XVII. Грязь, кровь и вино!

Глава 8

Мэтр Кристиан Жоли, уроженец Парижа, двадцати лет от роду, жил очень скромно, если не сказать — бедно. Родители его давно умерли, не оставив после себя никакого наследства, кроме долгов, которые Кристиан с огромным трудом погасил.

Он ютился в крошечной комнатушке на улице Турнон, неподалеку от Люксембургского дворца. Вот только относительная близость к дворцу никак не сказалась на качестве жилища мэтра Жоли. В его комнате не хватало света и пространства, и даже работать ему приходилось на узком топчане, на котором он и спал. О собственной же конторе ему приходилось лишь мечтать.

С десяти лет он беспрестанно работал и учился, не зная отдыха, на всем экономя. И теперь, к своим годам добился многого. Как-никак действующий адвокат, пока, правда, без активной практики, но это поправимо.

И вот, наконец, его первое дело, да еще какое! Это вам не разбирать спор стряпчих или же оспаривать претензии на имущество покойного торговца, это настоящее дело о дуэли, в ходе которой один дворянин заколол другого насмерть. Учитывая действующий эдикт о запрете любых дуэлей между людьми благородного сословья, дело обещало стать знаковым.

Участвуя в таком деле можно прославиться, заработать имя, а, если повезет, и деньги, и, может быть, наконец, открыть собственную контору. Мечты…

Итак, дуэль, тем более со смертельным исходом, что крайне все осложняло.

До сих пор, хотя прошло уже три года, у всех на слуху была знаменитая дуэль Франсуа де Монморанси-Бутвиля с графом д’Аркуром Бевреном, в которой участвовали и их секунданты. Та дуэль кончилась казнью де Бутвиля, и весь Париж еще долго не мог успокоиться, обвиняя во всем кардинала Ришелье.

Де Бутвиль был знатным бретером. К своим двадцати восьми годам он дрался на дуэлях более двадцати раз, имея на своем счету несколько убитых и тяжело раненных. После одного случая ему даже пришлось бежать в Брюссель, и оттуда, благодаря покровительству инфанты Изабеллы, правительницы Нидерландов, вымаливать прощения Людовика XIII. Тот разрешил Бутвилю вернуться во Францию, но запретил появляться в Париже и при дворе, но этим запретом де Бутвиль пренебрег без всяческого зазрения совести. Поэтому, хотя особо восторженные поклонники и называли Франсуа «образом беспокойной юности», был он весьма опасен и своенравен, и вовсю пользовался своим именем и принадлежностью к знатнейшему роду Монморанси.

Та же роковая дуэль стала просто верхом наглости и неуважения к королевской воле. 12 мая 1627 года, посреди дня, в канун «Вознесения», на Королевской площади сошлись в схватке четыре человека, один из которых был убит на месте, а остальные вынужденно бежали из Франции.

Граф д’Аркур бежал в Испанию, где был убит испанцами год спустя. Де Бутвиль же и его секундант де Шапель отправились в Лотаргинию, но не слишком спешили, заночевали в пути и были арестованы.

Парламент проголосовал за казнь, и заключенные могли рассчитывать лишь на королевское помилование. За Бутвиля просили многие, включая первого принца крови Конде. А Ришелье выступал в этом деле консультантом.

Король сомневался, как поступить и посоветовался с кардиналом. Тот ответил просто: «Речь идет либо о прекращении дуэлей, либо об отмене эдиктов Его Величества». И Его Величество сделал свой выбор.

Отказ в помиловании потряс тогда и двор, и армию. Де Бутвиль и де Шапель были обезглавлены на площади Грев в Париже 22 июня 1627 года.

Мэтр Жоли, помнивший и эту историю и другие истории подобного рода, прекрасно понимал, что шансов на победу у него ничтожно мало, и они, скорее, стремятся к нулю, но сдаваться не собирался. Его клиент, этот весьма странный г-н де Брас, показался ему чрезвычайно занимательной личностью. Было в нем нечто особое, хотя мэтр и сам до конца не понимал, что именно привлекло и заинтересовало его в наваррце.

Они проговорили в тот день несколько часов, но больших результатов это не дало. Де Брас сослался на частичную потерю памяти, возникшую из-за удара по голове во время поединка, и не смог рассказать даже о причинах дуэли. Все это еще более осложняло дело. По сути, выходила полная глупость. Два молодых дворянина, прежде незнакомые, потому как де Брас, по его словам, прибыл в Париж лишь за пару дней до этого события, вероятно, повздорили, и тут же, не теряя ни минуты, отправились выяснять отношения, причем вдвоем, не захватив с собой ни слуг, ни секундантов, могущих подтвердить, что все происходило по правилам — это даже если забыть об эдикте.

В обычной ситуации даже легкая рана стала бы причиной остановки дуэли, но и тут не повезло, первый же выпад де Браса оказался смертельным. Жозеф Мари Габриэль де Латр, лишь год назад получивший плащ мушкетера Его Величества, был убит на месте. А король Людовик мгновенно приходил в ярость, когда дело касалось его мушкетеров, так что на королевскую милость в данном случае рассчитывать не приходилось. Скорее стоило опасаться, что Людовик, королевской волей, потребует немедленной казни преступника, и даже не станет вникать в подробности инцидента. В конце концов, де Браса при дворе не знали, он был здесь никем, и не имел покровителей, к тому же протестант по вероисповеданию, что добавляло особой пикантности.

В общем, с точки зрения мэтра Жоли, все было ужасно. И все же он не опускал руки. С утра до ночи он проводил время в пыльных архивах, прерываясь лишь на скудный обед, а часто и вовсе обходясь без него.

Еще два раза он побывал в тюрьме, где держали де Браса, но обе встречи не принесли ни малейшей пользы. Шевалье так и не вспомнил о причинах дуэли или же не хотел о них говорить в силу каких-то своих причин, и никаких иных сведений, могущих помочь стороне защиты, не дал.

Тогда мэтр Жоли затребовал судебного доктора, дабы тот сделал подробное заключение о здоровье заключенного, но доктор не обнаружил в подопечном ни малейших патологий, и вынес простой вердикт — здоров. По поводу же временной амнезии доктор выразился общими фразами, заявив, что такое бывает, особенно после крепкого удара по голове. Однако обследовав голову пациента, никаких следов нанесенных увечий он не обнаружил. В связи с чем сделал очередной вывод: скорее всего, пациент симулирует потерю памяти, о чем дал письменное заключение.

Но мэтр не считал, что наваррец симулирует. Он чувствовал, де Брас говорит правду и ничего из событий, предшествующих началу дуэли, не помнит.

Мэтр Жоли верил в свою интуицию.

Он надеялся, что все же существует законный способ спасти де Браса, и он обязан сделать все возможное и невозможное, а там уж как угодно будет судьбе и провидению.

И вот, на исходе срока, мэтр Жоли, как ему показалось, нашел искомое. И как раз вовремя, королевский суд был назначен на послезавтра.

После визита адвоката дни опять тянулись невыносимо долго. От скуки, я часами отжимался от пола, боксировал с тенью, приседал по несколько сотен раз кряду, шокируя этими упражнениями моего бессменного стража Гийома, открывавшего время от времени верхнее окошко в двери камеры, дабы полюбоваться моими занятиями.

— В здоровом теле — здоровый дух! — Сообщил я ему в самый первый раз, когда он поинтересовался целью моих упражнений.

— Главное, чтобы сие здоровое тело было единым целым с головой, — философски ответил стражник, и этой простой и доходчивой логикой заслужил мое безмерное уважение.

Тренировки не только помогали мне коротать время, но и приводили мысли в порядок. Я вполне окончательно принял для себя переселение в тело шевалье де Браса и свыкся с его телом. Если бы я попал в тело какого-то старика, было бы гораздо хуже. А молодой и крепкий организм Франсуа оказался превосходным вариантом. Не все группы мышц у него были развиты одинаково хорошо, но я надеялся устранить в скором времени эти недостатки, если, конечно, останусь в живых.

Пару раз приходил мэтр Жоли, но, при всем желании, я ничем не мог ему помочь. Подать прошение королю — не вариант, это мы выяснили в первую же встречу. Король откажет и только еще больше разозлится. Дать взятку членам суда и парламента? У меня не было таких денег. Бежать? Но мэтр Жоли вовсе не годился на роль человека, способного устроить успешный побег, а других знакомых в столице я не имел. Возможно, у самого де Браса и были какие-то связи в Париже, но я о них ничего не помнил, как до сих пор не вспомнил и о причине дуэли, и о цели, приведшей де Браса в столицу из далекой провинции. Хотел ли он, и правда, поступить на службу или имел иные планы, я не знал.

Я даже старался медитировать, чтобы воскресить воспоминания, но ничего не добился, разве что банально уснул в процессе.

В перерывах между физкульт подготовкой, визитами Жоли и медитацией я продолжал дрессировать Крыса. Он оказался умнее, чем я думал, и уже исполнял более сложные трюки. Я даже собрался было провести первое публичное представление, пригласив полюбоваться на него Гийома и других стражников, как вдруг Крыс пропал и перестал приходить ко мне в камеру. Я прождал его два вечера, а потом поинтересовался у Гийома причинами отсутствия моего питомца.

— Крысоловы приходили. Отловили, думаю.

Так я потерял единственного своего здесь друга и товарища. Было так грустно, что я выпросил у Гийома вместо сидра вина, пообещав заплатить когда-нибудь потом в пять раз больше.

Стражник почмокал губами, обдумывая ситуацию, но все же просьбу выполнил и притащил бутыль отвратительно дешевого пойла, которое я с благодарностью принял. Думаю, старина Гийом просто сделал таким образом мне предсмертный подарок, заодно сообщив, что суд назначен на следующий день, и, по его информации, мне там мало что светит.

Я вполне разделял его опасения относительно моей участи, но впадать в уныние не собирался. Как говорят французы: «Chaque chose en son temps[22]».

По тюремным правилам стражник не должен был со мной общаться более необходимого минимума, но Гийом этим вечером уселся напротив двери в коридоре, открыл верхнее оконце и, с удовольствием наблюдая, как я поглощаю его пойло, завел разговор:

— Ваша милость, хотите, расскажу вам историю, случившуюся буквально вчера? Вам будет любопытно!

— Сделайте милость, любезный, развейте мою скуку, — мне, и правда, было интересно, я устал жить в заточении без малейших новостей снаружи.

— А случилась у нас пренеприятнейшая ситуация. Ваш сосед, Морти, тот, что сидел в соседнем коридоре, умер, храни господь его душу.

— Вот как? И что же, это случилось внезапно или имелись предпосылки? Он болел, плохо себя чувствовал, жаловался вам прежде на свое здоровье?

— Да нет же, не жаловался вовсе и был здоров, как бык. Высок, крепок, широк в плечах. Он промышлял разбоем и грабежом, но был схвачен. Сюда-то он попал скорее по ошибке, в этом крыле сидят люди знатные, а он кто? Голытьба! Ну попал и попал, все равно вскоре отправили бы на каторгу. В порт или на рудники, работы там полно для таких грешников. Но он все кричал, что у него есть покровители, и что вскоре его обязательно выпустят на свободу. Брехал, конечно. Ну какие у него могут быть покровители в самом-то деле? Обычный разбойник.

— Любопытный рассказ, — поощрил я Гийома, — что же было дальше?

— А дальше: я принес ему обед, смотрю в оконце, а он лежит на полу и не шевелится. Кликнул своих, мы зашли в камеру, а он мертв. Губы синие, аж пена выступила, глаза красные, чуть не выкатились. Позвали доктора, тот осмотрел и говорит, мол, сердце не выдержало испытаний и волнений. Так и умер, бедолага, без покаяния.

— В этой истории все понятно. Вашего Морти убили, а именно отравили, и я даже знаю, кто и как это сделал.

Гийом крякнул от удивления и замолчал, а я отхлебнул еще гнусного винища. Право слово, если выберусь отсюда, закажу себе ужин в самом шикарном заведении города, чего бы мне это ни стоило.

— Отравили, ваша милость, да как же это возможно? — наконец, решился на вопрос Гийом. Я чувствовал, что ему одновременно было и любопытно, и страшно. Ведь если я окажусь прав, то получается, что он, стражник, не доглядел, и по его вине погиб заключенный. Тут и самому можно получить по шапке.

— Да очень просто, мой друг. Вот вы говорили, что он отличался большим здоровьем.

— Могуч был, — подтвердил стражник, — его посадили в камеру с самой надежной дверью, боялись, прочие выбьет плечом.

— Итак, ваш Морти был здоров и помирать не собирался, более того, он грозился, что вскоре его выпустят. А два дня назад приходили крысоловы. Вы их вызывали?

— Должно быть, начальник тюрьмы… — заколебался Гийом. — Но крыс вокруг полным-полно, честное слово, расплодилось их в последнее время тьма-тьмущая, это все знают. Да какие злые, чуть что — кидаются! Очень вовремя крысоловы пришли, сейчас полегче стало.

— А каким именно способом они занимались ловлей сих животных?

— Ну, я особо не смотрел, — Гийом начал впадать в сомнение. — У них свои методы, люди опытные.

— Наверняка, в том числе, и яд?

— Наверняка, — подтвердил стражник, все больше погружаясь в панику. Кажется, он уже понял, к чему я веду.

— А случались моменты, когда вы не видели, чем конкретно они заняты?

— Мы наблюдали за ними по очереди, смотрели, чтобы не лезли, куда нельзя. Но, может быть, пару раз кто-то из них и оставался один в коридорах, — засомневался Гийом. — Тут разве уследишь, да и не подозревали мы их ни в чем…

— Так вот, в один из моментов, когда никто не видел, один из крысоловов отпер верхнее окошко камеры и передал Морти некий предмет, скорее всего, съестное. Может быть, кусок пирога с запиской. Морти ждал эту записку, поэтому он прочитал ее, а после немедленно уничтожил улику. То есть попросту все сожрал, включая пирог. А помимо записки, в том пироге содержался яд замедленного действия, который через сутки его и убил. Если тюремный доктор обладает нужной компетенцией, в чем, впрочем, я весьма сомневаюсь, и проведет проверку тела, то легко обнаружит в его организме остатки яда.

— Да что вы говорите, ваша милость! Вы уверены?

— Это простая задачка с одним неизвестным. Скажу вам больше, ваш Морти сам себя убил в ту секунду, как только вслух заикнулся о наличии покровителей. Я не знаю, что он сделал для них, но это была его роковая ошибка. Ведь вытаскивать его никто не собирался, но дойди дело до суда, он бы заявил во всеуслышание об их существовании, и даже, возможно, назвал бы некоторые имена. А этого допустить кто-то никак не мог. А финал истории вы знаете, пришли крысоловы, и Морти скоропостижно скончался.

— Бог мой! А ведь и верно, все сходится! Что же мне делать?

— Советую рассказать все начальнику тюрьмы, умолчав лишь о наличии таинственных покровителей Морти, иначе, они могут прийти и за вами, друг мой. Пусть доктор проведет проверку, пусть отыщут крысоловов — хотя это вряд ли получится. Тут к делу приложили руку настоящие мастера. И еще советую, напишите рапорт на имя главного королевского следователя, расскажите обо всем. Боюсь, начальник тюрьмы пожелает оставить происшедшее в тайне, это и в его интересах. А кардинал — великий человек, он наградит вас за честность! Тюремщик и кардинал — это сила!

Более Гийом не сказал ни слова, лишь истово перекрестился, захлопнул оконце и ушел по коридору, тяжело шаркая ногами. В эту минуту он был уже не рад, что вообще затеял беседу.

Я же допил пойло, именуемое вином, и с легким сердцем отправился на боковую. Завтра предстоял трудный день.

И все же я был доволен.

Чертовы крысоловы, надеюсь, вас отыщут и накажут, и мой друг Крыс будет отмщен.