Еленка
Подъезжаю к особняку. Красивое место. Особенно сейчас в сполохах красного, желтого, зеленого. Забираю подарки и иду в дом. Более чем уверена, хитрые мелкие индейцы меня уже засекли.
И точно едва я оказываюсь внутри, как меня едва не сбивает с ног маленький ураган:
— Моя Леночка приехала! — раздается звонкий, детский голосок, и малышка виснет на мне, так что мне приходится бросить пакеты на пол.
Она ловко устраивается у меня на руках, показывая, что спускаться не собирается.
— Ты почему так долго не приезжала? — ее строгий вид в сочетании с очень правильной речью смотрится уморительно.
Как будто меня отчитывает маленькая учительница.
И тут же на красивом личике застывает печальное выражение.
— Ты меня совсем-совсем не любишь? — тихо, с надрывом спрашивает мелкая манипуляторша.
И так жалобно это звучит, что хочется заплакать.
Но я тоже не лыком шита.
— Даже не знаю, — тяну я задумчиво.
Бровки нахмуриваются, и маленькая учительница возвращается.
— То есть как — "не знаю"? — голос опять звучит строго.
Опускаю ее на пол и решаю прекратить детские мучения:
— Не знаю, люблю ли я тебя вот так сильно, — развожу руки в стороны так широко, как только могу, — Или вот так сильно-сильно.
При этом стараюсь развести руки еще шире. Кажется, даже что- то хрустит.
Лицо Веры озаряет счастливая улыбка.
— А что ты мне купила? — и она мгновенно переключившись, уже снует по пакетам, отбирая то, что по ее мнению, я собираюсь ей подарить.
— Привет, Лен! — здоровается со мной Матвей.
Он после того, как пошел в школу, старается держаться как взрослый.
Пока помнит об этом. К счастью, это длится не долго.
— Смотри, это тебе, — ловко вытягиваю из цепких пальчиков Веры один из пакетов и достаю металлический конструктор, в котором можно собирать машины, танки, даже стул.
В нем много мелких деталей — планок, болтиков, гаечек. И даже маленькие инструменты. Совсем как настоящие.
— Тебе это брать нельзя! — строго говорю Вере.
— Да, да, я не буду, — важно кивает головой она, — там такие штучки маленькие. Вдруг проглочу и попаду на небушко. И вы все будете плакать. Я не хочу, чтобы вы плакали.
В недоумении смотрю на малышку. Вот откуда она это берет?
— Я послушная, Лена. Я не буду брать.
— Умница! — хвалю я ребенка.
Мы собираем разбросанные коробки и идем в гостиную. Там на диване с газетой расположился хозяин дома. Первое время, не понимаю, что мне кажется странным. А потом до меня доходит — он в очках! Даже сейчас, разменяв четвертый десяток, этот мужчина выглядит так, как будто его разрывают для рекламы трусов или рубашек модельные агентства. Но в очках я его вижу в первый раз. У нас с ним странные отношения. Иногда мне кажется, что мы терпеть друг друга не можем. А иногда он оказывается почти человеком. Не знаю, как мама с ним уживается. Я бы себе такого не выбрала.
— Здравствуйте, Сергей Владимирович! — мурлычу довольно, — А что это у Вас на носу? Очечки? Н-да-а-а… Старость не в радость. Так, глядишь, и песок скоро посыпется.
Он отрывается от чтения, окидывает меня взглядом с макушки и до пяток.
— Надо было попросить, чтобы тебя перевели на Дальний Восток учиться. Как там Ломоносов перед университетом? Стоит еще? Или ты его тоже на какие-нибудь бои оттащила?
Я бы конечно нашла что ответить, но тут в гостиной появляется мама. И нам с отчимом ничего не остается, как мило улыбаться друг другу. При ней мы соблюдаем нейтралитет. Никто из нас не хочет ее огорчать, поэтому мы старательно терпим друг друга.
— Наконец-то! — она быстро целует меня в щеку.
— Сереж, ты мясо пожаришь?
Он отвлекается от газеты и отвечает:
— Так там же холодно.
— Поесть мы можем и в доме. А дети все равно бегают, не замерзнут. Да и воздухом подышат.
Глава крупнейшего холдинга откладывает газету и покорно отправляется на улицу жарить любимой жене мясо.
Мы с ребятней одеваемся потеплее и тоже выходим к мангалу. Мама помогает Сергею, а я с Матвеем и Верой гуляю по саду. И даже на расстоянии замечаю, как Сергей успевает и жарить мясо, и тискать маму. А она очень уж неохотно уворачивается. Еще чуть-чуть и нас отправят смотреть мультики, а сами займутся чем-нибудь интересным. Меня это не раздражает. Они выглядят очень гармонично вместе. И счастливыми.
— Ура! Кир приехал! — Матвей забыл, что он взрослый, и со всех ног бросается к Гордееву — племяннику отчима.
Я знаю, чем вызвана эта радость. Он хочет подпрячь Кира для сборки конструктора, потому что Сергей этим заниматься не будет. У того правило — сын все должен делать сам.
Видно, что Кир только что из офиса. Он в костюме, при галстуке, в пальто. Одежда безукоризнена, как и сам мужчина. Его мать спихнула на него управление семейным бизнесом два года назад и решила, что ей пора пожить для себя.
Поэтому Кир теперь большой начальник. Сложно представить, что именно с ним связаны мои самые дикие выходки. И что в лицее преподаватели с дрожью вспоминают то время, что мы вместе там учились.
Он тоже меня внимательно изучает. И хотя на мне сейчас джинсы, свитер и куртка, волосы собраны в "конский хвост", а на лице ни капли макияжа, от его взгляда я ощущаю себя первой красавицей.
Он непринужденно подходит и целует меня в щеку, словно вернувшийся с работы муж. Но ни его приближение, ни эти поцелуи не вызывают у меня отторжения. Как и того трепета, что несостоявшийся поцелуй с Платоном.
— Привет, Лен, — он в точности повторяет приветствие Матвея или, вернее, это Матвей копирует его, — Как дела?
Он не отстраняется, ожидая ответа на свой вопрос, продолжая удерживать меня за талию. А мне — мне комфортно. Как в холодный зимний день — с чашкой ароматного какао фабрики "Красный октябрь" и в шерстяных носках, связанных бабушкой. Может, так себя и надо чувствовать с мужчиной?
Почему-то губы сами расползаются в улыбку.
— Нормально, — отвечаю и тут же спрашиваю, — А у тебя?
Он разглядывает мое лицо.
— Теперь, когда тебя увидел, лучше. Как учеба?
— Как у солдата, который спит, а служба идет. Собираюсь в гранте участвовать. Недавно с деканом обшалась. Они с ректором должны обсудить вопрос моего участия. К участию в конкурсе принимаются работы студентов 4 курса. Я не соответствую этому требованию.
— Я уверен, тебе пойдут навстречу. Более того, я думаю, ты победишь.
Расплываюсь в улыбке от уха до уха. Как оказывается приятно, когда мужчина оценивает тебя не по длине ног или размеру груди, а по наличию у тебя интеллекта.
— А ты к нам надолго? — в раговор вмешивается Матвей, который с надеждой ждет от Кира ответа.
— Мне с твоим папой нужно поговорить.
— Э, нет, — к нам подходит мама, — Сначала шашлык, потом конструктор. Ведь так, Матвей?
Мальчишка тяжко вздыхает:
— Мам, там сложно, а Кир мне поможет. Папа же не будет помогать?
Она качает головой:
— Папа тебе говорил, что если ты попросил такую игрушку, то должен с ней справиться сам.
— Вот! А Кирилл так не скажет! — обрадованно заключает брат.
— Так что все разговоры о делах, Кирилл, в последнюю очередь.
Гордеев невозмутимо отвечает:
— Тогда у меня сегодня внеплановый выходной.
— И это хорошо, — подводит итог мама и обращается ко мне, — Поможешь накрыть на стол?
В доме обычно трудятся горничные, повар, няня. Мама работает. У нее сеть детективных и охранных предприятий.
Но не сегодня. Мама любит, чтобы по выходным в доме оставались лишь члены семьи. А приготовить что-нибудь мы можем и сами. Тем более она очень хорошо готовит. Даже лучше повара. Давлатов не зря в такие дни забивает на свой драгоценный офис.
Под шутки и смех мы накрываем на стол. Пока сную туда-сюда по дому, вижу в гостиной две склонившиеся головы. Кирилл и Матвей собирают танк. Вера какое-то время наблюдала за ними, а затем ей стало скучно и она пошла помогать любимой мамочке
Кирилл скинул пиджак, снял галстук, закатал рукава белоснежной рубашки, тонкая ткань которой теперь обтягивает его широкие плечи. Я залипла на его загорелых руках. В этот момент он поднял голову и встретился со мной глазами. Поняв, что я его рассматривала, озорно мне подмигнул.
Дальше мы ели божественное мясо, запивая его красным вином. Мужчины предпочли коньяк. Беззаботно болтали и много смеялись. Незаметно подкралась ночь. Мама отправилась укладывать Веру. Матвей ушел к себе. Я же осталась в одиночестве на диване в гостиной, потому что Сергей и Кирилл перебрались в кабинет.
Через некоторое время раздались тихие шаги и рядом со мной присела мама.
— Можно я нарушу твое уединение?
Я улеглась к ней на колени головой, а она принялась меня гладить по волосам. Мы с ней часто так сидели в моем детстве. Когда были вдвоем.
— Почему ты от него не ушла? Он ведь тебя столько раз обижал, — спросила я неожиданно.
— Я попытаюсь объяснить. Ты не представляешь, сколько раз я клялась самой себе, что в этот раз точно уже его не прощу. И все равно прощала. То, что я чувствую к Сергею — это как взрыв, под которым гибнет моя рассудительность. Может, кто-то скажет, что так нельзя, что я теряю собственное достоинство, что нужно найти хорошего мужчину, но если этот хороший тебе сто лет, как не сдался? Что делать тогда? И неужели гордой мне будет лучше просыпаться в пустой постели? А потом Серёжа — он очень изменился.
Она помолчала, потом продолжила:
— У каждого саой рецепт счастья. Ты другая, Лена. У тебя обязательно появится тот, кто всю жизнь будет носить тебя на руках. И никогда не обидит.
Не очень-то я ей верю. И такие ли мы разные?
— Разве так бывает? Ты так говоришь, потому что хочешь для меня всего самого лучшего.
Она качает голоаой.
— А что у тебя с Кириллом? Он столько лет по тебе уже вздыхает. Может, дашь парню шанс?
Я вспоминаю, как терпеливо Кир скручивал сегодня планки, болтики и гаечки, собирая с Матвеем танк.
И отвечаю задумчиво
— Может быть.
Действительно, нужен ли мне такой взрыв, под которым едва нас всех не похоронило? И пусть от меня самой никто пока не зависит, но разве не стоит выбрать хорошего? Хоть раз.
В дверях появляется Кир. Мама, завидев его, уходит.
— Пойдем погуляем? — предлагает Гордеев.
Смотрю в окно. Огромная круглая луна светит в окно, заливая все мерцающим светом.
— Пошли, — соглашаюсь на его предложение, даже не попытавшись набить себе цену.
Мы надеваем теплые куртки и идем на прогулку под луной. В саду очень красиво.
— Знаешь, когда я тебя первый раз увидел? — спрашивает Кирилл.
— Нет.
— Ты была в джинсах и в фуболке, а тебя пытались не пустить на занятия. Ты задрала свой хорошенький носик и заявила, что пожалуешься министру образования. При следующей личной встрече.
Я вспомнила, о чем он говорит. Меня перевели в лицей, но мама тогда работала в следственном комитете. Ее срочно отправили в командировку, а я осталась без формы. Лицей был элитным, где ее надо было покупать я понятия не имела.
Но не пойти на уроки было нквозможно для моей ответственной натуры. И я пошла тудв в джинсах и футболке. И про министра образования сказала. Удивительно, но меня пропустили.
— Ты выглядела там абсолютно чужой. Но как у тебя горели глаза. Ты мне показалась такой красивой.
Он остановился, развернулся ко мне лицом, и его дыхание опаляло мне щеку.
— Лен, я так давно хочу тебя поцеловать. Можно?
Не знаю, почему разволновалась. Но я смогла лишь кивнуть.
Он чуть помедлил. И вот я уже ощущаю его губы на своих гцбах. Они теплые и нежные. И мне не хочется отстраняться. Я закидываю руки ему на шею и льну к мужскому телу. Мне хорошо. Легко. И приятно. Поцелуй Кирилла неторопливый. Он как будто пробует меня, как какое-то лакомство.
Когда он меня отпускает, то я слышу его вопрос:
— Лен, давай встречаться?
На душе мир и покой. Не вижу ни одной причины, чтобы отказаться.
— Да, — шепчу ему в ответ.
Он подхватывает меня в охапку и кружит.
— Лен, ты не представляешь, как я волновался.
Верчусь у зеркала. На кровати куча нарядов, а я все не могу выбрать. Мы с Киром вместе уже две недели. И сегодня он позвал меня в клуб. Там собираются его друзья. А он хочет похвастаться своей самой красивой девушкой. И я хочу, чтобы он мной похвастался.
С ним легко. Не нужно из себя ничего строить. Можно просто быть собой. А еще мне нравится, как он целуется, как берет меня за руку, как открывает мне дверь, как в разгар самой нудной лекции присылает смешную шутку. Да, мне определенно нравится быть его девушкой.
Наконец, останавливаю свой выбор на синем платье из легкой струящейся ткани. Оно чуть расклишенное, длиной до середины бедра, снизу до талии запахивается как халат. Сверху треугольный вырез, рукав три четверти. Собираю волосы в пучок, открываю шею и выпускаю кокетливую прядку. Наношу макияж, выделяя глаза. Так я кажусь старше. Хотя в двадцать это не страшно. Но и красота моя выглядит опасной.
Телесного цвета тонкие колготки не скрывают привлекательность моих ног, а черные длинные сапоги на устойчивом каблуке только усиливают впечатление. Сверху натягиваю короткую дутую куртку. Так более молодежно. На шею надеваю тонкую золотую цепочку с сапфировым кулоном.
На телефон приходит сообщение: "Я внизу". Не хочу заставлять Кира ждать. Впереди замечательный вечер.
Не забываю духи. Прыгаю в лифт и, выходя из подъезда, сразу же вижу своего парня. Никакого делового костюма. Сегодня он не серьезный бизнесмен, а просто молодой человек, который хочет повеселиться. На нем джинсы, футболка, легкая куртка, светлые волосы слегка взлохмачены. Он шикарен. Все мне обзавидуются.
И ему явно нравлюсь я. Это видно по тому, как вспыхивают его синие глаза, когда ветер шаловливо играет с низом моего платья.
— Привет! — здороваюсь и сама тянусь за поцелуем.
— Привет! — отвечает он мне.
И удерживает меня подле себя.
Затем отрывается от моих губ и распахивает передо мной дверь автомобиля.
В салоне звучит приятная музыка. Мы обмениваемся новостями о том, как прошел наш день. Он везет меня в "Ветер". Как раз туда хотела попасть Ириска. Я и ее хотела позвать, но Кир сказал, что все будут по парам. И моей подруге будет неуютно.
Здание клуба с современной отделкой, нас без проблем пускают внутрь. Такое впечатление, что Кира здесь хорошо знают. Хотя как он тогда успевает совмещать тусовки и работу?
В клубе грохочет музыка. Он ведет меня в открытую зону для випов. Это я понимаю, потому что на входе туда стоит охранник.
С одной стороны расположилась большая компания. Некоторых из них я знаю, некоторых нет. И что-то не похоже, что они все по парам. Зона расположена на верху, над танцполом. И двое ребят из компании оживленно обсуждают приглянувшихся девушек, которые танцуют внизу. Почему нельзя было взять с нами Ириску?
Пока поднимались по лестнице, Кир выпустил мою руку и, так как я разглядывала помещение и танцпол, он опередил меня.
— Кирилл! — у него на шее оказалась какая-то блондинка, которая привычно тянулась к его губам.
И не поцеловала его лишь из-за того, что он отвернулся.
Я хотела замечательный вечер? Кажется, он у меня будет. Не знаю, насколько замечательным, но что нескучным — точно.
Гордеев с трудом отодрал от себя девушку. И тут она, разлепив нарощенные ресницы, соизволила заметить меня.
— А это еще кто?
Не знаю, что собирался ответить Кирилл, потому что все становилось странным.
Однако из угла послышалось злое:
— Конь в пальто!
Этот диван стоял как бы в нише и сразу я не обратила на него внимания. Зато теперь рассмотрела и диван, и его обитателей. На нем, развалившись, сидел Хромов и сразу две девушки, причем одна из них ласково гладила мужчину по бедру, норовя засунуть ладошку в пах.
Похоже, меня здесь не рады видеть. Совсем.
— Что же ты, Платоша, не бережешь себя? — протянула я самым сладким голосом, на который была способна, — Вот уже тебе и кони в пальто мерещатся. Или что ты там употребляешь? Героин? Ты б поострожней. Наркотики губительны для потенции. Это я тебе как будущий медик говорю.
Лицо его заострилось, брови нахмурись из темноты сверкали белки глаз. Он терпеть не может, когда его называют Платошей. И я этим с удовольствием пользуюсь.
Он резко встает с явным намерением задать мне трепку. Идея так себе. Я ведь дам сдачи. Но подойти ко мне ему мешает Кирилл.
Вернее, его слова:
— Вау! Маргош, Платон, вы зачем на мою невесту накинулись?
Фраза имеет эффект разорвавшейся бомбы.
— Невесту?! — рычит Платон, сжигая меня взглядом.
Но ему вторит другой голос, женский:
— Невесту?
Он похож на шелест сухой листвы.
Оборачиваюсь, на лестнице замерла девушка, красивая, хрупкая как статуэтка. Это она переспрашивала про невесту. Рядом с такой любая другая женская особь чувствует себя неуклюжей коровой. Она напряженно сверлит Кирилла глазами. В них застыл ее немой крик: "Как ты мог!" Но за ее спиной возвышается мужчина. Взрослый и нерусский. А Кирилл смотрит на нее. Не на меня. И в его глазах тоже беззвучный ответ: " Как ты могла?!"
У меня в голове рождается закономерный вопрос — что происходит вообще?
Мужчине явно пришелся не по вкусу ступор его спутницы. И лицо его мне знакомо.
— Елена, ты доросла до подобных заведений? — обращается он ко мне.
Не могу вспомнить его имя. Он приезжал к Давлатову. года три назад.
— Ты-то ее откуда знаешь, Самир? — цедит Платон недовольно, каким-то образом оказываясь впереди меня и закрывая меня от взгляда внимательных черных глаз собой.
Тут я, наконец, вспомнила, как его зовут.
— Не надо так волноваться, Платон. Я здесь со своей невестой.
Он выделяет голосом "своей".
Сегодня что — день всеобщей помолвки?
Я выглянула из-за плеча Хромова и съехидничала:
— Так Вы б тоже не волновались, господин Дзагоев. Мне сюда уже можно. Паспорт показать?
Но этому дяде не интересно мое чувство юмора. Он прекрасно владеет собой. И я перед ним девчонка.
— Не нужно паспорта, Лена, — отвечает он мне терпеливо, потом обращается к спутнице, — Проходи, Саша, ты же хотела поздороваться с друзьями.
Девушка вплывает в випку. Движется грациозно, плавно, притягивая взгляды. Балерина? Занималась танцами? Скорее, первое.
Кирилл вспоминает о моем существовании. Особой радости я от этого не испытываю.
Он протягивает мне руку и зовет:
— Лен!
Подойти ему ко мне мешает Платон, который не сдвинулся ни на сантиметр. Я тоже не могу двинуться в его сторону, потому что Хромов почти загнал меня в угол.
И неизвестно, стоит ли брать протянутую руку. Так всегда бывает, ты уже выбрала платье для свадьбы, решила, где вы будете жить, даже имя первенцу придумала. А затем оказывается, что ты очень поспешила.
Стоящий рядом Платом бесит неимоверно. Ведь понимаю, что он не при чем. Но каблук ближайшего к нему сапога прямо таки горит от того, как я хочу вдавить ему его в ногу. Тем более, что Платон предпочитает дорогую обувь из тонкой кожи.
Однако немотивированная агрессия — это плохо. Я стараюсь себя сдерживать.
— Платон, можно я пройду? — спрашиваю вежливо.
Этот козёл делает вид, что меня не слышит. Вот как с таким быть?
— Платон, пропусти ее! — в голосе Кирилла проскальзывают угрожающие нотки.
Но Хромова не напугаешь.
— А то что? Ей и здесь хорошо.
— Платон! — раздается мягкий голос Саши.
Таким девушкам не принято отказывать, и Хромов, нехотя, отодвигается. На чуть-чуть. Чтобы я могла не пройти, а протиснуться. Мне надоело за его спиной, поэтому делаю несколько шагов, чтобы выбраться из ловушки. И когда я уже почти его миновала, чувствую как его рука ныряет мне под платье и оглаживает ягодицу.
Едва не подпрыгиваю от такой наглости. Хочется заорать: " Ты что творишь?", но воздух в легких образует пробку, которую не вдохнуть, не выдохнуть.
Я понимаю, что он меня все еще закрывает собой и того, что он сделал, никому не видно.
Кирилл дотягивается до меня и помогает мне выбраться. Скандалить из-за поступка Платона, значит выставить себя идиоткой. Нет, так не пойдет. Я лучше промолчу.
Кирилл устраивается на одном из диванов, рядом усаживает меня. Смысла здесь находиться не вижу. Но может, я неправильно что- то поняла. Нужно поговорить и всё выяснить.
К несчастью, диван слишком просторный, и с другой стороны от меня садится Платон. Он вообще, что ли? Пока давлюсь своим возмущением, между собравшимися завязывается непринужденная беседа.
Марго воркует с Сашей, расспрашивая, как они с Самиром съездили отдохнуть. По ходу этого разговора я физически чувствую, как напряжение, исходящее от Кирилла возрастает. Он ревнует эту Сашу.
Мне становится скучно. Как ни странно, рассматривая соперницу, не испываю желания вцепиться ей в волосы. Даже поинтересоваться, что ее так привлекло в моем парне не хочется. Зато я толкаю коленом совсем охамевшего Платона, который вздумал прижиматься ко мне бедром, пока Кирилл глаз не сводит с чужой невесты.
Эх, могла ведь пойти сюда с Ириной. Выпили бы, потанцевали, познакомились с симпатичными мальчиками.
А еще мне не нравится насмешливый взгляд Дзагоева, которым он удостаивает мою персону.
Лучше бы за своей драгоценной Сашей наблюдал.
Мне надоедает Платон под боком, который перебрасывается репликами с Самиром, не забывая время от времени касаться меня ногой. Я встаю и подхожу к перилам. Народ-то отрывается.
Что я здесь забыла?!
Приходит миловидная девушка, которая вежливо интересуется, не желает кто- то из нас что-нибудь заказать.
Еще раз окидываю тоскливым взглядом компанию, натыкаюсь на источающее злую насмешку лицо Платона и прошу официантку:
— Мне — "Секс на пляже".
Платон хмыкает. Кирилл как будто и не слышит.
Да ну их всех!
После нескольких глотков коктейля, мне заметно лучше. Я выстукиваю ритм подошвой сапога.
Снизу раздается голос ведущего:
:-Уважаемые гости клуба! У нас сегодня танцевальный баттл — Дрон против Гора! Принимаются ставки. Кто из них победит?
Этих ребят я знаю. Мы познакомились в Пирогова. Гор — классный. Веселый, заводной, легкий на подъем. Дрон меня терпеть не может. На том бое, который я организовала, он поставил на бойца, который проиграл крупную сумму. И считает, что я мухлевала. Я наклоняюсь вниз, чтобы лучше рассмотреть, что происходит. И вижу, как мне машет Гор. Я думаю, что в знак приветствия. Машу ему в ответ. Но он продолжает жестикулировать обеими руками. Чего ему надо? Делаю знак, что не понимаю. Тогда он направляется к нашей випке.
Забравшись наверх, подходит ко мне:
— Ленок, выручай. Ты слышала? Да? Про баттл.
Киваю в знак согласия.
— Я с девчонкой. Она клевая. Вот только двигается… Ну… Короче, я с ней не выиграю. А мне очень надо.
Вот оно! Возможность оторваться.
— Нет проблем, дорогой.
— Проблемы есть, Лен. Он со Стеллой.
Да. Тут он прав. Эти двое вместе танцуют так, что лучшими их не признает только слепой.
Но в Пирогова мы с Егором готовили номер к приезду каких-то гостей. Номер не обычный, там не только танец, но и отработанные трюки. Если заценят зрелищность, то у нас есть неплохой шанс на выигрыш.
В прошлый раз успех был сногсшибательным. Правда, сейчас это будет экспромт.
Еще раз оцениваю расположение зоны. Высота метров три с половиной. Випка сделана как нависающая над общим залом волна.
— Поймаешь?
Он тоже смотрит вниз:
— Да.
— Тогда после вступления.
Он уходит.
Внизу звучит трек. И пара, что танцует, она идеальна.
Но я все равно лучше.
Я специально не зацикливаюсь на том, что они делают. Это не важно. Они хороши по-своему, мы — по-своему. Танец — это способ самовыражения.
За спиной раздается голос Платона:
— Нам надо поговорить.
Что же он настырный такой? Может, ему дать и он отвяжется?
— Не сейчас, Платон.
Времени нет. Я уже слышу первые звуки Океаны "Cry, cry, cry".
Пора!
Перелезаю через перила, сажусь на них попой, свесив ноги вниз, дожидаюсь нужного аккорда и, игнорируя возмущенные вопли Хромова:
— Ты что делать собралась?!
— Идиотка!
Спрыгиваю.
Когда лечу, над головой раздается:
— Е*анутая!
Зачем же меня матом крыть? Обидно ведь.
Но внизу Гор. Он поймает.
Я оказываюсь у парня в руках, и первые движения танца Егор делает со мной на руках. Потом он отпускает меня, я делаю сальто. Конечно, видно белье. Но я без комплексов.
Каждый звук мелодии сочетается с нашими движениями. Мы как пламя. То медленно скользим, то ярко вспыхиваем.
Когда я в танце, закидываю ему ногу на плечо, одной ногой опираясь в пол, толпа свистит и улюлюкает. И мне хорошо — от ритма движения, от признания толпы, от того, что я в центре внимания.
Затихает звучание композиции. Зал взрывается аплодисментами.
С одной стороны от ведущего Дрон и Стелла, с другой стороны — я и Егор.
На табло результаты голосования.
— Итак, сегодня победили Гор и очаровательная Елена! Поздравляем победителей! — объявляет ведущий.
— А вы ребята, — обращается он к проигравшим, — Не унывайте. И вам улыбнется удача.
Вокруг нас с Гором столпотворение. Нас поздравляют, так будто мы выиграли Олимпийские игры.
Выпитый алкоголь дает о себе знать и, выбравшись из толпы, я иду в туалет. Но на первом этаже очередь, поднимаюсь на второй. Иду по длинному коридору и, наконец, вижу нужную табличку.
Распахиваю дверь, делаю шаг внутрь. Однако закрыть ее за собой не успеваю.
Ее удерживает Платон, который входит за мной и, закрыв дверь, запирает ее.
— Не так быстро, невеста. Я же сказал, нам нужно поговорить.
Он еще злее, чем был до того, как я ушла танцевать. Не может быть, чтобы я так на него влияла.
— Всему клубу трусы показала? Я заценил. Симпотные. Черные, с кружавчиками.
Ладошка чешется, от того как я хочу ему врезать по физиономии. Но взрослые девочки не дерутся с мальчиками.
— Дать поносить? — спрашивая, я наклоняю голову на бок.
Глаза у этого ирода красивые. Особенно, когда злится.
— Хватит паясничать! — он хватает меня за запястья и притягивает ближе к себе.
Долгие мгновения его глаза с расширенными зрачками изучают мое лицо.
— Ты с Киром? Ты, правда, такая дура? Или никто не просветил?
До сегодняшнего вечера я бы ответила утвердительно, а вот теперь сама не знаю, что сказать. Говорить, что я вместе с парнем, которому весь вечер было на меня фиолетово, — это все равно, что расписаться в своей полной женской несостоятельности. Но и отрицать тоже язык не поворачивается.
— Что ресницами хлопаешь? Ничего не знаешь? — потешается Хромов, — У Кирилла же четыре года назад неземная любовь случилась. К Саше. Ты же поняла? Да. Поэтому и в пляс пустилась. Никто не должен знать, что тебе фигово. Уясни себе, для Гордеева других девушек нет. Хотя, конечно, когда на нее смотрю, я его хорошо понимаю. Но любовь — любовью. А у Сашкиного папы долги, поэтому станет она скоро Дзагоевой. А ты — ты просто замена. К тому же неудачная. Он в твою сторону даже не смотрел. И пока ты плясала, и Саша куда-то испарилась, и Кир свалил.
Если все так, как он говорит, то со стороны Кирилла очень некрасиво так поступать со мной. Или это месть за детские выходки?
Но Платону какое дело до всего этого?
— Ты- то что так распереживался?
— Я тебя хочу. Думал, что за четыре года, пока тебя не видел, и имя твое не вспомню. Но нет, Лен. Помню. Ты как отрава. Жить не даешь.
Под эти слова я оказываюсь на холодном мраморе между раковинами, а он вклинивается мне между ног. И как-то мне это не нравится. Отодвинуться бы. Только некуда. Сзади зеркало.
— Платош, да ты…, -у меня даже слов не хватает, сказать все что я думаю.
Я почему-то не ожидаю того, что он делает. Он хватает меня за затылок и не целует. Нет. Вгрызается мне в рот, стукаясь своими зубами о мои. Меня так не целовали ни разу. Его язык скользит мне по нёбу, прикасается к моему языку, одна рука жестко фиксирует мою голову, не давая отстраниться. Вторая задирает платье и за бедро притягивает меня ближе к его телу. Мои руки замирают на его плечах. Я же оттолкнуть его собиралась! Почему не отталкиваю?!
А самое страшное — я робко начинаю ему отвечать. По телу разливается сладкая истома, мысли путаются, глаза закрываются. И будь, что будет. Меня бросает в жар, а между ног требовательно ноет. Так неприятно, что хочется захныкать. Хочется, чтобы мужчина, который меня целует, сделал с этим что-нибудь. А он может, я это чувствую.
Сердце грохочет с утроенной силой. И не разобрать — мое или его.
Но когда его рука пытается забраться под ткань трусиков, я моментально трезвею.
С силой отпихиваю его, слегка прикусывая за язык. Или не слегка, потому что чувствую во рту вкус крови.
— Нет, — цежу зло сквозь зубы, всем своим видом показывая, что не шучу.
Он явно не способен сейчас думать. За него думает то, что у него в штанах.
Дышит тяжело, рвано, грудная клетка вздымается и опускается. Волосы упали на лоб и закрывают глаза.
Убирает от меня руки.
— Почему — нет?
В каждом звуке этой фразы — едва сдерживаемая ярость.
Но у меня ее не меньше.
— Потому что!
Толкаю его еще раз. Он поддается.
Я вожусь с защелкой и открываю дверь.
За спиной раздается:
— Катись, Лен! Раз не хочешь. Пускай с тебя еще поржут. Если тебе мало было.
Захлопываю дверь, чтобы его не слышать.
Прочь отсюда. Мне нужны мои вещи и домой.
Знать ничего не хочу ни про Платона, ни про Кирилла.