XVII. Наваррец

Глава 18

Лошадей, благодаря д'Артаньяну, у нас осталось только три, поэтому теперь ведьма ехала за спиной гасконца, обхватив его руками за талию. Не знаю, было ли ей удобно — все же не байк, но выглядела она вполне довольной.

Фон Ремер время от времени бросал в их сторону завистливые взгляды. Долгая разлука с невестой самым отрицательным образом сказалась на тевтонце. Все его мысли витали вокруг крепкого зада Лулу, аппетитно подпрыгивающего на крупе лошади. Германец даже облизывался время от времени, сам того не замечая.

В этот раз постоялому двору повезло, гасконец его не поджег, хотя настроение у д'Артаньяна было смутное, и дай ему волю, дом уже полыхал бы синим пламенем. Вдобавок, он не спал ночь и совершенно не отдохнул, но здоровьем горец обладал на редкость крепким, и внешне не выглядел усталым.

Ничего, до вечера дотянет, а там выспится, и завтра вновь будет бодрячком.

Отсутствие запасных лошадей вновь сбило нас с темпа, приходилось делать больше остановок, и я уже чувствовал, что к ночи мы до Гавра не доберемся, опять придется искать постоялый двор где-то по дороге, либо же в этот раз не рисковать, и переночевать под открытым небом. Двух заездов на постоялые дворы хватило, чтобы понять — там нас подстерегают сплошные проблемы.

Руан мы миновали стороной еще с утра, и часам к трем дня подъехали к Кодбеку. От него до Гавра оставалось всего полсотни километров.

Город, раскинувшийся на берегу Сены, был красив, а шпили местного собора возвышались над крышами домов и были видны еще издали.

У меня внезапно промелькнуло воспоминание. Кажется, я был здесь когда-то в прошлом, точнее — в далеком будущем. Прокатился на кораблике по реке, прошелся по улочкам города, поглядел на собор, который тоже назывался Нотр-Дам. Экскурсовод рассказывал много интересного, но в память мне врезался лишь один эпизод. Когда немцы в 1940 году подступали к городу, жители дружно решили драпать на другой берег Сены на пароме, устроили там толкучку и давку. Немцы удивились и принялись бомбить паром, но промахнулись и вместо парома подожгли город, который горел еще три дня и выгорел почти дотла.

Мы сделали в Кодбеке часовой привал, плотно пообедав и дав лошадям отдохнуть.

Лулу все ластилась к д'Артаньяну, но в какой-то момент подлый тевтонец негромко заметил:

— Зря стараешься, дорогуша, этой ночью он проиграл тебя в карты.

Ведьма вскочила на ноги, негодующе уставившись на гасконца, но тот лишь невозмутимо ответил:

— Но потом-то я отыграл ее обратно!

Лулу это не убедило, она злобно зашипела и отскочила в сторону. Сущая ведьма, право слово!

В Кодбеке мы запаслись кое-какими припасами — до завтрашнего дня должно было хватить с избытком, и потом до самой темноты пробирались в сторону Гавра.

После привала, ведьма отказалась ехать на одной лошади с д'Артаньяном. Тот лишь недоуменно пожал плечами, совершенно не понимая причины перемены настроения Лулу.

Тевтонец, широко улыбаясь, тут же предложил девице путешествовать рядом с ним, но я быстро пресек этот маневр. Не то, чтобы мне было жалко, если бы озабоченный немец всю дорогу лапал спасенную барышню, вусмерть обиженную на гасконца. Просто я не любил, когда внутри команды процветали интриги, тем более из-за женщин.

Поэтому я наказал германца, лишив его удовольствия, и посадил ведьму перед собой в седло.

Не могу сказать, что я пожалел об этом решении. Тело ее было мягким и податливым, а я, уже позабывший о потребностях молодого организма, ощутимо напрягся именно тем местом, которому свойственно напрягаться.

Лулу, будь она неладна, сразу почувствовала возникшее между нами обстоятельство, и захихикала в свойственной ведьмам подлой манере.

И чем дальше мы ехали, тем значительнее становилась наша проблема.

Будь мы вдвоем, я бы давно свернул в ближайший лесок и отымел бы ведьму по полной программе. Исключительно из принципа.

Сейчас же приходилось терпеть, и я прекрасно понял чувства фон Ремера, положившего на девицу глаз, но не имевшего возможности реализовать свои желания.

Бедра рыжей были теплыми и упругими, а руки мои, держащие поводья, нет-нет, да и касались случайно ее полной груди.

А Лулу, словно специально, время от времени слегка терлась об меня, и улыбалась, стерва, понимая мое состояние.

Ну к черту, пусть лучше едет с тевтонцем, чем так мучиться! Пересажу ее на привале!

— А ведь я не даю кому попало! — негромко сказала девушка, полуобернувшись ко мне. — Они все хотели, но я отказывала, поэтому и решили сжечь!

— Я слышал разговоры на площади…

— Вряд ли там хоть кто-то слово молвил в мою защиту. Кому нужна вдова, без денег и желания раздвигать ноги перед первым, кто предложит? Нет уж! А предлагали все, даже священник. Я отказала. Нечего бога на девку менять. Не повезло, немного не рассчитала. Не думала, что жечь решат. Там еще бабы постарались. Жены! Завистливые твари! Жирные, злобные и завистливые!

Времена меняются, люди остаются такими же.

Не то, чтобы мне было особо интересно, но я все же спросил:

— Как думаешь жить дальше?

— Придется податься в портовые шлюхи, господин. Выбора нет! Вы же в Гавр едете? Там спрос имеется. Жить-то на что-то надо…

Я промолчал, не зная, что ей ответить. И возбуждение естественным образом сошло на нет. Спасли, понимаешь, девку от одной участи, чтобы обречь ее на еще более худшую жизнь.

Надо подумать. Может, взять ее с собой в Париж? Пристроить там на хлебном месте. Не бросать же на произвол судьбы? Мы в ответе за тех, кого приручили? Или плевать? Жила же она как-то до встречи с нами. Да уж, жила… и все чуть не окончилось костром. Ладно, окончательно решение ведьминой судьбы я оставил на более подходящий момент.

Дороги были хорошие, и мы смогли проехать еще километров двадцать, заночевав в очередном подлеске.

Костерок горел, давая достаточно света. Перекусили остатками припасов — хватило. А после устроились тут же возле огня спать.

Ночевать на сырой земле, даже летом, мало приятного. Ночью холодно, как ни пытайся согреться, а с утра поясница просто не будет гнуться.

В этот раз я не стал выставлять дозоры — толку от них ноль, лишь люди с утра квелые. Да и д'Артаньяну нужно было хорошенько отдохнуть, после прошлой ночи он держался в седле чудом.

Собственно, он первый и вырубился, едва прилег, подложив седло под голову.

Фон Ремер весь вечер павлином ходил вокруг Лулу, всячески намекая неразумной девице, что именно с ним этой ночью она может обрести свое женское счастье. Но ведьма не принимала его ухаживаний, отшивая озабоченного тевтонца сначала в легкой манере, а потом все грубее и грубее. Германцу это вроде даже нравилось. Только БДСМ мне тут не хватало, извращенцы чертовы!

Наконец, все успокоилось, и каждый устроился на своем месте на ночлег. Не сказать, чтобы было уютно, но одну ночь перетерпеть можно, а завтра до полудня мы уже будем в Гавре.

Несмотря на усталость, мне не спалось. Я лежал на спине, глядя в июльское звездное небо, слушая ночные звуки леса, и думая о чем-то далеком.

Незнакомка с портрета. Теперь я знал ее имя — Ребекка де Ландри. Фамилия мне ничего не говорила, но, судя по богатому платью, слугах, портшезу — девушка была из состоятельной семьи.

Вернусь в Париж, первым делом наведу о ней справки. Черт! Да мне плевать, будь она хоть трижды замужем! Она стала мне ближе, чем все прежние подруги вместе взятые, хотя до этого я мог лицезреть лишь ее лицо и фигуру на портрете.

Я схожу с ума? Может быть. Главное, чего я боялся сейчас, это разочарования. Узнаю ее получше, и наваждение пройдет. Она окажется обычной недалекой девицей, пошлой и заурядной. А я потеряю не только ее — я потеряю мечту об идеале. Вымышленном, выдуманном, нереальном. Ребекка.

Кажется, я все же задремал, потому что в следующую секунду проснулся, ощутив нежные женские руки, порхающие по мне.

— Господин мой! — Лулу уже развязывала мои штаны, прижимаясь ко мне всем телом. — Возьмите меня! Мне это очень нужно!

И тут же ловким движением, она опрокинулась на спину, заваливая меня поверх себя. Прямо борцовский приемчик!

Корсет ее был распущен, юбки приподняты, белые ляжки блестели в свете костра, моя рука тут же невольно захватила ее грудь и сжала.

Чертова ведьма! Она была горяча и послушна, понятлива и покорна, словно читала все мои мысли.

Я задрал ее юбки до бедер и вошел в нее резко и грубо — сказывалось воздержание последних дней, но рыжая не протестовала. Наоборот, она подалась всем телом ко мне, подстраиваясь под ритм моих движений.

Я чувствовал ее возбуждение, оно подстегивало. Ведьма негромко постанывала, и я прикрыл ее рот рукой, чем возбудил ее еще сильнее.

Лес, ночь, река, костер — да это же Грушинский фестиваль, не хватало, чтобы из темноты выступили бородатые барды с гитарами и запели бы «Солнышно лесное».

Благо, комары за жопу кусали не слишком активно.

Мы даже не меняли позы. Я сверху, она подо мной. Банально, но естественно.

Все кончилось столь же стремительно, как и началось. Мы оба шумно выдохнули, я отвалился от ее тела, перевернувшись на спину. Сейчас бы сигарету! Сто лет не курил.

— Надеюсь, сегодня я понесу ребенка, — внезапно сказала Лулу.

— Чего?

— Мой муж не мог иметь детей, а я всегда хотела нескольких. Если повезет, хотя бы одного рожу, пока еще молодая.

Этого еще не хватало! Итак, соблазнила, отымела и теперь еще родить желает. Надо было оставить ее гореть на том костре! Бабе палец дай, руку по локоть отгрызет!

— Давай-ка спать! Иди на свое место, нечего, чтобы нас с утра вместе видели.

Она даже не стала спорить, чему я удивился. Через пару мгновений я вновь остался один, и лишь развязанные штаны напоминали о произошедших событиях.

Фон Ремер со своего места громко покашлял. Вот же, сука! Он явно все слышал.

Надо избавляться от ведьмы при первом удобном случае. Женщина на корабле — к беде! Во всех смыслах.

Доберемся до Гавра, дам ей еще денег и попрощаюсь. Решено!

Я уснул, а когда проснулся, уже наступило утро. Д'Артаньян купал лошадей в озерце, Лулу распоряжалась завтраком, не глядя в мою сторону, фон Ремер отлучился в кусты.

Солнце уже светило вовсю, день обещал быть жарким. Я полной грудью вдохнул свежий воздух, чистый и прозрачный.

Здесь вам не Париж с его непрестанной вонью, запахами гнили и испражнений. Если мне суждено провести свою жизнь в этом времени, то я явно найду себе подобное местечко и построю там дом, подальше от крупного города. Собственно, такое задание я и дал мэтру Жоли — разузнать, какие земли продаются вблизи от Парижа. Будем надеяться, что он справится.

Позавтракав, выдвинулись в дорогу. Я планировал успеть до полудня прибыть в Гавр. Лулу я вновь посадил рядом с собой. Отдавать сейчас ведьму на растерзание фон Ремера было бы неправильным, а на д'Артаньянаона до сих пор обижалась. Рыжая слегка тормозила наше передвижение, но времени хватало. Мы успевали в срок.

Сена к этому месту сильно расширилась, воздух был чистый и свежий, пахло морем. По реке плыли многочисленные баржи и паромы.

С Лулу в дороге мы не разговаривали. Она, казалось, полностью удовлетворилась произошедшим ночью и сейчас просто двигалась по течению собственной судьбы. Но я ей не слишком-то верил. Ведьма была слишком своенравна и независима, чтобы отдать кому-то право решать за нее.

Ладно, бог с ней, на месте разберемся.

Чем ближе мы подъезжали к городу, тем больше встречали груженых повозок — в основном единичные, но иногда попадались целые караваны с вооруженной охраной. Одни следовали в порт, другие — из него.

Неудивительно, Гавр — один из главных портов Франции с прямым выходом к Северному морю и проливу Ла-Манш. Это одновременно и центр торговли и ключевая точка, куда приходят корабли с товарами со всех частей света, даже из Америки. При этом по сравнению с Парижем, Гавр был маленьким городом с населением пятнадцать-двадцать тысяч человек.

Мы въехали в город с восточной стороны и остановились в первой же попавшейся таверне, дать лошадям нормальный отдых и заодно узнать дорогу до портовой части города. Фон Ремер, знавший название судна, перевозившего его груз, сам выспрашивал подробности маршрута у местных. Мы ему не мешали.

Д'Артаньян взял кувшин вина, разлил по двум кружкам, и мы выпили. Кислятина! Аж до костей пробирает! Но я уже начал привыкать.

Вскоре подали еду и мы плотно перекусили. Неизвестно, удастся ли еще поесть в нормальных условиях. Как только фон Ремер заберет груз, решено было, не теряя времени, сразу же выезжать в Париж. Как показала практика, лучше иметь фору во времени, мало ли что может произойти в дороге.

Лулу ела мало, ограничившись куском хлеба и сыра, а потом и вовсе вышла из зала. Тевтонец весь день был не в настроении и к трапезе тоже проявил мало интереса. Дорогу он вроде бы узнал, и теперь нетерпеливо поглядывал на нас с д'Артаньяном, ожидая пока мы насытимся.

Мне надоело, что он каждые десять секунд заглядывал мне в рот, и я посоветовал ему подышать свежим воздухом снаружи и дать нам спокойно поесть.

Фон Ремер неожиданно зло зыркнул на меня и нервно вышел.

— Чего это он? — чавкая, спросил д'Артаньян. — Обиделся на что-то?

— Понятия не имею.

— Все дело в бабах! — наставительно сообщил гасконец. — Когда появляется баба, даже умная и красивая, всегда начинаются проблемы. Он, поди, слышал, как вы ночью кувыркались, вот и злится, что ему она не дала, а вам дала.

— Вы тоже все слышали? — я не смутился, ничего в этом такого не было. Просто я был уверен, что гасконец крепко спал всю ночь, а оказывается и сквозь сон можно следить за событиями вокруг. Ну уж если он слышал, то тевтонец — и подавно. Тогда понятно его настроение.

— Да там не захочешь, а услышишь! — рассмеялся д'Артаньян. — Горячая девица!

— Это точно… Думаю, дать ей немного денег, и пусть себе катится. В конце концов, мы в портовом городе, тут ей найдется место.

— Быстро же она вам надоела! В шлюхи пойдет, — уверенно заключил гасконец. — Более некуда. Или рыбой торговать, но там через неделю так насквозь провоняешь, что до конца жизни запах не выветрится. А через месяц руки огрубеют, станут красными и мозолистыми. Она так не захочет. Все же ведьма!..

— Ее выбор. Ладно, пора заканчивать с едой. Нужно решить наше дело.

В зал зашел растерянный фон Ремер. Был он необычайно бледен и полностью дезориентирован.

У меня появились отвратительные предчувствия, как в ту ночь, когда д'Артаньян проигрался в карты.

— Что случилось? Вы словно не в себе!

Тевтонец невнятно начал:

— Шевалье, у нас огромная проблема…

— Да говорите уже понятнее!

— Я потерял все деньги — пятьсот пистолей, которые должен был заплатить перевозчикам груза. Без оплаты мне его не отдадут. А где взять такую сумму за пару часов, я не знаю…

Вот ведь черт! Это действительно была проблема. Конечно, у меня оставалась расписка кардинала Ришелье, но в Гавре мне ее не обналичить, это можно сделать лишь в Париже. Ну а помимо расписки, у меня в кошельке набралось бы не больше пятидесяти пистолей.

— Вас обокрали? — д'Артаньян схватился за шпагу. — Мы отыщем негодяев, они явно не успели далеко убежать!

Тевтонец замялся, я почувствовал неладное.

— Расскажите-ка, что именно произошло?

Фон Ремер почесал нос, затем громко высморкался на пол и начал свою историю, старательно не смотря мне в глаза:

— Понимаете, шевалье, это все проклятая ведьма виновата! Она вскружила мне голову, мне необходимо было овладеть ей хотя бы раз! А лучше два или три… Иначе, я бы свихнулся… А прошлой ночью она так стонала…

Я покрутил головой по сторонам. Лилу отсутствовала.

— Продолжайте!

— Когда она вышла на улицу, я пошел за ней. Сказал ей о своей страсти. Думал, начнет смеяться, но она была серьезна. Ответила, что я тоже ей нравлюсь, и что она вовсе не против пообщаться поближе. Мы отправились на конюшню. Наши лошади были накормлены и готовы к дороге. Там был стог сена…

Я обратил внимание, что несколько соломинок застряли в волосах тевтонца. Он растеряно умолк.

— Говорите же! — подстегнул его д'Артаньян. Он слушал рассказ, изо всех сил пытаясь удержаться от смеха, но получалось у него слабо. Поэтому гасконец временами похрюкивал, маскируя вырывающийся хохот.

— В общем, она помогла мне снять штаны — там столько чертовых завязок, и когда я уже вознамерился было завалить ее прямо в стог, то споткнулся и упал в него сам. Ведьма незаметно связала мне ноги этими самыми завязками, да так ловко, что я развязывал узел не меньше пяти минут! А потом еще столько же надевал обратно эти проклятые штаны! За это время она вывела одну из наших лошадей из стойла и ускакала в неизвестном направлении. И, как оказалось, умудрилась прихватить мой кошель, который я прятал на теле. Там были все деньги!

Тут гасконец не сдержался и заржал самым издевательским образом. Фон Ремер замолк, обиженно посмотрел на него и, после краткого раздумья, заявил:

— Это вы ее спасли там на костре. Значит, с вас еще пятьсот пистолей! Плюс те триста, что я уже выдал, итого восемьсот!

Д'Артаньян опешил настолько, что чуть было не подавился собственным смехом.

— У меня такое впечатление, — сказал гасконец, наконец, откашлявшись, — что после нашей экспедиции я не то, что ничего не заработаю, а еще останусь вам должен!