, едва ли слышно добавил.

Его глаза больше не были полны ярости. В них было что-то другое, что-то теплое, обволакивающее, наполненное нежностью и трепетом. Что-то что только зарождалось и было столь хлипким как хрусталь, но таким ощутимым как сталь. И я могла поклясться, что мои глаза были отображением его бездны. Так на меня никто не смотрел.

Сердце мое хотело выскочить, щеки заалели, а руки вцепилась в плечи.

— Так, — запнулась, прикусив губу, — это правда?

— Прости меня, Варь, — нежно взял меня за подбородок, закидывая голову назад. — Что-то было в твоем пироге, — улыбнулся. — А у тебя и правда самые красивые глаза в мире.

И его губы накрыли мои. Нежно, словно познавая их, наслаждаясь ими, изучая контур языком, покусывая губу, отчего внизу живота разлилось томление. Рука поглаживала щеку, а сам Морозов пошел напором на меня.

Задом он вытеснил меня в коридор, из коридора в комнату, там я неуклюже запнулась об оставленный свитшот, но упала уже на кровать.

— Цветочек, — прошептал, прижимая меня к кровати, а я сладко застонала. Мой халатик задрался, но не случайно, а намеренно, рукой Ильи.

Шепот, губы, стоны, затем полетели вещи, что были крайне лишними. Остались только два человека обнаженные друг перед другом телом и душой. Это абсолютная гармония.

— Цветочек, давай! Вот так, — горячо на ухо промолвил, взяв мою руки в свою и ведя по себе.

Застенчиво, но с любопытством я ловила каждое его слово. Когда из его уст вырвалось нечто первобытное, что откликнулись и во мне, не было мочи ждать.

— Илюша! — простонала и призывно поцеловала в шею, подбородок, ключицу.

— Сейчас, Цветочек! Сейчас!

Он встал, но тут же рассеяно оглянулся и, улыбнувшись, пожал плечами.

— Я как-то не планировал.

Сразу смекнула о чем речь, и поспешила достать из тумбочки пакетик.

Парень нахмурился, а я, схватив его за руку, потянула на себя.

— Сделай это сама.

Подчинившись, смело раскатала латекс, заставив мышцы Ильи задрожать под моими руками.

На этот раз все было нежно, плавно, как только может быть у людей чувствующий себя комфортно, отдаваясь друг другу. Это еще не «любовь», но не обычное «нравится», не похотливое «всунул». Это то отчего забываешься, то в чем растворяешься, чувствуя каждой клеточкой тела наслаждение.

И самый пик его пришел внезапно. Спина выгнулась дугой, протяжный стон изо рта, и словно «бах!» случился внутри меня.

— Варька, — прошептал Илья, последний раз двинувшись.

Он повалился на меня, но тут же скатился, притягивая в кольцо рук.

— Что же ты со мной сделала, малая?!

Вопрос риторический и не требовал ответа. Впрочем, болтать мне сейчас было не под силу. Один молодой человек высосал из меня все соки. Однако, на один вопрос я все же ответила:

— Варь, а ты тоже ко мне, — он не сказал «любовь», он сказал, — «это» чувствуешь?

И просто ответ. Простой, необдуманный, слетающий с моих губ непринужденно:

— Да.

— Не соврала Павлова, — хмыкнул.

А я тихонько рассмеялась, так вот, он, кто первый «клиент».