Я назову твоим именем сына. Книга 2. Юлия (СИ)

ГЛАВА 18

Закончился учебный год. Родители Юльки во время отпуска отправились на дачу. Дачей они называли небольшой участок земли в коллективном саду, обнесённый плотным дюралевым забором: небольшой домик, качели под тентом. Беседка, внутри её круглый стол из белого пластика и такие же стулья. Несколько кустов ягод, яблонька, груша, вот, пожалуй, и всё — краткое описание садового участка. Им нравился небольшой участок земли, нравился забор, укрывающий от любопытных глаз соседей. Юлька зашла в дом, выпить минералки и переодеться в купальник. На улице жара, ей хотелось как следует загореть, стать похожей на мулатку-шоколадку. Она всё время ждала весточки от Сергея. Нет, ну, не могла она поверить в то, что он вот так запросто отказался от их отношений. Не могла и всё! И не хотела! «Он, обязательно даст о себе знать, — убеждала она себя, ни на секунду не позволяя себе усомниться в этом, — прошёл всего лишь месяц, после нашей последней встречи. Если бы ему было плевать на меня, он бы не пришёл ко мне попрощаться. Конечно, расстались мы по-дурацки. Я себя вела тупо, не адекватно и он тоже хорош, мамочку боится, будто детсадовец, а не взрослый парень». Она сняла шорты, футболку, натянула купальник, взглянула в зеркало: о, боже! Она безобразно растолстела и только сейчас это заметила. Когда успела набрать столько жира? Она взглянула на раздавшуюся в ширину талию — вот что значит носить свободную одежду, даже не заметила, что растолстела. Вроде бы и не ела больше обычного, всё как всегда! Да, уж! Она ужасно огорчилась из-за того, что растолстела и решила немедленно прекратить есть, как бы ни мучил её голод. Она надвинула кепку на лоб, чтобы не слепило солнце, и вышла на участок, помочь матери обрывать усы у клубники. Села на низенькую скамеечку напротив матери и принялась за работу. Солнце в зените ослепительно сияло, щебетали птицы, казалось бы, радуйся теплу, солнышку, изумрудно-зелёной траве, но у Юльки резко испортилось настроение — не было печали — растолстела, а что будет дальше, если она так быстро набирает вес.

Мать поднялась, распрямила затёкшую спину:

— А не пора ли нам пообедать? Есть хочется! Ты хочешь кушать, Юленька?

Юлька отрицательно помотала головой:

— Я, вообще, больше не буду есть! Никогда! — она решительно тряхнула головой, как бы подтверждая своё решение.

— О, как! С чего бы это? Не хочешь — не ешь, а мы с отцом пойдём обедать.

Она позвала Юлькиного отца, и они ушли в домик, а Юлька осталась на участке. Ей надоело обрабатывать клубнику, она отбросила ножницы, ножницами она отрезала усы у клубники, пошла в дом за покрывалом — решила расстелить покрывало на травку и лечь позагорать. Родители сидели за столом и с аппетитом ели окрошку.

— Доча, садись, поешь с нами, — позвал отец.

Юлька почувствовала острый приступ голода, можно сказать — зверский. Она побыстрее схватила покрывало, чтобы не соблазняться едой и вышла из домика.

— Не приставай! — хохотнула мать, — она у нас на похуданиях! Нам больше достанется! — она взяла поварёшку и подлила себе ещё немного окрошки.

— Ну, хоть чаю попей, доча! С чёрным хлебушком! — они с матерью прыснули от смеха, представляя, как их дочка сидит в уголочке и пьёт чай без сахара с корочкой чёрного хлеба. — Отрезать тебе корочку-то?

Юлька фыркнула, ничего не ответила, расстелила покрывало и легла загорать. Мучительно хотелось есть, она пыталась отвлечься, не думать о еде, но чем старательнее она отвлекалась, тем сильнее и сильнее хотелось есть. Она не вытерпела: «Может, на самом деле, чаю выпить с чёрным хлебом, от него же не толстеют. Родители начнут подтрунивать. А, ну и пусть подсмеиваются, я безумно голодная!» Она вошла в дом. Родители уже пили чай.

— Что надумала поесть, голодающая ты наша… — пошутила мать и осеклась. Отставила чашку с чаем в сторону, ещё раз внимательно взглянула на погрузневшую фигуру дочери, — ты, что беременна?

Юлька вытаращила глаза на мать:

— Ты что? — ей, вдруг, стало дурно. Так дурно, что пришлось схватиться за дверной косяк, иначе она бы не устояла на ногах. Перед глазами всё поплыло, завертелось в бешенной пляске. — Жарко! Я, наверное, перегрелась на солнце, — она соскользнула на пол, держась за дверной косяк, в ногах не было сил.

Отец вскочил, подхватил её на руки и отнёс на диван, мать принесла стакан воды. Юлька, словно это было не с ней, отстранённо наблюдала за происходящим: отец подложил ей род голову две подушки, чтобы было повыше и легче было дышать, распахнул настежь дверь и окна. Мать поднесла стакан с водой к Юлькиному рту, она, клацая зубами о край стакана, выпила.

— Холодно! — Несколько минут назад ей было жарко, а сейчас стало безумно холодно, — укрой меня одеялом, мама и налей горячего чая, я от воды совсем замёрзла! — Она обессилено закрыла глаза.

Мать укрыла её одеялом, налила горячего чая. Юлька, захлёбываясь, всё также клацая зубами о стакан, жадно выпила обжигающе горячий чай. Откинулась на подушки и задремала. Ей снился океан, огромные волны то поднимали её на страшную высоту, то резко бросали вниз, в бездну, но отчего-то ей не было страшно. Она хохотала, точно безумная, когда волна поднимала её вверх, и замирало сердце, когда волна бросала её в пучину. Она проснулась также внезапно, как и заснула, словно кто-то толкнул её, хлопнул легонько по плечу. Она огляделась: мать с отцом тихонько, боясь её разбудить, переговаривались о чём-то. Мать увидела, что Юлька проснулась:

— Как ты? Получше? Всего минут 15 и поспала-то.

Юлька удивилась, ей показалось, что она спала долго, очень долго — часов восемь, а может быть и больше, а оказывается не больше 15минут, как сказала мать. Родители не приставали с расспросами, увидели, что с дочерью всё в порядке и ушли на участок заниматься делами. Юлька лежала, укутанная до подбородка одеялом и размышляла о материных словах: «Ты, что беременна?» Ерунда какая-то! Во-первых, Сергей сказал, что позаботится о том, что бы она не забеременела, во-вторых… Что во-вторых, она не знала и стала вспоминать, когда последний раз у неё были критические дни и не могла вспомнить. У неё ещё не сформировалась привычка отслеживать их регулярность. Она, под одеялом, ощупала груди, сначала одну, потом вторую. Ну, да грудь как будто увеличилась, но она же ещё растёт! Ей всего пятнадцатый год, и грудь, вполне, может увеличиваться, она и вырасти может ещё на несколько сантиметров. Она рывком отбросила одеяло, подошла к зеркалу, придирчивая оглядывая своё отражение. Приятного было мало: из полупрозрачной тростинки она превратилась в жирную девчонку-подростка, в неумеренных количествах поглощающую пиццу, картошку фри и колу. Внутри у неё похолодело, на лбу и на висках выступила испарина. Ерунда, — убеждала она себя мысленно, — просто много ела, вот и рабухла. Как бы в ответ на мысли о еде, проснулся желудок и грозно потребовал питание для поддержки сил организма. Спазмы голода были настолько сильными, что Юлька и в самом деле, отрезала горбушку чёрного хлеба, налила уже остывший чай и забралась с ногами на диван, попеременно откусывая кусочки от горбушки и запивая холодным, без сахара чаем.

Пришло время возвращаться домой. Они сели в легковушку: отец за руль, мать — рядом, Юлька на заднем сидении. За окном автомобиля мелькал пригородный пейзаж, обычно Юлька любовалась природой, восторженно восклицала: «Ой, какая красивая ёлочка! Смотрите, какая изумрудная травка на полянке! Какие тонконогие берёзки! Смотрите!» — чем ужасно раздражала отца: «Не отвлекай меня от дороги! Любуйся молча!» Она честно пыталась восторгаться «про себя», какое-то время у неё это получалось, но потом эмоции снова захлёстывали, и она вновь начинала громко и вслух восхищаться пейзажем. В этот раз она молчала, не было настроения любоваться красотами природы. Тоска неопределённости безжалостно грызла, терзала её: «А, вдруг, то о чём спросила мать — правда? Нет, — она резко помотала головой, как бы пытаясь отогнать тревожные мысли, — этого не может быть! Не-е-ет! Не хочу! Нет! Нет! И ещё раз нет!» — чуть не закричала она, но вовремя спохватилась. «Как так? Как так?» — пульсировало у неё в висках, она покосилась на мать, та отвернулась и смотрела в окно. Они въехали в город.

— У аптеки притормози, — сказала мать отцу, тот кивнул.

Через некоторое время отец припарковал машину у аптеки. Мать вышла:

— Скоро приду, — она закрыла дверь автомобиля и зашла в аптеку.

— Какое лекарство мама собирается купить?

— Вернётся — спросишь! — немногословно буркнул отец, — только бы не три часа там торчала. Знаю я вас — женщин! Скажите: пошла на пять минут, возвращаетесь через полдня!

У Юльки вырвался смешок:

— Папа, тебе лишь бы нас с мамой критиковать!

Мать и правда вскоре вернулась, села в машину. Подъехали к дому, поднялись на свой этаж, зашли в квартиру.

— Чур! Я первая в душ! — Прокричала Юлька из своей комнаты. Она всегда мылась первая после садово — полевого отдыха, так уж повелось. Она достала из шкафа свежее бельё, халатик и уже собралась пойти в ванную, как в комнату вошла мать, она что-то держала в руке.

— Сначала сделай тест, потом пойдёшь мыться, — спокойным тоном произнесла она, ни один мускул не дрогнул на её лице.

— Какой тест? — похолодевшим голосом, произнесла Юлька. Она прекрасно поняла, о чём говорит мать, но ещё надеялась, что, может быть, обойдётся, — зачем?

— Затем, чтобы точно знать НАШУ ситуацию, — она выделила интонацией «нашу», как бы подчёркивая, что она не одна, с ней её семья. И, первую очередь, конечно, с ней мать.

— О, боже! — Юлька покорилась.

Через несколько минут она вернулась — в лице ни кровинка, в глазах плескался ужас и отчаяние. Она, молча, подала тест матери — две полоски. И, вдруг, резко уткнулась лицом в ладони и разрыдалась.

— Теперь — то уж что рыдать, — всё также спокойно и даже как-то по — будничному, произнесла мать. Примерно, как если бы она сказала: «Дома соли нет, сбегай, дочь, за солью в магазин». Она прижала Юльку, точно той было лет пять, погладила по голове, по спине, — ну, хватит, хватит! Не плачь! В твоём положении это вредно. Иди в душ, я пока ужин на скорую руку приготовлю, чай заварю. Иди, мойся, только недолго! Мы тоже хотим помыться, — точно ничего и не произошло, будто не было двух полосок. Будто они, как обычно, вернулись с дачи и шутливо переругиваются: кто будет мыться первым, почему кто-то моется долго, остальным тоже надо…

Помылись, ужинали молча. Юлька поняла — отец знает! Мать ввела его в курс произошедшего в их семействе. Поели, отец вышел из-за стола, пошёл в спальню, мать стала убирать со стола. Юлька сидела за столом, не зная, что сказать матери, как оправдаться.

— Ну, что сидишь! Иди, ложись, устала же после садовых работ. Ложись! Ложись!

Юлька, послушно вышла из кухни, юркнула в постель и затряслась от рыданий, спазмом, сжимающих горло. Вошла мать, включила ночник, увидела зарёванное лицо дочери:

— Ты что? Ну, перестань, не надо, не плачь, мы рядом с тобой, ты не одна, девочка моя! — мать гладила её по голове, точно малышку, промокнула ей слёзы краешком пододеяльника. Мать ещё долго — долго гладила её, шептала слова утешения и Юлька незаметно заснула. Под утро, во сне, она увидела розовощёкую куклу — младенца в розовом костюмчике, с пустышкой в крохотном ротике, очаровательные голубые глаза смотрели на Юльку с любопытством и удивлением, как бы спрашивая: кто ты такая? Так это же просто кукла! — счастливо смеялась Юлька, — ура! Это просто кукла! Я назову её… Она стала думать, как назвать куклу, но не могла придумать имя — ей все имена казались неподходящими. Она проснулась, луч солнца пробился сквозь узкую щель между шторами и уютно расположился на коврике около Юлькиной кровати. Она ощупала грудь и живот, ей показалось, что за ночь они ещё больше увеличились. «Жаль, что это был всего лишь сон», — произнесла она вслух. Очаровательная куколка — младенец до сих пор «стояла» у неё перед глазами. Юлька прислушалась: мать гремела кастрюлями в кухне, тонкий аромат свежезаваренного кофе проник в Юлькину комнату, она жутко захотела есть. Посмотрела время 11:45. Ничего себе, я сплю! Почти полдня проспала! Она умылась, проскользнула в кухню, жадно втягивая в себя запах кофе, села за стол, стараясь не смотреть на мать.

— Доброе утро! — мать поставила перед ней тарелку: яичница из двух яиц, сосиска, поджаренный кусочек хлеба.

— Наверное, мне надо в больницу? — неуверенно спросила она у матери, когда закончила есть.

— Конечно, как же иначе. На учёт встать, наблюдаться у врача, проверять здоровье твоё и младенца.

— Может быть, — Юлька замолчала, не смогла подобрать правильных слов.

Мать села рядом с ней, подперев щёку ладонью, всмотрелась в её лицо:

— Кто отец? Надо его поставить в известность. Он совершеннолетний? Взрослый?

Юлька помотала головой:

— Ему семнадцать. Серёжа. Ты помнишь его? Ты же его видела.

— А, припоминаю! Русоволосый такой паренёк с испуганным выражением лица.

— Почему это с испуганным выражением! Нормальное у него выражение.

— Позвони ему, прямо сейчас и скажи. Он тоже ответственен, почему не предохранялись, если уж вступили в связь?

— Его мать отобрала у него телефон и заблокировала меня. Его перевели в престижный лицей в Москве, и у меня больше нет с ним связи.

В проёме двери появился отец:

— Ты знаешь, где он живёт?

Она помотала головой:

— Я же только что сказала маме, его отправили в престижный лицей, в Москву, — она зябко повела плечами, ей стало не по себе от отцовского «допроса с пристрастием».

— А где живут его родители? Здесь, в нашем городе, знаешь, где они живут?

Она кивнула, не поднимая глаз на отца.

— Значит так, — короткими, отрывистыми фразами говорил отец, точно пытался разрубить узел, в котором запуталась его единственная дочь, — сегодня — завтра, идёте к врачу, берёте справку, что ты беременна, какой срок и так далее, мать лучше всё это знает. Потом идём домой к его родителям, будем решать. Ты не должна одна нести ответственность за то, что произошло.

— Я не пойду к ним! Просто сделаю аборт и всё! Она меня выставила, как будто я сплю со всеми парнями подряд! — у неё сорвался голос, задрожал, хлынули слёзы.

Отец не мог видеть как его дочурка, совсем ещё девчонка только-только начинающая оформляться в девушку, сотрясается от рыданий.

— Ну, всё! Всё! — он прижал её к груди. Грубовато, как умел, поцеловал в макушку, погладил, — и никаких абортов! Ещё не хватало убивать моего не рождённого внука! Я запрещаю! Ты поняла меня, Юлия?

Она несколько раз мелко-мелко кивнула:

— Папочка, но что же я скажу в школе? Буду пузатая на уроках сидеть? Мама скажи ему! — истерично взвизгнула она, — скажи, пожалуйста!

— Раньше надо было думать! Когда в кровать к нему прыгнула! Сейчас что об этом говорить! — сказал «как припечатал» отец.

— Ну, всё! Тихо! Тихо! Успокаиваемся! Всё нормально! Родится ребёнок! Не чужой, а наш и мы его будем любить, воспитывать, всё будет хорошо, Юленька! Успокойся, не надо так нервничать, это очень вредно в твоём положении.

На следующий день, Юлька с матерью сходили в женскую консультацию, Юльку поставили на учёт. Беременность очень рискованна для девочки-подростка. Организм ещё полностью не сформировался, а ему предстоит справляться с трудной задачей вынашивания и рождения младенца. Срок уже был достаточный, чтобы определить пол ребёнка: «Мальчик», — сказала врач, исследуя плод на УЗИ.

Мать с Юлькой вернулись домой со справками из женской консультации: срок беременности, описание состояния плода, состояние будущей матери, пол ребёнка и предполагаемая дата рождения.

— У нас будет мальчик! — с порога, объявила мать отцу новость.

— Нормально! Алексей, значит! Лёшка родится! Добро пожаловать! Мы тебе рады! — отец искоса, покосился на, пока ещё не очень большой, Юлькин живот.

В тот же день, Юлькины родители решили пойти к Сергею домой на разборки.

— Просто покажешь, где они живут, и уйдёшь домой. Мы поговорим с ними, обсудим, что они думают, по этому вопросу и пусть Сергей несёт солидарную ответственность за своего будущего сына.

— Папа! Ну, пожалуйста, пожалуйста! Не надо к ним идти! Она не будет разговаривать с вами, она ненавидит меня! Я знаю это! Лучше я сделаю аборт! Пожалуйста, отведите меня в больницу, пусть мне всё уберут. И, клянусь, я больше не буду встречаться ни с одним парнем! Обещаю! — она, сотрясаясь от рыданий, упала в кровать и уткнулась в подушку.